Мансур
Часы показывали 4 часа пополудни.
– Еще рано… Пойдут в 6…
Эргашев снял маску. Пятница была неоперационным днем. Но в час дня привезли на «скорой» непредвиденного «аппендикса», вызвали срочно нарколога, Мансур вырезал чертов отросток, быстро, профессионально. Все обошлось хорошо…
В 16—10 Мансур посмотрел на часы: – «Успеваю» – подумал с облегчением и…
– Мансур Эргашевич!!! Там – КАМНИ!! Ой, как кричит!!
Мансур удивленно оглянулся. В дверях стояла испуганная медсестра.
– В какой палате?!
– Двадцать третьей.
Хирург почти бежал по коридору, Хосият, заметно отставая, семенила за ним.
– Новокаин! Блокаду! – не оглядываясь, гаркнул Мансур.
– Да, да, сейчас. – Сестра юркнула в ординаторскую.
– Камни в почках – это всегда очень ПЛОХО! Неужели придется «резать»? – Мансур переступил порог 4-х местной палаты.
У окна на кровати корчилась молодая женщина. Копна темно-рыжих кудрей разметалась по подушке, точеные черты лица искажала страдальческая гримаса.
– Ну, ну, красавица, потерпи… Сейчас, сейчас станет легче… – Мансур наклонился к больной…
И – отшатнулся.. Это была – ОНА!! ГАДИНА! ТВАРЬ!!
Руки автоматически ощупывали живот, делали уколы, нежно, заботливо «глушили» приступ коликов…
А в памяти молниеносно пронеслось полжизни…
Агалык… Тихая, размеренная жизнь. Они с двоюродным братом вернулись со «второй кичкины» (кичкина – маленькая, перводится как маленький приток), держа в руках кукан с рыбой. Во дворе – переполох, мать мечется с узлами, отец со своим братом грузят курпачи (одеяла) в грузовик.
– Ота, (отец) что случилось?
– Ничего сынок, просто в город переезжаем.
– Зачем?!! – у Мансура больно заныло в груди.
– Там – лучше… Работа у меня будет хорошая, учиться в институте будешь…
Квартира в многоэтажном доме ужаснула Мансура тем, что ТУАЛЕТ оказался в жилых комнатах!!! – Самое отвратительное и постыдное, что только можно придумать!! А вот душ с горячей водой – это чудесная сказка!
У него была отдельная комната с «русским» письменным столом и «раскладушкой». Первое время он стаскивал постель на пол, потому что никак не мог уснуть в круглой прогнувшейся «люльке». Позже отец купил ему узенькую тахту – современный удобный диванчик.
«Пятиэтажка» наводила сиротливую скуку. Темные подъезды, лестницы… Зачем так высоко подниматься в свое жилище? ТАМ все было рядом – виноградник, грядки с помидорами, фруктовые деревья… А здесь? Что бы дома были яблоки, надо было за ними тащиться через весь город на базар!
Но время лечит… Правда – очень медленно…
Постепенно Мансур, не то, что бы привык к городской жизни, а, скорее, смирился с ней…
Длинными летними вечерами он выходил во двор, садился на скамейку и грустно наблюдал за шумной ватагой «городских» ребят, вспоминая родные горы… – Сейчас бы они с Маруфом весело плескались в теплой Агалычке, или пили бы чай с дядей Саидом – колхозным чабаном далеко от кишлака, где он пас своих овец…
– Да-ай! Дай мне! Надо чуть-чуть отпустить!
– На-аоборот!! Натянуть! Натянуть!!
Неожиданный крик противно прервал такое счастливое воспоминание! Мансур с досадой «вернулся» в пыльный двор без травы, без речки, без садов и огородов.
Двое подростков, вырывая друг у друга нитку, пытались запустить бумажного змея.
– Э-э, дураки, все равно не полетит, ветра-то совсем нет … – машинально отметил про себя Мансур.
– А дайте мне подержать?! – раздался еще один голосок.
Мансур оглянулся – это Ленка вышла, как всегда нафуфыренная, в лакированных красных туфельках на малюсеньком каблучке, в черной коротенькой юбочке в мелкую-мелкую складочку (тогда он еще не знал, что ЭТО называется – плиссе). Крупные рыжие кудри, подвязанные белым «газовым» бантом, шикарно рассыпались по спине! Ну! – Куколка! Не земная, фарфоровая, такая вся тоненькая. Изящная!
– Да, иди, ты! Тебя только здесь не хватало! – рявкнул Толян.
Ленка обиженно поджала губы: – «Дурак»! – коротко отреагировала на грубость.
Мансуру стало стыдно за все мужское население планеты! – «Как он мог? Этой – ФЕЕ!! Этой…, этой – сказочной принцессе! Ляпнуть – „иди ты“! Неужели они не видят – КАКАЯ она?!!»
Мансуру захотелось утешить девочку:
– Лена, айда со мной на кино? – улыбаясь, он протянул руку к воздушному созданию…
– «На кино»? Да пшел вон! Зверь вонючий! – злые глазки презрительно сощурились, гордо тряхнув золотыми кольцами блестящих волос, девочка резко развернулась на 180 градусов на своих чудо-каблучках и «поцокала» прочь.
Предательские, «бабские» слезы хлынули по щекам. От неожиданности Мансур онемел…
Мальчишки продолжали спорить, крича друг на друга. Они ничего не заметили.
Отвернувшись, скрывая рыдания, Мансур бегом бросился за дом:
– Тварь! Гадина! Джаляб! (проститутка) Сука! Все они – суки! – прислонившись к стене из жженого кирпича, он долго истерично ругался, размазывая нескончаемые потоки по щекам:
– Все! Все они! Если уж… То и все остальные!!
Наконец слезы кончились. Хотелось пить.
С того самого вечера Мансур смотрел на всех русских куколок через призму яростной ненависти…
Прошло года 4. Как-то ранней осенью он помогал отцу разгружать открытую «полуторку» с картонными коробками, в которых были запечатаны мужские хлопчато-бумажные брюки. Скинув рубашку, он подтаскивал коробки к открытому борту и подавал их отцу.
– Вон еще одна… Тоже – чистенькая, красивая… а сама…
Внизу «плыло» голубенькое, по-детски наивное, но уже осознавшее себя хорошенькой, милое создание.
– Эй! Дэвюшькя! – Мансур улыбнулся, предвкушая месть. – Вон как зыркнула, сучка. Лыбится…
Ничего… Сейчас перестанешь…
– Эй! Дэвюшькя! Пизду да-а-й!? – (что? Не понравилось? Кажется, ревет…)
Но вместо удовлетворения, на душе стало тошно!. Так тошно, что захотелось плюнуть себе в рожу… И он плюнул. На нее. Втянув носом из носоглотки все, что было возможно, он смачно харкнул.
Он не понял – почему комок больно сковал горло. Отныне вместо той, казалось вечно-ноющей раны, нанесенной маленькой жестокой стервой, открылась новая, тоже очень болезненная, но в то же время – ПРЕКРАСНАЯ, безответная, невозможная… (любовь, что ли?)
Почему-то с того дня она стала постоянно попадаться ему на глаза.
Он знал, что в час дня она выскочит из школы со своей подружкой и они будут хохотать всю дорогу. Он знал, что она попрется на школьный вечер и там будет танцевать с кучкой девченок, надеясь, что какой-нибудь «фраер» пригласит ее на твист. Он знал в какой колхоз повезут их школу на хлопок, и он будет таскаться пешком за 7 км к ним на танцы, но НИКОГДА не пригласит ее… Но самое отвратительное оказалось тогда, когда рядом с ней замаячил «длинный»! Как мерзко она хихикала, когда шла с ним подручку!
Недалеко от ее дома рос тутовник с густой низкой кроной. Это был очень удобный наблюдательный пост – Мансур отлично видел ее сквозь листву, скрываясь за толстым стволом, а она его – нет!
Прошло лет 7. Он закончил мединститут. Она выскочила замуж за своего «длинного», родила сына… Пропасть между ними увеличилась до космических размеров, т.е. – навеки.
Однажды отец объявил ему, что пора жениться. Мансур непонимающе уставился на него: – «Зачем?»
– Что – зачем? Тебе сколько лет? В твоем возрасте у нас с матерью уже было двое детей!
– Да на ком мне жениться? У меня и девушки-то нет!
– Есть… одна, дочь моего друга. Молодая, красивая, что еще нужно?
– Как что?! Любовь!
– Вот женишься – и будет тебе любовь. Все! Дело решенное!
Мансур возмущенно встал, хотел было возразить, но вдруг неожиданно передумал: – А что? Она же вышла замуж? И я женюсь! И забуду эту дурацкую «безнадегу»! И, наконец, избавлюсь от этой маниокальной потребности видеть ее!
– Хорошо, отец. Но ты нас хотя бы познакомь перед свадьбой.
– Конечно! Конечно, сынок! – обрадовался Эргаш.
Дильбар только закончила школу. Ей не было еще и 18-ти лет, когда мать сказала, что отец нашел ей жениха. Густо покраснев, девочка боролась с внезапно нахлынувшими на нее противоречивыми чувствами: с одной стороны – стыд, досада, конец веселой детской беспечности, с другой – гордость, любопытство, счастье быть любимой!
– А кто он, мам?
– Врач. Очень хороший человек.
– Старый?
– Нет. Он молодой и красивый. Сегодня придет к нам в гости с родителями. Мы будем разговаривать, а вы пойдете погулять в парк.
Дильбар кинулась к шкафу и дрожащими руками начала выбирать себе платье.
Она влюбилась в него с первого взгляда! Сердце предательски колотилось в груди так громко, что, казалось все слышали его «грохот» в радиусе 5 метров от нее! Но – то ли это был только ее вымысел, то ли – действительно никто ничего не заметил, но все – и гости, и хозяева приветливо и спокойно поговорили о погоде и о хорошем урожае хлопка, ожидаемом в этом году.
– Слава Аллаху, Дильбар в этом году не поедет на хлопок – сказал Эргаш.
– Да! В эту осень у нее будут совсем другие заботы. – С улыбкой ответил Махмуд.
Дильбар покраснела и готова была сквозь землю провалиться. Заметив ее смущение, Мансур протянул ей яблоко:
– Попробуй, какое оно спелое! Если посмотреть через него на солнце, то можно семечки увидеть.
– Вы шутите?
– Нисколько. Вот, подойди сюда. Ну-ка, глянь.
Дильбар вышла из тени виноградника и посмотрела через зеленовато-желтый плод на яркий солнечный диск. Яблоко действительно стало почти прозрачным.
Длинные столы, установленные в 3 ряда, упирались в короткий – четвертый, расположенный перпендикулярно к ним. Он был предназначен для жениха с невестой и их родителей. К тополям привязали ковры – получилось какое-то подобие зала. Множество электроламп ярко освещали свадьбу. Небольшой, «живой» оркестрик громко играл национальную музыку. Перегороженный уличный проезд, обильно политый и чисто выметенный, преобразился в сверкающую праздничную сказку…
Нежное детское личико спокойно, непривычно и трогательно лежало на груди Мансура.
– Я никогда тебя не обижу. Ты всегда будешь под моей защитой… – разглядывая сонную безмятежную девушку, Мансур обещал ей вечную заботу.
Словно услышав его внутренний голос, Дильбар улыбнулась и, открыв глаза, плотнее прижалась к мужу, обнимая свободной рукой его за талию:
– Я так люблю Вас, Мансур-ака… (ака – дядя)
– Тебя! Тебя! И – просто – «Мансур»! Повтори!
– Нет, нет! – Дильбар покраснела и счастливой бабочкой вспорхнула с кровати.
Теперь после работы Мансур торопился домой. В одной руке – арбуз, в другой – мясо, помидоры, зелень.
Дильбар бежала к нему навстречу со счастливой улыбкой, обнимала за шею и целовала в щеки, в губы, в глаза…
Они часто ходили в гости к родителям, к друзьям, или в кино. Многолетняя «зубная» боль, мучившая душу, куда-то исчезла, оставив, наконец, Мансура в покое.
– Диля, мы в субботу идем к Левиным – у него день рождения.
– А во сколько?
– К шести. Стол будет на улице, так что приготовь кофточку. – Мансур поправил галстук перед зеркалом и направился к двери:
– Хай, Дильбарджен, я – на работу!
Дильбар, как всегда, тут же оказалась перед любимым и с готовностью подставила губы. Не успел Мансур обнять девушку, как она вдруг начала безвольно оседать. Мансур подхватил побледневшую жену и понес к дивану:
– Что?! Что с тобой! Дильбарджен! – вернувшись из кухни со стаканом воды, он в страхе опустился перед ней на колени:
– Ну же! Очнись! Миленькая! Несколько капель соскользнули с его пальцев, коснулись серых щек и каких-то неестественных голубоватых губ.
– Ну-ка, попей! – Мансур попытался приподнять ее голову и неуклюже, тыча стаканом в неподвижное личико, облил его:
– Что случилось, Диличка? Очнись!
Дильбар удивленно открыла глаза:
– Почему Вы не на работе? Зачем я лежу здесь?
– Слава Аллаху!! Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит? Сердце? Живот? Тошнит?
– Нет, нет, Мансур-ака, все хорошо. – Естественные розовые краски вновь разлились по щекам и губам. Она как-то лукаво улыбнулась и села с торжественно-загадочным видом:
– А еще – ВРАЧ…
У Мансура совсем «снесло крышу». – «Про что это она? Причем здесь – ВРАЧ?» И вдруг бешеная мысль ярким лезвием пронзила туман:
– Ребенок?! Ты беременна?!!!
– Ну, да… А что тут удивительного?
– Диличка! Солнышко! Родненькая моя!!! – Мансур подхватил тоненькую девочку и закружился с ней по комнате.
Естественные розовые краски вновь разлились по щекам и губам…
– Что? Доктор? Операция?
– Нет, красавица, пока – нет. Отдыхай. Не сегодня, во всяком случае. Все хорошо…
Мансур похлопал ее кисти рук. – «Не узнала. Ну, и, слава богу…»
Машинально глянув на часы, он вдруг заторопился: – «Черт, уже, наверно на остановке…»
Сдернув на ходу халат, он бросил его на вешалку в ординаторской и заторопился к автобусной остановке. Ему повезло, тут же подошел «21-й». До Багишамала было минут 10 езды…
– Э-э-эх… Опаздываю.
Водитель автобуса, видно, отстал от графика и теперь нагонял упущенное время.
– Ну, давай! Давай, дорогой! – Мысленно подгонял его Мансур.
Через дверные стекла он увидел ИХ – три женщины, трое мужчин и четверо детей. Женщины сидели на рюкзаках, мужчины стоя, курили, дети бегали, кричали и смеялись, не реагируя на замечания взрослых.
«Конечно, она опять вырядилась в короткие белые (кримпленовые, что ли?) шерты! Дура! И куда муж смотрит? Идиот!» – Он уже не радовался, что УСПЕЛ!, а привычно злился, глядя на нее. Ведь она была его женщиной, но не знала об этом. И никто не знал… Бесстыдно-голые, загорелые ноги, согнутые в коленях, дразня и мучая его необоснованной ревностью, выпрямились – ОНА встала. Лучше бы сидела!!! Круглая крепкая попка сводила с ума. Дикое желание обладать ею, белой пеленой затуманило сознание. Он прислонился к дереву, вздохнул, или застонал?, опустив веки. – «Еще не хватало плюхнуться в обморок! Да я – ненормальный! Шизофреник! Урод! Сколько раз я давал себе слово забыть ее! Жить так, словно ее нет в природе!»
– Вам плохо, молодой человек? – седая женщина интеллигентного вида озабоченно наклонила голову.
– Нет, не волнуйтесь… Просто – нервы…
Они уехали на «семерке», как всегда. В «старом городе» пересядут на последний Агалыкский автобус, выйдут на конечной в кишлаке и попрутся в горы, за пионерские лагеря, за последнюю «кичкину»… На хрена! На хрена им это надо?!! Почему бы, как нормальным людям, не сводить детей в парк, не покормить их мороженым? Не покатать их на карусели?
Тупая, неопределенная боль комком подкатила к горлу – ЭТО ОН ИДЕТ С НЕЙ ПО ГОРНОЙ ТРОПЕ! ВЕСЕЛЫЙ И СЧАСТЛИВЫЙ! ЭТО ЕГО ДЕТИ, ТО ЗАБЕГАЮТ ВПЕРЕД, ТО ОСТАНАВЛИВАЮТСЯ, ДИВЯСЬ НА ОГРОМНЫЙ «ЦАРЬ-КАМЕНЬ», ПОСЕРЕДИНЕ ЗЕЛЕНОЙ ПОЛЯНЫ, ЭТО ОН – ЕЕ МУЖ!!!
На следующее утро, в субботу, Мансур проснулся в 6 утра по привычке. Вспомнив, что сегодня дежурит Левка, он недовольно поморщился – это означало, что ему незачем идти на работу. Предстояло 2 дня маяться от скуки, не зная, куда себя деть и – ждать…
Мансур попытался поспать еще. Через настежь открытое окно, приятный ветерок еле заметно играл тюлевой шторой. Натянув на себя пододеяльник, он повернулся на бок… Шорох листьев высоких тополей монотонно-убаюкивающее шептал: – « Отдыхай… отдыхай… любовь… ты – любим…»
Неожиданно, громкая музыка бестактно оборвала мурлыкающюю нежность полусна, нагло ворвавшись в раннее утро.
Это Гулька – младшая сестренка, черт бы ее побрал, затеяла ни свет, ни заря уборку, и врубила радио на полную катушку!
Натянув брюки, Мансур босиком вышел коридор:
– Гульчихра! Сделай потише! Суббота же! Всех соседей перебудишь!
Гулька, убрав рукой спадающие на лицо тонкие косички, в два прыжка метнулась к репродуктору:
– «В Намангане яблочки, зреют аро…» – замолчала певица на полуслове.
Мансур зашел в ванную – вода еще была. С наслаждением подставив лицо под теплый душ, он подумал: – «Хорошо, что не « провалялся» до 7-ми, а то бы не успел искупаться…»
Воду днем отключали. Ее всегда не хватало в Средней Азии. Приходилось рано утром, или ночью набирать все емкости: ванну, ведра, кастрюли…
– «А там – они целый день плещутся в Агалычке»… Неожиданное решение – «Я тоже буду там!» в момент прервало предстоящую 2-х дневную мучительную скуку.
– «А, действительно! Что мешает мне навестить родственников? Сходить с Маруфом на рыбалку? И – вообще…»
Это был просто спасительный предлог – УВИДЕТЬ ЕЕ СЕГОДНЯ ЖЕ! Но Мансур не думал об этом. Главное – не сидеть в 4-х стенах наедине с удушающей тоской…
– Конечная! Агалык. В город поедем через… – конец фразы Мансур уже не слышал. Выйдя из автобуса, он глубоко вдохнул горный воздух.
– «Как хорошо!»
Плавные изгибы холмов, покрытые, вызженной солнцем, колючей желтой травой, поднимались высоко к скалистым вершинам… Пахло степью. Ощущение абсолютной свободы пьянило, наполняя каждую клеточку беспричинной легкой эйфорией.
Мансур потянулся, раскинув руки. Легкий теплый ветерок надул парусом рубашку: – «Ну! Полетели?» – шепнул в ухо.
Ноги сами по себе понесли его вниз, быстро-быстро перебирая мелкими шажками.
Солнце клонилось к западу. Уже весь правый склон Агалычки был в тени и казался с левого берега, еще ярко освещенного, серым, смазанным, мутным массивом. Сашка, медленно ступая по мягкой изумрудной траве, направилась к речке. Войдя в теплую, словно ленивую воду, она легла на спину. Подпаленное солнцем за день тело, с наслаждением погрузилось в ласковые объятья озерца. Над головой высоко-высоко «звенело» ярко-синее бесконечное небо…
Сашка непроизвольно улыбнулась: – «Ну, надо же! И ни одной тучки! Ни одной!!» – вспомнила тетку, приехавшую погостить из далекой России. Она с детским восторгом каждое утро подходила к окну и, выглядывая из него, не переставала удивляться на протяжении 2-х месяцев: « – Ну, надо же! И ни одной тучки!! Ну, ни одной!!!»
– Теть Нин, да – лето же! Какие могут быть тучи?!
– Ну, как же, летний дождичек, это ж, обязательно…
– Дождь?! ЛЕТО-ОМ?! Не бы-ва-ет!! Лето – это солнце, жара!
Но тетка, не веря своим глазам, каждый день все надеялась увидеть «хоть одну тучку»…
Вдруг Сашка почувствовала чей-то пристальный взгляд. Она встала по пояс в воде, оглянулась: Демин чистит рыбу, Костик у костра возится, Анька хлопковым маслом мажется…
Повернувшись к противоположному – тенистому берегу, она заметила двух пастухов, погонявших стадо баранов.
– Хм… бараны, что ли уставились?
Тело покрылось «мурашками» и Сашка снова плюхнулась в тепленькую водичку.
– Акула!! Каракула!! – заорали дети, окружая Сашку.
Она еле успела нырнуть под воду от яростно бьющих со всех сторон, струй.
Отплыв на безопасное расстояние, она вдруг горбом поднялась, растопырив пальцы с длинными темно-вишневыми ногтями, страшно вытаращив глаза и широко открыв рот, медленно направилась к напугавшим ее, детям:
– Я – акула-Каракула! Распахнула злую пасть! Не хотите ли к акуле вы – попасть?!
Дети с визгом бросились врассыпную и начали окружать Сашку, нещадно лупя ладонями по воде.
Сашка крутилась вокруг своей оси и «страшно» почти хватала кого-то из приблизившихся ребят.
– А-а-а! – с визгом увертывался тот, но с другой стороны уже следующий смельчак норовил залепить ей в лицо очередную «шлепающую» волну.
Первобытные, необузданные вопли наполнили ущелье диким шумом.
– Санька бесится… – улыбнулась Лерочка.
– Нормально… Общается с молодежью – вяло подтвердила Аня и – вдруг заорала:
– А! А-а-а!!! А-а! – подпрыгнула и понеслась в кричащую веселую кучу.
Дети, не ожидавшие такого вероломства от тети Ани, с еще большим визгом бросились врассыпную…
– Ай-я-а-а! – по индейски заорал Дима и с разбегу, «бомбочкой» прыгнул в озеро.
Костик бросил свой костер и медленно, по- медвежьи, тоже полез в воду, наровя схватить чью-нибудь маленькую пяточку…
Неудержимое веселье, взорвавшее тишину, бесновалось еще с полчаса. Но понемногу уставшие, наоравшиеся, накупавшиеся, посиневшие дети и взрослые, впавшие в детство, выбрались на берег и, молча, полезли вверх по склону ущелья на солнышко, потому что зеленую лужайку уже накрыла тень.
Жара, наконец, спала. Голос диктора бодренько вещал с экрана телевизора о достижениях в народном хозяйстве. Сашка дремала, лежа поперек дивана, ожидая художественный фильм после новостей.
Раздалась «птичья» трель входного звонка. Сашка глянула на часы, стрелки показывали 21—20.
– Лежи, я сам – буркнул Костик, куривший во дворе, через открытое окно.
– Константин Степанович Костик?
– Да-а…
– Рядовой Кубарин – солдатик козырнул и протянул листочек бумаги: – «Вам повестка в военкомат, распишитесь вот здесь».
– На переподготовку что ли?
– Вам все объяснят на месте. Угу – забирая расписку, удовлетворенно промычал солдатик. – «Всего доброго!» – козырнул и ушел.
В тусклом свете уличного фонаря Костик попытался прочитать текст на сероватом листке, но мелкий шрифт сливался в черные полоски.
– Кто там? Коть? – Сашка зевнула, вопросительно глядя на вошедшего мужа.
– Да повестка, на переподготовку, что ли…
…надлежит явиться с вещами по адресу: Гоголя 30 в 8—00, для ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы. При себе иметь: военный билет, две пары сменного…
– Ни фига себе?! Вот так? Просто? Там же – ра-ди-а-ци-я! – буквы запрыгали перед глазами, мысли смешались в туман: – не правильно! Несправедливо!
Нужна специальная подготовка. Не может быть…
– Ну? Кость?
– Меня в Чернобыль отправляют…
– Как?! Тебя?! – Сашка в ужасе вскочила и выхватила из Костикиных рук листок.
– А что я – особенный?! – зло рявкнул Костик.
– Надо что-то делать… Надо позвонить отцу, он позвонит Гофману, Гофман же в гражданской обороне работает! Он должен, знать кто отвечает за списки, он вызовет, вычеркнет… – Сашку колотил озноб.
– Кто? Куда? Позвонит? Саша! Посмотри на часы! Половина десятого!
– Нет, нет! Звони отцу! – Сашка сама уже судорожно набирала номер. Телефон не работал. – «Беги к отцу, Костя!»
– Да – бред, Сань, пока доберусь, будет уже 11.
– Все равно! Костенька! Миленький!
– Собирай лучше шмотки, Сань. Ни я – первый, ни я – последний…
– Нет! Нельзя же! Вот так! Это же не война! Ну не придешь завтра! Опоздаешь. Скажешь – «кусак касал» – чуть улыбнулась Сашка.
– Ты же – офицерская жена!
– Все равно, иди к отцу.
– Ну, ну, успокойся. Ты же умная девочка. Мы ничего не успеем…
– Костик! Ну, пожалуйста! Мы здесь уже полчаса базарим!
– Не час, а – 7 минут.
– Я сейчас от Григорьянов позвоню – Сашка, судорожно, одев босоножки, помчалась к соседям. – Ох, поздно, вдруг уже спать легли? – нажимая на кнопку звонка, она нервно переступала с ноги на ногу.
– Кто там?
– Я, Андроник.
Послышался скрежет открываемой калитки.
– Что – ни будь случилось? Проходи, проходи, Сашенька.
– Ой, Андроник! Случилось! Костю в Чернобыль отправляют.
– Ну! Не переживай так. Завтра я к Блинову зайду, у него в комендатуре есть связи, что-нибудь… Ну? Упокойся.
– Да не получится ничего. Ему завтра к 8-ми надо быть в военкомате с вещами. Я позвонить пришла, у нас телефон не работает. Можно?
– Конечно, конечно!
Сашка вошла на террасу. Занавески на открытых окнах чуть шевелились от сквозняка. В углу стоял телек. Все тот же диктор под знакомую мелодию рассказывал о погоде на завтра… Спокойно, уютно. И нет никакой беды…
– Ало! Мама? Позовите пожалуйста… Спит? Разбудите, мам, очень нужно! … Да! Случилось! Костю в Чернобыль забирают. Завтра будет поздно!
– Ало, Саша? – наконец ответил густой баритон. – Ну, ну, слушаю… А что же вы раньше думали?… Только сейчас? Не плачь, не плачь, дочка. Я попробую… Я постараюсь… Конечно… Естественно…
Поезд тронулся в 9—15. Заплаканная Сашка стояла на перроне с Екатериной Петровной и Степаном Ивановичем. Из открытого окна вагона улыбался Костик: – «Не горюй, Саня! Вернусь через 3 недели, еще в пещеру сходим! О-бя- за-тельно-о!»
– Какая там пещера? Живой бы вернулся. О-о-ох! Котенька!! – обнявшись со свекровью, думала Сашка, молча вздыхая и обливаясь слезами.
– Ну, хватит, хватит сырость разводить. Бог даст – все обойдется. Вернется! Сейчас, знаете, какие есть меры защиты? Я уверен – все новейшие средства там применяют! – бодро баритонил свекр, думая при этом, как скорей отозвать единственного сына из пекла…
На перроне группа студентов с гитарой хором весело пели грустную песню: – «Понадежнее было бы рук твоих кольцо, покороче б, наверно, дорога мне легла…»
Внезапно новый прилив горя с чувством вины – это ОНА не удержала, не сомкнула руки кольцом вокруг любимого, – вновь градом покатился из глаз…
Тогда он не удержал ее, не остановил, отпустил, а теперь – она ответила ему тем же, «отомстила»…