ЧАСТЬ I
ГЛАВА 1
Взгляд покрыла дымка воспоминаний. День с последними лучами солнца стремился за горизонт. Вместе с ним уходили тревоги и радости, разочарования и проблески надежды. Забывались приступы усталой надменности и надменной вежливости, которая всегда была столь умело напущена этим человеком, что всегда вызывала зависть и восхищение, обожание и ненависть к нему врагов и знакомых, приятелей и коллег… Он пытался успокоить разбежавшиеся мысли и увлечься легкой фантазией, имеющей хорошо наблюдаемою мной основу для складывающейся иллюзии.
Так вот, он хорошо умел строить и воплощать иллюзии. Казалось, что он знает гораздо больше, чем показывает, чтобы никто не питал к нему возвышенных надежд и не ждал обещаний.
Мысли были застигнуты врасплох неожиданно пришедшей, словно бесшумно ступающей по пятам волчицы, тьмой, окутавшей все кругом и поглотившей комнату целиком. Ничто не сопротивлялось такой настойчивости. Организм благополучно спал, успокоенный волей своего хозяина, который был увлечен роем своих мыслей, унесших его далеко за пределы разума и грозящих еще большей дремотой и усталостью утром. Он был поглощен темнотой и это нисколько не волновало его.
Ночь была тихой. Тишина была настолько плотной, что было бы кощунством разрывать ее сладкий, нежный и таинственный покров, сулящий новую еще чистую жизненную энергию.
Казалось, он спал, обузданный этой тишиной. Где-то в глубине комнаты мигал огонек мобильного телефона. Именно он был потворщиком аккумулированной в нем силы, заставлявшей вслушиваться в тишину, чтобы при необходимости принять нужное хозяину сообщение или голос человека, вдруг желавшего поговорить. Постоянно неся свою службу и чувствуя одобрение хозяина, когда являлся единственным, кто мог освежить его память приятным текстом или открыткой, – он жил своей жизнью полной преданности и учтивости к человеку.
Как и всегда, в такие ночи человек анализировал прошедший день. Он помнил каждую деталь и сопоставлял ее с другими, связывая их в особенный узор своей мирской жизни.
Он опять думал о человеке… Сердце в эти часы было охвачено болью, сжималось от волнения, и сознание, казалось, теряло всякую ясность. Он тяжело болел этими отношениями, так как сам их разрушил в одночасье, стараясь снова пережить предательство и сомнения, которые его одолевали на протяжении стольких лет поисков. Однако именно эти отношения впервые позволили ему усомниться в собственной правоте. Прошло полгода, а боль не покидала его, и прошло бы еще столько же, и больше – до конца жизни, отравляемой гордостью (одним из самых тяжких пороков, по его мнению), если бы не странный, резкий и навсегда разрушивший плотную тишину ночи и мысли звук. Он странно разлетелся в сознании и прервал череду мыслей и разбудил слух.
– Что это?
Звук повторился, эхом разлетевшись по пустому дому.
ГЛАВА 2
Звук, обрушивший лавину, не произвел бы такого эффекта на этого человека, чем звук раздавшегося дверного звонка. Мысли пронеслись в его голове. Он повторил с твердостью:
– Я прощаю его, – так сказал он, натягивая светлую льняную рубаху и такие же широкие брюки, поправляя изящными от природы его предков руками легкие послушные густые русые волосы и массивную серебряную цепь с кулоном.
Он включил свет в прихожей, вздохнул и без вопросов повернул замок.
Сердце замерло. Его серые, глубокие с голубым отливом глаза, несколько секунд назад сверкавшие льдом, на миг начали излучать нежность и тепло, доброту и преданность, благодарность и покорность встретившим их черным как смоль глазам.
Воля вернулась к нему, он улыбнулся и ничего уже не выражающим взглядом пригласил пришедшего в дом, отступив назад. Серж вошел. Видно было, что он шел пешком. Обувь была в снегу. Теплая куртка была повязана широким шерстяным шарфом, вязаная черная шапочка скрывала кудрявые черные волосы, окаймляя румяное от морозца, худое и несколько вытянутое лицо.
– Ты один, Серж? Что-то случилось с Катриной? – холодно спросил хозяин дома.
Серж, улыбнулся.
– Она в порядке, – и улыбнувшись еще раз для пущей убедительности, добавил, – ставь чай.
Пока один раздевался, другой же, наполнив из хрустального графина родниковой водой на четверть электрический чайник, достал из стола нераспечатанную пачку мягкого полусладкого печенья и, выложив его в вазочку, заварил, успевшей вскипеть водой, чай.
Дом наполнился сладким ароматом бергамота и лимонницы.
Устроившись друг напротив друга, они молча пили вкусный и ароматный чай.
– Ты не забыл, что я люблю с бергамотом, – сказал после долгого молчания Серж.
– Конечно, нет.
Улыбка, с которой была сказана эта короткая фраза, успокоила Сержа и дала ему надежду на продолжение разговора.
Он внимательно посмотрел на своего друга. Казалось, само время берегло его – ничто не изменилось: все тот же теплый голос и проницательный взгляд, по которому никогда нельзя определить, что творится в душе. Его простое лицо как всегда вселяло уверенность и надежду. Но, несмотря на это Серж знал вопрос, который висел в воздухе и вздохнул, ему предстояла нелегкая беседа. Он снова начал первым:
– Почему ты пропал на полгода?
– Я никуда не пропадал! Все время был здесь. Все, кто хотели меня найти, нашли…
– Я звонил! Ты снова сменил номер?
– Да, кто мне запретит?
– Ты же знаешь, мать не отпускает меня ни на шаг.
– Так может лучше ее впустить? А то на улице не май месяц!
– Она уехала…
Серж, начинал нервничать. Он не любил эту игру слов.
– А что с Катрин? – и с улыбкой, – Или она тоже уехала?
– Мы расстались!
– Что так? «Его высочество» снова изволило копаться в чужой душе вместо того, чтобы заглянуть в свою?
– Она давила на меня. В конце концов, я решил остаться свободным!
– О, бедная Катрин! Подарить любовь такому эгоисту!
– Нет, ты не прав, – голос Сержа задрожал, – Да, я эгоист! Да, я хочу использовать людей только с пользой для себя, но она играла со мной, с моими чувствами, тогда как я полностью доверился ей!
– Увы, я ее предупреждал, так же как и тебя. Страсть, однако, взяла свое! Представляю, что сказала твоя матушка на это…
– Она запретила мне отлучаться куда-нибудь, и…, – Серж замялся и покраснел, – и…, – он отпил большой глоток чая.
– Она запретила видеться со мной?
Серж вздрогнул. Друг его не потерял былой язвительности. Он опустил голову, сжал бокал и кивнул.
– О, мадам, естественно винит меня в том, что я научил тебя свободно мыслить?!
– И я тебе за это благодарен, – сказал тихо Серж.
– Однако мадам почему-то не винит меня в другом – ты стал понимать ее, разговаривать с ней, принимать участие в ее делах, хотя ранее ты даже слушать об этом не хотел!
Серж вздохнул. Снова его друг был прав. Отец (которого Серж не помнил) со слов матери, оставив в самом начале семью, не имел ничего. Мать занялась обустройством своего будущего и от части будущего своего сына, ни сколько не заботясь о его настоящем. Когда наши друзья познакомились, мать ничего особенного не значила для Сержа, хотя тот не испытывал нужды ни в чем, так как госпожа Грен смогла наладить небольшой бизнес, приносивший неплохой по средним меркам доход.
Отношения друзей складывались странно быстро и успешно. Серж заметил много позже, что его отношение к матери изменилось в лучшую сторону, благодаря постоянному, но правильному – и потому незаметному – прессингу его друга. Вот только госпожа Грен не смогла это оценить. Из-за своей гордости и излишней недоверчивости сама придумала себе заговор с целью вмешательства в их бизнес. Такого исхода дела они не ожидали. Серж был подавлен и испуган, его друг был оскорблен, но в ответ лишь улыбнулся и раскланялся. Госпожа Грен праздновала победу. Ее эго, усиленное успешностью в делах и кое-каких тайных интригах, не позволило разуму возобладать над чувствами. Властная от природы и стервозная, при отсутствии мужа и верных друзей, она подбирала Сержу невест, отмеченных той же печатью эгоизма: «Чтобы не отпускать его от себя, даже после моей смерти!», – как любила она говорить.
Вот с таким багажом мыслей сидели две души. Одна была еще слишком слабой, несамостоятельной и эгоистичной, чтобы отстаивать свои интересы, боясь лишиться других благ. Другая же слишком благородная и властная, чтобы не замечать слабостей друга и низости, до которой была готова опуститься его мать, чтобы удовлетворять свои возрастающие с возрастом, маразмом и растущим количеством денег потребности в унижении и подчинении других, окружавших ее.
Слова благодарности прозвучали тихо, но искренно. Конечно, такое обстоятельство не могло ускользнуть от собеседника Сержа, он улыбнулся.
Наступило молчание. Возникшая тишина стремилась овладеть ими, чтобы окутать в бархат своей плоти. Каждый думал о своем. Серж не знал о чем еще говорить. Более того, он забыл зачем пришел. Но мысли уйти не было. Наоборот, он наслаждался и немного гордился тем, что сейчас он здесь и может ощутить то спокойствие, те волны радостного ощущения тепла и нежности, которые исходили от этого человека, как от солнца исходят добродетельные лучи после продолжительной зимы, ублажая тело и душу, заставляя все живое раскрыться перед ним, чтобы ожить. Душа его пела, но сознание должно было работать более четко и ясно. Слова должны быть более взвешены. «Слова – ничто!», – любил говорить его собеседник в часы вольных бесед обо всем, за чашечкой ароматного чая, – как это было давно! Серж вздохнул и посмотрел на друга. Ему всегда хотелось иметь такого отца.
Человек сидел, отставив чашку с недопитым напитком, который готовил, обычно, только для Сержа. Он давно приберег этот чай, хотя и не надеялся на такую встречу. Но надежда его была столь сильна, что не оставляла место другим чувствам человека, сегодня более остро осознавшего свою ошибку. Ведь, на самом деле, как он мог ожидать что-то от друга, недостатки которого он знал очень хорошо. Тем более хорошо, что его друг не был свободен в поступках, как он сам. Своими желаниями Серж загнал самого себя в ловушку постоянной зависимости от людей, исполнявших его желания. «Так зачем же он пришел? Неужели просто поговорить? Нет, не думаю». Однако он чувствовал, что сердце теперь сжималось не боли, а от радости. Он хотел продлить это чувство в бесконечность, но знал, что скоро вновь останется один. Внутреннее чувство тревоги за будущее заставило его обратиться куда-то далеко, за пределы земель и сознания. Он пронесся как вихрь по землям и городам, странным строениям и людям, населявших их. Но заставил себя вернуться. Он не любил заглядывать в будущее, это всегда мешало и тяготило его.
– Зачем ты пришел? – спросил он Сержа.
– Я и не помню уже, я бы хотел остаться подольше.
– Тебя никто не гонит…Гостевая комната свободна.
– Нет, я должен быть дома, мама может позвонить.
– Понимаю, – он улыбнулся, – хочешь анекдот?
ГЛАВА 3
Разговор продлился долго. Разговаривали ни о чём, и расстались под утро, не прощаясь, – по старой привычке… Серж выпросил его новый номер телефона, посмотрел ему в глаза и, не оборачиваясь, ушел.
Человек оделся и отправился на работу.
Он не думал ни о ночном визите, ни о пустом разговоре который быстро забылся, ни о друге. Он не думал также о свежем, выпавшем за ночь, ослепительно белом и приятно хрустевшем на легком морозце снеге. Казалось, что снег укрыл чистым листом следы прошлых обид. Не удостоил человек внимания и бледное солнце, осветившее кроны многолетних дубов в роще перед его домом. Не стал прислушиваться к говору зимующих птиц, перепалку белок, внимательно подглядывающих за ним с немым вопросом: «Господин хороший, может ты взял с собой вкусный орешек или семечки?». Господин же пытался успокоить чувство возникшей и не отпускающей его тревоги. В его голове снова вспыхнул огонек сомнений. Скоро его очень долгие поиски прекратятся: «Надо лишь попасть в архив!».
А новый день, как всегда никого не спрашивая, открывал лавки и торопил людей, подкидывая им дел. День легонько ласкал холодными лучами зимнего солнца мелких пичужек и дворовых собак, потому добрых, что сердобольные жители подкармливали их. Этот новый день ленился высоко поднимать солнце, ведь ещё только январь, и радовался на творение своей сестры – ночи, украсившей этот городок ровным покровом искрящегося снега. Молодой еще день, желая полезнее прожить дарованные ему Планетой часы, стремительно и властно разбудил уже добрую половину населения, оставив досыпать малышей, и убаюкивал ночных постовых да рабочих, возвратившихся со смены.
Машины развозили бутыли с молоком. Утренние газеты сообщали самые свежие новости, заставляя некоторых людей вести оживленное обсуждение в городском транспорте, с важностью развозившем почтенное население по своим рабочим местам. Сновали такси и многочисленные пешеходы.
Несколько прохожих остановились и с искренней улыбкой немного поклонились, приветствуя человека, идущего мимо них. Он тихо вздохнул и продолжил путь. Студенты весело обогнали его, живо обсуждая свои вечерние похождения и строя планы на вечер. Человек немного завидовал этой беззаботной веселости, вспоминая не раз себя. Он не разучился понимать желания и требования юности.
Путь на работу пролегал по набережной. Река, спокойная сама по себе, несла ледяное безмолвие. Лишь несколько птиц играли в свежем рыхлом снеге. Набережная была прекрасна. Очищенная от снега, она искрила булыжниками старинной мостовой. Перила, украшенные вензелями и бронзовыми шарами, побелели от инея. На окнах домов виделась причудливая фантазия страсти, возникшей в сознании мороза, погруженного в ночь.
Человек отбросил мысли. Близко виднелся купол церкви. Он приближался к храму каждое утро. Это белое здание, казалось, было сделано из серебра – покрытое инеем оно сверкало в холодных лучах. Своды и арки, колоны и широкие ступени, все говорило о прежнем величии этого места. Но вот тут арка начала осыпаться, колонна накренилась, а все ступени были настолько вытоптаны усердием прихожан, что за триста лет они оказались стертыми, испещренными тысячами нитей трещин, а кое-где и вовсе обваливались. Бюджет городка был отягощен другими более насущными проблемами, чтобы в нем нашлись средства на храм. На многочисленные обращения прихожан к мэру он отвечал просто и деловито: «Мы постараемся внести соответствующие изменения в бюджет следующего года!». Хотя ремонт церкви был чуть ли не главным условием в программе кандидатов на этот пост. Вот так – политики менялись, власть молодела, а душа города старела, смотря на мелкие розни и политические игры с высоты своих золоченых куполов.
Часы на башне пробили половину девятого. Человек, стоящий на набережной, поторопился к другому зданию – невысокому, с черепичной крышей и огромными окнами. Парк у здания был полон студентов. Все оживленно беседовали, что наполняло двор обычным веселым гулом. Человек, вошедший во двор, привлек внимание. Гул смолк лишь на мгновенье, чтобы возобновиться вновь.
Человек вошел в здание, прошел к себе в кабинет. Сняв куртку и перчатки, он стал что-то писать мелом на доске: число, тема занятия, основные тезисы. Зазвенел звонок. С ворвавшимися в класс студентами, день, набирая силы, вновь окунул человека в мир суеты и бесконечных планов.
ГЛАВА 4
Прошло два дня.
Человек решил порадовать себя субботним ужином, с чем и пришел в магазин, находящийся неподалеку от его работы. Купив все необходимое, он размышлял по пути домой, что же приготовить… За этими мыслями, которые всегда вызвали невольную улыбку на его лице, он не заметил, как ноги сами принесли его к дому. Переодевшись, сразу принялся за приготовление ужина, налив холодного лимонада в хрустальный фужер. Мысли были свободны и легки, он с легкостью проделывал все приготовления, как звук SMS отвлек его: «Неужели я забыл пополнить счет?!».
Обтерев руки, он взял телефон и машинально прочел сообщение. Потом, ничего не понимая, прочел еще раз и еще: «Мы едем к тебе в гости. Нас пятеро». Он посмотрел на отправителя – Серж. Пятеро? Двоих он знал наверняка. Друзья Сержа, ставшие и его хорошими, как он думал, приятелями за полгода не объявлялись ни слухом, ни духом. Им нужен прием? Они его получат. Выключив плиту, убрав все в холодильник, он достал коробку дорогих конфет, приготовил чайный сервиз и заварил ароматный чёрный чай. Наполнил сахарницу, достал полусладкое печенье, к которому наши друзья в прошлый раз даже не притронулись, включил музыку и стал ждать.
Открыв по первому звонку дверь, он увидел, что Серж приехал со своими друзьями и парочкой новых совершенно незнакомых лиц, а впрочем… После рукопожатий и представлений они прошли в гостиную. За полгода гостиная приобрела новый вид, стала более светлой, а за счет новой тщательно подобранной мебели, более просторной. Полукруглый кожаный с кремовым оттенком диван стоял посреди гостиной. Рядом находился невысокий инкрустированный металлом полукруглый стеклянный стол. За диваном находился стеллаж с множеством книг, по бокам которого стояли высокие подсвеченные хрустальные вазы со стеблями пшеницы. Потолок же был собран из больших пластин матового разноцветного стекла со встроенными софитами. Справа был небольшой горизонтальный фонтан, слева большой и глубокий камин, на котором под картиной с какими-то цветными линиями стояла большая хрустальная пирамида на мягкой бирюзовой материи. Пол был покрыт серым толстым стеклом, подогревался и игриво подсвечивался. Стены имели сдержанный жемчужный цвет, а большое окно, напротив которого и находился фонтан, было выдержано в серых тонах. Амбровый аромат комнаты располагал и успокаивал.
Пока Серж разливал чай, девушка рассматривала книги, и каждый раз тихо восклицала, найдя дорогой и редкий экземпляр. Лео с незнакомцем начали изучать изящный пульт домашнего кинотеатра. Дэн же, взглядом окинув гостиную, спросил:
– И не стыдно тебе?
– Отчего же? – ответил приятель.
– Исчез на полгода и даже не позвонил!
– Я никуда не исчезал: работа – дом. Кто хотел – нашел.
– Ты сменил номер телефона! Как бы я тебя нашел?
– Так же как и сейчас, было бы желание, – при этом он ехидно улыбнулся уголком рта так, чтобы было видно только Дэну и Сержу, который прихлебывая, пил чай с печеньем.
Дэн взял чашку и не найдя ответа на это прямое и справедливое заявление задумался. А ведь как всегда его приятель был прав – будучи другом Сержа ни он, ни Лео, ни разу не приехали к нему. С Лео все было понятно, они немного недолюбливали друг друга, но из уважения к Сержу держали нейтралитет. Дэн же, напротив, очень много общался, привязываясь к нему, однако, не решаясь без своего друга видеться с ним, никогда не приезжал. Справедливости ради, он отправил ему сообщение, но, не понимая ответа, решил не писать более, пока не начнет понимать той игры слов, которую они с Сержем обычно начинали.
Лео с незнакомцем, имя которого человек тут же забыл, разобравшись с пультом, включили телевизор и начали обсуждать достоинства спутникового канала. Затем, подойдя к двум стеклянным стойкам с дисками, располагавшимися по обе стороны от телевизора, первый начал рассматривать довольно большую коллекцию фильмов. Лео, спросил:
– Всегда поражался, как на скромную зарплату преподавателя, ты имеешь столько всего самого дорогого? Признайся, у тебя какой-нибудь бизнес?! Да один дом, тебе, наверное, обходится, около трех миллионов в год!
– Ох, Лео, сколько раз тебе можно говорить – не считай чужих денег, займись своим кошельком! Кстати, как Виктория?
– Нормально, передавала тебе привет, но она плохо себя чувствует, поэтому просила извиниться.
– Передай ей, пусть поправляется!
«Ха! Виктория плохо себя чувствует?! Просто она снова наставляет рога этому олуху, который если уже не влюблен в нее до беспамятства, как это было сначала, то сильно к ней привязан». Серж, угадав мысли друга, улыбнулся. В это время незнакомка, выбрав книгу, села рядом со своим другом и начала читать, ни на кого не обращая внимания. Нужно сказать, что она была довольно очаровательной: темно-каштановые волосы спадали на тонкие плечи красивыми прядями, натуральный макияж точно подчеркивал правильный овал ангельского лица чуть подрумяненного вечерним морозцем. Немного пухлые влажные губы скрывали жемчужно-белые зубы, изящные длинные пальцы с привычно держали книжную продукцию, в смысл строк которой сейчас с жадностью вникали черные глаза, лишь изредка скрываемые за густой пеленой чуть подернутых ресниц. Приталенный свитер с высоким горлом и джинсы подчеркивали легкую стройную фигурку. Незнакомец же не обращал никакого внимания на свою подругу, всецело поглощенный футболом.
Лео, найдя какое-то кино, предложил его к просмотру.
Конфеты и чай закончились вместе с фильмом. Гости раскланялись и уехали. Человек проводил их до машины и ждал, пока та не исчезнет из виду. Прибрав в гостиной, он направился на кухню и снова включил плиту…
Он размышлял, зная, что на приезде к нему настоял Серж, зачем остальные согласились? И снова этот Лео со своим дурацким вопросом о его благосостоянии. Он не любил его за эту прямолинейность. А Лео не был далек от истины – дом обходился ему в пять миллионов в год, что вполне могло соответствовать доходу среднего предприятия, которым располагала мать Сержа.
Серж, конечно же, знал, стоимость дома. Знал он также и о том, что тот получен его другом в подарок за оказанные услуги вместе с назначенной пенсией в двадцать миллионов в год, что и позволяло его другу свободно жить на более чем скромные доходы преподавателя в университете. Однако несмотря на такие доходы, друг не имел обыкновения открыто шиковать. Серж всегда поражался патологической скромности. Друг всегда ходил пешком, так как не имел машины, никуда не выезжал отдыхать, редко менял гардероб, в котором, однако, угадывалась простая, но дорогая одежда. Но вот загадка, друг не желал иметь много прислуги, к которой стремилась мадам Грен. К нему приходили каждый день горничная и садовник. Садовник, понятно, следил за оранжереей, а горничная? Неужели дом требовал дополнительной силы, и где же здесь оранжерея? Все просто! Этот скромный преподаватель имел в собственность несколько сотен акров земли к дому, с которым познакомили нашего читателя лишь частично. Кроме Сержа, горничной и садовника никто и не подозревал, что дом, на самом деле, нужно считать особняком.
Итак, перед домом, как вы уже помните, располагалась небольшая дубовая роща, ставшая излюбленным местом отдыха горожан. Владелец рощи не выказывал никакого сопротивления, так как жил более или менее скрытно. Однако чистоту и порядок в парке наводили всё же городские власти после случая, произошедшего много лет назад. Поскольку порядок и чистота в парке тогда еще наводились самими жителями, то хозяин его не возражал против отдыха в нем горожан. Однажды кто-то ввел привычку устраивать там барбекю, с чем уже никак нельзя было смириться. Рощица и так была обнесена невысокой металлической изгородью. Вход в парк проходил сквозь арку без ворот, со странным вензелем наверху. И тут в арке оказались ворота, а по периметру была выставлена частная охрана, никого не пропускавшая в парк. Конечно, жители, не зная истинного положения дел, обратились с жалобой к новоиспеченному мэру. Он наложил арест на «самоуправца» и вызвал его для личной беседы. Деловым и размеренным тоном «господина» он грозил этому человеку административными мерами и принуждал к штрафу. Человек же с легкой улыбкой набрал на телефоне какой-то номер и сказал лишь в трубку: «У меня мэр отбирает парк». Недоумевавший от такой наглости мэр, взвизгнул, но предложенную ему трубку взял. Услышав голос на другой стороне, он сначала побледнел, затем покраснел, после встал и вытянулся в струнку, ответив после непродолжительной беседы: «Да, конечно!». Дрожащей рукой он передал трубку назад и вытер пот с лица, выступивший крупными каплями. С глубокими и искренними извинениями он лично проводил человека из здания муниципалитета и дождался, пока тот не завернет за угол. Проблема решилась просто, в парке теперь строго настрого запрещалось всё, кроме легких прогулок, а охрану осуществляла местная полиция.
Так вот, дубовая рощица была перед домом и отгораживала его от остального города. По другую сторону дома, скрывая его большую часть, был хвойный лесок, состоящий из высоких сосен и голубых елей. Они образовывали живописную картину, не говоря уже о чистом воздухе, который обволакивал это место. Редкий житель города заходил в эту часть, однако, приблизившись неосторожно к дому, он видел его странную архитектуру. Дом начинался с одноэтажного строения, в котором и располагалась просторная прихожая– двумя коридорами: один в огромную кухню, другой в гостиную, почти знакомую нам. Гостиная имела потайные двери, ни чем не отличавшиеся по цвету от стен. Двери были из толстого матового стекла жемчужного цвета, и вели в оранжерею, которая кольцом огибала небольшой крытый дворик с двухэтажным строением посередине. Строение это было маленькой гостиницей с большим бассейном, кухней, просторной общей обеденной, а также великолепными гостевыми комнатами. Комнат было десять, так что вполне можно было принять небольшую делегацию. Вот это место обслуживали садовник и горничная, получавшие настолько большие оклады и социальные пакеты, что самой мысли о разглашении тайны своего хозяина не возникало. А видели они его редко, так как вся работа начиналась и заканчивалась вместе с лекциями в университете, так что, уходя, он их еще не видел, а, придя, не видел их уже. Если что-то было нужно, он находил соответствующую записку на столе своей кухни и оставлял деньги. Нужно сказать, что работу свою прислуга выполняла всегда честно и аккуратно, сдача от покупок непременно возвращалась.
Сам же человек, редко бывая в той части дома, лишь изредка плавал в бассейне и занимался на тренажерах, скорее по каким-то другим соображениям, чем из удовольствия.
Нужно сказать, что одноэтажная часть дома, в отличие от бревенчатой гостиницы, была выложена из камня и имела небольшой дворик, усыпанный странным ослепительно белым и светящимся в темноте гравием. Причудливые черные без листьев деревья украшали небольшую аллею, по которой можно было пройти в парк. Дом же находился на пригорке. Дворик и аллея обогревались, так что большого покрова снега на них не было. По обе стороны аллеи были две автостоянки на десять автомобилей.
В общем, Лео был прав, на доходы от преподавания так жить было нельзя. А услуги, до сих пор оказываемые, были, видимо, очень ценны. Огромное жалование выплачивалось вовремя и полностью…
Мысленно он перенес взгляд на двух незнакомцев, и если девушку, казалось, он где-то видел, хотя и не поручился бы за это, то юношу он однозначно не знал… Он поставил противень с подготовленной рыбой в духовку и начал сервировать себе стол.
ГЛАВА 5
Чудное воскресное утро уже прошло, обозначив полдень. Человек еще немного полежал в сладком плену теплой кровати и встал, забрал оставленные у порога воскресные газеты с рекламными листками и бутылку молока. Пока подогревался завтрак, он достал высокий стеклянный тонкостенный бокал, налил себе первую порцию молока и приоткрыл окно. Свежесть нового дня привычно влилась в его уютную крепость. У него было три минуты, которые давала микроволновая печь, чтобы бегло ознакомиться с первыми полосами газет: фотокадры пожара и огромное интервью ни о чем. Он улыбнулся. Резкий звонок оповещал о том, завтрак уже горячий. Снова наполнив опустевший бокал, он с жадностью начал есть.
Привычным взглядом он пробегал последние полосы газет, но только в одной его заинтересовала маленькая заметка «Убийца детей». С живостью она рассказывала о какой-то таинственной секте, приносившей в жертву младенцев, раскрыть которую удалось нашей доблестной полиции. Он усмехнулся – день выплаты денежного пособия близок.
Откинувшись на спинку дивана, он начал переключать множественные каналы. Немного посмотрев телеспектакль, уменьшил громкость и принялся дочитывать какой-то роман. Погрузившись в таинственный мир, он вздрогнул от резкого звука, мгновенно освободившего мысли от придворных интриг и высокопарных слов, часто забавлявших его. Звук этот повторился с настойчивостью, граничащей с наглостью. Он поспешил открыть дверь.
На пороге был Серж, с блаженной улыбкой глядящий на опешившего друга. В голове человека вихрем крутились множество мыслей. Серж, смутившись затянувшейся паузой, тихо спросил: «Я могу войти?». Когда друг его вдруг опомнился, он был торопливо приглашен в дом. Они смотрели друг на друга, один с таинственной улыбкой на лице, другой с немым вопросом в глазах. Не выдержав взгляда, Серж смутился, уверенно протянул руки вперед и торжественно сказал: «С днем рождения!». В руках был маленький торт.
Серж, довольный произведенный эффектом, которого он надеялся добиться, раздевался в прихожей, тогда как наш «новорожденный» с дрожащими от волнения руками ставил чайник, и выкладывал торт на хрустальный поднос. Он делал это машинально.
Гостиная наполнилась чарующим ароматом бергамота и сладким – выпечки. Друзья сидели друг напротив друга, молча. Так могут общаться люди, души которых настолько близки и открыты друг другу, что, казалось, словами можно разрушить тонкий звенящий хрустальный мосток, соединяющий их вновь после долгого расставания. Минуло уже больше часа. Серж спросил:
– Я думал, у тебя гости.
– А разве нет? – тон и выражение лица человека говорили о беспокойстве.
– Да нет, я не собираюсь уходить, – угадав, ответил Серж, – я в твоем полном распоряжении, и хочу попросить переночевать у тебя, если ты не против?
– Против чего?
– Моего присутствия!
– Так ты решил только поприсутствовать?
– Не передергивай, ты прекрасно понял меня!
– Может, я разучился понимать?
– Только не ты! – при этом Серж обеспокоено посмотрел другу в глаза, но, ударившись взглядом об этот серо-голубой лед, вздохнул.
Напряжение в комнате, росло. Казалось, все звенело от желания вспыхнуть и причинить боль.
Трудно сказать, сколько прошло времени, только Серж очнулся вдруг от легкости, которая пробудила ясность мысли и бодрость тела. Он увидел друга, сидевшего, напротив и с улыбкой разглядывая его.
– Про…, – попытался сказать Серж.
– Я и не думал обижаться!
– …сти. Но…
– Не возражай!
– Зачем ты делаешь это со мной?
– Только ты можешь это изменить
– Нет, не могу.
– Но ведь ты нашел в себе силы…
– Ты же сильней меня!
– Я? В чем? Я никогда не сделал бы этого?
– Ты простил.
– Я был не вправе обижаться. Ты не волен!
– Но я мог проявить настойчивость!
– И все потерять?
– И все потерять…, – это было сказано с такой задумчивостью, что вновь встретившихся взглядов было понятно, что они ходят по замкнутому кругу, выходом из которого пока может служить только терпение, а в дальнейшем…
– Спасибо за торт, ты, вижу, не забыл, что я люблю.
– Конечно нет, но извини, что только торт, – и, видя готовое возмущение на лице друга, поспешно добавил, – это большее, что я могу, и мы оба это знаем.
Друзья улыбнулись, отдавшись на волю красноречивому молчанию.
День, и так старавшийся не мешать им, лишь добавил сумерек, набросив на город кружевную вуаль из крупного пушистого снега, мягко и неслышно падающего в напоминание о зыблемом существовании наблюдающего за ним населения этого скромного городка.
Пока Серж готовился ко сну, человек прибрал со стола и помыл посуду. На кухонном столе все еще стоял бокал молока, оставленный на вечер, и в беспорядке лежали газеты. Неловко убирая газеты, человек опрокинул бокал. Молоко жирной белой лужей медленно растеклось по столу. Прежде чем убрать он попытался рассмотреть в этой лужице какой-нибудь рисунок. Машинально поднеся руку к белой кляксе, с удивлением на лице остановил ее и обошел стол с другой стороны. Он нахмурился, но рисунок (случайно ли?) изображал всадника, мчавшегося на лошади. Тряпка вмиг впитала неприятное откровение судьбы и заставила человека вздохнуть. «Я буду молиться за тебя», – проговорил он еле слышно…
Отворив дверь спальни и, убедившись, что Серж, во всяком случае лежит с закрытыми глазами, подошел к окну и тихонько задернул шторы. Пройдя в ванную комнату, приготовил масла и повесил халат. Достал мягкие махровые тапочки и, поставив их рядом с кроватью, удалился в гостиную, тихо закрыв за собою дверь. Серж улыбнулся и, зарывшись в ароматные подушки, крепко уснул.
ГЛАВА 6
Удобно устроившись на диване в гостиной, хозяин дома вновь взял в руки книгу. Немного поискал место, на котором остановился, так как в беспокойстве быстро бросил роман. Спать ему не хотелось.
Часы в прихожей пробили четыре часа утра, когда сквозь строки о дворцовых переворотах он услышал равномерный жужжащий звук на камине. Заложив на этот раз страницу, он встал и подошел к телефону, нарушающему тишину. Кто мог беспокоить так рано? По привычке, не взглянув на номер, откинул флип и заговорил первый:
– Я слушаю?
– Надеюсь, Вы не спали? – раздался заспанный, но уважительный голос, – прошу прощения за беспокойство.
– А, это Вы канцлер. Что на этот раз?
– Сбежал! Вы были правы! Ведь Вы говорили, Вы предупреждали, а мы не послушали. Горе мне, – запричитал вдруг чиновник, всхлипывая, – сбежал!
– Стоп, стоп, стоп! – человек попытался остановить этот поток, – Давайте все по порядку, кто сбежал, откуда и почему?
– Главарь этой секты! Мы как раз перевозили его в тюрьму после суда.
– А! Так уже был суд, ну и каков приговор?
– Конечно же, все единогласно вынесли – смертная казнь!
– Хм, это все очень интересно, но причем тут я?
– Вы меня убиваете, но только Вы можете его поймать!
– Я не собираюсь его ловить! Вот еще. Не хватало, чтобы я гонялся по всей Европе за беглым каторжником!
– Это не простой заключенный, это главарь опаснейшей секты, убивавшей младенцев! А вы у нас, смею напомнить, взяли на себя обязательства их ловить!
– Э, нет, так дело не пойдет! Вы не хуже меня помните условия договора, и никак не могли забыть, что специально оговаривалось о том, что после их поимки ответственность несете только Вы, а, следовательно, только на Вас лежит и забота о его побеге!
– Но.. но, – канцлер задыхался в своем возмущении, – но ведь он снова начнет свои кровавые бойни! О, как вы бесчувственны!
– Не начинайте, друг мой, я не забыл, что на носу предвыборная гонка, и его побег очень некстати, особенно если такое просочится в прессу.
– От Вас ничего не скроешь, – это было сказано так жалостливо, что должно было вызвать положительную реакцию слушающего.
– Не пройдет, дорогой мой, оставьте ваши вздохи парламенту!
– Если снова начнутся убийства, я пропал!
– В таком случае, следуя моему контракту, я снова поймаю его, и на этот раз, вы, надеюсь, будете придерживаться тех «глупых» капризов начинающего «зарываться» в своих страхах и фантазиях «нервозного типа», – это было процитировано с такой иронией в голосе, что добило бедного канцлера.
– Что вы хотите? – был тихий и умоляющий ответ.
– Я? Ничего! Вы сделаете небольшую услугу одному моему другу! – эта идея внезапно пришла ему в голову, заставив широко улыбнуться, – Вы отдадите ему в постоянное пользование без арендной уплаты дом под ресторан или любой другой бизнес с отсрочкой выплаты налогов на пять лет!
– Это грабеж! Вы же знаете, что я должен буду обратиться к парламенту, и сразу же получу отказ, если не отставку! Как я им это представлю!
– Так же, как представляете ежемесячные многомиллионные выплаты. Вы понимаете, о чем я?
– Это шантаж! – видимо удар был действительно сильный, – Я не ожидал от Вас такого! Это низко!
– Ну, как хотите! – улыбка победителя играла на его лице, а глаза светились странным огнем, возникавшим каждый раз, когда он смотрел на картину, висевшую над камином. А ведь смотрел человек на нее не отрываясь, будто бы зная какой-то закон в беспорядочности разбросанных по холсту цветных линий.
Возникла пауза. По взволнованному дыханию канцлера чувствовалось, что он принимает действительно не легкое для него решение. На карту поставлено слишком много чтобы отступать.
– Хорошо, – нетвердым голосом проговорил чиновник, и затем добавил тверже и увереннее, – Хорошо, вы получите, что просите, даже больше, только найдите его! Заклинаю Вас!!!
– Уже нашел, – спокойно, но с усмешкой в голосе ответил хозяин серо-ледяных глаз, которые уже обычно смотрели на тлеющие в камине угли, – уже нашел, – повторил он, заикающемуся от волнения канцлеру.
– Как, и Вы молчали? Вы…Вы!..Вы!!!…Да Вы просто ….
– Спасибо за комплимент!
– Что Вы тянете, скажите где он?! Немедленно!!! – задыхающимся от волнения голосом пытался кричать в трубку этот, казалось, сильный человек.
– Он мертв, – спокойно и с еще большей усмешкой в голосе ответил наш контрактник.
– Как мертв? Вы вздумали шутить надо мной?!
– Вот еще! Я? Шутить над Вами?! И не думал даже, – пытаясь придать серьезные интонации голосу, человек продолжил, – Он мертв, говорю я Вам!
– Это невероятно! Продолжайте же! Я не верю Вам!
– Как хотите, – с наигранной обидой сказал наш «герой», – Как Вам будет угодно!
– Хватит! Прекратите сарказм! Говорите, как это случилось!
– Да он сам себя убил!
– Как?! Это еще почему!
– Хм! Чего же тут не понятного! – человек снова ехидно улыбнулся, его голос принял поучающие интонации, которые должны были вконец сломить волю этого зрелого, тонкого и могущественного политика, каким был канцлер, – Отпущение грехов перед смертью?! Ему не нужна такая традиция! Ведь ему хочется к своему хозяину!
В трубке теперь ничего не было слышно, и воцарилась длинная пауза, но человек знал, что разговор скоро продолжится.
– А Вы, любезнейший, хитрец! – наконец сказал канцлер.
– Ваши слова как мёд на душу! – с наигранной вежливостью произнес человек.
– Хорошо, будь по-Вашему! Вы выиграли этот поединок! Но мне нужно тело!
– О! Что касается трупа, то полиция без труда найдет его на алтаре, в уже опечатанном ими же доме! Он жил там последние сутки!
– Вот дьявол! Ведь знал же, что туда наши молодцы боятся даже нос сунуть, не то, чтобы там его искать! – ответил с грустью канцлер, – Когда ждать Вашего молодчика?
– Это вопрос времени!
– Но меня могут переизбрать!
– Не льстите своим противникам, канцлер, и не принижайте моих способностей! Всего Вам доброго, помните о своем обещании! Доброго дня!
– Да ну Вас, дорогой мой, снова изволите шутить? Но и Вам «доброго»! – и с этими словами, сказанными скорее с иронией, канцлер закончил разговор.
Человек лежал на диване, слушая равномерные звуки секундной стрелки часов в прихожей, думал: «Серж станет свободным! Наконец, он сможет создать семью с девушкой, которую полюбит сам, а не которую присмотрела ему матушка. Но не будем забегать вперед. Если мои подозрения подтвердятся, то все изменится на корню, и канцлер сможет смело забыть о своем обещании. Как бы я хотел, чтобы он был её носителем, и мои поиски закончились!», – он улыбнулся и начал собираться на работу, предварительно написав записку горничной. Подумав, он выписал своим двум помощникам чек на сто тысяч и вышел из дома, привычно шагая на работу и вдыхая свежесть нового растущего еще дня. На этот раз он взял с собой лакомство для любимых белок, всегда радостно и игриво встречавших такие, безусловно ублажающие их порывы его беспокойной души.
ГЛАВА 7
День выдался удивительно теплый. В парке, несмотря на раннее утро, уже можно было заметить горожан с наслаждением вдыхавших этот кристально чистый воздух, слушавших щебетание многочисленных птиц и размышлявших, так как таинственная энергетика этого места невольно заставляла обдумывать самые разнообразные вещи и всегда находить самые неординарные решения. Горожане знали странную особенность этого парка, и когда выдавалась свободная минутка, просто прогуливались по нему, ища корни своих проблем под ласкающие дуновения ветерка, нестройный говор птиц и мягкий плен зачарованного воздуха, имеющего почему-то сегодня еле уловимый аромат бергамота.
Глаза Сержа открылись сами. Впервые за много месяцев он выспался. Немного еще повалявшись в мягкой постели, Серж пошел набирать ванну. Рассматривая картину на потолке, он размышлял над прошедшим днем. Нужно сказать, что Серж за долгое общение с другом приобрел небольшой навык рассуждения и анализа, поэтому теперь в любую свободную минуту он анализировал и размышлял, как требовало его сознание: «Почему он простил? Нужно учиться его умению прощать даже в таких критических ситуациях. Ведь его прощение, думаю, основано на глубоком чувстве привязанности, почти отцовском, ко мне. Я виноват лишь в том, что не готов отдать в жертву этой дружбе свое социальное благосостояние. Но чего я боюсь? Я должен проявить твердость, и терпение к обязательным проявлениям его сложного характера…», – так думал он, а теплая вода и приятные ароматы масел клонили его в дремоту.
Нужно сказать, что друг Сержа был довольно эмоционален и потому склонен к резким переменам в настроении. Не принимать это во внимание Серж не мог. Друг его, склонный анализировать слова, тон, жесты собеседника объективно черпал много информации из этого. Серж же, как прилежный ученик, старался подражать ему в этом. Иногда это удавалось, но чаще мешал эгоизм.
Очнувшись от мерного звука пылесоса, которым горничная убирала гостиную уже в начале второго, то есть в последнюю очередь, хотя имела обыкновение начинать уборку с нее, Серж обтерся большим мягким и ароматным полотенцем, надел халат и прошел в гостиную. Женщина, улыбнувшись ему с поклоном, предложила кофе и тосты с сыром.
Подкрепившись, Серж переоделся и, попрощавшись, ушел, составив маленькую записку другу: «Антуан! Извини, но не мог ждать тебя – очень много дел. Да и сам понимаешь, обстоятельства. Я благодарен тебе за гостеприимство. Я обязательно позвоню вечером. Не прощаюсь, Серж».
Пройдя по аллее, он спустился в парк и, выйдя из него, пошел в сторону противоположную университету и старинной церкви, купола которой сверкали на тусклом солнце.
Он не замечал города, который уже начинал обедать. Всюду, из многочисленных кафе и закусочных слышались ароматные запахи пиццы, баварских сосисок, плавленого сыра и прекрасного заварного кофе. Подойдя к пекарне, пахнущей свежеиспеченным хлебом, карамелью, ванилью и маком, Серж свернул к остановке и стал ждать трамвая. Мимо проехала тележка с молоком. Прохожие весело беседовали, другие же молчаливо гуляли по тротуарам старинной мостовой. Голуби привычно попрошайничали, отгоняя воробьев и мелких птиц. Кошки охотились на них, а дворовые собаки, считающие себя хозяевами улицы, загоняли кошек на деревья, крыши невысоких ларьков и торговых палаток, оживленно торгующих хлебом, молоком, красивыми вязаными вещами и другими мелкими товарами, составляющими в целом необходимый для поддержания комфорта горожан ассортимент.
Вдалеке послышался предупредительный звонок маленького трамвайчика. Редкие машины, неспешно совершавшие дневные городские прогулки, остановились вовсе, уважительно уступая дорогу горожанам, ждущим его. Серж купил билет и сел на заднее кресло, погруженный в непонятный для него самого снегопад мелких быстро тающих мыслей, оставляя пассажирам одиноко обсуждать между собой городские новости, обмениваться идеями и свежими анекдотами.
А трамвайчик, тем временем, въехал на каменный мост – очень старый, чтобы его разрушить и крепкий из-за связывающего камни состава, который так и остался неразгаданным до сих пор (хотя, думается, это лишь присказка для привлечения туристов). Несмотря на это, мост соединял два берега – два района разросшегося с веками городка. Район на другом берегу был новый. Многоэтажные здания в центре величественно возвышались и ослепляли больше своей новизной, чем блеском множества окон. Под ними находилась площадь с многочисленными скамеечками и вечнозелеными елями, отделяющих этот восьмиугольный оазис плотной шеренгой в несколько рядов от шумного газового облака стремительных машин. Здесь жили стремительно. Любили и ненавидели одинаково сильно. Смерть – эта покладистая фрау, не поспевая за таким ритмом, пропускала нужных ей людей. Затем нанимала неожиданных помощников, расплачиваясь с ними той же монетой. Одни люди возносились и падали, похожие на голубей, проживая всю жизнь в подобном ритме. Другие – мерно плыли по течению, как ленивые пушинки, более или менее удачно огибая многочисленные водовороты. Третьи же стояли социально выше или ниже, и потому могли жить более свободно, но и более одиноко: темп жизни таких людей несколько динамичней, чем кажется на первый взгляд. Их мозг работает постоянно – год за годом сильнее и сильнее из-за редкой возможности следить за многим происходящим вокруг, одновременно анализируя и планируя, играя на мелких личностях и редко заботясь о подробностях их не интересующих. Становясь со временем жестокими и равнодушными к чужим и чересчур эмоциональными с близкими и собой, умирают они в большей части одинокими, жалея себя и прощая всем. Странное время создает странных людей, лишь давая предпосылки и намечая пути, позволяя каждому развиваться самостоятельно. Жестоко наказывая лень и привязанность, показывая обязательное стремление к свободе во всем: в деньгах, друзьях, любви. Но, что самое главное, всем этим показывая нам свободу выбора, смеясь и наблюдая за нашими муравьиными пастбищами (в принципе шатающихся от цели к цели, от верха к низу, от человека к человеку, от любви к ненависти, от жизни к смерти) наделенных душой созданий.
Но город жил, особенно в этой части. Посчитав старую лишь своим приростком, использовал её для успокоения души в церкви, воспитания сознательной молодежи в университете и поддержки делового городского населения продуктами. И никто не замечал в этой суете того единственного существа, которое настолько принципиально, настолько безжалостно к ощущению своей ненадобности и одновременно настолько богато, что сама смерть ему подчиняется, называя его Временем.
Время неумолимо старило день, отзвенев последние лекции воодушевленным гулом студенческой братии, и тихими вздохами преподавателей, собирающихся домой – единственных людей, которые замечали присутствие могущественного полубога только в сравнении с постоянно молодыми лицами слушателей. Лишь студенты не имеют возраста, и, пожалуй, время не властно в этом определении, с лихвой отыгрываясь на преподавателях, порой не щадя даже самых ценных для человечества личностей, а может, наоборот, только поэтому… Наступил вечер.
ГЛАВА 8
Человек не спешил домой, он знал, что там чисто и пусто.
Вековые дубы черной стеной возвышались перед ним. Светлячками-переростками выглядели дежурившие с карманными фонариками полицейские. Он не хотел освещать парк ночью, давая последний приют потерянным теням и мыслям горожан, чтобы утренний свет уже навсегда дал им покой.
Пройдя по темному парку, он ступил на белую светящуюся от странных камней аллею с еще более непонятными черными деревцами, которые не могли быть настоящими, так как никогда на них не было и намека на листья или их рост. В этом свете человек казался более величественным. Твердый взгляд, казалось, мог разрушить даже самую крепкую стену. Плотно сжатые губы и маскообразное лицо, на котором редко можно было видеть какое-нибудь выражение. Высокий лоб не отрицал наличие определенного багажа мыслей, возникающих стремительно, оставляющих яркий и глубокий след в порождающем их сознании. Русые волосы спадали вьющимися прядями на лоб, заставляя их владельца периодически убирать их длинными пальцами. Шел он практически неслышно, редко задевая непослушный гравий, сливаясь с многочисленными тенями в парке.
Дом был погружен в наступающие сумерки. Налив в стакан апельсинового сока, он включил телевизор и прочитал записку, оставленную Сержем на журнальном столике. Перечитав ее несколько раз, он улыбнулся, друг его стал оставлять меньше предпосылок для игры слов. Не думая больше о записке, он неожиданно для себя увлекся фильмом, просидев перед телевизором до глубокой ночи. Дойдя до постели задумался и, вздохнув, отключил, молчавший целый день, телефон. Ему вообще редко кто звонил и если бы не государственный контракт, то уже как полгода назад он избавился бы от телефона. Вздохнув, он лег и сразу уснул.
Под утро в дверь позвонили. Легко открыв глаза, прислушался, и, не снимая пижаму, пошел открывать. Перед ним стояла незнакомка, приходившая с друзьями Сержа на прошлой неделе. Все это время он не думал о ней. «Что ей нужно?!" – подумал он, пригласив девушку в дом. Угадав, возможно, вопрос, она, неожиданно привычно сделав глубокий реверанс, торопливо передала свернутую в рулончик желтоватую бумагу, запечатанную сургучным вензелем, таким, какой был на арке, ведущей в парк. Он удивленно принял бумагу, лишь немного улыбнувшись девушке, которая почему-то не спешила подниматься и, наклонив голову, казалась, ждала чего-то.
Сорвав печать, он несколько раз пробежал сообщение, повернулся к девушке и сказал:
– Поднимитесь, дитя мое.
– Девушка встала, не смея поднять головы.
– Кто Вы?
– Урожденная Черлес, сир.
Человек улыбнулся, скорее нервно. Перевел дыхание и уже спокойным тоном спросил:
– Как Ваша матушка?
– Здорова, сир, и шлет Вам свой низкий поклон, – девушка снова сделала изящный реверанс, но на этот раз встала, сложив изящные ручки в черных перчатках.
Он улыбнулся, но не стал соблюдать этикет ответным приветствием, зная, что в таком случае, графиня сама придет к нему.
– Придите за ответом сегодня вечером, моя дорогая.
Девушка в глубоком реверансе, поцеловала поданную ей руку, но, смутившись, не решилась уйти.
– Что-нибудь еще?
– Да. Мадам просила Вас, сир, чтобы Вы включили свой телефон, – при этих словах она сильно смутилась и покраснела до кончиков ушей от взгляда, приковавшего ее к месту.
– Хм! А что за дело графине до моего телефона?! – холодным тоном произнес человек.
– Серж не может дозвониться до Вас, – еле слышно прошептала девушка.
«Вот так номер, – про себя проговорил тот, которого девушка называла почему-то сиром, целовала ему руку и отдавала глубокие реверансы, – графиня как всегда в своем репертуаре. Однако, я рад, что у Сержа есть теперь и такой покровитель».
– Вижу, моя дорогая, вы к нему не безразличны? – добавил он вслух, тоном более суровым, чем хотел того сам.
Девушка покраснела еще больше, капельки холодного пота выступили на ее хорошеньком лбу, дрожь пробежала по всему телу. От волнения она ничего не смогла произнести. Человек, видя, что навел страху на маленькую графиню, неожиданно взял ее за дрожащие руки. Она вздрогнула и упала в обморок.
– Ну вот, старый дурак, напугал крестницу!
Перенеся юную леди на диван в гостиной, Антуан, взял ароматический флакончик и поднес к изящному, немного вздернутому носику девушки. Вздохнув, она открыла глаза, и, увидев перед собой преклонившего колено мужчину, попыталась встать, но взглядом, не терпящим возражений, он остановил ее. Подчинившись воле, более сильной, она еще раз вздохнула и, покраснев, опустила прекрасные большие черные глаза с пока еще еле заметными огненными искорками, блуждающими где-то в самой их бездне.
Приготовив крепкий кофе, человек накрыл на кухне стол, пригласив девушку уже мягким тоном своего бархатного как ночь голоса. Устроившись на кухне, они сидели друг напротив друга безо всяких церемоний, и пили вкусный кофе из белоснежных чашек с изящным золотым орнаментом.
– Так вы не ответили, – прервал он молчание.
– Да, Вы правы, сир, я немного волнуюсь за него, – снова покраснев, ответила девушка.
– Скажите лучше, любите!
– О! Уверяю Вас, сир, матушка никогда не одобрила бы это! Я никогда не осмелилась бы ее ослушаться!
– У вас есть жених?
– Нет, отец хотел посоветоваться с Вами, – трепетно произнесли эти чуть пухлые, влажные губки.
– Посмотрим, – Антуан улыбнулся. – А как Серж к Вам относится?
– Он очень мил, – при этом юная особа посмотрела в серую дымку глаз, гладящих не нее. В ее взгляде было что-то вроде просьбы, которую она не смогла бы произнести никогда.
Девушка вдруг встала, откланялась и, спросив дозволения, ушла.
Мужчина с улыбкой быстрыми глотками допил кофе и пошел одеваться, было уже восемь утра.
Несмотря на поспешность, он думал. Время не было властно над его мыслями, казалось, что эта часть его организма всегда жила отдельно, редко подчиняясь основным законам бытия. Он думал над депешей, которую поспешно бросил в камин на тлеющие угли: «Сир! Зная, Вашу нелюбовь к всевозможным приветствиям и лести, я, как человек Вам преданный и привязанный, предупреждаю вас о следующем. Известный Вам ссыльный, использовал дозволенные ему Вашей милостью силы, чтобы восстать против порядка. Муж и я считаем для общего блага необходимо Ваше личное присутствие. Граф и графиня Ч. P.S. Существо на драконе покровительствует ему».
Подойдя к зданию университета, лектор отбросил эти мысли. Лекции не должны были зависеть от личных обстоятельств и нести атмосферу непринужденности и концентрата нужной, полезной и полной информации для студента, и так загруженного до предела. Именно поэтому его лекции всегда проходили при полном аншлаге.
ГЛАВА 9
Серж вечером направился в гости. Он хотел вновь навестить ту, которая не давала ему покоя, будоражила его душу, его чувства и сокровенные желания уже целых три месяца. После неудачи с Катрин Серж решил быть настороже своих страстей, чтобы на этот раз однозначно знать о новых чувствах все и разобраться в себе. Однако он каждый день все больше привязывался к девушке, тем более боясь разрушить ее союз с неразговорчивым молодым человеком. «Он всегда с ней, – рассуждал Серж. – Но они никогда не целовались на людях, они вольны в своих желаниях, однако, любые капризы он готов выполнить с большим уважением к ней. Да и живут они все вместе. Странные отношения, но, надеюсь, мне не придется ранить их своим вмешательством. И если я все-таки в нее влюблен, готов бороться за нее».
Он подошел к гостинице, где ее мать снимала этаж. Получив от швейцара за монету уверение, что они дома, со вздохом направился к лифту, и через минуту он уже мило улыбался матери Мадлен, жал руку ее парню и, немного смутившись, кивнул ей самой: «Как она сегодня загадочна и легка, – думал Серж. Ее черные, как смоль глаза смотрят на меня нежно сегодня, каждый раз нежнее и нежнее. Когда она ступает, кажется, что летит. Как такая богиня сможет полюбить меня? Но, черт возьми, я пойду ради нее в крестовый поход, лишь бы она любила. А я? Способен ли я на любовь?».
– О чем задумался, Серж, мальчик мой, – прервала его мысли мать Мадлен. Серж слегка вздрогнул.
– Мадам Антуанетта, вы как всегда проницательны, – улыбнулся Серж. – Я думал о крестовом походе, статью про который читал недавно, – это не было ложью, крестовыми походами он был увлечен с детства, да и не мог же он признаться в своих мыслях. По меньшей мере, она бы посмеялась над ним, а затем запретила бы Мадлен с ним встречаться.
– Неужели, – госпожа Антуанетта прищурила глаза и хитро улыбнулась, – неужели крестовые походы совершались из-за неурядиц сердечных?
Серж покраснел, краска залила его лицо, капельки пота выступили на лбу. Он взглянул в глаза женщине, которая каким-то невероятным образом узнала о его чувствах, а может и мыслях.
– Ну не смущайтесь, молодой человек, – с иронией сказала она, – не стоит обращать внимания на выдумки старой женщины, – она налила немного сока, добавила льда и протянула Сержу.
Он с легким поклоном принял бокал и начал жадно пить холодный напиток, чтобы остудить жар в теле. Женщина мягким ласкающим взглядом смотрела на него: «Бедный мальчик! Он безнадежно влюблен. Да и Мадлен, я чувствую то же. Жаль, что этот союз обречен на неудачу. Но молодые сердца проще вынесут разлуку».
В гостиную вошла Мадлен, проводив своего друга по делам в город. Она взглянула не еще рдеющего Сержа, большими глотками пьющего ледяной сок, а затем на мать с немым вопросом о происшедшем здесь в ее отсутствие. Мать взглядом посадила дочь подле юноши и, сославшись на головокружение, пошла к себе в комнату, которая находилась в дальнем конце огромного номера.
– Ты чего такой красный? – поинтересовалась девушка.
– Да вот, – судорожно думал над ответом Серж, – просто я прямо с улицы.
– А, может быть. – Протянула Мадлен. – Ты где вчера был?
– У старого близкого друга. Я надеюсь, что помирился с ним.
– Интересно, – заинтересовалась Мадлен. – Можно подробнее?
– Ну.., – сомневаясь, начал Серж. Но, видя, что этим разговором он заинтересовал свою королеву, отбросил сомнения. – Хорошо, слушай, – он улыбнулся и начал, повествование, опуская имена.
Во время разговора он внимательно следил за Мадлен, за ее жестами, взглядом, малейшей улыбкой или тенью сожаления, искренними восклицаниями, вроде: «Да не может быть!» или «Ну ты и болван!». Слушая его, она положила свою прелестную головку рядом на спинку дивана. Он наслаждался тонким ароматом ее волос, ее теплым дыханием. Один раз она коснулась его руки, сказав: «Я бы на его месте тебя не простила!». Ее стройные ножки были поджаты, грудь от волнения поднималась чуть судорожно. Ухоженные беленькие ручонки, казалось прозрачные в дневном свете, судорожно сжимались в кулачки. Когда Серж закончил, она вздохнула.
– Странный человек. Он сильно и преданно любит тебя.
– Знаю, – пришла очередь вздыхать Сержу, – я то же, только недавно я осознал, что он мой настоящий друг, но, думаю, поздно.
– Но ведь он не прогнал тебя!
– Да, он очень сильный человек и мудрый. Мне бы так.
– Это придет со временем, – Мадлен улыбнулась, – мне нравится, что ты стремишься к этому, а не просто завидуешь, – она легко погладила его по голове. Серж ощутил себя в состоянии маленького котенка, которого погладила любимая хозяйка, осталось только замурлыкать. Мадлен, видя, смущенность на лице юноши звонко и задорно рассмеялась, сказав, – котенок ты мой!
Нужно ли говорить, что Серж чуть не задохнулся от счастья. Он и не мог надеяться на такой исход и снова, от такой неожиданности, зарделся. Мадлен снова засмеялась и налила ему в бокал сок с несколькими кусочками льда. Серж, отпив глоток, взглянул ей в глаза. Ему показалось, что там играли маленькие искорки. Мадлен, поймав этот взгляд, тут же отвела глаза и, успокоившись окончательно, спросила:
– Ты говоришь, что ушел, не попрощавшись с ним? Может, следовало оставить ему записку?
– Я так и сделал, – справившись с волнением, ответил влюбленный.
– Если, не секрет, что ты там написал?
– Что перезвоню ему вечером.
– Вот молодец! Мой отец всегда говорит: «Дочь моя, люби и дорожи теми, кто любит тебя и дорожит тобой. Найди в себе силы и люби их, тогда ты сама станешь сильнее». Ты стал сильнее, поверь мне.
Серж вздохнул, может несколько грустно, чем следовало, поэтому Мадлен тут же попросила Сержа прогуляться вместе.
Прогулка, однако, затянулась до ночи. И в правду говорят, что счастливые люди часов не наблюдают. Она напомнила ему о звонке к другу. Серж достал телефон и остановился:
– Только не это! Не сейчас! Нет! – чуть ли не прокричал он
– Что случалось? – тут же спросила взволнованная таким тоном девушка.
– Телефон! О, Боже! Батарея села – он сказал это с таким отчаяньем, что Мадлен испугалась.
– Пошли, позвонишь от мамы!
Мадлен схватила его за рукав и потащила в гостиницу. Путь был не близкий, так как они по набережной зашли далеко вглубь города. Через четверть часа они практически вбежали в холл, а еще через пару минут ворвались в гостиную. Госпожа Антуанетта сидела с бокалом рома на диване и смотрела последние новости. Холодным взглядом, окинув дочь, она посмотрела на молодого человека, и растерялась. Вместо порядочного скандала, она произнесла:
– Что случилось?
– Мама, – еле слышно произнесла Мадлен, поймав угрозу во взгляде, – ему нужно срочно позвонить.
– Позвонить? – смутившись, переспросила женщина. – Хорошо! Наверное, случилось что-то важное, раз необходимо позвонить так поздно, после полуночи! – последние слова были произнесены таким холодным голосом, что Мадлен побледнела и убежала к себе в комнату. Серж был готов провалиться сквозь плиточный пол, лишь бы спрятаться от этого мрачного тяжелого взгляда.
– Да, очень, – с сильным волнением еле слышно произнес юноша.
– Кому будете звонить?
– Другу….я обещал, понимаете? – Серж дрожал как осиновый лист.
– Другу? – вдруг неожиданно легко спросила женщина, – Неужели есть еще в наше время преданные друг другу люди? – и уже окончательно спокойно добавила. – Снимите пальто и проходите.
– Вот, держи! – примирительно сказала женщина, – позвони с моего телефона!
Серж принялся судорожно набирать номер своего друга. Нажав на кнопку вызова, он удивленно посмотрел на мадам Антуанетту.
– Что-то не так? – с любопытством спросила та.
– Вы знаете моего друга? – с не меньшим любопытством спросил Серж. – Его имя высветилось, – в трубке послышался голос оператора: «Номер недоступен или находится вне зоны досягаемости сети». Серж нажал на повтор.
– Неужели? – она нахмурила брови. – И кто на дисплее?
– Мой друг, Антуан, – с последним словом Серж вздрогнул, потому что дама неожиданно схватила его за руку.
– Ты знаешь Антуана? Значит, ты знаешь, где он живет!
– Конечно, мы же друзья! А разве вы не знаете, где он живет?
– Нет, он дал мне свой номер на крайний случай. Серж, дорогой мой ребенок, сейчас именно такой случай! Мне необходимо знать его местоположение!
– Хорошо, я провожу Вас! – Серж был несколько удивлен и насторожился. Нужно ли говорить адрес, если сам друг не дал им его. Тут было что-то странное, какая-то тайна.
– Увы! Я не пойду сама. Я отправлю ему письмо. Мне нужен адрес, пожалуйста! – это было сказано с такой мольбой, что он не устоял…
Записав адрес, женщина нежно поцеловала его в лоб и сказала:
– Теперь, Вы всегда желанный гость в моем доме. Друзья моих друзей, причем самых близких, мои друзья.
– Благодарю Вас, но думаю, что у меня проблема с Антуаном. Вы, думаю, знаете его много дольше, чем я.
– Да, говори, что случилось.
Серж пересказал ей разговор с Мадлен.
– О! Это на самом деле серьезно.
– Что мне делать?
– Я постараюсь поговорить с ним. А пока идите домой, выспитесь и обязательно зарядите телефон, а лучше, купите себе новый. И обязательно звоните ему, – добавила она и пропела стройным завораживающим голосом, похожим на дуновение ветерка.
– До свидания и, пожалуйста, можно Вас попросить?
– Конечно, Серж, дорогой, я попрощаюсь за Вас с дочерью! Спокойной ночи!
Серж, полностью обезоруженный проницательностью этой загадочной женщины, оделся и ушел.
ГЛАВА 10
Проводив Сержа, Антуанетта прошла в комнату дочери. Бедняжка Мадлен, опустив голову, сидела на своей кровати и тихо плакала. Ее явно не вдохновлял разговор с матерью, но она снова бы нарушила установленный регламент, чтобы повторить этот вечер. Мадлен чувствовала, что запуталась, и от этого на сердце становилось тяжелее. «О чем они разговаривают в гостиной? – думала девушка. – Неужели она его выгонит и запретит мне встречаться с ним? О, Силы, помогите нам. Я люблю его, люблю, люблю…». Она не замечала, что тихонько всхлипывала. Не замечала она и стрелок часов, что неумолимо бежали вперед, приближая неприятный разговор, но ей было все равно.
Мадлен очнулась от своих мрачных мыслей при звуке шагов. Она съежилась и вцепилась в край кровати так, что пальцы ее сильно побелели. Дверь со стуком отворилась и в комнату вошла графиня.
– Подойди, дитя мое, – властный голос женщины ударил бичом по маленькой Мадлен.
– Матушка! Прости меня, прости…. – стонала Мадлен.
Сердце матери разрывалось, глядя на страдания дочери, но она не смягчила голос, в глазах была черная бездна.
– Простить? Ты обесчестила наш род! – вскричала Антуанетта.
– Нет! Матушка…госпожа….мама, – в волнении девушка тщательно подбирала слова, – ничего не было, мы просто гуляли!
– Так поздно! С мужчиной? Это непростительно и низко!
– О! Нет! За что Вы так несправедливы ко мне, к нам?
– Забудь его! Он не пара тебе!
– Мама! Ну что Вы такое говорите! Я люблю его, слышите, люблю!
– Вы еще слишком юны, чтобы решать, кого любить, а кого нет. Или Вы, маленькая леди, круглая сирота? Вот как Вы платите родителям!
– Нет! Нет…нет… – девушку охватила крупная дрожь. Ей стало страшно и одиноко.
– Нет? Тогда послушайте! У Вас есть отец и мать, и их статус не позволяет Вам решать, кого любить! Уясните это раз и навсегда!
– Да, – Мадлен еле говорила сквозь потоки слез, – конечно, матушка.
Подняв дочь с колен, Антуанетта усадила ее на кровать рядом с собой и начала нежно гладить ее шелковистые волосы, ее хрупкую спинку до тех пор, пока всхлипывания не прекратились полностью.
– Мадлен, дочь моя, – обратилась к ней графиня, – я прощу Вас, если Вы окажете мне небольшую услугу.
– Конечно, мадам, все, что Вам будем угодно, – еле слышно проговорила девушка.
– Сейчас Вы ложитесь спать, но на рассвете Вы отнесете письмо Антуану.
– Другу Сержа? – с удивлением спросила Мадлен.
– И да, и нет, – этот ответ с ухмылкой породил массу сомнений в юной головке Мадлен.
– Я не понимаю, но я обязательно отдам письмо.
– Вот адрес, – протянула ей листок Антуанетта.
– Не надо, я там уже была с Кристофом.
Настал черед удивляться графине:
– Когда это?
– Не сердитесь! Вы, наверное, запамятовали, что на прошлой неделе отпускали меня с Сержем в гости к его другу, – Мадлен с тревогой в голосе смотрела в глаза матери.
– Ах, да! Я совсем забыла, и поэтому я не сержусь на Вас, дитя мое. Вы не узнали Антуана?
– А разве, мы были раньше представлены?
– Эх, дочка, дочка. Да ведь он твой крестный!
Мадлен широко открыла глаза и чуть не лишилась чувств:
– Мама, простите меня! Просите у него прощения за мое вольное поведение, я не придерживалась рангов! Я не знала! – со слезами на глазах вскрикнула девушка.
– Ты не виновата, – успокоила дочь графиня, – тебе был всего лишь годик, когда он вынужден был покинуть нашу родину. Ты правильно себя вела в присутствии остальных, иначе это поставило бы его инкогнито под большое сомнение и вызвало бы много кривотолков.
– Вы, как всегда, правы, матушка. Я и забыла, что здесь все по-другому…
– Ложитесь спать, дитя мое!
Антуанетта помогла раздеться дочери и, уложив ее, направилась к себе, чтобы написать письмо. Ее правильного овала лицо несколько смутилось перед чистым листом бумаги. Крупные черные пряди волос спускались по плечам к тонкой талии. Нежные руки, казалось, были созданы, чтобы писать так красиво и разборчиво. Чуть пухлые губы были плотно сжаты, на высоком лбу выступила небольшая искрящаяся в свете ночника капелька пота. Ей всегда давали не больше тридцати лет, хотя точного возраста, из-за приличия никто не спрашивал, все равно не поверили бы. На тщательное обдумывание и написание короткого послания ушло много времени, хотя она успела к рассвету.
Мадлен ждала в гостиной, было видно, что она плохо спала ночью. Скрепив депешу печатью, она передала ее дочери, напутствовав:
– Передай лично в руки, если не впустит, то принеси письмо назад. Никого с собой не бери, соблюдай этикет. Поняла?
– Да, матушка! Можно идти?
– Да будет с тобой Сила, – сказала графиня, поцеловав дочь в обе щеки, и с улыбкой радости она закрыла дверь за Мадлен.
Девушка села на трамвай и поехала в старую часть города, минуя одевшуюся в ледяную шубу реку, по старому мосту. Трамвай свернул налево. Проехав еще несколько остановок, она решилась сойти.
Было свежо и легко, как всегда в этот час. Но к зимней свежести юного морозного утра примешивался еще один аромат, столь приятный и нежный, что у Мадлен невольно потекли слюнки. Она любила запах свежего хлеба, любила ломать его своими тонкими пальцами, чтобы корка его хрустела и крошилась. Затем вынуть большой кусок кипельно-белого мякиша, откусить и запить свежим же молоком. Она любила запах ванили, запах карамели и корицы, но больше всего она любила его запах, запах Сержа, вкус его губ, силу его рук – она просто любила его…Она тряхнула головой, отбросив мысли о нем, и вошла под сень дубов – полуживых исполинов покрытых пушистыми пледами, с любовью накинутыми на спящих великанов зимой.
Дойдя до середины парка, она вдруг почувствовала знакомый с детства аромат и с широко раскрытыми глазами начала искать среди дубов в сером свете нового дня маленькие черные деревца. Она любила этот тонкий, чуть слышный аромат своей родины. Она искренне жалела людей, которые не могли слышать его из-за притупленного постоянно движущей эволюцией осязания. Ничего не разглядев, она подошла к пригорку, вступив на белеющую аллею. Только сейчас она поняла, что это вовсе не гравий, как ей показалось ранее. Нелепые кусты по краям дорожки – обожаемые ею деревца, тонкий аромат которых она услышала. Откинув, набежавшую по родине ностальгию, Мадлен ступила на порог домика, и, вздохнув, нажала на кнопку звонка…
Возвращалась она со смешанным чувством благодарности и страха, вызванного благоговейным уважением к этому человеку. Да, он был ее крестным, он был другом Сержа, он был преподавателем в университете, но была еще одна его тайна. Теперь девушка знала ее, но это никак не прибавило ей мужества при разговоре с ним.
– Какая же я малодушная, – корила себя Мадлен, – матушка никогда не простит меня за то, что я упала в обморок в его присутствии. Вот выйди за порог и там падай сколько угодно.
Она медленно прошла сквозь парк навстречу звукам нового дня, как будто она только что побывала в другом мире, полном чудес, ярких красок и безмерного спокойствия, вселившего в нее новую надежду. Нет, она не скажет ничего об этом госпоже Антуанетте не только потому, что так ей было приказано, а потому, что это единственная надежда на продолжение отношений с Сержем, хоть им и придется, наверное, надолго расстаться.
ГЛАВА 11
«Антуан и Антуанетта», – думал Серж, пытаясь дозвониться до друга. Он никак не мог понять, откуда они знают друг друга, может они родственники. Это было бы кстати. Антуан мог бы похлопотать перед матерью Мадлен об их помолвке…
– Стоп! А не сильно ли я тороплю события?! Все и так слишком уж быстро развивается, – сказал сам себе молодой человек, влажными от волнения ладонями сжимающий мобильный телефон. В микрофоне четко слышался один и тот же ответ оператора, с упорством повторяющего неприятный факт, предпосылками которого явилась разряженная батарея его телефона.
Серж сидел в кофейне и завтракал теплыми еще пончиками с сахарной пудрой и крепким горячим турецким кофе в маленькой чашке. Он любил это место – единственное, как он считал, в новой части города, где можно сочетать мысленное уединение с высоким уровнем сервиса и комфорта. Действительно, кофейня была небольшой и едва занимала четверть первого этажа жилого дома. В хорошую погоду на широком тротуаре выставлялись пластмассовые столы с зонтами шоколадного цвета. Холодное зимнее солнце давало достаточно света, который принимал кремовый окрас, проходя через большую цветную витрину. Кроме кофе здесь можно было попробовать и вкуснейший чай различных ароматов, но бергамота сегодня Сержу не хотелось, вернее, он хотел просто проснуться, а уютная обстановка здесь, в купе с чашкой прекрасного заварного кофе, была как нельзя кстати. К достоинствам кафе нужно добавить еще и прекрасное чувство интерьера. Здесь никогда не было ничего лишнего, однако все здесь давало чувство достатка. В кофейне было несколько деревянных резных столов красного дерева. Их огибали мягкие и располагающие к беседе кожаные диванчики, цвета молочного шоколада, с высокими спинками. Мягкая музыка (почти шепотом) и большой аквариум с мягкой подсветкой создавали обстановку сродни домашней. Приятная неброско одетая официантка в кремовой одежде и чепчике принимала заказы мягким и спокойным плотным звуком своего чарующего голоса.
Сержу она принесла кофе на небольшом деревянном подносе. На ее розовых губах всегда играла еле уловимая улыбка, создавая небольшие ямочки на чуть пухлых щечках. Руки были ухожены и несли аромат молочного шоколада, который всегда в любом количестве находился на столах, причем абсолютно бесплатно. В одной руке она держала кремовую шелковую салфетку с вышитыми золотом узорами, в другой – поднос с кофе. Сахар насыпался деревянной ложечкой, сделанной из какого-то ароматного дерева. Это придавало кофе прекрасный вкусовой оттенок, который Серж никак не мог угадать, а официантка лишь улыбалась в ответ на его очередной вопрос. Также она принесла ему счет, который, впрочем, был меньше обычного.
– Извините, вы не ошиблись? Обычно это стоит дороже! – поинтересовался Серж.
– Вам скидка, как постоянному посетителю, – улыбнулась в ответ официантка и отошла к другому столику ко вновь прибывшим посетителям.
Перекусив и уже окончательно проснувшись, он с трудом расстался с чарами кофейни и пошел по набережной.
Он думал о Мадлен. Вспоминал её ангельское лицо, её нежные руки, каштановые волосы, пахнущие полынью. Улыбнулся колокольчику её голоса. Ему все нравилось в ней, и он уже наверняка знал, что нравится ей тоже. Он корил себя за то чувство неуверенности, которое не мог преодолеть, находясь с ней рядом. Однако он понимал, что именно это заставляло его обдумывать каждый свой шаг, каждое слово, чтобы не сделать ей больно. Чтобы не испортить того романтического настроения, которое он создавал впервые в своей жизни. Ему нравилось это ноющее ощущение полета в груди – ради нее!
Но он ощутил еще что-то, древнее и сильное, что заставило его сердце сжаться, а романтическим мыслям рассеяться, придавая голове излишнюю ясность и трезвость. Он судорожно набрал номер.
– Алло?!
Этот голос заставил его резко остановиться. Он замер, как хищник, перед броском, он врос в мостовую.
– Ну вот, испугался что ли?
Серж повернулся на голос. Его черные, как смоль глаза встретили теплый свет серо-голубых глаз Антуана. Его голова, казалось, разорвется от мигом свалившего вороха неожиданных мыслей и вопросов. Он никак не мог привыкнуть к внезапным появлениям и исчезновениям своего друга.
– Никак не привыкнешь? – с ироническим вздохом произнес Антуан.
– Никак, – зардевшись проницательности друга, выдавил Серж, – но я не понимаю! Что ты тут делаешь?
Конец ознакомительного фрагмента.