Глава 5
Лисы и персики
«Сколько лет живу, столько убеждаюсь – не бывает случайных встреч, не бывает случайных людей. Особенно в нашем беспокойном мире, где на одну встречу приходится десять разлук».
(Из дневника Тьян Ню)
Тайвань, Тайбэй, 2012 г.
Ин Юнчен
Ин Юнчен вернулся к себе домой, когда небо уже порозовело на горизонте, готовясь заполыхать утренним золотом. Беспокойство, нетерпение, азарт извивались в груди, словно змеи, притаившиеся под порогом. Только однажды Юнчен испытывал нечто подобное – давно, лет десять назад, когда сказал отцу, что не желает быть продолжателем семейного дела, а хочет отыскать собственную дорогу среди гор и равнин своей судьбы. «Я, – поклонившись, поклялся в тот день он своему родителю, – покорю весь мир, потому что почему бы и нет? Что скажете, почтенный батюшка?»
Тогда он был слишком молод и действовал по велению сердца, без раздумий, не утруждая себя тем, чтобы разобраться, что за сила толкает его вперед. Сейчас все было иначе. Ин Юнчен не любил громких слов, но вещи своими именами называть не боялся. Он знал: когда так горячо кипит кровь, когда кажется, что нет преград на пути к успеху, – это сама судьба дает своему избраннику знак. Пришло время перемен, настал час, способный навсегда изменить жизнь. И поэтому – только вперед, и как можно быстрее!
Он не упустил своей удачи десять лет назад, не упустит и сейчас – завоюет и мир, и женщину, которую хочет. Только слабые довольствуются чем-то одним, когда можно получить все! Ин Юнчен принял решение – и теперь спешил.
В лифте, который нес его вверх, в пентхауз с видом на Тайбэй 101, он обдумывал детали своего плана – своего наступления, – а потом, едва оказавшись в апартаментах, бросился к ноутбуку. Ин Юнчен знал достаточно, чтобы начать поиски девушки, которая, будто лиса-соблазнительница из старых сказок, скрылась, забрав с собой его покой.
Ее имя и адрес. Этого хватит. Закурив, он застучал по клавишам, торопясь, воодушевляясь, как и всегда, необходимостью разгадать головоломку, среди цифр, кодов, множества переменных и неизвестностей отыскать единственный верный ответ. Много ли в Тайбэе девушек по имени Сян Александра Джи? Нет! Только одна живет в большом доме из белого камня в самом центре города. Только одну ему до белого пламени в груди хочется целовать.
Полз по комнате дым от сигареты, одна за другой, словно песчинки, падали в вечность минуты – и вскоре Ин Юнчен откинулся на спинку стула, не отрывая взгляда от экрана. Там с фотографии улыбалась ему та, кого он искал и кого наконец-то нашел.
Себе на беду. Не веря своим глазам, Юнчен вгляделся в строки рядом с изображением девичьего личика: иероглифы складывались в историю, которую он читал с изумлением и едва ли не злостью. Скривив губы, Ин Юнчен еще раз повторил про себя имя ее отца и в раздражении потер ладонью лоб.
– Да не может такого быть, – услышал он собственный потрясенный голос. – Ах ты ж…
О, он был прав – судьба дала ему знак. Но, как и водится промеж богов, которые, смеясь, играют людскими жизнями, нить, что должна была привести его к желаемому, оказалась спутанной в клубок, перекрученной взаверть.
Саша
Это было смешно – в конце концов, она была не школьницей, попавшей под домашний арест! – но Саша не знала, как выйти из своей комнаты. Каждый раз, когда она выглядывала за дверь, взгляд ее натыкался то на «случайно» проходящую мимо горничную, то на одного из отцовских секретарей. Поначалу эта ненавязчивая слежка девушку даже смешила, но, когда утро промелькнуло, будто прочитанная наспех страница книги, а путь наружу по-прежнему был закрыт, она разозлилась.
После кошмарной ночи настроение Саши и так нельзя было назвать хорошим, а уж с помощью излишне заботливых родителей и слуг оно и совсем испортилось. Кипя от возмущения, девушка ходила кругами по комнате, пытаясь придумать незаметный способ покинуть дом. Снова ссориться с отцом совсем не хотелось – она провела в Тайбэе меньше двух дней, а отношения с семьей, и так неважные, самым отвратительным образом разладились. Но выбраться наружу ей было необходимо: Александра наконец придумала, как хотя бы немного приподнять завесу тайны над оставленной ей бабушкой загадкой.
– Что за насмешка! – бушевала девушка, бегая из угла в угол. – Мне уже давно не пятнадцать, чтоб сторожить меня, будто персики из Небесных садов!
И Саша с совершенно неподобающим девице хорошего происхождения рвением пнула диван.
Она была уверена – ей нужен совет человека, разбирающегося в истории династий Цинь и Хань. Ведь бабушка оставила не только дневник: в ларце из персикового дерева хранилась затейливая шпилька с нефритовой подвеской и терракотовая, с виду ничем не примечательная, рыбка. Это были зацепки. Девушка пока не понимала, на что намекала почтенная Тьян Ню, но в одном у нее не было сомнений – дополнительная информация о том времени, куда, по заверениям бабушки, занесло их с сестрой каким-то невозможно волшебным способом, ей точно не помешает.
К счастью – хоть тут помогли семейные связи! – нужного специалиста по Древнему Китаю она знала. Профессор Кан, археолог, автор нескольких книг, большой авторитет по артефактам империи Хань, частенько ужинал у них в доме. Ей легко удалось договориться с ним о встрече – приятный и вежливый голос ассистента пригласил ее подъехать в институт, где работал профессор, после полудня.
– Но теперь я не могу выйти из собственного дома, словно преступница! – возмущенно пожаловалась девушка зеркалам.
Впрочем, у нее была и еще одна причина сбежать от отца, в которой Саша боялась себе признаться.
Ин Юнчен.
Она не знала ничего, кроме его имени, это правда. Но у нее осталась принадлежавшая парню куртка – тяжелая, изукрашенная танцующими красными демонами, вся в заклепках и молниях. Вещь выглядела дорогой и явно сшитой на заказ. Возможно, думала девушка, рассматривая вышивку, если у нее получится узнать, где продаются такие вот кожанки, она сможет разыскать и своего спасителя…
– Чтобы поблагодарить! – неудержимо краснея, попыталась убедить саму себя Александра и уткнулась лицом в прохладную, едва уловимо пахнущую машинным маслом, мужским парфюмом и дорогим табаком подкладку. – Вежливость – признак достойного воспитания.
Про свидание, на которое она так легко согласилась, Саша старалась не думать. Не в ее привычке было, как выразилась бы бабушка Тьян Ню, вертеть хвостом. Обычно девушка с легкостью отказывала излишне напористым и хамоватым ухажерам. Почему в случае с Ин Юнченом не получилось поступить похожим образом, она сказать не могла. Просто так было нужно – и все.
Вздыхая, девушка в очередной раз приоткрыла дверь. Из коридора ей, кланяясь, улыбнулась и демонстративно потрясла метелочкой для смахивания пыли служанка. Саша почувствовала, что щеки ее начинают полыхать от негодования. Родители всегда ругали ее за своенравный характер, за привычку говорить все напрямик, и сейчас девушка в очередной раз готова была разочаровать их своей несдержанностью. Она шагнула было вперед, намереваясь высказать горничной свое недовольство, и остановилась.
В ее комнате веселой трелью зазвонил телефон. Хмурясь, девушка захлопнула дверь, отыскала в сумочке мобильник и с недоумением уставилась на дисплей – там отображался незнакомой тайбэйский номер.
– Да? – с опаской – она не любила звонков с чужих номеров – спросила Александра.
– Ну привет, лисица, – раздался в трубке веселый и наглый голос, и девушка едва не выронила телефон из рук. – Вот я тебя и нашел, ха!
Ин Юнчен и Сян Александра Джи
Саша, чувствуя, как подгибаются ноги, опустилась на диван. Вот и правда: помяни Цао Цао[20] – и он уж тут как тут! Она и сама не знала, что думать. Сердце ее екало от радости, а разум подсказывал, что не стоит так уж бездумно ликовать, услышав голос случайно встреченного на улице парня. Если уж рассуждать толково, нашептывал девушке здравый смысл, то прежде стоит задаться вопросом – а как этот самый Ин Юнчен отыскал ее номер, который был известен лишь родителям и Ли?
«Вот и спроси его, спроси!» – предвкушением и жаром билось в крови безрассудство, и Саша, вцепившись в телефон, решительно вздохнула.
В этот раз она не оплошает! Поблагодарит за помощь вежливо и спокойно, поинтересуется, как водится, здоровьем и благополучием и спросит, куда отправить с курьером куртку. Теперь-то Ин Юнчен не застанет ее врасплох! А свидание… наверняка он шутил. Да. Подначивал ее – такие вот самоуверенные парни легко бросаются обещаниями и клятвами.
Александра открыла было рот – и не смогла вымолвить ни слова.
– Эй, лисичка? – повторил голос, и девушка, поражаясь самой себе, поежилась – по позвоночнику будто прошлись быстрые теплые пальцы, а дыхание вмиг сбилось. – Ты меня слышишь?
– Д-да, – выдохнула она, ощущая себя старшеклассницей, которой позвонил самый популярный мальчик в школе.
– Я сейчас рядом с твоим домом, – заявил Ин Юнчен, – выходи. Осьминогов не будет, обещаю.
Не удержавшись, Саша рассмеялась. Надо же, запомнил. Отчего-то эта малость, мимоходом проявленная забота, согрела ее. Она виновато уставилась на кольцо, лежавшее на туалетном столике. Не то чтобы жених был невнимателен к ней, нет, но Ли отчего-то всегда считал, что жизнь – это дорога преодолений и побед над самим собой, и для того, чтоб достичь успеха, надо переступать через слабости и не потакать желаниям. Слава всем богам, есть осьминогов он ее не заставлял, но мисс Сян всегда чувствовала его тихое неодобрение, отказываясь в ресторанах от нелюбимой еды и напитков.
– Давай, – скомандовал между тем в телефоне довольный мужской голос. – Я жду.
Девушка облизнула губы, уже готовясь согласиться, но тут взгляд ее упал на дверь.
– Ах, – едва ли не с отчаянием сказала она. – Не получится.
– Чего так? Передумала?
– Нет! – поспешно отозвалась Саша, совершенно позабыв о своем недавнем намерении вежливо отшить неожиданного ухажера. – Нет, я хочу с тобой встретиться, но не могу выйти из дома. Я разозлила родителей… и вот.
Признаваться в этом было смешно и немножко неловко, и девушка задержала дыхание, ожидая ответа. Ин Юнчен не производил впечатление человека, которому что-то можно запретить, – кто его знает, может, он сочтет ее недостаточно решительной?
– Тебя заперли в комнате, что ли? – с любопытством поинтересовался он.
– Почти, – нахмурилась Александра. – Дверь не закрыта, но толку-то! Если попробую выйти, слуги сразу доложат отцу.
В телефоне что-то щелкнуло, раздался приглушенный, но явственный звук работающего мотора. Девушка слушала, не понимая, что происходит.
– Слушай, – через несколько долгих мгновений произнес Ин Юнчен, – раз в дверь выйти нельзя, лезь в окно!
– Что? – изумленно переспросила она и поняла, что идея ей крайне нравится. Было в ней что-то безрассудное и сумасшедшее – настоящее.
Ли никогда бы не рискнул вылезти в окно – так было «не принято». Но в конце концов, там, на улице, ее ждал не Ли.
– Я тут, – как ни в чем не бывало продолжил говорить Ин Юнчен, – рядом с твоим домом покружил. Здесь у вас задняя калитка есть, для слуг, наверное.
– Есть, – подтвердила девушка, пребывая в некотором шоке от его предприимчивости.
– Ну и лады, – явно довольный собственной сообразительностью, хмыкнул он. – Так чего мы ждем? Сигай в окно, а я тебя у черного входа подхвачу. Если уж папаша у тебя такой лютый, что поделать. Иногда герои ходят в обход.
Вместе с телефоном Саша подошла к окну и уставилась вниз. Студия ее находилась на втором этаже, и до земли было порядочно, но ловкий и тренированный человек определенно сумел бы выбраться наружу без особых трудностей. По бордюру до водосточной трубы, потом на небольшой навес над внутренним двориком… у нее получится!
– Ты на каком этаже-то? – будто читая ее мысли, поинтересовался Ин Юнчен. – Если что, я могу подстраховать.
– Не надо, – загораясь азартом, отозвалась девушка. – Жди у калитки, я сейчас!
– Эй, – начал говорить он, но мисс Сян уже было не остановить.
Она вихрем пронеслась по комнате, собирая все необходимое, накинула легкий пиджак и после некоторых раздумий бросила в сумку терракотовую рыбку. Бабушкина шпилька выглядела слишком дорогой, чтобы вот так просто разгуливать с ней по улицам, а вот маленькая безделушка-талисман вряд ли могла привлечь внимание воришек. Профессору Кану наверняка хватит и ее, а если нет – никогда не поздно показать ему и другие сокровища из ларца Тьян Ню, верно?
Через несколько минут Саша была уже на улице. Девушка улыбалась, не в силах сдержать ликования, – выбраться из дома оказалось куда как легче, чем ей представлялось! Ее тело, закаленное ежедневными упражнениями, не подвело. Чувствуя себя преступницей и необыкновенно веселясь, она прокралась через двор к калитке для слуг, оглянулась – и была такова.
Ин Юнчен ждал там, где и обещал, – на углу улицы, в тени деревьев. Увидев ее, он подмигнул лукаво и задорно, и Александра торжествующе ухмыльнулась и вскинула в воздух сжатый кулак.
– Поехали? – коротко спросил он.
Вздрогнул и зарычал блестящий черный мотоцикл, забликовало в его зеркалах солнце. Внучка Тьян Ню виновато и в то же время радостно оглянулась на отцовский дом. Родители правы, она непочтительная дочь, но одного им не понять – правила, клетки и запреты не в силах заменить этого вот ощущения, когда кружится от свободы голова и хочется смеяться просто потому, что жизнь так незабываемо, невероятно прекрасна.
Когда мотоцикл рванул вперед, навстречу шумному и кипучему Тайбэю, Саша прижалась к спине Ин Юнчена и подставила ветру лицо. Она даже не подозревала, что где-то далеко, вне времен, эпох и расстояний улыбнулось в этот момент змееглазое смуглоликое божество, почувствовав, как натягиваются, сматываясь в клубок, алые нити судьбы.
Империя Цинь, 207 г. до н. э.
Татьяна и Лю Дзы
Едва небесная дева укрылась за пышной зеленью прибрежных кустов, Цзи Синь категорично приказал побратимам повернуться к озеру спинами. Взмахнув веером для острастки, конфуцианец строго глянул на предводителя. Насчет скромности Фань Куая братец Синь не слишком беспокоился – простодушный богатырь так откровенно благоговел пред посланницей Небес, что подглядывать за ее омовением ему и в голову бы не пришло. А вот с командира Лю станется прогневить Яшмового Владыку – и нескромным взглядом, и дерзким словом, а там, глядишь, и непоправимым деянием.
Но Лю Дзы на эти опасения только рукой махнул, рассмеялся и начал расседлывать вороного.
– Не кружи надо мною, как зоркий коршун – над Великой равниной, братец Синь! – бросил он через плечо. – Давайте-ка лучше хвороста соберем да разложим костерок, чтобы наша небесная сестренка не простыла после купания.
– А хворост ты по берегу искать надумал? – подозрительно спросил Цзи Синь.
– Зачем по берегу? – удивился братец Фань, непонимающе переводя взгляд с одного побратима на другого. – Вон там, на склоне, полным-полно веток…
– Я, между прочим, о тебе забочусь, – проворчал конфуцианец. – Негоже начинать великое дело со святотатства!
– И в мыслях не было, – горячо заверил Лю, для убедительности помотав головой. Растрепавшаяся челка упала ему на глаза, придав командиру неуловимое сходство с его же жеребцом. Цзи Синь сердито фыркнул. В том, что касается женщин, на заверения брата Лю можно было положиться примерно в той же степени, что и на сдержанность его коня. Оба, на взгляд Синя, были слишком уж горячи.
– А чтобы ты не беспокоился излишне, – хмыкнул командир, – я спою, пожалуй. А вы оба – подхватите. А то в твое благочестие, братец Синь, мне верить хочется, конечно, но а вдруг?..
И, увернувшись от вразумляющего удара, шустро отпрыгнул и махнул рукой уже со склона.
– Вот ведь!.. – Цзи Синь кинул вслед командиру камушек и, усевшись на снятое седло, принялся раздраженно обмахиваться веером. Но спустя пару мгновений уже поневоле улыбался. Между скал, над озером, фениксом взлетела песня Лю Дзы, а уж чем-чем, а голосистостью он отличался еще с детства.
Издревле в сердцах
Человеческих тайный огонь
Жжет думы, но с уст
Он людских не сорвется никак.
Ведь смертным отмерен
Короткий и горестный век,
Как пыль, унесенная
Ветром с великих равнин…[21]
– Хо! – радостно хлопнул себя по бедрам Фань Куай и подхватил голосом гулким, как бронзовый колокол:
Так лучше уж мне
Гнать коня все вперед и вперед.
Глядишь, и сумею
Мечом прорубить себе путь!
Цзи Синь сокрушенно покачал головой: эх, что ты будешь делать с этими несносными бездельниками! Никакого чувства великой ответственности! Один – силач-простак, второй – мальчишка и… бабник! Да! Ишь распустил хвост, трели выводит, что твой феникс в брачном полете!
Но песня Лю звала и манила, задорный его голос придавал бодрости и уверял, что таким трем героям все по плечу, и братец Синь сам не заметил, как тоже поет, да не просто поет, а еще и Фань Куая заглушает:
А не прозябать
В тяжелом и тщетном труде,
Не сетовать в горе
На несправедливость Небес!
В принципе так они трое и планировали поступить: подстегнуть скакунов и пробиться как можно выше. Все исключительно ради блага народа, само собой. Только из человеколюбия. Миром должен править великий человек, иначе нарушится порядок меж Землей и Небом.
До самой своей смерти маменька твердила одно: «Мужчинам верить нельзя!» А когда Танечка наивно спрашивала: «А папочке можно?» – мама скорбно поджимала губы и бросала короткое: «Нет!» Ее резкость была вполне объяснима наличием в жизни семейства Орловских Людмилы Смирновой – ребенка от другой женщины. По факту выходило, что папенька тоже принадлежал к малопочтенному обществу «негодяев, предателей и прелюбодеев», но Танечка все никак не могла в это поверить. Широкой души человек, каким был Петр Андреевич, просто жил на два дома, и его любви хватало на всех, а не только на археологическую науку и Китай.
Люсю на схожие выводы натолкнули вовсе не материнские наставления, а житейский опыт незаконнорожденной. Опаснейшее же путешествие по охваченной Гражданской войной России только укрепило решимость сестер противостоять мужскому вероломству. Известно же, что мужчинам надобно от девушек. А уж если в руках у «кавалера» случайно окажется наган, то разрешения спрашивать никто не будет вовсе.
«Амуры крутить будем в Америке! – любила повторять Люся, отказавшая всем ухажерам. – Там знаешь какие мужики водятся! О! Здоровенные и красивенные!»
Американцев она видела в кино. Целых три раза. И очень рассчитывала заполучить жениха, взращенного на техасских бифштексах и висконсинском молоке, – рослого голубоглазого блондина с пшеничными пышными усами.
На китайцев, понятное дело, сестры даже не смотрели. И, как выяснилось, не зря. За последние две тысячи лет народ Поднебесной сильно измельчал по сравнению со своими древними предками. На закате Циньской империи тут водились настоящие богатыри. Из одного только братца Фаня можно было, например, выкроить четырех шанхайцев образца тысяча девятьсот двадцать третьего года. Все здешние мужчины были не только крупнее, но и гораздо выше русских барышень, это факт.
Правда, Таня доверила свою честь и безопасность мятежнику Лю Дзы не потому, что тот перерос ее на целую голову. А почему? Да просто так. Впервые за последние пять лет она чувствовала: сей представитель сильного пола ничего плохого ей не сделает. Поэтому помылась неторопливо и тщательно, желая предстать перед Матушкой Нюйвой как полагается – чистой душой и телом. Это как в субботу горячую ванну принять, чтобы потом на воскресную заутреню отправиться на исповедь и за святым причастием. К тому же папенька всегда говорил, что нужно уважать обычаи других народов, ибо возникли они не на пустом месте и не по злой прихоти. В чужой монастырь со своим уставом не суйся!
Побратимы, надо им должное отдать, честно блюли обещание не подсматривать. И пели так славно, что Тьян Ню даже заслушалась. А когда Лю Дзы затянул протяжное и очень мелодичное:
Ветер поднялся великий,
Тучи летят пеленой.
Чтоб утвердить свою силу,
Вновь возвращаюсь домой… –
Таня высунулась из кустов, да так и застыла на месте соляной статуей, точно Лотова жена.
Мятежник не только сам ванну принимал, но и Верного своего мыл. Блестели на солнце шелком лоснящаяся шкура вороного коня и золотисто-бронзовая мокрая кожа Лю Дзы. И поди разбери, где грива конская в воде полощется, а где длинные, ниже пояса, черные волосы мужчины. Крепкий и мускулистый, но гибкий и ловкий в движениях, Лю и сам был как большой сильный зверь. Внутреннее пламя опалило изнутри Танины щеки, шею и грудь.
«Боже мой, что я делаю! Стыд какой! Немедленно отвернись!» – приказала она себе. Без толку. Взгляд намертво прилип к широким плечам Лю, к его заботливым рукам, поглаживающим шею Верного. Жеребец фыркал, его хозяин напевал песенку, и оба были крайне довольны жизнью.
Мужчина развернулся и сделал два шага в сторону берега, прежде чем Татьяна догадалась – никаких исподних штанов на купальщике нет. Ох!
Пришлось насильно руками глаза самой себе закрыть, а то досмотрелась бы.
«Так! Срочно в монастырь, бесстыжая… То есть, конечно, в храм Матушки Нюйвы!» – строго приказала она себе.
По всему выходило, что Лю Дзы правильно все решил. Не место девице на войне рядом с красивым молодцом. Точно бы согрешили, как пить дать.
Вот теперь и спрашивается, как тут верить мужчинам, если себе уже не до конца веришь?
Понадеявшись, что никто из ее сопровождающих конфуза не заметил, Таня всю оставшуюся дорогу была тише воды. Затаилась, точно мышь под метлой. Побратимы уже беспокоиться начали – не обиделась ли? Вдруг бесцеремонность какую проявили? Или, упаси Яшмовый Владыка, неуважение? Цзи Синь весь извелся, выискивая причину отругать своих грубых друзей, умудрившихся чем-то задеть нежные чувства небесной девы. И, не в силах видеть муки соратника, Лю Дзы принялся смешные рожи корчить. Смеяться вообще-то очень полезно для здоровья. Вот улыбнется братец Фань – и его страх перед духами как рукой снимет. А если хихикнет Тьян Ню, значит, попусту братец Синь крамолу выискивает. А когда на душе легко, то дорога вдвое короче получается.
Хорошо то, что хорошо заканчивается.
Если бы Господь позволил людям вернуться в эдемский сад… Хотя если вспомнить о том, с чего начался двадцатый век, ничего такого уже точно никогда не случится… Так вот, если бы врата в райские кущи вдруг распахнулись, то Таня еще бы крепко подумала – идти туда или до Страшного суда остаться в этой маленькой деревушке, надежно упрятанной в горной долине. Сладкую и томительную, словно жирные сливки, тишину аккуратно взбалтывали лопасти игрушечной водяной мельницы. Солнечные блики на воде не слепили, а манили прилечь в траву и смотреть в небо, угадывая в очертаниях летящих облаков драконов и фениксов. Старые сливы заботливо укрывали плечи усталых путников ажурной шалью тени и, должно быть, каждую весну крали не по одному сердцу своей неземной, поистине райской красотой.
– Я останусь здесь, – прошептала зачарованно Татьяна, заставив побратимов-мятежников удовлетворенно хмыкнуть.
Они бы все остались, но не судьба. В тишине и благости, как всем известно, империи не куются. А жаль.
Конец ознакомительного фрагмента.