Институт
При определении моего будущего места учёбы вопрос выбора передо мной даже не стоял. Однозначно, я должен был поступать в Московский институт нефти и газа имени И. М. Губкина. Но мой отец настоял на том, чтобы я пошёл учиться не на буровика, а на промыслового геофизика. Он мне прямо сказал, что в нашей семье достаточно уже его одного, помесившего грязь, по распутицам добираясь на буровые, а геофизики из всех нефтяников на сегодня самые передовые и инженерно подготовленные, а также работают в более комфортных условиях, а в будущем, если появится такое желание, всегда можно переквалифицироваться на бурение скважин. Так мы и решили на семейном совете.
Будучи студентом, трудно оценить качество образования, которое тебе дают и которое в итоге ты получаешь. Что главное для студента? Пройти без излишних приключений очередную сессию, сдать необходимые зачёты и экзамены и побыстрее уехать на каникулы и навестить своих родителей и друзей. Студенты бывают разные. В каждой группе присутствуют свои лидеры, завоёвывающие свой авторитет среди однокурсников по своим внутренним законам. Одни выдают фантастические результаты, сдавая все экзамены на «отлично», другие ударяются в общественную деятельность, а третьи с гитарой и песнями, балагурством и гулянками, дают фору всем остальным во время производственных практик. Как правило, у нас недолюбливали первых, это была наиболее замкнутая категория студентов. Я относился именно к этой категории. По этой причине внутри учебной группы у меня отношения не сложились, хотя я со всеми старался поддерживать ровные отношения.
Все пять лет обучения в институте я жил в новом современном общежитии, построенном на перекрёстке улиц академиков Волгина и Бутлерова. Общежитие было чисто мужским. Ребята со всех факультетов жили в одном месте, и можно было в свободное от учёбы время заводить знакомства с представителями разных специальностей. К тому же там жило много земляков из Лениногорска. Именно там я сблизился с Юрой, Николаем, Аликом и Борисом. Мы все пятеро учились на разных факультетах. Я даже затрудняюсь сказать, что нас всех тогда сблизило, может быть, простая случайность или некий таинственный, неведомый нам человеческий магнетизм. Должен оговориться, что Юра и Николай были моими земляками, наши родители хорошо знали друг друга и были коллегами по работе. А Алик и Борис приехали учиться совершенно не из нефтяных городов. Наша дружная компания просуществовала пять лет, а потом судьба разбросала нас по разным городам страны. Вновь встретились мы уже позже, только через тридцать семь лет после окончания института, к тому времени у каждого из нас накопился свой личный опыт работы в нефтяной отрасли.
Вернусь к учёбе в институте. Из всего набора учебных дисциплин, которые пришлось познавать, мне по душе были только те, что имели прямое отношение к моей специализации. Курсы бурения и добычи нефти нам прочитали буквально мельком, могу сказать, что, на мой взгляд, даже поверхностно. Может быть, нам достались преподаватели-формалисты, или эти предметы считались для нашей специальности – промысловой геофизики – непрофильными, и в итоге курс лекций был неимоверно сжат. Но это принесло только вред. У многих моих однокурсников представление об основах бурения и добычи нефти просто не сложилось. Сегодня я считаю, что это произошло из-за неправильного составления учебного процесса, его перегруженности совершенно ненужными или второстепенными дисциплинами. Понято, и я с этим согласен, институт должен был нам только приоткрыть наши глаза на многообразие специализаций, связанных с нефтяным производством, суть которых мы в будущем должны познавать самостоятельно, по мере необходимости. Но я никогда не соглашусь с тем, чтобы выпускник нефтяного института после его окончания имел слабое представление об основных дисциплинах.
Больше всего мне нравились геологические науки и интерпретация каротажных диаграмм. Этому нас обучали самые талантливые профессора института, настоящие корифеи своей профессии. Я могу однозначно сказать, что именно доскональное изучение глубинного строения земных недр и процессов формирования нефтяных залежей дало мне возможность увидеть всё нефтяное производство как бы изнутри и совершенно по-другому к нему относиться. Раньше я видел только то, что располагалось на земной поверхности, собственно то, что может увидеть любой из нас, заехав в тот же Лениногорский район. Нефтяная отрасль оказалась для меня настолько многогранна и гораздо более интересна по сравнению с тем, что я думал о ней в юности. Мне кажется, что по своей наукоёмкости, своей непознанности до конца, безграничности творческих возможностей людей разных специальностей, своему техническому вооружению и насыщенности индустриальными новинками ей нет равных. Поэтому сегодня чуть ли не каждый житель России либо работает на нефтяное производство, либо кормится от него.
Однако нефтяная олигархия, её магнаты, большие и малые, стараются своими действиями постоянно принижать её значимость для современного российского общества, замыкают её в кругу своих меркантильных интересов, забаррикадировали её от притока молодых специалистов.
Как сегодня расставлены кадровые приоритеты на современном производстве? Если коротко ответить, то на первом месте стоят финансисты и нефтетрейдеры, затем идут добычники, затем буровики, и уже в самом конце геологи. А я бы расставил всё наоборот. С точки зрения рационального использования недр, во главе угла должен находиться исключительно геолог или уж, на худой конец, специалист с двумя нефтяными образованиями, одно из которых обязательно геологическое. А ещё лучше, чтобы высшая школа готовила универсальных выпускников, в равной степени владеющих знаниями как в области геологии, так и бурения нефтяных скважин и добычи нефти.
Оканчивая институт, я готовился, как и все студенты, к походу на комиссию по распределению выпускников. Это самый волнительный процесс для любого молодого специалиста, что в итоге обучения ему предложат. Подразумевалось, конечно, и свободное распределение, когда каждый заранее договорился о своём дальнейшем месте работы. Но только именно на этой комиссии нам предлагались самые интересные места. У меня уже была заветная мечта, я хотел остаться и работать на своей, уже родной для меня кафедре промысловой геофизики. Я знал, что на кафедре предполагается оставить трёх лучших выпускников, и мой средний бал по успеваемости позволял мне рассчитывать на благоприятный исход. В кабинет, в котором проходило заседание комиссии, впускали строго по одному студенту, по очереди, в соответствии с набранными баллами. Я зашёл третьим и был крайне удивлён, что в показанном мне списке возможных вакансий позиций на кафедре не было. Были места преимущественно в Западной Сибири. В другие времена я бы безоговорочно принял это предложение, но сложившиеся семейные обстоятельства не позволяли мне поступить таким образом. За два месяца до распределения скоропостижно скончался мой отец, и мама приняла решение перебраться жить из Оренбурга в Москву, и я должен был находиться рядом с ней. Впервые в жизни я испытал несправедливость по отношению к себе. Из всего списка, что я увидел перед собой, была только одна возможность остаться в Москве, это пойти на шестой курс обучения – иностранному языку, в нашем институте. Я не имел об этой системе подготовки ни малейшего представления, но, согласившись с этой позицией, я думаю, что в последующем только выиграл. А на третье место на кафедре, оно, как позже выяснится, действительно существовало, был взят человек из категории блатных, даже не из первой десятки по успеваемости. Вот так всё для меня и закончилось. Действительно, всё, что ни делается, всё к лучшему.