Неожиданная встреча
В обозначенный для встречи час я вновь был в музее. Ещё раз обойдя весь зал, посвящённый бурению скважин и убедившись, что моя экспозиция на месте, я сделал на память для себя несколько фотоснимков и стал дожидаться возможной встречи. Но время шло, и так никто и не пришёл. Я уже было собрался уходить и подошёл, чтобы поблагодарить моих новых друзей – музейных работников, а в моей душе они уже стали таковыми, как неожиданно для меня женщина экскурсовод шёпотом, чтобы не привлекать внимание директрисы, сообщила мне, что на выходе из музея меня дожидается какой-то пожилой человек, и что он отказался заходить в музей и попросил через них сообщить мне, что я ему очень нужен.
Всё это выглядело как-то странно. Я вышел и увидел уже глубокого старика, сидящего на скамеечке у входа.
– Вы Александр? – спросил он, увидев меня, очень взволнованным голосом.
Я увидел, что он говорит с большим трудом. Я его не знал, да и, возможно, время настолько его изменило, что его было очень трудно узнать. Он представился, назвав свою фамилию, и сказал, что он работал буровым мастером вместе с моим отцом.
Буквально только произнеся свою фамилию, а этого для меня было уже достаточным, этот человек вызвал во мне чувство неприязни. Зачем он пришёл и что ему надо? У меня в памяти мгновенно всплыл эпизод, из-за которого я часто переживал. Это случилось на следующий день после похорон отца. Мы с мамой поехали на кладбище навестить свежую могилу отца и среди моря венков неожиданно для себя увидели воткнутым в ограду пень. Мама, даже не задумываясь, мгновенно назвала фамилию того человека, кто бы мог эту гадость сотворить. И я эту фамилию запомнил на всю жизнь. Безусловно, это мог сделать только недруг, затаивший злобу и очень мстительный. В последующем мама мне рассказала о том, что отец выгнал его в своё время из коллектива из-за производственных приписок и постоянного пьянства. И вот спустя такое количество лет этот человек стоит передо мной и хочет о чём-то со мной поговорить.
– Что вам от меня надо? Я о вас всё знаю, и мне не о чем с вами говорить, – бросил я ему в лицо.
– Послушайте, Александр, мне нужное многое вам рассказать, я крайне виноват перед вашей семьёй и перед твоим отцом особенно. Все эти годы меня мучает совесть, мне осталось недолго, и я должен перед вами покаяться и в вашем лице попросить прощения. Я остался один, у меня больше нет никого, и то, что я вам расскажу, вы должны знать обязательно.
– Скажите, это вы тогда были на кладбище? Ведь моя мама тогда не ошиблась, она точно узнала ваш подлый почерк.
– Да, это был я и ещё раз вам говорю, что я во многом виноват, и не только в этом. Если вы наберётесь терпения, то я вам обо всём расскажу. Дайте мне возможность спокойно умереть, я прошу вас, выслушайте меня и не переспрашивайте. Мне и так очень тяжело говорить.
Старик мне предложил присесть на ту же лавочку у входа в музей, но я отказался, мне его общество было крайне неприятно, да ещё о каких гадостях он, возможно, наговорит. Он сел, а я продолжал стоять перед ним.
– Александр, я должен вам раскрыть одну тайну, о которой не знает уже никто, кроме меня. Кто хотя бы мало-мальски догадывался, уже ушли на вечный покой, свидетелей больше нет, да и записей нигде не сохранилось, я всё досконально проверил. Я всю свою жизнь прожил в страхе, что меня вот-вот арестуют за то, что я сделал. Я не знал, кому об этом рассказать, но вот вчера мне позвонили и рассказали, что вы в городе и что-то делаете в музее. И вот наконец-то я решился, я понял, что другого более удобного случая не будет.
Этот человек стал меня настораживать, я пока не понимал, в какую сторону он клонит. Этот возможный арест, которого он всю жизнь ожидал, что всё это значит? Просто какая-то тайна, покрытая мраком. И при чём тут мой отец? Я не перебивал его, чтобы не сбить с мысли. Он всё это говорил с таким напряжением, и я видел, что ему очень необходимо выговориться. Он на какое-то время замолчал, собирался с мыслями, видимо, он подходил к главному.
– Мы с твоим отцом пришли работать в нашу контору разведочного бурения практически одновременно, твой отец работал директором, а я буровым мастером. Я неплохо бурил, моя бригада была в конторе одной из лучших, помесили мы с ним вместе грязи достаточно. Одновременно оба получили правительственные награды, но неожиданно в конторе появился один новый человек, который пытался твоего отца подсидеть, как говорят, сковырнуть и занять его место. Именно он начал перетягивать на свою сторону, в его поддержку, часть коллектива. Но ты должен знать, что никто на это не поддался, а я вот оказался слабым человеком, и пошёл у него на поводу. Твой отец его сразу раскусил, он был вынужден перейти на другую работу, а я в итоге остался в одиночестве, с волчьим билетом. Я стал изгоем, весь коллектив отвернулся от меня. Твой отец на никакие примирения со мной не шёл, вот во мне и заиграла обида. Он меня не уволил, но постоянно стал отправлять мою бригаду на самые дальние точки бурения. Мы в то время выдвинулись далеко на юг от Ромашкино.
Старик опять замолчал, а мне становилось всё более интересным, к чему он клонит. Я уже начинал предвидеть что-то крайне неожиданное для меня. Отец многими вещами с семьёй не делился, но я хорошо помнил, что в конце пятидесятых годов в городе было несколько громких арестов среди руководителей нефтяных предприятий и даже одно время мама очень сильно тревожилась за отца. Может быть, о том времени что-то сейчас всплывёт. Я сохранял молчание, а мой собеседник продолжил:
– Так вот, мы начали разбуривать совершенно новый, ранее не изученный участок, это на самой границе Татарии. Насколько я знаю, там никаких разведочных работ ранее не производилось, и мы ничем из предварительной информации не располагали. У нас в руках была только топографическая карта, и мы бурили вслепую. Нужно было проложить новый геологический профиль, и наши скважины считались просто поисковыми. Никто не рассчитывал там обнаружить нефть. Всего было запланировано пробурить в этом месте девять скважин со сплошным отбором керна по всему разрезу до конкретных глубин. Наша работа должна была заканчиваться вскрытием тех же девонских отложений, что и в Ромашкино. На всю работу нам было отведено три года, по три скважины в год. Расположение скважин было намечено строго по прямолинейному профилю. Почему только девять скважин, да мы просто утыкались последней в границу соседней области. А тогда было строгое административное распределение по регионам работ, и мы не имели права переходить границу, как будто мы жили в другом государстве, а не в единой стране. Я точно знаю, я этим досконально занимался, и тогда, и в последующие годы, что в зоне примыкания, с той стороны, никто и никогда не бурил. В том месте почти нет населённых пунктов, а тем более дорог, там и сейчас ничего не изменилось. Я там был лет десять назад, видимо, действительно преступника всегда тянет на место преступления.
Его повествование становилось всё более и более таинственным и я где-то подспудно стал уже догадываться, чем закончится эта его исповедь. Я ещё больше насторожился и продолжал его с вниманием слушать.
– Мы пробурили первую скважину до заданной отметки в установленный планом срок, выполнили в ходе бурения все геологические задания, отобрали керн, составили все отчёты, геологи уехали со скважины, а я и ещё несколько человек остались ждать тампонажную и вышкомонтажную бригады для ликвидации скважины и перетаскивания станка на следующую точку бурения. Но нам сообщили из диспетчерской службы, что из-за наступившей, будь она неладна, распутицы и тампонажники, и вышкомонтажники доберутся до нас только через неделю. У меня было какое-то предчувствие, что мы ошиблись, что геологи нам выдали неправильное задание, взяв по аналогии те же глубины, что и в Ромашкино, а в этом месте бурения, тот же пласт, мог оказаться ниже из-за структурного понижения. И я, никому не сообщив, на свой страх и риск, решил продолжить бурение. У нефтяников так не принято, обо всём нужно докладывать и любые действия согласовывать. Так как бригада осталась неполной, из-за того, что я почти всех отправил уже в Лениногорск на отдых, я сам встал за пульт бурильщика и решил углубить скважину ещё на несколько метров. Запас бурильных труб нам позволял это сделать. И вот уже при углублении на третью трубу в скважине началось газопроявление, и при её интенсивной промывке в приёмнике шламового амбара появилась нефть. Давление вдруг начало катастрофически расти, я закрыл превентор, дал команду немедленно утяжелить буровой раствор и задавил скважину. Я растерялся, я не знал, что мне дальше делать. Бежать звонить и сообщать о неожиданном открытии, или?.. И тут я выбрал самое худшее. Рядом со мной были неопытные помбуры, которые ещё нефти не нюхали, и они даже не поняли, что произошло. Я самостоятельно устранил, незаметно для всех, все признаки нефти, как говорят, протёр всё досуха. В последующем вместе с вышкомонтажниками к нам одновременно приехали тампонажники, и мы залили скважину до самого устья. Я, старый дурак, был в минуте от славы открытия нового месторождения, но я по глупости обрезал для себя и для твоего отца все концы. Обратного хода не было. После этого я запил, я почти не просыхал весь тот период, что перетаскивали наш буровой станок.
– И это всё? – спросил я его.
Предположения мои не только не подтвердились, но оказались ещё более вопиющими. Я думал, что будет просто какое-то враньё в части геологии, но то, что он скрыл не только от моего отца, но и от всего коллектива, даже государства, открытие нового нефтяного месторождения, это уже не вписывалось ни в какие рамки приличия. И почему мой отец его так долго терпел, почему он его сразу не изолировал от коллектива, а сделал это уже позже, поймав его на подтасовке метража пробуренных скважин? Хорошо, что он успел это сделать пусть не своевременно, но самостоятельно. Увы, на всё на это я ответов уже никогда не получу.
– Да нет, это было только начало. На последующих семи скважинах мы бурили строго по графику до заданной глубины, и все скважины были сухими. С инициативой их углубления я не вылезал. Просто боялся, что вскроются факты по первой скважине.
– Но это только восемь скважин, а что с девятой, вы же говорили что по плану бурения должно было быть девять?
– На девятой скважине всё повторилось, что и на первой. Я сделал так, что опять отправил на отдых самых опытных бурильщиков, оставил молодёжь и вновь последние метры втихаря бурил сам. И опять получил такое же мощное нефтегазопроявление. Делай выводы сам, я тебе обо всём рассказал.
– Послушайте, а как вы смотрели, после всего, что натворили, в глаза своим коллегам, прежде всего членам вашей бригады? Ведь вы провели с ними на этом месте бурения целых три года. Ребята могли бы получить настоящее боевое крещение, об их открытии не только бы весь город, но и вся страна говорила. В конце концов, они бы получили и хорошие денежные премии за открытие месторождения, и правительственные награды, а вы у них похитили заслуженную славу!
– Вот этого как раз я и не хотел, чтобы слава досталась не мне, а другим, и прежде всего твоему отцу. У нас всегда всё несправедливо, работу выполняет один, а славу делят между всеми.
Передо мной сидел моральный деградант, преступник, и скольким же людям он успел отравить жизнь! Даже его седины не вызвали какого-либо чувства прощения к нему.
– Скажите, а что это было за место, вы его можете мне описать? Или это тоже тайна? Не думаете ли вы его укрыть от меня? Я всё равно его найду, будьте уверены.
Я видел, что он уже не хотел больше со мной говорить. Но я продолжал настаивать на его окончательном признании. И он не выдержал, рассказал мне всё, что помнил. Вставая, он сказал мне напоследок:
– Вы там ничего не найдёте, там всё было рекультивировано, устьев скважин не видно, они минимум на полметра ниже уровня земли. Да я и сам, когда там был последний раз, ничего не нашёл. Там степь, всё заросло уже давно травой. Не забывайте то, что это было уже более шестидесяти лет тому назад.
От той поездки в Лениногорск я даже и представить себе не мог, что стану обладателем такой тайны. Сколько людей, столько и тайн. И если бы не нечто похожее, но гораздо в меньших масштабах, но тоже связанное с сокрытием геологических ресурсов и узнанное мною в бытность моей работы в Республике Коми, я бы никогда не поверил в рассказ этого обозлённого старика. Но верить ему до конца я не собирался, информация была не до конца достоверной, а как её проверить, я в тот момент совершенно не представлял.
К тому моменту я уже был полностью сформировавшимся специалистом-нефтяником, познавшим это уникальное ремесло не только по учебникам, но и на практике, и я был в состоянии делать комплексные выводы о том, как происходит процесс освоения нефтяных запасов от момента их обнаружения вплоть до реализации готовой продукции конечным потребителям, включая поставку нефти на экспорт. Но как распорядиться полученной информацией в современных условиях, когда вся нефтедобыча сосредоточена в частных руках и до могущественных людей невозможно достучаться, а просто кому-то отдавать неожиданные сведения не было смысла. Я уже был научен горьким опытом, что ты остаёшься сильным и востребованным ровно до того момента, пока обладаешь либо какой-то уникальной информацией либо ты умеешь делать то, чего не умеют делать другие.
Безусловно, в старое советское время я бы знал, как поступить, всё это немедленно стало бы государственным достоянием, а вот сегодня, когда я был современником этой послеперестроечной российской эпопеи и её фактически неким усреднённым продуктом со всеми плюсами и минусами, я оказался в крайне непростой для себя ситуации. Мне нужно было всё обдумать и принять правильное решение о том, как наиболее рационально распорядиться этой информацией. Но об этом мы с вами узнаем чуть позже.