Вы здесь

Петербург. История и современность. Избранные очерки. «Единица Петербурга – площадь» (А. Д. Марголис, 2014)

«Единица Петербурга – площадь»


Сравнивая две российские столицы, Юрий Тынянов писал: «Петербург никогда не боялся пустоты. Москва росла по домам, которые естественно сцеплялись друг с другом, обрастали домишками, и так возникали московские улицы. Московские площади не всегда можно отличить от улиц, с которыми они разнствуют только шириною, а не духом пространства. <…> Основная единица Москвы – дом, поэтому в Москве много тупиков и переулков. В Петербурге совсем нет тупиков, а каждый переулок стремится быть проспектом. <…> Улицы в Петербурге образованы ранее домов, и дома только восполнили их линии. Площади же образованы ранее улиц. Поэтому они совершенно самостоятельны, независимы от домов и улиц, их образующих. Единица Петербурга – площадь».

Так в романе «Кюхля» начинается глава, посвященная восстанию на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Характерно, что художникам эпохи декабристов Петербург виделся огромным, пустым и светлым пространством, заключенным в торжественную архитектурную раму. Пустынное петербургское пространство, а вовсе не архитектура, является героем «литографированных поэм» эпохи классицизма. В этом проявилась исконная природа Петербурга, с самого начала представлявшего собой облачение пустот, города, который «никогда не боялся пустоты».

Петр I велел строиться по берегам Невы – и тонкий слой городского тела обвел контуры гигантского водного зеркала. Именно Нева изначально являлась главной площадью и главным проспектом Северной столицы. Вдоль берегов могучей реки постепенно формировалась представительная жилая застройка. На Неву были ориентированы основные ансамбли и высотные акценты, а устройство гранитных набережных упрочило связь архитектуры и водной стихии. «Благодаря этой чудесной реке Санкт-Петербург, как никакая другая столица мира, имеет грандиозный облик», – писал Александр Дюма-отец.

Между юго-западной оконечностью Выборгской стороны и стрелкой Васильевского острова река особенно просторна. Напротив Зимнего дворца берега расступаются почти на километр. Это центральная акватория Невы. С юга к ней обращена Дворцовая набережная, с севера – Петропавловская крепость с золоченым шпилем собора над «одетыми камнем» бастионами и куртинами. Вниз по течению открываются с разных точек башня Адмиралтейства и купол Исаакиевского собора. Строго симметричный ансамбль стрелки Васильевского острова объединяет все звенья грандиозной водной площади. Далекие перспективы расходящихся от нее Большой и Малой Невы обогащают общую картину. С восточной стороны панораму завершало здание госпиталя на Выборгской стороне.

Вся центральная акватория воспринимается как многоликий и разнообразный ансамбль с умело организованными визуальными взаимосвязями, четкими осями и эффектными перспективами. Постройки XX века вжились, хотя и не всегда органично, в этот единственный в своем роде пейзаж. До начала нынешнего столетия судьба оберегала его от вторжения резких диссонансов, современных высотных зданий. К сожалению, в наши дни произошло грубое вмешательство в панорамы Невы. Единственный в своем роде облик главной площади Петербурга исказили многоэтажные здания на Выборгской набережной (жилые комплексы «Аврора» и «Монблан» высотой до 74,5 м) и на Васильевском острове (биржа «Санкт-Петербург» и жилой дом «Финансист» высотой 63 м). По мнению историка архитектуры Б. М. Кирикова, «попытки вторжения современной застройки в панораму Невы более опасны, чем утрата любых отдельно взятых памятников Петербурга».

Еще сто лет назад акватория Невы была весьма оживленной. Ее заполняли многочисленные корабли, лодки, баржи… Зимой, когда на несколько месяцев реку сковывал лед, она становилась продолжением суши. Здесь ездили на санях, устраивали народные гуляния и военные парады, а в конце XIX века даже прокладывали трамвайные пути. Петербуржцы в прошлом постоянно видели свой город с Невы. Сегодня на его главной площади стало значительно меньше жизни. Горожане теперь нечасто воспринимают Северную Венецию с реки, тем более что зимой на ней уже не образуется прочный ледяной покров.

Грандиозный ансамбль центральных площадей на левом берегу Невы формировался в течение целого столетия. В августе 1736 года произошло то, что часто случалось в русских деревянных городах: от случайной искры загорелось сено на дворе, затем – дом, улица. Адмиралтейская часть Петербурга выгорела наполовину. В июне 1737 года случился новый пожар и уничтожил все уцелевшие от прежней катастрофы постройки в этом районе. В огне погибло около тысячи домов.

Два этих пожара расчистили место для регулярной застройки Адмиралтейской части. Ею стала заниматься специальная Комиссия о Санкт-Петербургском строении, учрежденная в 1737 году под председательством Бурхарда Христиана Миниха. Ведущим архитектором Комиссии стал Петр Еропкин – блестящий градостроитель и теоретик зодчества.

Деятельность Комиссии отличалась исключительным размахом. Существовавшая планировка и застройка упорядочивалась на началах регулярности. По проекту Еропкина продлили Гороховую улицу – средний луч из трех перспектив, расходящихся от башни Адмиралтейства. Этот «трезубец» центральных улиц (Гороховая ул., Невский и Вознесенский пр.) обрел более выразительное завершение после того, как архитектор Иван Коробов закончил в 1738 году перестройку петровского Адмиралтейства и возвел его новую башню со шпилем высотой 72 метра. Незастроенное пространство гласиса Адмиралтейской крепости получило строгую планировку и превратилось в озелененный луг.

На берегу Невы к западу от Адмиралтейства сохранялась площадь с Исаакиевской церковью, а за ней, у нынешнего Синего моста через Мойку, намечалась новая площадь. Проект содержал предпосылку развития этих двух площадей (Сенатской и Исаакиевской), что в дальнейшем и осуществилось. Строительство к востоку от Адмиралтейства Зимнего дворца императрицы Анны Иоанновны закрепляло центральное положение левобережной части города.

Дальнейшее развитие Петербурга приобрело в основном южную ориентацию. Оторванность Васильевского острова от материковой территории из-за отсутствия постоянных мостов через Большую Неву подорвала петровский замысел устройства здесь городского центра. Основной территорией столицы Комиссия определила Адмиралтейскую, Литейную и Московскую части, удобно связанные внешними дорогами со страной.

В 1754 году Франческо Растрелли начинает возведение Зимнего дворца для императрицы Елизаветы Петровны, не дожившей до его завершения. Этот грандиозный дворец на берегу Невы должен был доминировать в центре Петербурга, символизируя величие Российской империи. Своими огромными размерами, богатством и разнообразием архитектурных форм и скульптурного убранства он превосходит все петербургские дворцы. Главная императорская резиденция – апофеоз елизаветинского барокко. Зимний предопределил композиционный строй ансамбля будущей Дворцовой площади. А высота дворца (23,5 м) до начала XX века служила пределом, выше которого нельзя было строить никаких зданий, кроме церквей. Этот лимит во многом определил единую горизонталь петербургского силуэта, его «небесную линию».

Первоначально Зимний дворец был рассчитан на круговой обзор, и только позже здание Малого Эрмитажа закрыло его восточный фасад. Перед южным фасадом дворца Растрелли спроектировал замкнутую площадь, окружив ее колоннадой так, как это сделал Бернини перед главным фасадом собора Святого Петра в Риме. В центре площади зодчий хотел установить конную статую Петра Великого работы своего отца – Бартоломео Растрелли. Но эта часть проекта осталась на бумаге. Франческо Растрелли не успел окончить и отделку интерьеров Зимнего дворца: императрица Екатерина II отправила его в отставку.

В 1760-х годах под руководством архитектора Алексея Квасова был разработан новый план столицы. Центр города окончательно утверждался на левом берегу Невы. На обширном Адмиралтейском лугу Квасов наметил контур главных площадей Петербурга, в том числе дуговой абрис Дворцовой площади. Долгое время этот генеральный план сохранял значение опорного. Закрепленный им планировочный каркас постепенно наполнялся великолепными зданиями и монументами.

Ядром нового грандиозного ансамбля площадей послужило Главное Адмиралтейство, кардинально перестроенное Андрияном Захаровым в мощных торжественных формах классицизма. Окружавшие его земляные укрепления в начале XIX века были срыты, а на освободившемся месте образована целостная система слитых друг с другом площадей. Поражает их пространственный размах: общая протяженность Дворцовой, Адмиралтейской и Сенатской площадей (от здания Штаба гвардейского корпуса до Конногвардейского манежа) достигала 1100 метров, а глубина Сенатской и Исаакиевской (от набережной Большой Невы до Мариинского дворца) – 800. Кажется, что сама Нева приучила петербургских градостроителей к такому простору. Вот впечатление иностранного путешественника, впервые попавшего в Петербург в середине 1830-х годов: «Здесь все гигантское. <…> Сама необозримость свободных пространств создает впечатление, что дома вокруг низковаты, а с другой стороны, их действительно небольшая высота только подчеркивает широту пространства между ними».

Именно здесь окончательно закрепился не только общегородской, но и общероссийский административный центр империи Романовых. Решающий вклад в завершение ансамбля главных площадей столицы в первой половине XIX века внесли Карло Росси и Огюст Рикар де Монферран. К царскому Зимнему дворцу и высшим военно-морским учреждениям, размещенным в Адмиралтействе, добавились здания Главного штаба и министерств, Сената и Синода. Дворцовая площадь превратилась в грандиозный петербургский форум, что подчеркивалось триумфальной аркой Главного штаба и установленной в центре Александровской колонной. Значение кафедрального храма империи получил новый Исаакиевский собор – самая мощная доминанта левобережья. Одно из величайших купольных сооружений Европы создавалось с 1816 года в течение сорока лет.

Особая «державная» мифология, сложная имперская символика составляют важную грань «души Петербурга». Трудно переоценить их роль в формировании образа города, его архитектурных ландшафтов.

В Петербурге XVIII – начала XX века военная культура наполняла и оформляла собой почти все проявления городской жизни, в значительной мере определяла планировочную структуру столицы, ее колорит, жизненный ритм площадей и улиц. Военных здесь было много, в некоторые периоды они составляли до четверти всего столичного населения. В Петербурге находились Военное министерство, Главные штабы вооруженных сил, множество военно-учебных заведений, квартировали пехотные и кавалерийские полки лейб-гвардии, гвардейские Морской экипаж и артиллерийские бригады. Архитектура казарм и полковых храмов, манежи и гауптвахты, триумфальные арки, обелиски и колонны в память о ратных подвигах, монументы в честь полководцев, постоянные перемещения войск, их красочный внешний вид и характерный «военный шум» – все это накладывало на облик Петербурга яркий отпечаток.

Одним из самых восторженных певцов «военной столицы» был А. С. Пушкин:

Люблю воинственную живость

Потешных Марсовых полей,

Пехотных ратей и коней

Однообразную красивость,

В их стройно зыблемом строю

Лоскутья сих знамен победных,

Сиянье шапок этих медных,

Насквозь простреленных в бою.

Словно иллюстрациями к этим строкам «Медного всадника» выглядят многие живописные и графические виды пушкинского Петербурга.

С петровских времен в городе устраивались массовые военные церемонии – парады и смотры. Они проводились часто, были многочисленными и разнообразными. Главной частью военного парада является торжественное прохождение войск, а смотра – построение и объезд (обход) строя монархом или иным высшим военачальником. В царствование Павла I широкое распространение получили вахтпарады – ежедневные разводы караулов. Регулярными были парады в дни именин и восшествия на престол императоров, Новогодний парад, Крещенский парад на льду Невы. После Отечественной войны 1812 года число парадов и смотров неуклонно возрастало, ими отмечались победы и годовщины побед в войнах и сражениях, возвращение войск с полей сражений, дни полковых праздников, окончания лагерных сборов гвардии, выпусков из военно-учебных заведений.

Местами проведения парадов и смотров служили преимущественно Дворцовая площадь и Марсово поле, а также обширные полковые плацы (плац-парады) в местах расквартирования гвардейских полков.

Столичные парады, поражавшие своими масштабами и блеском, были любимым зрелищем петербуржцев. Неудивительно, что на картине Г. Г. Чернецова «Парад по случаю окончания военных действий в Царстве Польском 6 октября 1831 года» представлена портретная галерея всего столичного общества того времени. Среди 223 человек, изображенных художником, в толпе зрителей фантастического спектакля на Марсовом поле можно рассмотреть литераторов Ивана Крылова, Василия Жуковского, Николая Гнедича и Александра Пушкина. «Пехотных ратей и коней однообразная красивость» вызывала восхищение у многих пушкинских современников. Один из них писал: «Кто станет отрицать, что военные эволюции, как ни механистическими нашей гражданской философии кажутся, пленительны; что это многолюдство, составляющее правильные фигуры, движущиеся и переменяющиеся одна в другую по одному мановению как бы волшебным образом, что эта приятная и блестящая пестрота среди единообразия занимает взор необыкновенно, как звук музыки и гром пушек – слух».

Среди петербургских парадов особое место занимал ежегодный майский парад на Марсовом поле. Этим «апофеозом военного великолепия» заканчивался зимний сезон столичной зимней жизни, который открывался осенью балом в Морском кадетском корпусе. В грандиозном параде, имевшем строгую, детально проработанную последовательность, участвовали все войска петербургского гарнизона. Свидетельствует непосредственный участник майских парадов в начале XX столетия генерал А. А. Игнатьев: «Постепенно кавалерийские полки выстраивались в резервные колонны, занимая всю длину Марсова поля, противоположную Летнему саду. Перед этой конной массой выезжал на середину поля сам генерал-инспектор кавалерии [великий князь] Николай Николаевич. Он высоко подымал шашку в воздух. Все на мгновение стихало. Мы, с поднятыми палашами, не спускали глаз с этой шашки. Команды не было; шашка опускалась, и по этому знаку земля начинала дрожать под копытами пятитысячной конной массы, мчавшейся к Летнему саду. Эта лавина останавливалась в десяти шагах от царя».

Помимо традиционных военных церемоний внимание петербуржцев время от времени привлекалось различными в них нововведениями. Так, в начале 70-х годов XIX века были введены так называемые «тревоги» с целью поддерживать в войсках постоянную боевую готовность. «Мирным жителям Петербурга, – пишет очевидец „тревоги“ 20 декабря 1872 года, – было сначала невдогад: что бы значило неожиданное стремление кавалерии по улицам, грохот ехавших пушек, неспешное движение пехоты? Чем ближе к сборному пункту, тем оживленнее, красивее становилась военная картина, и особенно эффектно было видеть дебушированье войск на Дворцовую площадь, с трех сторон ее: из-под арки [Главного штаба], от Марсова поля и со стороны Исаакиевского собора».

Наряду с военными церемониями, на петербургских площадях проходили народные гулянья во время Масляной и Пасхальной недель. Праздники «на балаганах», в которых ярко проявлялась традиция народного театрального искусства, привлекала горожан обилием зрелищ и развлечений, атмосферой непринужденного веселья. Городские площади – Театральная, Сенатская, Дворцовая, Адмиралтейская, Царицын луг (Марсово поле), Семеновский плац – были местами проведения праздничного досуга всех слоев столичного населения.

«Масленица во всей Европе есть время торжества забав, – писал П. П. Свиньин, – а для русских главнейшее удовольствие составляют ледяные горы». Катальных гор всегда было две, их высота достигала 18 метров. Они сооружались параллельно друг другу, но в разных направлениях – скатами навстречу. В последней четверти XVIII века деревянные катальные горы стали возводить не только на Масленицу, но и на Пасхальных гуляниях. С этих «летних» гор спускались на специальных маленьких колясках. Возле катальных гор и разнообразных качелей располагались временные строения, получившие с 1820-х годов название балаганов. Здесь выступали фокусники, кукольники, вольтижеры и комедианты.

Светская публика и состоятельные горожане выезжали на гулянье, чтобы продемонстрировать новые экипажи и последние моды, а также посмотреть на забавы простого народа, который, в свою очередь, с любопытством взирал на барские кареты и наряды. Праздничная площадь превращалась в своеобразную театральную сцену, а участники гулянья были одновременно и зрителями, и действующими лицами.

С 1827 года гулянья «на горах» и «под качелями» постоянно устраивались на Адмиралтейской площади. Дважды в год здесь возникал увеселительный городок, растянувшийся на полверсты – от Дворцовой до Исаакиевской площади, с двумя линиями многочисленных построек. Первую линию занимали большие балаганы, обращенные фасадами в сторону Невского проспекта. Вдоль Адмиралтейства тянулись две катальные горы. Всего на площади в самом центре Петербурга возводилось до шестнадцати балаганов. «Никогда не бывало такового количества комедий или балаганов, заключавших большое разнообразие в представлениях, – говорилось в обозрении Пасхального гулянья 1827 года. – Кроме двух летних гор, разного рода каруселей и качелей – парижских, маховых, круглых и т. п., было 14 сараев, выстроенных вдоль Адмиралтейского бульвара, кои с пестрыми флагами своими и разноцветными вывесками походили на какой-то китайский или японский городок. <…> Экипажи ездили в три или четыре ряда мимо качелей». К середине XIX века на Адмиралтейской площади появляются карусели в виде пароходов и паровозов, ударные силомеры, «механические музеи» с автоматами и даже «американские круговые велосипеды».

В первый майский день Пасхальной недели 1836 года случилась самая большая трагедия в истории петербургских гуляний – во время представления загорелся огромный балаган Христиана Лемана, в пожаре погибло 127 зрителей. 18 апреля 1872 года сгорели балаганные театры Вильгельма Берга и В. М. Малафеева. После этого пожара гулянья перенесли с Адмиралтейской площади на Марсово поле.

Вспоминает сын владельца балаганных театров А. В. Лейферт: «На Марсово поле шел народ, привлекаемый пестротой и яркостью всей обстановки, создававшейся на это время на громадной площади оглушительным хаосом разнообразных звуков, бесчисленностью всяких развлечений и забав и, наконец, исключительным, повышенным темпом всех впечатлений и действий. Всякий, кто попадал на Марсово поле в эти дни, чувствовал себя в совершенно иных, непривычных условиях, приобщался к общему веселью и испытывал самое удовлетворенное благодушное настроение». В 1890-х годах на гуляньях появляется карусель в виде парусных лодок, которые, кружась, покачивались, как на волне; «летние» катальные горы превращаются во внушительное сооружение, получившее название «американских гор»; перекидные качели обретают очертания паркового «колеса обозрения». Во второй половине 1890-х годов гулянья перенесли с Марсова поля на Семеновский плац, но эти традиционные народные праздники проходили здесь недолго, 1899 год оказался последним в истории петербургских гуляний «на балаганах».

Площадям Северной столицы было суждено стать аренами не только военных парадов и народных гуляний, но и восстаний. «Петербургские революции совершались на площадях; декабрьская 1825 года и февральская 1917 года произошли на двух площадях. И в декабре 1825 года, и в октябре 1917 года Нева участвовала в восстаниях: в декабре восставшие бежали по льду, в октябре крейсер „Аврора“ с Невы грозил дворцу. Для Петербурга естественен союз реки с площадями, всякая же война внутри его неминуемо должна обращаться в войну площадей». Тынянов мог бы вспомнить и другие страницы хроники Петербурга: возмущение Семеновского полка в октябре 1820 года, Холерный бунт на Сенной площади в феврале 1831 года, Кровавое воскресенье 9 января 1905-го, ставшее прологом Первой российской революции… Не будет преувеличением сказать, что на площадях Петербурга – Петрограда вершилась история России.

В заключение надо отметить, что со второй половины XIX столетия градостроительство Петербурга утратило былой размах и ансамблевую направленность. Появились лишь немногие новые планировочные узлы: Благовещенская площадь у Невы (ныне – пл. Труда), Знаменская площадь перед Николаевским вокзалом (ныне – пл. Восстания). Перефразируя Тынянова, скажем, что Петербург как бы «испугался пустоты». Развернулась борьба с «бесполезными» городскими пространствами. Простор старых площадей стал казаться чрезмерным, подавляющим человека. На них устраивались сады, парки, скверы. Зелень расчленила или частично поглотила пространства многих площадей (например, на месте Адмиралтейской площади в 1872–1874 годах разбили Александровский сад), изменила восприятие архитектурных ландшафтов Северной Пальмиры.

Послереволюционная разруха затормозила развитие города, потерявшего в 1918 году статус столицы и переименованного в 1924 году в Ленинград. В первые советские годы градостроительным проектированием руководили архитекторы Иван Фомин и Лев Ильин – приверженцы старого Петербурга, опиравшиеся на традиции классицизма. В 1917 году в центре Марсова поля были похоронены жертвы Февральской революции, а в 1920-м вокруг братских могил (мемориал «Борцам революции») разбили грандиозный партерный сквер.

В середине 1930-х годов разработали генеральный план развития «социалистического Ленинграда». Город должен был расти в южном направлении, на удаленных от Невы, не затопляемых наводнениями территориях. Стержнем нового Ленинграда, главной парадной магистралью становился Международный (с 1956 г. – Московский) проспект. На его пересечении с дуговой магистралью намечался общегородской центр с монументальным Домом Советов (1936–1941 гг., арх. Н. А. Троцкий) и гигантской площадью перед ним, которая предназначалась для парадов, митингов и демонстраций. Московская площадь с памятником В. И. Ленину в центре (1970 г., ск. М. К. Аникушин, арх. В. А. Каменский) и по сей день остается самой большой в городе (13 га). Активное строительство новых районов было прервано Великой Отечественной войной, а в послевоенные годы нежизненная идея переноса центра Ленинграда на южную окраину была отвергнута.

В историческом центре получила архитектурное завершение старейшая Троицкая площадь на Петроградской стороне, была создана также открытая к Неве площадь Ленина перед новым зданием Финляндского вокзала, построенным в 1955–1960 годах. В конце Московского проспекта в 1970-х годах сформировался ансамбль площади Победы. Это парадные южные ворота Петербурга. Идейное ядро ансамбля – Монумент героическим защитникам Ленинграда в годы блокады 1941–1944 годов.

В современном Петербурге насчитывается более 60 самых разнообразных площадей. Без этих открытых пространств, заключенных в архитектурные рамы различных эпох и стилей, без площадей, на которые время от времени выплескиваются волны городской жизни, Петербург непредставим.

Литература

Аранович А. В. Из истории военного Петербурга. СПб., 2001.

Бузинов В. М. Дворцовая площадь. Неформальный путеводитель. СПб., 2001.

Гордин А. М., Гордин Я. А. Площадь Декабристов. Л., 1966.

Канн П. Я. Площадь Труда. Л., 1981.

Кириков Б. М. «Акватория Петра Великого» – главная площадь Петербурга // Пространство Санкт-Петербурга. Памятники культурного наследия и современная городская среда: материалы научно-практической конф. Санкт-Петербург, 18–19 ноября 2002 г. СПб., 2003. С. 124–130.

Кириков Б. М., Марголис А. Д. Пионерская площадь. Л., 1983.

Марголис А. Д. Санкт-Петербург: История. Архитектура. Искусство. 2-е изд. М., 2010. С. 192–245.

Некрылова А. Ф. Русские народные городские праздники, увеселения и зрелища, конец XVIII – начало XX вв. 2-е изд., доп. Л., 1988.

Николаева Т. И. Театральная площадь. Л., 1984.

Петербургские балаганы / Сост. А. М. Конечный. СПб., 2000.

Санкт-Петербург. Планы и карты. СПб., 2004.

Санкт-Петербург: Энциклопедия. 2-е изд., испр. и доп. СПб.; М., 2006.

Угрюмов А. И. Военная топография старого Петербурга: Строевые части гвардии и армии. СПб., 2009.

Тынянов Ю. Н. Кюхля. Смерть Вазир-Мухтара. Л., 1971. С. 209–211.

Шварц В. С. Архитектурный ансамбль Марсова поля. Л., 1989.

Яковченко Р. Н. Московский проспект. Л., 1986.