Вы здесь

Петербургский сыск. 1873 год, декабрь. Глава четвертая. Пробуждение молодого повесы (И. В. Москвин)

Глава четвертая. Пробуждение молодого повесы

Пробуждение стало для него внезапным, словно кто—то изнутри заставил открыть глаза. Сумрачный свет проникал в комнату сквозь неплотно закрытые шторы и молочные узоры на стекле. Проснувшийся человек заложил руки за голову и устремил взгляд в потолок, что белой простыней навис над комнатой.

«Воскресенье, – иглой вонзилось в голову, – очередное воскресенье. Достойное завершении недели, – он скривил губы и не было понятно – хотел он улыбнуться или нахмуриться, – очередной год катится к закату».

Его кинуло в холодный пот при мысли о ночном убийстве. Что всё-таки произошло? И этот пышноусый незнакомец. Кто он? Откуда взялся? Странно, что кто—то еще заинтересовался мелким чиновником Экспедиции Заготовления Государственных Бумаг? Может быть случайность? Тогда почему незнакомец не обшарил карманы, а сразу же сбежал? Страх? Но зачем убивать? Без причины ничего не происходит.

Человек на постели потянулся за стаканом воды, который он всегда ставил на ночь, выпил маленький глоток и поставил стакан на место.

Потом бросило в жар, даже капельки пота появились на лбу, а зачем мне его бумажник? Зачем залез в карман? Покосился на толстый чёрный бумажник, лежащий около стакана, и стало как—то не по себе, вроде бы ты не при чём, а чувствуешь вину за поступок другого человека. Слово «поступок» обожгло, что лежащий укусил указательный палец, чтобы невзначай не закричать от страха. Как же можно назвать поступком лишение жизни даже такого гадкого человека, как Левовский? – снова пронеслось в голове у лежащего. Как мне быть? Поехать к Марье Николаевне? Что я там скажу? Беспечно вести себя после происшедшего я не смогу, а сидеть рядом с нею с угрюмым видом я не сумею. Да и куда деть бумажник, он покосился на траурный предмет рядом со стаканом, казалось, он сам притягивает взгляд, но было боязно взять его в руки, словно он сможет оставить на ладонях несмываемые кровавые следы.

А ведь нет больше препятствия для нашего с Машенькой счастья, молодой человек аж подскочил на кровати, сел и руками потёр виски от неожиданно пришедшей мысли. Такой счастливый поворот фортуны в судьбе молодого человека сам по себе не мог упрочить положения для завоевания сердца Марии Николаевны. Ведь для получения руки девушки нужны средства, а их— то и не предвиделось. Хозяйство пращуров разорено стараниями отеческих забот, а действительный статский советник Николай Васильевич Залесский, директор Департамента Железных Дорог и Чиновник особых поручений при начальнике Главного Морского Штаба, папенька Машеньки, никогда не отдаст руку одной из дочерей начинающему юристу без состояния, а короче без копейки за душой. Вот если бы…

Не утерпел и вскочил с постели, хотелось до боли в сердце повидать прелестную девушку, за одну улыбку которой и щебетание о пустом готов отдать жизнь.

Нанести визит, слишком рано, поэтому молодой человек заварил себе чаю и, отхлёбывая горячий напиток, не заметил, как налил третью чашку, поглядывая на последнее оставшееся у него богатство – брегет, подарок деда, немного потёртый, но показывающий точное время, ещё ни разу не отданный в починку. Делали ж в прежние времена, «не то, что нынешнее племя».

Стрелки едва передвигались, показывая нетерпеливому человеку свою медлительность. Взял в руки «Русский вестник» за прошлый месяц, вспомнил, что не читал вторую часть романа графа Салиаса «Земцы и немцы» из времён Екатерины Великой.

«– Нешто это свадьба была? Это самокрутка! Жидовский мархешван какой—то! ворчливо говорил князь Родион Зосимыч, угрюмо сидя у столика с шашками против Кречетова. – Эдак и Татарва не женится!»

Молодой человек очнулся от забытья на десятой странице, но ни помнил ни слова из прочитанного. Голова забита совсем другим. Он вернулся к первой странице и со злостью запустил журналом в стену, прочитав первые слова, которые издеваясь над ним вещали о свадьбе.

Он долго ходил по комнате, то и дело задевая мебельные углы. Наконец он решился и по чистой, надраенной до блеска лестнице, спустился на улицу, где поднял голову и долго смотрел на низкие серые тучи, застывшие в неподвижном молчании над городом. Прохожие обходили его стороной, боясь потревожить или нечаянно задеть.

Дворники давно убрали снег с тротуара, шестигранниками уходящими по улицам и проспектам. По обнажившемуся от снега деревянному настилу с неприятным скрипом проезжали сани.

Наконец, молодой человек очнулся от минутного забытья, поднял потёртый бобровый воротник старенького мехового пальто и направился на Литейный проспект пешим ходом, к дому Романа Риттера, где папенькой Машеньки была арендована квартира в шесть комнат с маленьким балконом. На извозчика лишних денег не нашлось. Пока шел, все шилом жалила мысль, что же рассказать девушке, порочить ушедшего в небытие Сергея Ивановича не было нужды, но и сказать неправду он не посмеет, словно стоишь на перепутье и перед тобою две прямые дороги, на одной написано голову потеряешь, на второй – убитым тебе быть. И так не гоже, а эдак совсем худо. Зачем иду? В сотый раз спрашивал себя молодой человек и не находил разумного ответа, ноги продолжали нести к заветной цели. Вот долгожданный дом, он на миг задумался перед дверью квартиры, повернул рукоятку звонка и где—то в глубине звякнул колокольчик, потом ещё раз, и ещё.

За открытой дверью появилась Лиза, недавно нанятая на работу. Она присела.

– Проходите! Марья Николаевна в гостиной собираются чай кушать, – Лиза знала, что молодого человека принимали в семье, как сына старинного друга Николая Васильевича, – разрешите.

Молодой человек протянул снятое пальто.

– Я доложу о Вас, Марье Николаевне.

У вошедшего в миг пересохло в горле и он только кивнул.

Через минуту Лиза воротилась.

– Прошу, – и открыла дверь в гостиную.

Молодой человек сделал несколько шагов и застыл на пороге. Машенька была обворожительна, кругленькое личико с ямочками на алеющих щеках, волосы, собранные на голове в причудливую высокую причёску, несколько светлых локонов завитками спускались по вискам. Она улыбалась, обнажая белоснежную полоску зубов.

– А я не ожидала, что ты составишь мне компанию, – прожурчал лесным ручьев её голос.

Он молчал, позабыв её поприветствовать.

– Что стряслось?? – в миг её лицо преобразилось и на лице застыло выражение то ли внезапного удивления, то ли предчувствия беды.

– Я, – выдавил он из себя, потом подошёл к столу, дрожащей рукой налил из графина в стакан воды и выпил почти одним глотком. После того, как поставил стакан на место, продолжил, стараясь не встречаться глазами со взглядом девушки, – принёс скорбное известие, – и вновь замолчал.

– Что стряслось? Говори, говори, не молчи, – она вцепилась в подлокотники кресла, подавшись хрупкой фигуркой вперёд.

– Сегодня ночью произошло несчастье, которое непосредственно коснулось тебя.

– Сергей, – вскрикнула девушка, пытаясь подняться, но ноги не выдержали, и девушка рухнула, лишившись чувств.

– Помогите, – крикнул в отчаянии молодой человек.

Он не слышал, как гостиная наполнилась слугами.

Через несколько минут Марья начала шевелиться, бледность начала исчезать со щёк.

– Скажи, что с ним? – первое, что она смогла вымолвить.

– Сегодня ночью… – он отвернул взгляд в сторону, потом выдохнул едва слышно, – он мёртв.

Её глаза расширились от услышанного, но она не верила или не хотела верить.

– Что с ним? Скажи, не томи.

– Убит, – она восприняла слова молодого человека, как признание.

– Уйди, уйди от меня, – взгляд красноречиво говорил о её мыслях и чувствах, спустя некоторое время вновь сознание покинуло Марью.

Он не помнил, как схватил шапку и пальто, как выскочил на Литейный, едва не угодив под копыта лошади, которая шарахнулась в сторону. Он не осознавал, как пальто оказалось не только одетым, но и застёгнутым на все пуговицы, как шапка водрузилась на голову. Он ничего не видел и ничего не осознавал, только ноги несли по городу и дикие глаза Машеньки стояли перед ним, а в ушах звенел её голос «уйди от меня», «уйди от меня», «уйди».

Я же ничего не делал, в нем кричало желание оправдаться, а потом он остановился, словно упёрся в непроницаемую стену, я же не виновен. Это не я. Как мне доказать, что я не виновен, ведь она знала о моем чувстве и могла подумать. Я из ревности, о Боже! Зачем на меня свалился такой тяжёлый груз. Чтобы доказать свою невиновность, надо самому найти того человека со шрамом, рассекающим надвое бровь. Как его я смогу найти среди бесконечного количества живущих в столице?

Пойти в полицию. Что я им скажу? Что следил за женихом девушки, в которую влюблён, для того, чтобы доказать, что он недостоин Машеньки. Что у этого отвратительного человека на набережной Лиговского канала живёт полюбовница, к которой он ходит сразу же после визита к Залесским?

Не сочтут ли там меня душевнобольным?

К себе на квартиру идти не было сил. Сидеть в одиночестве среди четырёх стен, взаперти он побоится, ещё страшнее будет зажечь свет и ненароком увидеть в зеркале отражение своего лица с безумным взглядом, всколоченными волосами, уж лучше угодить в каталажку, провести ночь на тюремной койке среди питерских отбросов, чем услышать от любимой девушки «уйди», брошенное как бродячей собаки с долей немого презрения и откровенной брезгливостью.

В карманах наскрёб около целкового серебром и медью. Размышлять много не стал, а зашёл в ближайший трактир, даже не взглянул на название, устроился в углу, не сколько, чтобы побеспокоить кого—то своим присутствием, а скорее всего, чтобы никто не тревожил его. Сколько выпито, он не мог сказать. Противное хлебное вино через силу заставлял себя пить, чувствуя, что это и есть нужное лекарство от хандры, любви и боли. Был поздний вечер, когда он побрёл на свою ставшую постылой квартиру, в голове шумело и плыла перед глазами, от непривычного ощущения стало легко, казалось, какие свалились напасти да нет их и в помине, они исчезли где—то там, за дымкою, что окутывала взгляд. Легко идти, крылья за спиною и не важно, что шатает, как тогда на пароходе, когда плыли по Ладожскому озеру. Он хоть и был в нежном детском возрасте, но до сих пор вспоминаются большие волны, что били в борта, отчего судно вздрагивало и натужно скрипело, а маленький мальчик, начитавшийся Мерриота и Купера, грезил морями, приключениями, а здесь настоящий шторм. Вот бы попасть на необитаемый остров, как тот английский моряк, который потом встретил туземца, с которым испытали столько приключений. Молодой человек шёл, не чувствуя под ногами земли. как он не догадывался, что столь неприятная жидкость с отвратительным запахом так обостряет чувства. Я свободен от всего, хотелось вскрикнуть во все горло, но не хватало сил.