Вы здесь

Пест – Ломаный грош. Глава 2 (С. В. Вишневский, 2018)

Глава 2

Земли села Ведичей

Ближнее поле

Справа от плеча Песта стоял брат Дым, а возле левого стоял его второй брат Огниво.

– Мы в поле были, когда они на нас вышли… – начал Огниво.

– …кто с чем был в руках, с тем и кинулись на них, – продолжал Дым.

– Кто ж знал, что эти трое конных – половина? Да и конные не простые… В латах, с мечами добрыми, со щитами, сталью окантованными… – Огниво говорил сбивчиво, сквозь зубы, крепко сжав челюсти.

– Батю сразу стрелой приложило в глаз, они с мечами наголо к мужикам нашим не ринулись. Сначала из луков постреливали. Прямо с коней, словно на охоту вышли, – продолжил Дым. Он говорил более ровно и по существу. – Потом уже, когда я с Огнивом да Пронька пращи достали и по ним камнями вдарили, они к нам поскакали. Отец не сразу слег, и с мужиками, пока мы камнями по конным били, с телеги жерди посрывали. Вот этими жердями, как копьями, они их с коней и посбивали.

Пест стоял и смотрел, не моргая, на труп своего отца Пода. В глазу Пода торчало короткое обломанное древко стрелы, а на шее зияла вывернутая рана. В ней виднелись мышцы шеи и хрящевые кольца трахеи.

– Отца один по шее рубанул, но не дотянулся… Только мясо перешиб, но батьке хватило… – Огниво начал сжимать и разжимать кулаки, периодически похрустывая суставами. – …Кровью истек…

Пест сел на землю посреди поля и поднял руками голову отца. Он положил ее себе на колени и просто уставился на него. Выдернул стрелу из глазницы и начал поливать рану на шее водой из кожаного бурдюка, который висел у него на поясе, стараясь смыть уже запекшуюся кровь.

– Ворожбе учился… бою мажескому учился… а отца родного не уберег… – Пест бормотал это себе под нос, не обращая внимания на Дыма и Огниво, что-то еще объясняющих и рассказывающих, ни на старосту, который прибежал из деревни в сопровождении нескольких отроков. За ними вдалеке плелись не поспевающие старики.

– И у вас… – с отчаянием произнес староста, когда подбежал поближе и увидел несколько тел мужиков, лежащих неподвижно в траве. Он обошел каждое тело, что-то шепча, пересчитал всех и подошел к Песту. – Шестеро мужиков…

Он вскинул голову к небу и еще раз произнес:

– Шестеро…

Староста опустил взгляд на Песта и уже более собранно добавил:

– В село зашли четверо конных. Мужиков не было, а они рубить с плеча принялись… Трое дворовых пацанов, две бабы, четверо стариков…

– Кто? – хрипло спросил Пест, продолжая рассматривать выражение лица собственного мертвого отца.

– Там двоих из седла отроки выбили. Двое ушли, – начал староста, посматривая на Огниво и Дыма. – Одного отроки насмерть тут же порвали, а за второго старики вступиться успели. Он и рассказал…

– Кто они? – повторил Пест свой вопрос. Он все так же не отрывал взгляда от лица отца. Его кадык носился вверх-вниз, словно пытался что-то проглотить. Глаза заволокла тьма. Непроглядная, чистая тьма.

Староста замешкался, и Пест обернулся к нему.

– Откуда конные? – спросил с нажимом Пест сбледнувшего старосту. По щекам Песта потекла черная, тягучая, как прошлогодний мед, тьма.

– Вои с Ультака… прознали, что Аккилура душу Единому отдала, – словно боясь Песта, произнес староста. – На щитах Ультака знак, того, что порвали, дед Хирон признал. В Ультаке старшого средний сын…

Пест отвернулся и снова уставился на мертвого отца. Огниво в это время начал скрипеть зубами от злости.

– Виру! – произнес Огниво. – Виру кровью хочу!

– Не будет виры, – тихо произнес Пест. – Резня будет…

* * *

После похорон, состоявшихся этим же вечером, в доме старосты собрались главы родов. Те роды, что лишились своих глав в результате налета воинов из Ультака, были представлены старшими мужиками или вообще отроками.

Староста мельком оглядел мужиков, потом остановил взгляд на Огниве и Дыме.

– Верно Пест сказал. Резня будет, – староста потер руками лицо и добавил: – Как старшой в Ультаке узнает, что Аккилуры больше нет, что кровиночка его тут полегла от рук наших, так и придет к нам с воями. За кровь свою спрашивать…

– Так его кровь сама к нам с мечом пришла! – возмутился Огниво.

– А ты поди разбери, кто куда пришел и чья кровь вперед полилась! – тут же ответил ему Дым спокойным размеренным голосом.

– Верно Дым говорит, – кивнул староста. – Ультаку повод нужен, чтобы села свободные прибрать, дань с нас брать. А уж мертвая кровь отпрыска – повод немалый.

– Что же нам теперь? – спросил огромный мужик с пудовыми кулаками. – С воями из Ультака биться? Так ведь в Ультаке их не пара десятков! А ну как пару сотен пригонят? Что делать будем?

– Пест? – не обращаясь ни к кому конкретно, спросил Лык, мастер рыбного дела в селе Ведичей.

– С Песта толку будет мало, буде до битвы дело дойдёт, – на старосте скрестились непонимающие взгляды. – Рок у него. Как в смерти запачкается, так она его с собой и заберет…

Лица мужиков после этих слов тут же посмурнели. В доме старосты повисло почти осязаемое чувство отчаяния.

– Как бы то ни было, но биться все равно будем, – произнес староста, сжав руки, лежащие на столе, в кулаки. – До последней крови будем! Клич по сёлам соседним кинем. Кто воями богат – поможет.

– Пест тоже в бой пойдет, – четко объявил Дым. – Не удержишь ты его, старшой. А он подсобит в бою, как Аккилура нам подсобляла…

– Чем он подсобит? – спросил один из мужиков, сидящих по правую руку от старосты. – Он ведь сам слово молвил, что толку с него…

– Ты, старшой, сам видел тьму, что с глаз его текла! – вмешался в разговор Огниво. – Ту тьму, что Аккилуре подчинялась. Ежели Пест дело делать будет не как маг недоученный, а как ведун, за которым слово Аккилуры? Сдюжит он, и толк от него будет!

Староста взглянул на Дыма. Тот молча кивнул в ответ. Он переводил взгляд с одного главы рода на другого. Все молча кивали.

– Что же выходит? Хоть свет, хоть тьма, но села уберечь надо?

– Я так разумею, – кивнул Дым.

– Выходит, что так, – поддержал один из мужиков.

– Хоть с чертом бок о бок биться буду, но кровь свою под Ультак не пущу! – огромный мужик с пудовыми кулаками стукнул по столу, отчего тот скрипнул и слегка подпрыгнул.

* * *

В вечернем полумраке, который наполнял дом рода Подова, суетилась Лита. Она вертелась у печи, готовя нехитрый ужин. Ее мать тем временем сидела на лавке за столом и, не моргая, смотрела в небольшое оконце. За ним смеркалось, и света от лучины было больше, чем от окна.

– Мама, поешь! – обратилась к ней Лита, ставя перед ней тарелку с парящей ароматной кашей. Мать не прореагировала. Даже не моргнула. Лита принялась трясти ее за плечо, и та встрепенулась.

– А? Что?

– Мам, тебе поесть надо! Ты сегодня не ела совсем…

– Не хочу… – одними губами произнесла в ответ мать, бездумно глядя в тарелку с парящей кашей.

В это время из-за печи вышел Пест. Его лицо было бледным и осунувшимся, как и лицо матери, но его глаза… Они были полны решимости.

Он прошел за стол и сел, взглянув на уже подросшую Литу.

– Ставь ужин. Мне идти надо, – коротко бросил он ей. Лита метнулась к котлу и принялась накладывать в отцовскую миску кашу. Навалив с горкой, принесла ее Песту и поставила на стол. Сама же отошла к стене и спросила оттуда:

– А куда ты пойдешь?

– Ворожить…

– А что ворожить собрался? Дело к ночи же! Не видать ничего!

Пест не ответил и замер, перестав жевать. Он взглянул на миску и, проглотив, произнес:

– Смерть ворожить буду.

Мать подняла на него глаза и тихим шепотом произнесла:

– Не быть миру, пока мести кострище горит. Не быть прощенью, пока мести пожар не истлеет… – она оторвала взгляд от столешницы из обычных тесаных досок и уставилась в глаза Песта. – Не бери греха на душу, не пачкайся в смерти. Не такой ты… не таким тебя растили… Огниво – да, тот может, а ты нет…

Пест молча продолжил есть. Периодически он останавливался и начинал рассказывать:

– От Лесного хозяина весть была. Конные, что у нас люд резали, в Ультак вернулись, а уже следующим утром из Ультака вышли двадцать три десятка воев пеших, – Пест закинул в рот несколько ложек каши и, прожевав ее, продолжил: – Все вои в доспехах. У всех одинаковые, словно из Гвардии государевой. Только у каждого на щите знак Ультака-града.

Пест надолго замолчал, доедая кашу. После того, как полностью доел и вымазал тарелку хлебом, он поднял взгляд на мать. Та следила за тем, как он ест. От ее внимания не укрылось, что Пест заглатывает кашу, не особо разбирая ее вкус.

– Двадцать три десятка воев, – Пест вздохнул и поднялся из-за стола. – Когда живых для боя не хватает – я мертвых звать буду. Для того смерть ворожить надо.

Пест поклонился матери в пояс и вышел из дома. Его проводили глазами мать и сестра.

– Нас убьют? – тихо спросила Лита после того, как ушел Пест.

– Единый не выдаст – вурдалак не съест, – задумчиво ответила мать, глядя на закрытую дверь. Не отрывая взгляд от двери, она обратилась к Лите: – Беги к старосте, расскажи разговор наш ему. Про двадцать три десятка воев не забудь.

Она оторвала взгляд от двери и, пододвинув к себе тарелку с уже остывшей кашей, начала есть.

– Ну? Чего встала? Беги! Кому сказано? – Лита тут же сорвалась с места и скрылась за дверью.


Кладбище села Дорожичей

Пест стоял на вершине пологого холма. Кое-где на холме были видны свежая земля, которую недавно перекапывали. На этой же вершине находился огромный камень размером с самого Песта. Камень был серый и местами покрытый мхом.

На голове Песта была повязка с перечеркнутыми кругами на месте глаз. Он одной рукой упирался в камень, словно держался за него для чего-то.

Обернувшись, он взглянул вниз по склону. Туда, где он начертил пентаграмму с защитными знаками. По ее углам лежали черные камешки-накопители.

Помимо пентаграммы он увидел неясные полупрозрачные фигуры людей. Глубоко вздохнув, он обратился к ним:

– Не ученный я некромантии, а коль учили бы – не посмел бы такое сотворить. – Одна из фигур подошла к пентаграмме, начерченной на земле, и уставилась на нее. После пары секунд молчания фигура подняла голову, и Пест увидел лицо. Лицо довольно старого человека. Оно, хмурясь, смотрело на него.

– Я это начертил для того, чтоб те из вас, кто решится помочь в битве за село Ведичей, могли в этот мир вернуться, – Пест вглядывался в лицо старика, который переводил взгляд с пентаграммы на Песта и обратно.

Пест простоял так еще минут двадцать. К пентаграмме и Песту подходили полуразмытые тени, разглядывающие его и его творение. Ни один дух не проронил ни слова. Все происходило в полнейшей тишине. Это было уже третье кладбище, на котором Пест чертил упрощенную «Звезду некроманта». И везде происходило одно и то же. К нему подходили духи, разглядывали его, слушали и уходили. Никто в пентаграмму не вошел.

Потеряв всякое терпение, Пест начал говорить, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Как же так-то? Как такое быть может, чтобы предок не откликнулся? – Пест не глядел в лица духов, он глядел в землю, словно обиделся на что-то или кого-то. – Меня с малых лет учили, что над главою предок, что предок не предаст, предок поможет, предок подскажет… Предок в трудный час не бросит…

Пест утер нос кулаком, словно откуда-то появился насморк. Глаза были влажные, но слез он не обронил.

– Аль не ведаете вы, что идет сила вражья к селам, да такая, что села сметет и не заметит! Нет у нас воев, чтобы хоть по числу вровень встать! – Пест начал повышать голос, словно он обвинял предков села Дорожичей в чем-то. – Я вас рабами быть не заставляю! Я вас прошу на бой прийти, только на бой! Чтоб мужики не полегли, чтоб ни один род, не приведи Единый, не оборвался! Я с вас клятвы верности не прошу… я сам ее дать готов…

Пест поднял взгляд, обведя безжизненные лица духов, и громко спросил:

– Вы пойдете за мной на битву с вражиной из Ультака?

Но ответом ему была полнейшая тишина. Лица, которые все так же ничего не выражали, начали растворяться. Сначала контуры духов стали безликими, а потом и вовсе истаяли в ночном воздухе.

– Что же я не так сделал? Где мы провинились? – спросил ночную тишину Пест.


Землянка Аккилуры

– Мне нужен артефакт. Я хочу его сделать из этой иглы, – Пест протянул Дакриту крупную белоснежную иголку. – Я хочу, чтобы артефакт раны со всех воинов, на которых я нанес знак, переносил на меня.

– Зачем? – с прищуром спросил Дакрит. Он был одет в рубаху из мешковины и такие же штаны. На нем не было ни одного кольца, ни одного знака того, что он является наследным дворянином с длинной родословной и вдобавок деканом факультета артефакторики. С виду обычный деревенский старик, хоть и не дряхлый.

– С городища вои идут к нам, – глухо произнес Пест.

– Слышал, – хмыкнул Дакрит. – И ты решил подарить воинам своего села хотя бы временное… бессмертие? Ты представляешь, что с тобой будет? Ты умрешь от боли…

– Я зелья варить обучен, могу боль притупить, да и тренированный я! Боль-то терпеть…

– Ты даже не представляешь, какую боль будешь терпеть! – возразил Дакрит, но Пест его перебил:

– Настой мака красного!

– Допустим, ты не умрешь от боли и не сойдешь с ума, – Дакрит сложил руки в замок на груди и начал перечислять далее: – Тогда ты умрешь от ран!

– Белого лотоса и фиалки кровавой отвар…

– Ладно, ты разгонишь до безумия свою регенерацию, но воину могут и голову отрубить!

– Меня Ратмир и такому учил, я, правда, еще не сдавал практику…

– Так! Стоп! Даже если ты не умрешь от ран, не сойдешь с ума от боли, то ты просто истечешь кровью…

– Зелье синего игольника и земляники лесной…

Дакрит умолк, не зная как еще образумить Песта. Он смотрел в его глаза, наполненные решимостью, и задал только один вопрос:

– Все действительно так плохо?

Пест не ответил. Он кивнул и упер взгляд в пол.

– И другого выхода не нашел?

Снова кивок Песта.

– К завтрашнему дню сделаю, – Дакрит сжал в ладони большую иглу и вздохнул. – Не волнуйся, все сделаю! Ступай…

Пест молча поклонился в пояс и вышел, а Дакрит подождал, пока Пест выйдет, и сказал в пустую комнату:

– Я свой уговор выполнил!

В комнате появилась улыбка, усыпанная множеством мелких, но острых зубов. Затем проявились три глаза, а за ними и сам демон. Он был огромен и присел, чтобы поместиться в избе с низкими потолками.

– Уговор! – произнес демон, продолжая улыбаться. Он то ли чихнул, то ли кашлянул, и из его рта выскочили два шарика. Один ослепительно белый, а второй черный. Причем настолько черный, что показалось, будто свет из окна стал немного слабее. – Шар, что светится – это дух света для артефакта Песта.

– А черный? – хмурясь, спросил Дакрит.

– Этот шар съешь. Только когда артефакт закончишь, – Черт шипел мягким манящим шелестом. – Как его съешь – в сон упадешь на несколько дней. Как проснешься – все про духов знать будешь, что Пест знает, и я знаю. Темный шар – это знания!

Демон начал исчезать, просто растворяясь в воздухе. Сначала тело, потом глаза и в последнюю очередь – улыбка-оскал.

Дакрит тем временем начал крутиться в комнате в поисках мешка, чтоб спрятать оба шара.


Вои Ультака

Сердце билось с сумасшедшей скоростью. Он глядел на ровные ряды с одинаковыми щитами и эмблемой града Ультака. Они шагали одновременно и создавали впечатление неумолимо приближающейся живой стены. Слышался зычный голос, ритмично и четко выкрикивающий «Гоп!» С каждым выкриком стена из щитов и одинаковых доспехов делала шаг. Все как один. Сразу стало понятно, что это не лихой люд, раздобывший оружие, а обученные воины.

Пест оглянулся и увидел разномастный сброд воинов из села Куприян, без брони, в рубахах, с парой гнутых сабель каждый. Они стояли по флангам строя. По центру стояли Дорожичи. Они были одеты в кожаную броню с бляхами на груди и стальные шлемы. Каждый в руке держал по плотницкому топору с усиленным обухом. В другой руке было по щиту, окованному стальными полосами. За спиной у каждого висело еще по топору. Среди строя Дорожичей Пест заметил двух своих братьев и еще нескольких мужиков из Ведичей, переживших набег конных из Ультака и имевших право называться воями. Позади них виднелись рыбаки с побережья Воржа, с луками и пращами. Среди пращников в мужской одежде глаз цеплялся за женские косы.

До строя воинов свободных сел было шагов триста, а до строя воинов Ультака около пяти сотен. Воины Ультака приближались, а воины свободных сел стояли на месте. У огромного камня, обозначавшего границу владений вольных сел.

– Не дай, Единый, подвести. Пошли силушки удержать на этой стороне мужиков, – Пест сглотнул ком в горле. Он первый раз обращался к Единому с просьбой-молитвой. Язык слабо ворочался, а зубы от страха начали постукивать. – Видишь же, что полегли… Отца моего прибрали, детвору да баб зазря резали… Помоги родовых глав сохранить! Не дай родам оборваться…

Пока Пест это шептал себе под нос, из леса начали выходить трупы. Некоторые были одеты вполне сносно, а некоторые зияли дырами в лохмотьях. У кого-то было сгнившее лицо, кто-то светил костями рук, было даже несколько скелетов без одежды. Один из трупов, выделявшийся выколотым глазом, направился к Песту. Подойдя, он положил на его плечо руку с кистью без пары пальцев. Пест вертел головой по сторонам. Поняв, что происходит, он не смог вымолвить слова.

– Боязно, Пест? – спросил труп с синюшным лицом и ровной резаной полосой на шее с виднеющимся мясом. Пест увидел лицо. Лицо собственного отца, которого хоронил несколько дней назад, с выколотым глазом.

– …Боязно, папка, – сглотнув, произнес Пест. Весь страх ушел, оставив слезы на глазах и щемящее ощущение в груди. – Сильно боязно. От того, что думал – не придете…

– Аль забыл ты, Пестушка… – рука без двух пальцев потрепала парня по голове. – …Над главою – долг и предок! Во главе – село! Род – шея!

– В груди дело твое, – уже успокоившись и даже немного улыбнувшись, произнес Пест.

Полуразложившиеся трупы, выходящие из леса, подходили к воинам в строю и протягивали руки. Опешившие воины протягивали оружие перед собой и щиты. Мертвецы начали вооружаться. Многие мужики, разглядев трупы, начинали обнимать их и что-то шептать.

Среди Куприян раздался гомон. К ним тоже начали подходить скелеты и ожившие, полуразложившиеся трупы. Они подходили к воинам, забирали у них одну из двух сабель и становились рядом.

Спустя десяток минут в десяти шагах от Песта, за его спиной, стоял разномастный строй из мертвецов, вышедших из могил по своей воле. Среди них попадались и живые в доспехах. За их спины встали лучники и пращники из тех, к кому не подошел мертвец и не протянул руки, прося оружие.

Сам Под, отец Песта, стоял за его спиной и держал руку на плече.

– Дым и Огниво тут? – спросил Под сына.

– Тут, батько! Оба тут… – Пест еще раз оглянулся, взглянув на братьев, и достал белоснежную иголку. На иголке были нанесены мельчайшие знаки. Он одной рукой перехватил иголку за тупой конец. Направив острие вниз, Пест начал медленно вводить иглу под кожу лба. Ровно посередине, так, чтобы кончик остановился в районе переносицы. При этом тихонько приговаривал:

– Тебя зову, жизни дух. Не прошу ни крови, ни боли. Не нужна ни победа от тебя, ни вражья погибель. Живота прошу у тебя воям живым. Не пусти на грань, не дай живот отдать за дело правое. За то боль от меча вражьего себе беру, за то кровь свою пролью. За то – ворожить и смерть дарить не возьмусь… – Кожа на лбу Песта засветилась белым цветом. Из иглы, словно корень цветка полевого, вниз по коже побежали извилистые белые дорожки. Они спустились ниже переносицы и белоснежным рисунком корней опустились на щеки и подбородок.

Пока шли приготовления, строй воинов Ультака подошел уже на полсотни шагов. Полетели первые стрелы и камни, как с одной стороны, так и с другой.

Пест в это время начал отходить за строй. Под не отходил от него ни на шаг. Когда они ушли на два десятка шагов за строй, Под крикнул хриплым, но громким голосом так, что всем было слышно:

– Над главою!

– Предок! – разномастно ответил строй.

– Голова!

– Село! – уже более уверенно ответил строй.

– Род!

– Шея! – отозвался в один голос строй свободных сел.

– В груди дело! Дело наше – Война! – еще раз выкрикнул Под.

– Геть вражину! – уже стройно крикнул строй и распался. Живые сплоченно, прячась за щиты, образовали небольшую стену, а мертвые на полной скорости, какую могли выдать, рванулись к строю Ультака. Первые подскочившие к строю вцеплялись в щиты воинов и падали на колени. Следующие, использовав первых как ступеньку, перепрыгивали стену щитов, попадая в строй незащищенных и растерявшихся воинов.

Послышались первые крики. Над строем Ультака то и дело взмывали струи крови. Передняя стена щитов начала распадаться, хоть первых мертвецов, цеплявшихся за щиты и изображавших ступень, рубили как могли. Им сносили головы, втыкали по рукоять мечи в грудь, рубили руки. Несмотря на это, руки продолжали держать щит или цепляться за ноги воинов. Ноги продолжали лягаться, а туловища изгибаться. Головы так и норовили цапнуть за сапог зазевавшегося. В спины тех, кто держал стену из щитов, начали втыкаться подобранные копья и мечи мертвецов.

В это время к развалившемуся строю подошли живые воины. Держа разномастные щиты один вплотную к другому, они шли как единая машина. Шаг на выкрике «Гоп», и удар коротким копьем сквозь щель между щитами или поверх их на команду «Бей!». Строй держался четко и ровно. Как только переднего бойца настигала стрела или чужой меч, его тут же выдергивали руки сзади, и на его место вставал следующий.

Над всей этой вакханалией с криками, кровью и командами ведущих летали стрелы и камни. Поток стрел со стороны воинов Ультака начал ослабевать, затем и совсем прекратился. Первые живые мертвецы добрались до строя лучников, и тем стало совсем не до команд своего ведущего.

За строем лучников свободных сел в это время корчился от боли Пест. На его серой рубахе стали появляться пятна крови. Как только пришла первая боль, он начал доставать склянки из заплечного мешка. Закусив нижнюю губу от боли, Пест выставил их по порядку и начал пить, а когда упал и начал выгибаться дугой, ему в рот продолжил вливать зелья его мертвый отец.

– Больно, папко… – между приступами повторял Пест.

– Терпи, сынок, за живых стоишь… – повторял Под, вливая ему в рот один флакон за другим. – Доля твоя такая… Каждый раз себя ломать будешь… Как слабину дашь и ломать себя перестанешь, так и в силу свою поверишь. А как поверишь, так и служить силе будешь… Рабом силы своей станешь… Себя ломать – твой удел.

В строю живых, рубящих уже мечущихся в панике воинов, потерь не было, так как сопротивления уже не наблюдалось, а раны на воинах, которых зацепили – тут же затягивались. При этом рана начинала светиться белым светом. Зажатые в клещи воины Ультака метались между зашедшими в тыл живыми мертвецами, вырезавшими строй лучников, и стеной разномастных щитов, не потерявших строя и четкости движений.

Спустя несколько часов воинов Ультака не осталось, за исключением трех человек, раненых, но не добитых. Еще час после того, как на ногах остались стоять только воины свободных сел, по ущелью ходили мертвецы и добивали раненых.

После того, как раненых добили, мертвецы собрались вокруг Пода и Песта, который так и валялся на земле, широко раскрытыми глазами смотря в ясное небо. Он глубоко дышал, а все тело было в крови. Челюсть и пальцы на руках мелко дрожали. Только глаза немного оттерты от крови. Земля под ним была пропитана его собственной кровью.

– Добре… добрый хозяин сел свободных выйдет, – произнес Под, улыбаясь и смотря пустыми глазницами на Песта.

– Добре…

– Любо!..

Каждый мертвец, у кого было чем говорить, подтверждал слова Пода. Те из мертвецов, кто сильно разложился, или кому было нечем говорить, просто кивали или стучали мечами об разбитые щиты, из которых торчали древки стрел.

Под влил последний пузырек с мутной жидкостью в рот Песту. Тот сначала не отреагировал на жидкость во рту, но затем все-таки проглотил. Сморщившись, он оторвал взгляд от неба и оглядел собравшихся вокруг него живых мертвецов и присоединившихся к ним воинов свободных сел. И тех, что были в строю, и тех, кто отдал своё оружие мертвым.

– Сдюжили? – оглядываясь, спросил Пест хриплым голосом. Он искал взглядом двух братьев. Дыма и Огниво. Заметив их хмурые лица, перепачканные кровью, он вздохнул. – Сдюжили…

– Сдюжили, и ни одного живота мужика сел свободных не положили… – ответил староста Дорожичей. Он был ведущим в строе живых мужиков. – Троих ультаковских воев взяли. Вязанные лежат. Сам говорить будешь?

Пест кивнул, давая согласие. Под, с улыбкой наблюдавший за Пестом, вздохнул.

– Над главою… – тихо произнес он.

– Предок! – ответили живые мертвецы. Пара скелетов стукнула зубами, обозначая ответ.

– Глава… – негромко произнёс Под.

– Село!.. – уже громче произнесли все собравшиеся мужики.

– Род…

– Шея! – громко гаркнули и мертвецы, и живые воины. Под еще раз взглянул на Песта и произнес:

– В груди дело, а дело наше… – в этот момент, так и не произнеся последнего слова, все мертвецы одновременно рухнули на землю как подкошенные. Словно из них стержень вытащили.

Пест смотрел на тело отца, лежавшее на земле, как пришибленный. Спустя минуту он, кряхтя как старый дед, поднялся и, шатаясь, пошел в сторону связанных воев из Ультака. Подойдя к ним, он ухватил их за шиворот и развернул головами в кучу. Так, чтобы все его видели одновременно, и он видел их.

– Меня Пестом звать. Роду я Среднего, из Подова вышедшего. Село мое Ведичи, – он оглядел хмурые лица мужиков, в глазах которых плескался страх. – В учениках Аккилуры ходил и слово ведуна имею. Магии учусь в Академии, и коли понадобится – за все спрошу. И духом, и волшбой.

– Нет у тебя права! – хриплым голосом сквозь разбитые губы произнес один из мужиков. – Кончилась вольница сел свободных!

– Знамо, что нет указа на то государя нашего. Силой нас взять решили? – Пест взглянул в глаза говорившему мужику. – Я маг наместный сел свободных. Подо мной уже четыре села. Куприяны, Ведичи, Дорожичи и рыбаки Воржские! Я за них ответ держу, хоть и зимую в Вивеке. Не от праздности, а от учебы в Академии маговской. Услыхал ты меня?

Мужик сплюнул кровь на землю, облизал разбитые губы и кивнул Песту.

– А коль услыхал, то меня зело хорошо запомни! Ежели еще раз ультаковские вои в села свободные придут – главы их лично старшому Ультака принесу! За нами предки! Надо будет – мы вместе с ними до самого городища дойдем! Пугать не буду и виры не спрошу, но сам видал. Уяснил?

Все трое четко подтвердили понимание.

– Коль уяснил, то ступай с миром, – Пест разрезал всем троим путы, после чего те встали и собрались уже уходить, но ведун добавил им в спину: – Конных Ультак больше пусть не присылает. Нам своих кобыл хватает, а конину кушать не приучены…

* * *

В обычном, ничем не примечательном доме Дорожичей, на лавке у печи сидела женщина и пряла пряжу. Свет из окна падал хорошо, и в доме было светло. Руки размеренно и уверенно водили по формирующейся нити, а сама женщина что-то напевала себе под нос.

В комнату ввалился мальчишка лет десяти. Он на одном дыхании выпалил:

– Наши воины вертаются! Мужиков идет два десятка! Все живые и ни один не хромает, но в крови все по уши! Волокуши с собой тащат! Кого несут – незнамо, с виду все наши идут.

Лицо женщины побелело, а руки мелко задрожали. Она подскочила со скамьи и метнулась за мальчишкой. Вместе с ним она выбежала на улицу.

Сквозь всю деревню шли два десятка мужиков. Окровавленных, хромых или раненых среди них не было. Каждый мужик тащил волокуши из мелких деревьев и веток. На волокушах лежали полусгнившие тела. На некоторых лежали человеческие костяки. Была пара волокуш, на которых кучами лежали конечности и части тел вперемешку. На каждом теле были хорошо различимые похоронные знаки Дорожичей.

– Как же так? – прошептала женщина. Она сначала бегала глазами по волокушам и пыталась найти своего мужика, но заметила его с хмурым лицом, тянущего волокуши с хорошо сохранившимся скелетом.

По ходу движения воинов в деревне их обступил народ. Никто к ним не приближался и не разговаривал. Девушка тоже не решилась нарушать традицию возвращения воинов с битвы.

Процессия не остановилась у дома старосты для прощания родственников, а сразу двинулась в сторону сельского кладбища. Женщины, старики и детвора последовали за процессией. Лишь несколько отроков с топорами метнулись к ближайшему лесу, где виднелись ели.

Когда процессия в тишине подошла к кладбищу, женщины шепотом начали причитать. Старики – снимать шапки и гладить бороды, а дворовая ребятня загомонила. Никто не посещал кладбище. До дня поминовения предков было еще 8 седмиц, а праздник, когда положено подносить дары предкам, был 3 седмицы назад. Сейчас же они обнаружили разрытые изнутри могилы. Ровно два десятка. У входа на кладбище процессию уже поджидали отроки с полными охапками еловых ветвей и один старик с абсолютно лысой головой.

Каждый мужик подходил к могиле, которую отроки тут же выкладывали еловыми ветками. Воин клал в нее тело своего предка, при этом он оставлял в руках мертвеца оружие. После этого он щитом начинал зарывать могилу. Никаких лопат. Только руки и щит. После того, как могила была закопана, он втыкал у изголовья щит как надгробие.

Одна из старух затянула похоронную песнь хриплым голосом, положенную в таком случае. Случае, когда с побоища возвращались живые воины, неся с собой погибших воинов. Ее подхватили все женщины без исключения.

Процессия перезахоронения предков затянулась на несколько часов. Все это время не умолкало хоровое пение женщин. Когда перезахоронение закончилось, мужики стали расходиться. Женщины начали обнимать и целовать своих мужиков.

Та самая женщина, еще недавно искавшая своего мужа среди мертвых, крепко сжимала его. У ног обнимающихся отца и матери стоял парнишка лет десяти. Он обратился к отцу:

– Папко, а почему их с оружием похоронили? Не велено же с оружием хоронить…

Отец одним глазом глянул на сына и негромко произнес, не отрываясь от объятий супруги:

– Так Пест велел. Он наш чародей наместный, – он поцеловал жену в шею и добавил: – За его слово предки с нами на бой пошли. Дед мой мое оружие из рук моих взял. С дедом моим бился я рука об руку… Ты, Сат, пока мне копье доброе не сделаешь, чтоб не стыдно было в бой идти, когда из могилы позовут – мужиком тебя не назову!

Мальчишка нахмурился и поднял взгляд на отца.

– Так тот костяк – прадед был?