Глава 1
Солнце начинает прятаться за верхушки деревьев, удлиняя и без того немаленькие тени от деревьев.
Село Ведичей затихает. Дневные хлопоты по хозяйству были выполнены, мужики, работавшие в поле, накормлены, коровы выдоены, дворовая живность накормлена и уже разбрелась по своим законным местам во дворе. В домах, несмотря на наступающие сумерки, свет загорелся далеко не везде. Складывается впечатление, что половина села и вовсе отсутствует дома. Отчасти это правда.
Почти все взрослые мужики собрались в избе старосты села Ведичей. В доме многолюдно, и чтобы рассадить в небольшой избе глав родов и гостей из соседних деревень, натаскали лавок из соседних домов.
В данный момент в избе у стола сидят главы родов. Простые мужики стоят у стен так, чтобы всем было видно центр комнаты.
В центре стоит Пест. Он внимательно слушает старосту, который поминает добрым словом старую ведьму, хранившую мудрость и оберегавшую окрестные села от напастей. После добрых слов он поднимает небольшую деревянную чашечку, используемую вместо рюмки и наполненную медовухой, и залпом ее опрокидывает. Его примеру последовали главы родов.
– Все ли сделал, и сделал ли, как завещала Аккилура? – спрашивает староста после опрокинутой рюмки медовухи.
– Все, старшой, – кивает Пест.
– А как со знаком ведьмы старой? – спросил староста мужиков, пришедших гонцами из соседних деревень Куприян и Дорожичей.
– Истлел намедни знак Аккилуровский, развеялся, аки прах могильный на ветру, – отвечает усатый гонец Куприян.
– Истинно так! Как есть истлел… – кивает мужик из Дорожичей.
– Ну, коли все вышло по задуманному, то говори слово за учебу свою, Пест, а то бабы уж судачат, – староста мельком оглядывает глав родов с ухмылкой. Его за день работы в поле успели одолеть расспросами. – Мол, погнали с учебы, аль сам сбежал?
– Учеба, хоть и дюже сложная, но ежели бока не отлеживать, то справиться можно, – Пест тянет за ворот рубаху вверх и снимает ее. Всем видны две переливающиеся татуировки. – Это знаки мажьи о том, что я двум наукам мажьим выучен, и право зваться магом имею согласно «Государеву указу о мажьих отличиях и рангах».
– И каким же наукам выучился? – спрашивает староста, цыкнув на мужиков и повысив голос. Мужики у стен и главы родов, как только увидели переливающиеся татуировки на груди Песта – тут же загомонили и зашептались.
– Этот знак обозначает, что я магом боевым право называться имею, – Пест указывает на татуировку с буквой В. – Количество Йот в этом знаке обозначает ранг. Эта отметка дает мне право называться магом боевым третьего ранга.
Пест вытягивает из-за пояса нож, который полтора года назад выковал сам, когда учился кузнечному делу у Дорожичей, и исполняет трюк, который когда-то показал его учитель и наставник Ратмир.
Он с размаху вогнал нож в свою собственную грудь слева. При этом он не прекращает и продолжает говорить, как ни в чем не бывало.
– Маг боевой из меня вышел не ахти. Нет во мне силы великой, ни одна стихия меня не приняла, а потому и управлять стихиями искусно не дано мне. – Все мужики, что находились в комнате, с открытым ртом наблюдают за единственной капелькой крови, которая зависла на рукоятке ножа. Сам нож тем временем едва заметно двигается, словно его кто-то тянет за рукоять, стараясь вытащить. – Посему учитель мой меня вперед учил жить и выживать, несмотря на ранения. Зело сложно то дело, но, как видишь, старшой, выучился я тому. Да так, что ежели меня убить решишь – без некромантии и магии черной никак. Гореть я уже горел, топить меня уже топили, руки-ноги отрезали. Новые отращивал.
Речь Песта прерывает нож, который с гулким стуком падает на пол. Староста проводит его взглядом, сглатывает комок в горле и спрашивает:
– Это кто ж тебя сжечь пытался и утопить?
– Так Ратмир, учитель мой, – хмыкает Пест, явно что-то вспоминая. – Он не злой, но сам маг боевой. Посему учеба у него зело злая. Спуску не давал и за уговорами или руганью в карман не лез… за тумаками у него тоже дело не вставало…
– Добре! – говорит огромный мужик, сидящий за столом. – Ежели дело твое война, то без тумаков никуда! Лучше от отца тумак, чем от вражины нож в брюхо!
Мужики нестройным хором гомонят, подтверждая слова огромного мужика.
Пест тем временем продолжает ворожить. Ничего сложного, только контроль. Он магией воздуха подбирает золу, мелкие угольки из печи и заставляет их двигаться в виде длинной полоски, которая, выбравшись из печи, устремляется к юному ведуну. Она начинает вращаться у его ног, словно змея. При этом красные угольки иногда потрескивают, словно невиданная змеюка из пепла и угольков шипит и огрызается.
– Добро! – кивает староста, опасливо поглядывая на «пепельную змеюку», и вновь спрашивает: – А второй знак?
– Сие знак о том, что я артефактному делу обучен, – Пест указывает на стилизованную букву А. – Ранг сего дела у меня первый. Посему я могу по закону для продажи делать токмо первый десяток артефактов, что в указе записан «О рангах и разрешениях изготовления стандартных артефактов для свободной торговли». Сей указ самим государем нашей Гвинеи подписан!
– А ежели не на продажу? – с прищуром спрашивает староста.
– А ежели не на продажу… – Пест разворачивается к выходу и подходит к двери, где под мешком спрятан деревянный домик. Он сделан из маленького сруба шириной в локоть и с небольшой двускатной крышей. Пест подходит к столу, за которым сидят староста и главы родов, и ставит его на стол. – Ежели не на продажу – делай, что душе угодно. А моей душе угодно было такой артефакт измыслить, чтобы пока меня рядом нет, он бы за полями следил, чтобы солнцем их не спалило, градом не побило али хворь какая посевы не взяла. И так я крутил и эдак, и книги ученые читал… библиотекаря мажьего совсем извел.
Пест стучит костяшками пальцев по домику, и дверь, которая была перед старостой, отворяется. Из двери выходит маленький человечек размером с мужскую ладонь. Одет – совсем по-деревенски. Лапти, штаны из мешковины, рубаха, жилетка, да шляпа с полями из мелкой травы на голове. Он оглядывает мужиков, которые уставились на него выпученными глазами, снимает шляпу, пригладив волосы, торчащие во все стороны, и громко говорит: «Здравы будьте!»
– Я, значится, к мастеру, что артефактному делу учит, на поклон пошел. Он-то мне и сказал, что нет таких артефактов и делать их никогда не делали. Почему? То разговор долгий, но сей артефакт я сам измыслил и сам создал, – Пест с улыбкой разглядывает вытянувшиеся лица взрослых мужиков, которые разглядывали домового. – Артефакт сам по себе вещь, и разумом не наделен, но я в него духа поселил домового. Сей дух дал добро, и слово с торгом молвил, что будет теперь хозяином Полей наших. С этим артефактом он и в зной и в град ворожить сможет не хуже меня, а то и лучше. За то раз в седмицу ему хлеба медового краюха полагается и молока крынка.
В избе воцарилось гробовое молчание. Мужики столпились полукругом вокруг домика-артефакта. Тишину разорвал голосок Лукаши.
– Хто старшой будет? – как можно громче произносит домовой.
– Я за него!
– Лукаша! – домовой протягивает ответившему старосте раскрытую пятерню.
Староста сначала смутился, но потом тоже протянул к домовому мизинец. Тот пожал его со словами:
– Я, конечно, с полями не мастак, сперва надобно будет мне подсказывать, но коли сработаемся, то всю округу хлебом завалим! – прямо выкладывает Лукаша, не отрывая взгляда от старосты.
– Вперед дело, а за ним слово, – отвечает староста, хмурясь.
– И то верно! Когда смотреть поле пойдем?
– Завтра с зорькой. Ночь на дворе…
– Ты когда в поле пойдешь – в дом постучи. Я с вами двину, – Лукаша накидывает шляпу на голову и бодрым голосом добавляет: – Поглядим, может, сразу чего и подправим. Стучи, ежели чего, старшой. Бывайте, мужики…
С этими словами Лукаша махает рукой мужикам и, развернувшись, снова уходит в дом, закрывая за собой дверь.
– Вот те раз… – слышится из толпы мужиков, которые обступили стол и все вместе разглядывали Лукашу. Когда тот затворил дверь, все взгляды перенеслись на Песта.
– Сам придумал и сделал? – спрашивает староста Песта, не обращая внимания на мужиков, которые обступили его плотной толпой.
– Сам.
– А может, и не вертаться тебе, Пестушка, в Академию мажескую? – задумчиво спрашивает он Песта. – Ежели воевать ворожбой умен, мажьим чудесам обучен… Может, и не треба более?
– Нет, старшой. Я хоть и себя не жалел, но больно много еще мне выучить надобно. Много знаний постигнуть следует, чтобы магом хотя бы средней руки зваться, – Пест кивает на домик Лукаши, пускаясь в объяснения: – То, что вы за чудо держите, сотворил я ведовским словом и делом. Самой мажьей науки там не много. Кабы не ведовство и слово Аккилуры – и того не сделал бы…
Мужики начинают гомонить, а староста вздыхает, потирая лицо ладонями.
– Ежели так, то быть по-твоему, – староста умолк на несколько секунд, а потом хлопает по столу ладонью, прерывая гомон мужиков, что-то продолжавших обсуждать. – Тут к нам вестовые приходили… Много люда к нам шло. Кто с просьбой, кто с поклоном, а кто и дань удумал нам платить…
Староста говорит медленно, подбирая слова. Пест же, услышав слово дань, начинает хмуриться.
– Слух за тебя, Пест, пошел, да так, что тебе челом бить приходили с дальнего юга. Мужики смуглые, с волосами зело черными. Мы таких и не видали, и за села их не слыхивали. Тебе поклон несли, да за дело спрашивали, – староста чешет лысеющую голову и, оглядываясь на мужиков, словно ища поддержки, продолжает: – А ты-то в городище. Мы им и так толкуем, и сяк, а уйдет один южанин, так на следующую седмицу северяне в шкурах придут. Да с такого северу, что и диву даешься. Росту маленького, с глазами узкими, как у люда с востоку дальнего. За села их и не слыхивали. А они все как один – вынь да положь мага-ведуна, что из села взрос. И деньгу несли, и камни разноцветные, и побрякушки золотые… Но ты не подумай! Мы себе ничего не взяли. Объяснили, что ты только через пять зим воротишься. Мол, в Академии мажеской учишься. С тем и в обрат отправляли…
– Кто ж знал, что ты летом явишься? – поддержал старосту голос из толпы мужиков.
– А тут еще и срок подошел тризны по Аккилуре, – начал объяснять и жаловаться староста. – Ты как Аккилуру на костер положил, так, видать, и рассыпались знаки ее, что по селам соседним лежали… А посевная в самом разгаре и дел невпроворот… Ты бы нам с посевной подсобил, чем сможешь, а то нынче не поспеваем…
Мужики в избе начинают гомонить, обсуждая положение дел, и чем оно могло бы закончиться. Пест хмурится и глубоко вздыхает.
– За луга и поля нынче Лукаша озаботится, – немного подумав, отвечает Пест. – А мне надобно знак свой оставить во всех селах, за которые ответ держать буду.
– И за какие же села ответ держать будешь? – с ухмылкой спрашивает староста. Мужики тут же притихли, ожидая ответа Песта. Вестовые из Куприян, Дорожичей и Воржских рыбаков поднялись. Возникает пауза, во время которой Пест заглядывает в глаза каждому вестовому.
– Хотелось бы за все, что деньгу несли немалую, да боюсь не поспеть везде, – Пест пожимает плечами, словно извиняясь, и продолжает: – Я так думаю, что пока ответ держать буду за села Ведичей, Куприян и Дорожичей… Еще мыслю, что за рыбаков Воржских. Уговора с рыбаками не было, но зело доброе и нужное дело было от них.
– Рыбаки Воржские хоть и не ведут с нами дел прямых, но дело доброе делали, когда нас нужда припирала, – громко произносит усатый мужик из Куприян. – Добре!
– Ну, коли так… – бормочет староста, поднявшись из-за стола, – …то завтра тебе в путь собираться надобно. Не дело это, чтобы села без знака твоего были.
Мужики еще что-то обсуждали и спорили, но ничего серьезного уже не было. Пест сидел в уголке и думал, посматривая на старосту. Тот заметил внимание, обращенное на него, и поспешил разогнать мужиков по домам, мотивируя это посевной и ранним подъемом.
– Вижу, есть что тебе еще сказать, так, Пестушка? – спросил староста, когда в доме остались они вдвоем.
– Есть, старшой, – тихо произнес Пест. В этот момент дверь скрипнула и в дом попыталась войти жена старосты.
– Брысь! – рявкнул староста, и супруга поспешно вышла, заметив, что в углу горницы сидят Пест и староста.
– Знаешь за ведовской рок? – без прелюдий спросил Пест.
– Знаю, – староста тут же нахмурился и подобрался, чувствуя, что разговор неспроста. – Узнал за свой рок?
Пест кивнул. Его взгляд уперся в пол у самых ног.
– За смерть мой рок таков: как смертью замараюсь, так на мои проводы она и пожалует, – Пест умолк, а староста спросил:
– Значится, не выйдет из тебя воя мажьего? – Пест кивнул, подтверждая слова старосты. – Значит, будешь как Аккилура, окольными путями ворожить, а прямо никого ворожбой убивать не сможешь… А сердце? За сердце рок знаешь?
– Знаю, но сам пока не понял, – хмурясь, ответил Пест. – А раз сам не понял, то чужому не скажу.
– Быть по-твоему, – со вздохом сказал староста и поднялся. – В дорогу когда собираться будешь?
– Сильно торопиться некуда, думаю, на этой седмице отправлюсь, – Пест тоже поднялся на ноги, протянув раскрытую пятерню старосте. Тот ее пожал. – И это… старшой, ты за Дакритом присмотри. Он не злобный, но может куда не след нос начать совать…
– Так у нас и скрывать нечего…
– Все равно присмотри…
В доме рода Подова, в котором вырос Пест, уже давно погасили свет и царила полная тишина, нарушаемая только мирным посапыванием хозяев и их детей. На одной из «гостевых» лавок тем временем ворочался Дакрит. Он все не мог уснуть, вспоминая Черта с его договором.
В какой-то момент ему почудился еле слышный шепот.
– …Договор… – послышалось ему. Сначала он подумал, что он сам себя накрутил, и не обратил внимания, но затем шепот повторился: —…договор…
Дакрит повернулся на другой бок и увидел прямо перед своим лицом три глаза, расположенных треугольником. Под ними располагались два ряда белоснежных клыков, растянутых в улыбку.
– Черт! – прошептал Дакрит, чуть не свалившись с лавки.
– Тише! Перебудишь всех! – прошептал Черт еле слышным голосом. – Договор был – значит, делаешь, как я скажу!
Дакрит кивнул, подтверждая готовность действовать.
– Пест уйдет в соседние села, а ты, как Пест уйдет, так сразу идешь к старосте. В пояс кланяешься и за себя правду говоришь, но так, что, мол, решил узнать, как люд живет простой. Что хочешь делай, но он тебя в род принять должен. В любой. Понял? – спросил Черт едва слышным шёпотом, уставившись на Дакрита немигающим взглядом. Тот в ответ кивнул. – И за договор помни!..
Три глаза и оскал белых клыков растворились в воздухе, а Дакрит еще около получаса ворочался на лавке, пока не уснул. Уже засыпая, ему почудился голос Черта, который прошептал на грани слышимости: «Спи!..»
Рано утром, еще до восхода солнца, на дворе стояли предрассветные сумерки, а из дома, скрипнув дверью, «до ветру» вышел Пест. Сделав все, чего требовал организм, Пест собрался уже войти в дом и потянулся к ручке двери, но почему-то остановился. Повернув голову к калитке, он замер, уставившись на едва светлеющий горизонт.
Словно наваждение, где-то вдалеке брехнул пес и закудахтали куры. Дунул теплый летний ветерок, шелохнувший крону старой кривой яблони и принесший запах… Слегка сладковатый и с примесью дыма. Это был неповторимый запах дома.
– Домом пахнет, – еле слышно произнес он и уже громче добавил: – Слышишь, Черт?.. Черт!
Слева от него появился огромный демон на четырёх лапах, с тремя глазами и громадной, полной множеством крупных зубов пастью. Пест повернул к нему голову.
– Чувствуешь, как пахнет? – с какой-то доброй улыбкой спросил Пест.
– Я не умею чуять настоящий запах… только ворожбу и силу… – из-за приоткрытой пасти с зубами в три ряда было непонятно, улыбается Черт или просто не может убрать оскал с лица. – Сущности тьмы не умеют чувствовать запахи в том понимании, которое вы этому придаете…
– И ни один демон никогда не чуял настоящих запахов? – Пест разговаривал, не отрывая взгляда от горизонта.
– Нет, – ответил Черт.
Пест искренне улыбнулся Черту и по-простому, словно друга, спросил:
– Хочешь, я тебе дам свой нос понюхать, как мое село пахнет?
Черт молчал секунд двадцать. Пест уже отвернулся от него и вышел за ограду, не став дожидаться Черта. Тот переминался с лапы на лапу, но отвечать не спешил. Прямо перед оградой лежало белоснежное перо, которое Пест увидеть не мог. Черт же его прекрасно видел, но не мог понять его смысл. Когда Пест скрылся из виду, Черт аккуратно перелез через ограду и обратился к Песту.
– Что хочешь за то, что носом дашь своим почуять? – Черт внимательно оглядывал Песта в поисках следов вмешательства «пернатой суки».
Пест отвернулся от горизонта, на котором занималась зорька, и со странной улыбкой произнес:
– Ничего, – Черт в ответ хлопнул одновременно всеми тремя глазами. – Просто так, токмо ты слово дай, что только носом моим чуять будешь и только чтобы запах почуять… Даешь?
– Даю, – спустя несколько секунд раздумий ответил Черт. – Даю слово свое, что не воспользуюсь ничем, окромя носа Песта, для того, чтобы запах почуять.
– Даю Черту право носом моим чуять, – с ухмылкой произнес Пест и начал наблюдать, как засуетился демон.
Сначала он хотел просто обслюнявить палец на лапе, а потом прикоснуться им к носу Песта. Помешал огромных размеров коготь, который чуть не выколол Песту глаз. Черт тут же отгрыз коготь. Когда он прикоснулся к носу Песта своим пальцем, то принялся втягивать воздух сквозь щели. Тут же он завертел головой, стараясь втянуть как можно больше запахов. А запахов было немало.
Запах растопленных печей, цветущей яблони, сырой от росы травы и легкие отголоски запаха струганой древесины. Это соседский сруб, который хозяева собрались ставить после посевной и сенокоса. Сруб стоял на другой стороне улицы на нескольких камнях. Его только приготовили.
Черт крутил головой и старался уловить разницу, каждый запах, втянуть как можно больше, словно оголодавшая собака, дорвавшаяся до еды. И с каждым разом он замедлялся. Словно это обычный воздух его пьянил. Он все медленнее и медленнее втягивал воздух, все меньше вертел головой, а потом и вовсе плюхнулся на задницу и уселся, как пес. При этом нос Песта он отпустил сам. Пест и не думал его останавливать.
– И так всегда? – спросил Черт. Он уселся, подогнув задние лапы и придерживаясь передними за землю. Если бы не огромная голова с непропорционально большим ртом, могло показаться, что рядом с Пестом сидит огромный пес. – Всегда так пахнет?
Пест сел рядом с ним, вытянув ноги. Они оба рассматривали рассвет. Село начало оживать. Послышались звуки скрипа дверей вдалеке и первые песни петухов.
– Всегда, – ответил Пест Черту, передернув плечами и ссутулившись от холода. – Я раньше этого запаха не замечал, а тут… как нашло что-то.
– Я думал, что знаю, как пахнут люди… – пробормотал Черт. Он наклонил голову вбок, но так неестественно, словно он вывернул себе голову, словно голова провернулась на 90 градусов.
Воцарилось странное молчание, нарушаемое отдаленной возней сельчан, словно этот шум подгонял неуловимый момент, очаровавший демона и мальчика-ведуна.
Самые странные метаморфозы начались на лице Черта. Гладкая черная кожа, переходившая сразу в десны зубов, начала морщиться, а его лицо исказила такая гримаса, что ни один человек не смог бы однозначно ее классифицировать.
На самом деле в этот самый момент демон Трингавалтол, в быту называемый Чертом, впервые со времени обращения в демона из мелкой нечисти попытался прекратить улыбаться.
– Черт…
– Чего?
– Дакрит… это твоих лап дело?
– Да.
– Зачем?
– Он будет ведуном…
– Моего слова за то не будет. Все по правде…
– По правде… – кивнул Черт. – По правде ты сам его ведуном назовёшь…
– Сам? – переспросил Пест, хмыкнув.
– Сам! – подтвердил Черт.
В этот момент скрипнула дверь в дом и из него показалась мать Песта. Сначала она перепугалась, увидев огромного Черта. Он и так на вид был не подарком, а уж когда повернул голову и мать Песта увидела вертикальный рот и три глаза сбоку – охнула и чуть не осела.
– Уйди! Нашел, кого пугать… – буркнул Пест, и Черт начал растворяться в воздухе. Мать Песта в это время испуганно изобразила в воздухе знак Единого и принялась причитать:
– …Единый видит, предок знает… Пестушка, ты чего на землице сырой сидишь? – она поправила съезжающий платок с головы и добавила: – А ну как простынешь???
– Скажешь тоже! – с улыбкой заворчал Пест, поднимаясь с земли. – Меня ведь и ножами резали, и в кипятке варили, а ты? Простынешь!..
– Я вот отцу как расскажу все!.. – начала было мать, грозя Песту полотенцем.
– Не, я сам расскажу… – с улыбкой произнес Пест, поднимаясь и отряхивая штаны.
Этим же утром Пест ходит по двору и не может унять странного чувства…
С утра он хотел податься на поле, но его осадил отец. «Будет нужно – позовем, а коли нет, то и не по чину тебе поле пахать…» – заявил он.
– Не по чину… – нахохлившись, буркает Пест и, сложив руки за спиной, выходит во двор. Во дворе он заглядывает в пустые огромные кадки, которые обычно были заполнены водой, хмурится и начинает искать ведра с коромыслом. Найдя их, он выходит на улицу, отправляясь за водой к колодцу.
Пест за пару часов натаскал воды, но не вызвал ни у кого удивления или недоумения. Обычный отрок с коромыслом и ведрами, несущий в дом воду. При этом все знали, что он ведун, будущий маг и по окончании обучения – ненаследный дворянин. Никто не упрекнул его, не покачал головой и не попытался остановить. Сам Пест во время этой работы слегка улыбался, самыми краешками губ. С ним поздоровалась молодая девушка с таким же коромыслом, и он в ответ здоровался. Ему улыбались от души сморщенный дедок и сухая старушка, и он улыбался в ответ. С таким умиротворенным настроением он наполнил все свободные кадки. Когда воду просто некуда стало выливать, он начал оглядывать двор в поисках работы.
Глаз зацепился за чурбаны, сваленные на дальней стороне двора. Взяв колун, Пест принялся за рубку. Без магии, без каких-либо проявлений силы. Он просто колол дрова. Единственное проявление силы в это время – это отточенный до автоматизма процесс перегона по сосудам магии жизни.
За всем этим подглядывала Лита. Неумело, постоянно попадаясь на глаза. Когда Пест в очередной раз проходил мимо нее, пока она пряталась в высокой траве, он спросил:
– Ну и чего ты хоронишься? – Лита не ответила, словно и не к ней обращались. – Думаешь, я родную кровь не учую?
Надув губы и опустив взгляд, Лита вышла к брату, раскладывающему дрова в поленнице.
– Давно тумаков от матери не получала? – сказал Пест, даже не взглянув на нее и продолжая аккуратно выкладывать дрова в поленнице. – Чего без дела шатаешься?
– А я наказ выполняю! – заявила Лита, показав язык Песту. Тот стоял спиной к девочке.
– Ох, и оборву тебе язык! – буркнул Пест, и Лита тут же язык спрятала, прикрыв вдобавок рот рукой. – Это что же за наказ такой, что за мной глядеть надо, глаз не сводя?
– Мне мама наказ дала с тебя глаз не спускать, чтобы ты с ворожбы своей в обмороке не свалился! – Лита пожала плечами и, подойдя поближе, протянула Песту горбушку серого хлеба.
Пест усмехнулся и взял свежую горбушку, которая пахла давно забытым запахом дома. Он на пару секунд задумался, а Лита уже начала тараторить:
– Ты столько времени дела делал, а ни разу не сворожил! Почему ты ворожбой дрова не наколол? Не умеешь? А твои шарики ледяные теперь долго не тают?
Пест направился в сторону поленницы, у которой стояла лавка, а Лита продолжила сыпать вопросами.
– Ты, наверное, устал? А как там в городище живут? А ты там где жил? В Академии мажеской? А Лык говорил, что в городе лебеду не едят!
– Не тараторь! – буркнул Пест. От того, что мысли Литы бежали впереди языка, она очень быстро говорила, порой глотая окончания и предлоги. – По порядку говори!
Порядок дел в голове Литы был, и довольно строгий. Его вбила мать, обучая девочку готовке и домашним хлопотам. Но вот порядок мыслей и слов у нее отсутствовал напрочь. Поэтому, когда Пест сказал «по порядку», то мыслительный процесс юной занозы забуксовал. Пест взглянул на зависшую Литу и, вздохнув, начал отвечать на те вопросы, которые успел разобрать.
– Жил я поначалу в харчевне, что в портовом районе стоит града Вивека. Там работал за еду и грош в неделю, там и спал, – размеренно и как-то даже важно начал Пест. – Там и ворожбу свою тренировал. Печь магией грел, и корнеплод всякий этой же ворожбой чистил.
– А руками нельзя? – сделав большие глаза, спросила Лита.
– Можно и порою нужно, но ворожбу тренировать надо было. А у меня ее – хрен да маленько. Тут на волшбу мажескую, что в учебниках пишут, едва хватит. Вот я и магичил, что попроще. Если вихрь ветряной – то размером мне по коленку, ежели огня стену – то в аккурат под топку печки…
– Вихрь ветряной… – восхищенно глядя на брата, обмолвилась Лита. Ее глаза были прикованы к земле, где под ее ногами весело и бодро бегал малюсенький вихрь размером с ее ладонь. Сначала он был не особо виден, а потом, собрав мелкую пыль с земли, окрасился в серый цвет.
– …так и учился. Ночью работал, утром учился, опосля зенита солнца спал, вечером книги мажеские читал или науку на деле учил, а ночью опять работал, – продолжал Пест, поглядывая то на вихрь под ногами сестры, то на ее восхищенное лицо. – Потом я работать начал в Академии мажеской.
– А там работников берут? – хмурясь, спросила сестра.
– Берут, только надо грамоту знать и считать уметь, а таких работников еще поискать надо. А как найдешь, так еще и деньгу платить, – Пест пожал плечами, словно сомневаясь в своих суждениях. – Может, деньга малая, а может, не любят городские у магов работать… Того не ведаю, но работников на факультете жизни и алхимии всегда не хватало. Работы валом, и не больно сложной. Там больше читать приходилось да считать.
– Это что ты там считал такое? – услышал Пест голос соседского парнишки. Он был с Литой одногодкой, но выглядел чуть-чуть постарше. Пест поднял голову и увидел, что рядом с ними начали собираться дворовые дети.
– Ну так! Растворы стандартные в зельях используют! А уж из них и варят зелья всякие. Ты как думаешь, будет ученик мажий полдня мучиться, чтобы стандартные растворы приготовить для зелья? Так оно ж никакого времени не хватит! – Пест взглянул на Прона, мальца, задавшего вопрос. Тот задумчиво почесал макушку. Пест принялся снимать сапоги и разматывать портянки с ног. – А я за деньгу эти стандартные растворы и готовил. Там четко знать надо, чего и сколько положить, как смешать, сколько кипятить…
– Так то ж запомнить можно! – не унимался малец.
– Ага, можно! Пять сотен стандартных растворов…
– Много, – нахмурился Прон. Этот соседский мальчишка был уменьшенной копией отца.
– Так прочесть и посчитать проще, – пожал плечами Пест. – На том и работал. Те, кого деньга устраивала – грамоте не обучены, а кто обучен – тому деньга мала!
– А в Вивеке, говорят, городище из камня? – послышался еще один голос одного из подошедших дворовых мальчишек.
– Из камня, да не в один этаж! Сам я комнату снимал за деньгу на третьем этаже, под самой крышей.
– Третий этаж – это высоко?
Пест почесал макушку и начал оглядываться, чтобы примерно показать высоту третьего этажа. В итоге он указал на яблоню, довольно приземистую, старую, но тем не менее достаточно высокую.
– Со старую яблоню! Вот, примерно, чутка повыше нее мое окно было. Дом из камня, но в том доме меж этажами перекрытия деревянные из цельных бревен.
Пест сидел на скамейке, рассказывая за жизнь в городе, а вокруг него собрались дети. Обычные, дворовые. Отроки во главе со старшими разошлись по привычным делам. Кто к реке, удить рыбу и ставить «морды», кто помогать на пастбище, кто в лес на ягодные делянки. В селе остались старики, женщины, занятые по хозяйству, и дворовая ребятня.
– И все улицы промеж домов камнем выложены. Да не простым булыжником, а тесаным. От того в дождь или слякоть в городище месива под ногами нет. Все подметают и все убирают. От того городище как камень нерушимый видится поначалу, – Пест, пока рассказывал, снял сапоги, которые порядочно успел износить, и босыми ногами начал шебаршить травой. – Но град тот не так прост. Люд в нем гнилой, и ежели для себя выгоды не увидит – помощи руку никогда не протянет…
Вокруг него уже начали собираться дети со всего села. Слух о том, что Пест за городище каменное рассказывает и ворожбу малую ворожит, не отрываясь, моментально облетел село.
Он просидел на этой лавке почти до сумерек. Детвору разогнали по домам возвращающиеся с полей мужики. До этого только матерям удавалось вытащить из толпы слушающих детей, да и то за уши. Всем хотелось послушать рассказы о каменном городе. Даже некоторые старики нет-нет да проходили мимо, останавливаясь, прислушиваясь и чему-то кивая. Некоторые и не по одному разу.
– Ну, давай теперь с начала рассказывай. Как в городище пришел? – отец Песта сидел за столом с кружкой горячего отвара, приготовленного Пестом. Его братья сидели рядом с ним с тем же отваром, но в кружках поменьше.
– Как Пикарда схоронил под деревом, так в путь двинул, – хмурясь, начал Пест. – К городищу подошёл в ночи, потому обождать решил. Пикард рассказывал, что на ночь ворота затворяют. А с рассветом я себя оглядел и решил, что уж больно на убогого похож. Волоса клочками, лицо и руки в земле по локоть, а штаны драные. Вот я в ручей ледяной и полез мыться да вещи от грязи мыть.
Отец и братья одобрительно закивали. С печи показалось лицо Литы. Ей тоже было интересно. Пест рассказывал подробно о том, как сам устраивался.
Он рассказал, как его попросту ограбили, как искал работу и как его попытались обмануть на рынке, как он учился сам, без подсказок, как нашел своего учителя, как ему приходилось засовывать руку в кипяток, чтобы научиться быстро лечить ожог на собственной руке, как приходилось просить отрезать себе палец Людвига, потому что самому духа не хватало. Как его принимали другие студенты, а вернее – не принимали, и вообще многие считали любопытным наемным простолюдином. Как он спорил с преподавателями, как учился на ходу всему, до чего допускали, как работал за грош в неделю и кров с харчами. Как познакомился с бастардом Людвигом и как до самого отъезда считал его другом, как нанимался по ночам чистить улицы от мусора и пробивать засоренные канализации. Как его приглашали в портовый район, чтобы лечить людей, как он стал единственным магом-целителем во всем районе и почему в этом районе никто из магов работать не хотел… Рассказывал все, без вранья и искажений. Говорил, как думал и как видел, но… Умолчал про баронессу Игрим, умолчал о том, что его несколько раз с того света вытаскивал Черт, умолчал про свой рок…
Когда он рассказывал о портовом районе, отец его спросил:
– И у фонаря того прямо и лечил?
– Часто прямо там и лечил, – пожал плечами Пест. – Токмо ежели одной ворожбой обойтись можно было, и до рассвета управиться. Иначе говорил, что нужно для справного лечения, и договаривались, где лечить будем.
– И большую ли плату за то брал?
– А тут, видишь ли, какое дело, бать… – Пест замялся, не зная объяснить отцу странную ситуацию с платой лекарям. – Коли ты маг и знак целебный на груди имеешь, то без зазора можешь плату брать, какую удумаешь, а ранг твой говорит о том, насколько хорошо ты лечишь. Вроде как знак, что сей маг в носу не ковырялся и ученье целебное знает зело хорошо. Ежели ранг низкий, то сие есть знак, что ученик ученье знает худо или же изучал его факультативно…
– Фа-куль… – Огниво хотел повторить незнакомое слово, но не смог.
– Это значит, что маг целительство учил, но сие не есть его дело, – Пест почесал макушку и попытался объяснить на пальцах. – Вот тот же маг боевой, он бою учится, но если он бою учится, то должен уметь врачевать. Но врачевать по-особому. Ему надо уметь жизнь раненому сохранить, пока маг-целитель до них доберётся…
Огниво повернулся к брату Дыму и состроил мину, говорящую «Вона как!», а тот в ответ кивнул на Песта, тоже состроив мину «А то ж!» От их отца не укрылись переглядки братьев. Он уже давно замечал, что они мало разговаривают и больше общаются переглядами. Он сваливал этот странный факт на то, что Дым и Огниво двойняшки. Жена чудом родила двойню, и если б не старая ведьма Аккилура…
– …А коли на тебе знака целителя нет, то и брать деньгу за дело целебное права не имеешь… – Пест запнулся, поглядывая на хмурящегося отца.
– Ты что же, за доброе слово лечил? – спустя пару секунд спросил отец и добавил: – За доброе слово не грех хворь лечить, но раз за так вылечил, два, а потом на шею сесть могут! Помнишь, как старый Чинук из Дорожичей к Аккилуре захаживал? То в спине стреляло, опосля того как сено стогами кидал, то кипятку чан большой на ногу опрокинет…
– Помню, батько! – кивнул Пест.
– Так оно! – синхронно произнесли братья.
– Ну-ка! Огниво! Помнишь, опосля чего старый Чинук унялся? – спросил отец одного из братьев. Если он не называл имени, то обычно начинали говорить оба брата одновременно.
– Ушел он от Аккилуры синий, аки голубика зрелая! – улыбаясь, ответил Огниво.
– То его Аккилура прокляла! У него девять сыновей и пять дочек, а он все не унимался и везде сам все лез делать, – добавил Огниво. – Нет, чтобы молодым оставить, он поперек лез. И чан тот он сам себе на ногу опрокинул. Сыновья тогда его ругались, мол, спасу нет, восьмой десяток зим, а все сам делать лезет. А он уже тогда спиной маялся и кривой ходил…
– То-то же! – поднял палец вверх Под. – Когда лечишь без платы – ты в человеке ответ губишь за своё здравие! То не только о лечении сказать можно. Любое дело, Пест, надо тебе делать за плату. Иначе люд сам свои дела делать разучиться. Ты вот сёла под себя взял, но коль за каждый шорох они тебя дергать будут? На каждый чих к тебе побегут, мол, спаси-помоги?
– Тому меня Аккилура учила! – ответил, хмурясь, Пест. – И с люда портового я плату брал!
– Плату брал? – с прищуром спросил отец. – Против указа государева?
– Брал! Не как маг-целитель, а как ведун по праву! – Пест глянул на хмурящихся братьев и отца и начал объяснять: – По государеву указу ведун аль знахарка какая не может в городище за своё дело больше серебрушки брать! Вот я и брал серебрушку! Я ж вперед ведун, а потом уже ученик Академии мажеской…
На несколько секунд повисла тишина. Отец взглянул на братьев. Те в ответ синхронно кивнули.
– Добре! – в итоге ответил отец, и Пест заметно расслабился. Отец же добавил: – А теперь, раз назвался вперед ведуном, то и дальше будешь брать деньгу как ведун, даже когда знак мажеский о целительстве получишь! Таков мой наказ, пока ученье не окончишь! Усек?
– Усек… – буркнул Пест, опустив виновато взгляд.
– А почему у тебя знака целительского нет, коли лечить умеешь? – задумчиво спросил Дым.
– Так не было в нем нужды, – почесав макушку, ответил Пест. – У меня ученья много было всякого, а про экзамен по целительству я и не думал. Ратмир, учитель мой, меня вперед учил самому не помереть и войне мажеской…
– Теперь думай! – строго сказал Под. – Луна высоко уж, завтра с утра в поле надобно, а мы все лясы точим…
– А меня почему… – хотел было снова возмутиться Пест, но отец его оборвал.
– Потому, что не пашня твое дело! – Под сказал это громко, резко и так, что мямлить что-либо или возражать желания не появилось. – Ты видел, чтобы Аккилура сама землю копала или козу доила?
– Так старая она была… – начал было Пест.
– Она меня одной рукой за шкирку как котенка от земли поднимала! – наклонившись к Песту, произнес Под. – Она такая же немощная была, как ты сейчас. Не по чину ей этим заниматься было! Ее дело было – ведать за сёла наши. А ее прокорм селом держали. У кого что было, тем и жаловали.
– Так это мне теперь что, белоручкой быть каким? – смутившись, спросил Пест.
– А ты думаешь, тебе дел не найдётся? – с прищуром спросил его отец. – А кто Лукашу принес к нам? Кто его дом ставить по уму будет? Он вчера все поля оббежал, в каждую канаву заглянул! А Хозяев наших обойти, чтобы ягода в лесу была, чтобы рыба не уходила? А посевное зерно кто окропит? Без дела не останешься! Ты за то не бойся…
– Тебе как бы все поспеть к урожаю… – задумчиво хмыкнул Дым.
Село Ведичей
Вечерело, и на село опускалась тьма. В самой большой избе проходило очередное собрание. За столом сидели все старосты родов Ведичей. Посередине избы стоял Дакрит в одежде горожанина. Несмотря на то что вещи на нем были самые обычные, на фоне сельской одежды они выглядели довольно зажиточно. Да, в портовом районе они тоже смотрелись бы не очень уместно, но в селе они резали глаз. Одни сапоги из кожи с медной бляхой чего стоили. В полумраке в углу, так же, как когда-то Аккилура, на табурете разместился Пест. Так же сложив руки в замок на груди. Он не выступал, не возражал, а только похмыкивал иногда.
– Читать я обучен и считать, – начал своё выступление Дакрит. – Счет знаю глубокий, могу и формулой считать, а могу и таблицей. Знаний много имею, ибо торговал мой наниматель всем, что продается. С малых лет грамоте обучен, и потому более ничем не занимался.
– Когда грамотный такой, чего в городище не остался? – спросил один из хмурых мужиков.
– А дело к старости идет… – вздохнув, произнес Дакрит. Он почесал щетину на лице и, разведя руками, продолжил: – А кому я в городе нужен? Детей-то нет… Если немощный стану или приболею? Кому я такой нужен? Если денег не станет или заболею надолго, так и помереть можно. Воды никто не подаст. Раньше-то я так думал. Мол, если старый совсем стану, то хозяин как-никак помереть с голоду не даст. Все же с четверть века работаю у него… А он взял да раньше меня помер. Вот я и пошел своё место искать…
В избе повисла тишина. Мужики переглядывались, но голоса никто не подал.
– Слово мое будет таково! – объявил староста, поднявшись из-за стола. – Дакрит, урожденный в граде Вивеке, будет в селе жить нашем! Слово тебе, Пест! Не запачкан ли Дакрит смертью и не несет ли злого умысла?
В углу поднялся Пест. Он сделал шаг, чтобы выйти из тени.
– Злого умысла за Дакритом нет и смертью он не пачкан, – ровным тоном ответил Пест.
– Коли так, то есть ли род, что примет его и своим родичем назовет?
В избе повисла звенящая тишина. Желающих принимать в род чужака не нашлось.
– Средний род примет Дакрита, урожденного в граде Вивеке, – произнес Пест и оглядел всех мужиков в доме. – Но коли хочет Дакрит мужиком рода Среднего зваться – пусть докажет делом. Пусть сам, своими руками научится кашу варить, лапти вязать, снасти рыбные готовить, Хозяев наших чтить и предков поминать. Средний род принимает Дакрита и дает ему право называться Дакритом Средним, но в роду он дворовым мальцом будет, пока делом не докажет, что мужиком зваться может.
Мужики загудели, на Дакрита посыпались вопросы.
– Тю! А ты что ж, лаптей вязать не обучен?
– И каши не варил?
– А я сижу, думу думаю! Где ж тут собака зарыта? Отчего мужик грамотный и без места своего?
– Поди, и лопату в руках не держал!
– Так он же и дров не наколет, и коромысло вертеть будет как юродивый!
Дакрит сник головой, опустил взгляд и покраснел. Лица было не видно, и поэтому нельзя было точно сказать от чего. То ли от злости, то ли от стыда. Видя такое состояние Дакрита, староста не стал ждать выяснения и вмешался.
– А ну цыц! – рявкнул он на мужиков. – Зачем мужика с сединой в бороде стыдите? Не юродивый он! Грамотный и ученый! Мы еще посмотрим, как вы запоете, когда его науку учить возьметесь!
Мужики притихли, а староста продолжил:
– Вы на себя посмотрите! Много у нас читать умеют? – он обвел взглядом мужиков. – Черт с ним, читать! Буквы-то все знают много? Я, да Рунок с дочкою. Пест у нас еще грамотный. Все!
Мужики стали отводить взгляд, словно чего-то стесняясь.
– Коли такое дело, Пест, что у тебя в роду люд объявился, то роду Среднему где-то жить надо. Пока посевная – избу ставить некогда, потому, думаю, жить роду Среднему в землянке Аккилуры.
Сначала воцарилось молчание, а потом послышались шепотки мужиков.
– Печь там справная! Добре! – кивнул Пест, не обращая внимания на шепот. – А тьмы или духа злого там нет.
– Вот и ладушки! – тут же вставил обрадованный староста.
– Только дел на мне немало! Туго мне будет учить Дакрита, – тут же вставил Пест. – Дай добро, староста, чтобы Дакрит учился с детворой в любом роду, каком вздумается!
Староста нахмурился и взглянул на мужиков.
– А чего? Дело же говорит! Песту ворожить надо, а не мужика учить лапти да морды рыбные вязать!
– И то верно! Нехай с детворой босой учится.
– Ну, глядишь, и выучится!
– Быть посему! – хлопнул ладонью по столу староста, привлекая внимание мужиков. – Дакрит, урожденный в граде Вивеке! Согласен ты в род Средний пойти и родичем быть в нем названым?
– Согласен, – сухо ответил Дакрит.
– Добре! – констатировал Лукаша, глядя на свой домик. Тот стоял на столбе высотой со среднего отрока. Вокруг было начерчено несколько пентаграмм и странных кругов из рубленых символов. Все пентаграммы и круги сочились дымом, словно остывали. – Добре, Пестушка! Теперь я по всем полям невозбранно бегать могу и силы на то тратить не буду!
– Силу тебе все равно в камнях-накопителях держать придется, – уставшим голосом ответил Пест. – Мы с Дакритом и так считали, и эдак… Не сделать нам прямого канала ни из одного места силы. Больно потери выходят большие.
– Ну, не главное это! Главное, что я по полям бегать буду, и пригляд будет везде! – Лукаша начал довольно потирать маленькие ручонки. – А с силой не беда! Силу в накопители собирать будем! Нехай отроки в места силы носят камни, а потом мне возвращают. Дело-то немудреное! Подумаешь, камень три дня в месте силы полежит…
– Надобно, чтоб в местах тех, в самом сердце, камень какой лежал меченый, а уж на него класть накопители.
– Зачем? – недоумевающе спросил Лукаша.
– Отрок не мужик, ему-то не понять, что да зачем. Ежели места конкретного не будет, то он может и не донести накопитель до места силы, или с краю положить, – Пест пояснял Лукаше, начав рисовать ножиком прямо на земле. – Это мы с тобой место нутром чуем, а отрок? Он-то, поди, место знает со слов, верста влево, верста вправо.
Лукаша почесал затылок, сдвинув травяную шляпу на лоб, а потом добавил:
– Надо к хозяину Лесному идти. Он тропу проложит так, чтобы не свернуть было, и камень с ним состряпаем. Мхом каким интересным измажем! – начал на ходу придумывать Лукаша.
Пест в это время, периодически кивая и поддакивая, начал рыться в небольшом заплечном мешке. Он принёс в нем ингредиенты и зелья, необходимые для привязки артефакта-домика, и сейчас искал несколько крупных камней-накопителей. Лукаша с рассуждениями и размышлениями начал расхаживать вокруг домика.
– Ты вот что, Лукаша, – Пест протянул шесть прозрачных камней Лукаше. – Эти камни тебе про запас, а вот этими ворожить можешь. Тут не много, но сила сырая. С нею по-слабому можешь любую ворожбу творить, и… ты только смотри, аккуратно!
– Пестушка, а я тут думал, думал… – озабоченно произнес Лукаша. – Я как разумею… Чтобы урожай был добрый, надо вперед землицу ворожбой умаслить да посевное зерно силой напитать. Так, чтобы оно как посеешь, враз ка-а-ак взошло!
Лукаша начал размахивать руками, объясняя замысел.
– Чтобы воо-о-от такой колос в поле стоял! – Лукаша в порыве мечты начал подпрыгивать и показывать высоту колоса, который хотел бы вырастить, но из-за своего роста получилось у него не очень высоко. Использовать магию, чтобы взлететь, Лукаша не решился из-за природной прижимистости домового. – Вот тогда, вот тогда мы столько зерна соберем, что амбар под самую крышу забьем, так что мужики двери в амбар бояться будут открыть, чтоб не завалило!
– Держи карман шире! – усмехнулся Пест, но слова бывшего домового запомнил. – Амбар до крыши? Скажешь тоже… а землицу и впрямь готовить надо. Ты вот что, Лукаша… Давай-ка берись за землицу. Сдобри ее ворожбой и силушки не жалей, а я, если что, тебе пришлю отроков, они камни пустые в места силы отнесут.
– А ты посевным зерном займешься? – смекнул Лукаша.
– Ага, я пока за посевное зерно возьмусь и буду с хозяином Лесным говорить за ягоду и грибы, – Пест начал складывать инструменты и пустые склянки в сумку. Каждую стекляшку он складывал, предварительно обмотав травой. Стекла в селе Песта не было, и он очень боялся их разбить. Отец, когда первый раз увидел столько мелкой стеклянной тары, заподозрил Песта в лихом деле. – Мне тут мастер Дакрит идею подкинул. Ежели тебе канал прямой силы не сделать, то хозяевам нашим можно! Сделать так, чтобы им сила всегда шла!
– А не взбеленятся они, коли силу будут не от людей брать, а из места силы напрямую? – Лукаша, хмурясь, почесал затылок. – Не торопился бы ты с таким, Пестушка…
Пест даже прекратил складывать вещи и задумчиво глянул на Лукашу.
– А ведь дело говоришь… Надобно это со старостой обговорить, или вообще с главами родов. Одному такое решать будет не по чину. Такое слово и дело с хозяевами на каждом след оставит…
– Дело говоришь! – закивал Лукаша. Он глядел на сборы Песта и спросил, скорее так, для интереса: – А со знаком своим решил что?
Пест оторвался от своего дела и взглянул на Лукашу. Вздохнул, махнул рукой и принялся дальше складывать стеклянные пузырьки.
– Чего? Неужто дюже худо со знаком у тебя? – удивленно спросил Лукаша.
– Худо… – со вздохом ответил Пест. – Смотрели мы прах, что от знака аккилуровского остался. След от ворожбы темной там до сих пор есть, а в следе том… там такого наверчено! Баба Аккилура через тот знак слышать, видеть и говорить могла, а когда надо – и морок навести! И сама предстать перед говорившим могла, аки живая и настоящая. И сие без мажьей волшбы! Только ведовство и колдовство темное. Дакрит, как увидал, что наворожила Аккилура в знаках своих, сразу рисовать принялся и чуть ли не носом в знак тыкался.
Пест затянул горловину заплечного мешка, отчего тот сжался. Послышался слабый стук стекла об стекло. Он аккуратно надел мешок за лямки и поднялся.
– То, Пестушка, потому наворожено, что Аккилура по теням не шастала и в любую тень уходить не умела! Вот для того стряпала ведьма старая артефакт такой! – Лукаша забрался по столбику к своему домику и уселся на крылечко.
– Это-то и так ясно. Я о том толкую, что мне такой знак не сделать… – Пест потупил взгляд, словно извиняясь. – Больно ворожба тонкая и темная… меня с тьмы и смерти воротит, аки болезного…
– Тебе такого не надо! Ты сам прикинь, что тебе от знака твоего в селе надобно?
Тут Пест задумался, и задумался крепко.
– Ну… тут как? Мне наперед надо знать, коли где беда случится. Чтобы любой ведал, как меня позвать, – Лукаша сидел и глядел на Песта, говорившего эти слова, и одобрительно кивал. – Далее надо мне, чтобы мне могли весть словом передать, ежели случилось чего такого, что вроде и не беда, но и добром не назовешь. А еще хотелось бы, чтобы видеть можно было через знак…
– Главное-то забыл! – хмыкнул Лукаша.
– Ну, то само собой! Надобно, чтобы знак тот являл каждому, кто тронет его, что знак этот – мой! – хмыкнув, ответил Пест. – Вот вертели, значит, мы такой артефакт с Дакритом и так и сяк. Дорогим выходит такой артефакт. Дороже золота весом…
– Ай-ай-ай! – закивал и осуждающе погрозил пальцем Лукаша Песту. – В чем твоя ворожба сильна, Пест? Что умеешь так, что не один маг, окромя учителя твоего, повторить не может?
– Ну, врачевать себя могу…
– Ой ли? – с хитрым прищуром спросил Лукаша. – А ну! Глянь на руку свою! Глянь, глянь… А теперь ноготь свой толкай, чтобы вырос он длинным, с палец длиной… Толще делай его! Толще!..
Пест сначала не понял, чего хочет домовой, но потом… Ногти под взглядом Песта начали расти и утолщаться. И чем дальше, тем сильнее ноготь становился похож на хищный коготь.
– Эту, Пестушка, ворожбу метаморфизмом именуют. Маги, что им владеют, вперед своё тело меняют. Они из тела своего и оружие сделать могут, и другой артефакт какой…
– А ты откуда знаешь? – спросил Пест, не отрывая взгляда от своей руки, которая обзавелась мощными и хищными когтями.
– А я сдуру, пока ты учебой занят был в городище, в библиотеку нос сунул. Много книжек я перечитал, пока там ходил. Я-то думал, что найду там слово за поля и посевы, а там только за ворожбу, за цветки да травы, для волшбы пригодные. Там с мужиком бородатым и свел знакомство, – Лукаша усмехнулся, когда вспомнил библиотекаря, с которым они провели не один вечер в спорах и беседах. – Умный мужик, но дурак!
– Это как? – не понял Пест.
– Знает много и разбирается в том, что знает. Однако не разумеет, как хлеб печь или вкусную похлебку сварить, – домовой пожал плечами, словно объяснял элементарные вещи. – Он за ворожбу все назубок помнит, а сколько навозу коровьего надо на аршин поля – ведать не ведает!
Пест хмыкнул, представив ступор библиотекаря.
– Тот мужик меня сам учуял, когда я по книжным полкам шастал. Сигнализация бунтовать у него начала. Говорила, что в хранилище проникли, а там только я. Вот он с хитрым артефактом носиться по хранилищу начал, а потом давай звать меня, мол, «выходи, ворюга»!
– А ты?
– А что я? Я ему в ответ, мол, «Сам дурак!»
– А он?
– А он давай кричать, мол, «государев сыск позову! Выходи, ворюга!»
– Ну! И?
– А я что? Я ж чужого в жизни пальцем не коснулся!
– И ты вышел? Сам показался?
– Не, сначала я ему том «О влиянии созвездий и циклов Луны на процесс роста Солнечного Висима» скинул на ногу… По-моему, 7-й том… или 5-й? – задумчиво ответил Лукаша. – У того тома железом обложка обита была… Точно седьмой!
– Погоди, так тот погром в библиотеке…
– Не, то не я! То государевы сыскатели библиотеку разворотили, мужик тот меня не нашел и государев сыск позвал…
– Заварил ты кашу! А при чем тут метамофор…
– Метаморфы, – поправил Лукаша Песта. – А ты сам не понял? Ты из себя артефакт сделать попробуй! Ежели тебя не кусок кости ящерицы звать будет, а твоя плоть? Ежели ты своим же ухом слушать будешь или своим же глазом?
Пест начал разминать кисть. Воспоминания об отрубленных пальцах не оставляли его.
– Больно будет, но для дела можно и потерпеть…
– Ты бы с Чертом за такой артефакт поговорил. Он о таких делах больше меня знает, – Лукаша поднялся с крылечка и, сняв шляпу, собрался в дом. – Тут с кондачка не решить вопрос, тут надо все обдумать, но то, что артефакт из плоти своей делать – это к гадалке не ходи…
Восточные вольные земли
Село Куприян
– Ну, Черт! Не дай Единый не выйдет! – шевеля одними губами, говорил Пест. – Я тебя точно «Печатью света» приложу, раз пять, чтобы неповадно было…
Пест стоял перед огромной толпой. В передних рядах толпы стояли только мужики. Все как один были с большими густыми усами. Даже еще молодые парни щеголяли еще жиденькими, но усами.
Между Пестом и толпой вышел мужик в белоснежной рубахе и широких штанах.
– С чем пожаловал, Пест-ведун? – спросил он, подкрутив правый ус и уперев руки в пояс.
– За словом своим пожаловал я! – громко произнес Пест, так, чтобы его было всем слышно. – Слово дал я, что за оплату учебы в Академии мажеской быть мне магом наместным среди сел Ведичей, Куприян и Дорожичей! А нынче к вам я пришел, чтобы знак свой оставить. Тем знаком, коли беда случится, меня звать будете.
– Прямо так и звать? – с сомнением спросил староста Куприян. Он хмурился и накручивал правый ус в недоверии.
– Прямо так и звать, а когда надо будет – то и слово молвить. Коли придётся, то и казать знаку будете, как глазу моему… А уж как до вас добраться, то моя ворожба будет, – Пест протянул руку старосте Куприян, но тот не спешил ее жать.
– А что можешь, Пест-ведун? – с сомнением спросил староста.
– Ведовское дело мое… – начал перечислять Пест. – Врачевать могу, да с тварью какой справлюсь, ежели сами не сдюжите. Знак войны мажеский на мне есть. Третьего рангу.
Мужики за спиной старосты загомонили, а сам староста нахмурился, начав еще сильнее крутить правый ус, который уже и без того торчал почти вверх.
– Добре? – спросил староста, оглядываясь на мужиков позади себя.
– Добре!
– Добре, чего тут думать!
– Добре! Славный ведун!
После того, как гомон ответов мужиков стих, староста взглянул на Песта. Тот так же продолжал стоять и протягивать руку. Староста подошел к Песту и пожал руку, негромко произнеся:
– Добре, Пест! Под тобой ходить будем! – староста указал на дом с резными ставнями и наличниками. Но молодой ведун не спешил отпускать старосту. Наоборот, он ухватил руку старосты второй рукой. Подойдя вплотную к старосте, он прошептал тому на ухо:
– Сие есть плоть моя. От нее не отрекаюсь я! – Пест глубоко вздохнул, начав гонять магию жизни по своей руке, которую жала рука старосты. – Ежели худо станет – режь ее, как врага села своего. Боль ту я почую как свою, и знать буду, где меня режут. Тогда и помощи моей долго ждать не придётся… Коли беды не будет, но слово и совет с меня потребуется – ты знак мой погладь и слово ему молви…
Пест отстранился от старосты, и тот почувствовал, как мокнут штаны в районе колен. Староста опустил взгляд и увидел свои штаны, перепачканные в крови. Кровь брызгала струей из культи Песта. В руках старосты осталась его кисть. На тыльной стороне кисти красовалась ушная раковина. Ошарашенный староста взял кисть в другую руку. В ладони Песта сквозь разошедшуюся кожу стал виден глаз, который смотрел на старосту.
Послышался гомон мужиков, тихий стон женщины и неуверенный лай собаки где-то вдалеке. Бледный староста обернулся к сельчанам, держа в руках кисть Песта. На ладони был четко виден глаз.
Пест смотрел в глаза-блюдца старосты Воржских рыбаков. Эти глаза переводили взгляд с кисти Песта, оставшейся у него в руках, на самого Песта, который, закусив губу, затягивал магией рану культи. В этот раз крови было не в пример меньше.
Пест стоял почти впритык к старосте. Он приблизился еще сильнее и шепотом произнес ему на ухо:
– Сие есть плоть моя. От нее не отрекаюсь я! – Пест облизал пересохшие губы, начав уже как обычно гонять магию жизни по своей руке. – Ежели худо станет – режь ее, как врага села своего. Боль ту я почую как свою, и знать буду, где меня режут. Тогда и помощи моей долго ждать не придётся. Коли беды не будет, но совет или слово с меня потребуется – ты знак мой погладь и слово молви ему.
Рыбак сглотнул и начал что-то говорить, но Пест его не слышал. Все вокруг вмиг стало черно-белым и немым. Ни одного звука. Он сделал пару шагов назад, и его начала заполнять непонятная тревога. Глаза бегали по обеспокоенным лицам Воржских рыбаков. Староста продолжал что-то говорить, но потом начал хмуриться.
– Беда… беда дома, – начал бормотать Пест. Он еще ничего не слышал, но мысль, носившаяся в голове как шальная, не отпускала. Он посмотрел в лицо старосте и произнес: – Беда у Ведичей…
Староста сначала пытался о чем-то спросить Песта, но не получив ответа, принялся раздавать команды мужикам. Те стали срываться с места и разбегаться по селу, по одним им ведомым делам. За ними зашевелились женщины и старики, также пришедшие засвидетельствовать смену хранителя деревни. Спустя пару минут рыбаки начали возвращаться с короткими клинками, луками, пращами и колчанами стрел.
Пест немного постоял, ошарашенно наблюдая за массовым движением народа, и вдруг подпрыгнул. Он подпрыгнул ровно вверх и приземлялся на прямые ноги. Только ноги не коснулись земли. Они провалились в тень, которая была под Пестом. За ногами и весь Пест исчез в собственной тени, словно провалившись в нее…