Глава 5
Четверг, день, который изменил мою жизнь.
До встречи со Светой и её новой пассией в «Дантесе» остается час. Я решаю добраться до Мясницкой пешком: сначала по Садовому, потом свернуть на набережную и дальше пройти переулками. Заодно остыну, приду в себя.
«Не замечает очевидного, предпочитая скрываться от реальности в мечтах», – гудит у меня в голове. Глупость какая. Ненавистный листок! Пущу его сейчас по Москве-реке, и будто не было его. Я складываю из помятого листа бумаги кораблик. На соседней церкви поют колокола. «Предпочитает скрываться от реальности…» – голос не умолкает. Я замираю. Ни в чем не виноват этот листочек. Выкидывай его, не выкидывай – ничего не изменится.
Наверное, так люди решаются на самоубийство. Интересно, с этого моста уже кто-нибудь бросался в реку? В голове мелькают заголовки завтрашних газет: «Смерть из-за равнодушия. Молодая девушка упала в Москву-реку и утонула, потому что никто не обратил на нее внимания». Я даже не сомневаюсь, что никто не заметит. Тысячи людей проходит здесь, сотни машин проносятся, но всем не до тебя, у каждого есть свое важное дело. И пусть здесь человеку плохо, очень плохо, никто не обратит на тебя внимания.
– Девушка!
– Да, – отвечаю я неопрятно одетому молодому человеку со смуглой, давно не мытой кожей. Может быть ему не все равно?
– Дэвушка, у меня все деньги украли. Дайте на билет до дому.
Он хватает меня за сумку, я отмахиваюсь и в ужасе бегу к метро. Что это я выдумала? Не хватало еще в речку из-за перфекционизма бросаться. Да, и речка, надо сказать, совсем для этого неподходящая. Маленькая, грязная. Я понимаю – Волга. Это река с большой буквы! Недаром туда тянуло топиться столько литературных героев. Утонула в Волге – это звучит гордо! А в Москве-реке только пьяницы тонут. Нет, скорее бежать отсюда в «Дантес».
Внутри ресторана накурено и душно. Колонки у входа громыхают. Дорогу мне преграждает бармен в черных брюках, жилетке и белоснежной рубашке с широкими рукавами. Он испытывает новый способ заманить публику в ресторан. Бармен разъезжает по залу с тележкой, на которой в разноцветных тарелочках и многочисленных бутылках находятся ингредиенты для коктейлей. Посетители ресторана составляют их сами. Большинство полагаются на вкус бармена, деловито добавляя: «Побольше Бакарди», «Не надо мяты», «Двойной мартини».
– Что будете пить, милая девушка? – обращается ко мне бармен.
– Кровавую Мэри! – отвечаю я, не раздумывая, и прячусь за его широкими плечами от Светы, которая сидит в большой компании молодых людей и что-то громко рассказывает. Мне нужно обязательно зайти в туалет, чтобы привести себя в порядок. Как назло, столик Светы как раз на пути туда. – Пожалуйста, отвезите коктейль за тот столик, – говорю я официанту и показываю на Свету. – Я в туалет.
Чуть наклонившись, следую за ним. Официант понимающе скрывает меня за тележкой. До туалета остается пара метров, когда сзади меня кто-то толкает, и я оказываюсь на коленях.
– Александра! – кричит Света, вскакивает из-за стола и бежит ко мне. Я поднимаюсь, отряхиваюсь и пытаюсь натянуть на лицо подобие улыбки. – Это наша краса и гордость – Александра! Прошу любить и жаловать! – громко объявляет она и тянет меня за стол. – А это – Алексей!
Я поворачиваюсь и вижу молодого человека.
– Извините, я сегодня совершенно неловок. Всех толкаю! – он протягивает мне руку, чтобы поздороваться. Видимо, я сейчас похожа на старую деву или, того хуже, бесполое создание «гермафродит», если он приветствует меня таким образом. Дожили, молодой человек жмет мне руку! Я оглядываюсь по сторонам, чтобы оценить, что думают по этому поводу другие, но никто не обращает на нас внимания. Я возвращаюсь к руке Алексея. Она крепкая, сильная и мягкая. Мне хочется, чтобы он не отпускал мою руку и держал так вечность.
«А ты руки после метро вымыла?», – в голове вдруг появляется мамин голос.
«Господи, мама, уйди! Не до тебя сейчас!»
«Как же не сейчас! Если сейчас же не помыть, то глисты заведутся и у тебя, и у него! А потом и у ваших детей!»
«Какие дети, мама! Мы десять секунд знакомы!».
Какая мягкая и теплая рука… Широкая, добрая. Еще десять секунд… Только не выпускай! Прямо наваждение… Еще десять… Теперь я понимаю, почему мужчины друг друга так приветствуют. Мне ужасно нравится этакое крепкое рукопожатие. Конечно, немного странно ощущать мужское прикосновение без какого-либо эротического или интимного подтекста. Я смотрю на него, а он – на меня, и мне вдруг очень хочется, чтобы, если его, этого интимного подтекста, и не было, то он тут же возник.
– Приятно познакомиться, – говорит Алексей. – Извините, что я Вас толкнул.
– Ничего страшного, – отвечаю я, как завороженная. Толкайте еще, сколько Вам вздумается. Этого я, конечно, не сказала. Или сказала? Ничего не понимаю…
– Руку мою отпустите, пожалуйста, – он улыбается. – Какая Вы сильная!
Он трясёт рукой и дует на место, в которое я вцепилась.
– Простите, – я прячу руку в карман пальто. – Со мной еще никто так не здоровался. Крепко. По-мужски.
– Извините, – говорит он, смущаясь. – Я сейчас со встречи с коллегами иду. Не перестроился.
Мы оказываемся вместе за столом, я хватаюсь за «Кровавую Мэри», как за спасательный круг, делаю три больших глотка.
– Мне Света о Вас много рассказывала, – многозначительно замечает он.
У меня внутри всё сжимается. Света ему уже всё рассказала.
– Что же она обо мне рассказывала? – с трудом скрывая обиду, выдавливаю я.
– Полную характеристику! – Алексей загадочно улыбается.
– С собеседования?
– С какого собеседования?
– О приёме на работу.
– Нет, про него она ничего не говорила, но я с удовольствием послушаю, раз уж Вы упомянули.
Типун мне на язык!
– Нечего рассказывать!
– Думаю, есть о чем. Можете воспринимать меня, как вынужденного соседа по недолгому совместному путешествию. Такому можно всё поведать без утайки. Представьте, что мы в самолете, – продолжает Алексей голосом гипнотизера. – Вы сидите у окна. Подхожу я, молодой, красивый, складываю пожитки наверх, – он встает и демонстративно треплет куртку, висящую на спинке стула. – Теперь я сажусь рядом и пытаюсь познакомиться, влезть в доверие, чтобы провести время в приятном диалоге с интересной девушкой, а не со стаканом виски.
Я пребываю в некоторой прострации. От его голоса у меня внутри всё тает. Он удивительно располагает к себе: то ли вкрадчивой манерой говорить, то ли этой прямотой, то ли тем теплом от руки, которое я всё еще ощущаю на своей ладони.
– Я была сегодня на собеседовании, – говорю я, – проходила психологический тест, и компьютер выдал такие результаты, от которых я до сих пор опомниться не могу.
– Да что Вы! – участливо отвечает Алексей. – Покажите! И давайте перейдем на ты.
– Давайте. А что Вам показать? – удивляюсь я.
– Покажите, – он на секунду останавливается и тут же поправляется. – Покажи, что компьютер выдал.
– Вы думаете… Ты думаешь, я эту ерунду с собой таскаю?
– Конечно. Женщины обычно такие вещи не выбрасывают.
– Говорите как психолог.
– Будем считать, что я он и есть, – Алексей опять загадочно улыбается.
– Не люблю психологов… Особенно их тесты.
– Так что с тестом? – переспрашивает Алексей. – Покажешь?
– Только если ты угадаешь, что меня волнует в данный момент больше всего, – говорю я и прищуриваюсь.
«Какого чёрта ты с ним кокетничаешь? Иди, руки мой! И ему скажи, чтобы вымыл!» – слышу мамин голос, от которого я чуть не подпрыгиваю.
– Так что меня волнует больше всего сейчас? – спрашиваю я Алексея.
– Я предположу, – говорит он, затягивая паузу, как заправский шоумен, – что оторвавшаяся пуговица на твоей блузке.
Я опускаю взгляд, надеясь, что Алексей шутит.
– Господи, какой ужас! – я хватаюсь за обнажившееся место на груди, вскакиваю и хочу бежать, но Алексей преграждает мне путь. Я упираюсь лбом в его мускулистый торс и тут же отступаю, смутившись внезапно возникшей близости.
– Не волнуйся, – произносит он мягко. – Ты прекрасно выглядишь и с оторванной пуговицей. Дерзко. Сексуально! Круги от туши еще под глазами. Просто идеально!
– Ты издеваешься? Я поеду домой, – я снова встаю, и мое лицо опять оказывается у его груди. Я чувствую легкий запах его парфюма. Я вдыхала однажды такой аромат в магазине и не могла остановиться. Два часа стояла, нюхала, пока меня оттуда не попросили, и теперь не могу оторваться…
– Из-за такой мелочи – какой-то пуговички ты готова пожертвовать вечером в приятной компании? Для тебя главное, чтобы одежда была в порядке?
«Стремится к порядку…» – как колокольный звон гремят слова из теста. Откуда он это знает? Я медленно опускаюсь на стул.
– Хорошо, я останусь, – шепчу я, продолжая держать руку на груди.
– А тест?
– Какой тест?
– Ты обещала мне показать результаты, если я угадаю.
– Но ты не угадал! Я думала о другом!
– Но сейчас ты думаешь о пуговице!
– Действительно…
Я открываю сумку и достаю из него листок, пересеченный линиями сгиба от кораблика. Будь что будет.
– Уничтожить хотела, – он кивает на следы покушения. – Оригинальный оригамный способ уничтожения правды.
Он смеется, обнажая ряд ровных белых зубов. Я готова сквозь землю провалиться, и всё же не хочу уходить. Мне кажется странным, почему он проявляет ко мне такой интерес, да еще в присутствии Светы. Скорее всего, он и есть её новая пассия. Не тот же узкобородый слева! Хотя, если его побрить, подстричь, одеть прилично, научить сигарету держать по-мужски, то совсем неплохой вариант получится. Во всяком случае, мне очень этого хотелось бы…
– Перфекционистка! – кричит Алексей.
Я подпрыгиваю от неожиданности.
– Кто? – я делаю вид, что не понимаю, о чем он говорит.
– Да вот же она! – Алексей упорно смотрит на меня. – Неужели не замечаешь?
– Ты что, на меня намекаешь? – я морщусь, будто меня заподозрили в чём-то непристойном.
– Ну конечно! Чистый перфекционист! Мисс совершенство! – Алексей напевает песню Мадонны «Nobody is perfect».
– Как будто этот самый твой перфекционист может быть грязным… – бурчу я себе под нос.
– Конечно, перфекционист может быть грязным! Но он этого старается не допускать, иначе бы он не был перфекционистом. Вот, смотри. Как тебе кажется, этот стол чистый?
– В принципе, чистый, – бойко отвечаю я, внимательно оглядывая блестящий черный стол, за которым мы сидим. – Хотя, если внимательно присмотреться… Вот, крошки застряли в трещинке, вот несколько разводов от мокрой тряпки. Нет, стол откровенно грязный. У меня на кухне такого не бывает, – добавляю я с гордостью.
– А для обычного человека, которым, по-видимому, является наш официант, стол чистый, хотя если ты ему покажешь на грязь, он обязательно еще раз пройдется по нему тряпкой.
– И что, из-за того, что я лучше вижу, грязный стол или чистый, нужно меня в перфекционисты записывать?
– Перфекционистки, – поправляет Алексей. – Не волнуйся, таких много, но не каждый имеет мужество себе в этом признаться.
– Конечно, в болезнях никто признаваться не хочет…
– Это не болезнь, а особенность характера. Такая же, как сварливость, придирчивость или заносчивость.
– Не самые приятные черты…
Перфекционистка тут же материализуется в моей голове в виде склочной старухи с маминым голосом, которая вмешивается в дела всех и вся, поправляет на каждом шагу, знает, как можно сделать лучше, и никогда не довольна результатом. Я встряхиваю головой, чтобы прогнать каргу. Та, однако, цепляется золоченой клюкой за перемычку между большими полушариями и никак не хочет уходить. «Повезло попасть в компанию интересного, интеллигентного, начитанного молодого человека, – шамкает она сквозь белые вставные зубы. – А у тебя ногти не под цвет помады накрашены, прическа как у курицы, да еще и пуговица оторвалась. И пришло тебе в голову в такой момент ляпнуть про грязный стол. Можно было бы и сдержаться!».
– Кто-то критикует внутри? – слышу я вкрадчивый голос Алексея и вздрагиваю. Остатки «Кровавой Мэри» расползаются томатной лужицей по столу.
– Вот теперь стол действительно грязный, – смеется Алексей. Он неспешно достает пачку салфеток и бросает их на пятно. Вмиг подоспевший официант тщательно протирает стол и уносит салфетки.
– Неплохой способ добиться того, чтобы стол, наконец, сделали чистым, – улыбается Алексей. – Возьму на вооружение.
Я краснею, будто впитала в себя всю мякоть томатов из пролитого коктейля.
– Прости, пожалуйста. Это моя вина, – он кивает головой в сторону пустого стакана. – Я тебя напугал вопросом. Не волнуйся, я не умею читать мысли. Просто для перфекционистов это нормально – перемалывать себе косточки и критиковать за всё, что угодно.
Я облегченно выдыхаю – мне совсем не хочется оказаться в компании телепата в тот момент, когда за меня взялась мама. Сейчас она корит за разлитую «Кровавую Мэри».
– Ты это тоже делаешь? – я заговорщически наклоняюсь к его уху. – Себя критикуешь?
– Иногда, только если критика имеет положительный эффект. Если она помогает достичь более высокого результата, то она позволительна, – чеканит он. – Если она существует ради самой себя, то есть идет по привычке, по кругу, то такая критика мне не нужна.
– А её можно остановить?
– Можно. Главное при этом – понять, что она тебе не нужна.
– А от перфекционизма вылечиться можно?
– Можно скорректировать.
– Для этого нужно ходить к невропатологу? – мне почему-то казалось, что у невропатолога приятнее лечиться, чем у психиатра. Нервы у любого могут сдать.
– Нет. В этом случае достаточно нескольких негативных событий в жизни, которые заставляют задуматься и измениться, хорошей книжки или внимательного друга.
– Негативных событий в моей жизни было более чем достаточно в последнее время.
– Значит и внимательный друг появится, точнее, я надеюсь, уже появился.
– Кто же?
– Я.
Я поворачиваюсь к Свете, демонстративно хмурюсь и кричу ей через весь стол.
– Вы с ним сговорились?
– С кем? О чем? – Света недоумевающе смотрит на меня.
– С Алексеем? Он всё-таки психолог или нет?
– Он тебе в доктора и пациента играть предлагает? Это его хобби. Решай сама.
– Ну так как? – снова спрашивает Алексей.
– Я подумаю, – неуверенно отвечаю я. – Отвечу в следующий раз.
– Хорошо, я тоже.
– Как? Разве ты не согласен? Ты же сам предложил.
– Я привык начинать на равных.