Вы здесь

Перстень Отца. Глава 1 (Маргарита Желновакова)

© Маргарита Желновакова, 2016


ISBN 978-5-4483-3761-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Массивная резная дверь отворилась. В ярко освещенный зал один за другим стали входить слуги, несущие самые разнообразные блюда. Расходясь в разные стороны, они ставили на столы запеченное мясо, аппетитно зажаренные овощи, диковинные фрукты. В зале царило оживление, играла музыка и витали прекрасные ароматы пищи и свежих цветов, которые были расставлены в вазах по всему залу.

Во главе помещения на возвышенности стоял огромный стол, покрытый расшитой белой скатертью, позади которого стоял резной трон из светлого орехового дерева с подушками из голубого шелка. Центральное место пустовало. С правой стороны от главного трона сидел молодой статный мужчина с темно-русыми волосами в военном облачении, но без кольчуги, а с левой стороны сидел пожилой мужчина с проседью в волосах, одетый в кафтан из темного бардового сукна, застегнутый впереди на круглые позолоченные пуговицы.

Забуда подумал, что знает всех этих людей. Он помахал рукой статному мужчине за главным столом, с кем-то поздоровался в зале, идя по проходу, хотел что-то сказать одному из гостей, но тут кто-то неведомый схватил его за плечи и унес в совсем другой мир.

– Забуда, что с тобой? – чьи-то сильные руки трясли его, – Ты с кем там здороваешься?

Забуда, медленно отходя от прекрасного сна, начал различать в предрассветном сумраке очертания своего брата, который тряс его за плечи. Это был невысокий сухощавый мужчина с бледной тонкой кожей и немного раскосыми бесцветными глазами. Лицо его было вытянуто, и, когда он говорил, отчетливо были видны желваки. Темные, лоснящиеся засаленные волосы спускались до плеч. Ворун стоял, склонившись над ним, все еще держа его. Руки у брата были холодными, а узловатые пальцы с длинными нестрижеными ногтями, скорее похожие на птичьи лапы, крепко впились в плечи Забуды.

– Я видел сон. Тот, который приснился мне вчера. Я снова был в том прекрасном зале, – еще хриплым после неожиданного пробуждения голосом стал рассказывать Забуда, – у меня такое ощущение, что я действительно там был, что я знаю этих людей, знаю их имена, но сколько не старался, все никак не могу вспомнить.

Забуда в полной растерянности сел на своей жесткой узкой постели, приглаживая рукой растрепанные русые волосы. Это был юноша 23 лет с голубыми глазами. У него была, как и у брата, бледная кожа с небольшими кровоточащими язвами от постоянного недоедания и недостатка солнца. Забуда был одет в полинялую рубаху, которую он носил и днем, и ночью, а его старые портки стали неизвестного цвета, много раз зашитые, с несколькими заплатами. Но, несмотря на все убожество своего внешнего вида и тяжелый труд, он всем запоминался своей статью, ясным взглядом и изящными чертами лица, несмотря на впалые щеки и потрескавшиеся от частого пребывания на ветру губы.

Немного помолчав, Ворун добавил:

– Ага, значит ты у нас снова побывал на приеме во дворце? Забуда, мы обычные крестьяне, так было уже много поколений до нас, откуда ты там можешь кого-то знать?

Брат встал и начал одеваться. Начинался новый день, и у них было много работы в поле.

– Я не знаю, просто уверен, что все, что я видел во сне, знакомо мне, – неуверенным голосом пояснил Забуда.

– Да, а тебе знакомо, что наши родители всю жизнь работали от зари и до самой ночи, чтобы прокормить нас, а ты себе неизвестно, что придумываешь, – продолжал ворчливо брат, который, сколько себя помнил юноша, высмеивал все, что он говорил.

Забуда ничего не ответил, но вздохнул украдкой. Он не стал говорить Воруну, что иногда ему кажется, что те люди, которых он видит во сне, более родные ему, чем родители, о которых постоянно говорил брат. Он совсем не помнил их. Ворун, который был старше его на двенадцать лет, говорил, что они умерли, когда малышу было шесть лет, после чего он взял на себя заботу о младшем брате, но Забуда ничего не помнил о том времени.

В маленькое окошко с тусклыми стеклами стал проникать утренний свет, освещая убогую обстановку. Комнатушка была маленькой, братья спали на лавках, бросив на доски жидкие, давно промятые матрасы. Рядом с лавками стоял небольшой шатающийся стол, а посередине комнаты находилась печка с почерневшими от копоти стенками. Возле двери стоял таз и кувшин для умывания с отбитым краешком. А в красном углу давно обосновался паук, создав целое царство из нитей, где сгинуло уже немало мух.

Ворун разжег огонь. На разогревшуюся поверхность поставил железный котелок, где стал варить похлебку из давно высохших рожков. Она получилась жидкой и безвкусной, но у них не было достаточно овощей и круп, чтобы сварить нормальную еду. Не проронив больше ни слова, братья быстро позавтракали и стали собираться, чтобы идти работать в поле.

Хижина Воруна и Забуды была одной из многих убогих построек деревни Вакора, которая стояла на самой границы Бесплодного Края и Темного Леса. Казалось, раскрашивая ее, были использованы только серый и коричневый цвета. Ничто не выделялось на этом мрачном фоне. Земля, которую они обрабатывали, была под стать всему остальному – глиняная, каменистая, почти бесплодная, требующая неимоверных усилий при обработке. Урожай, который им удавалось получить, с трудом позволял прокормить себя. А все, что им удавалось заработать, тут же забирали солдаты Буслая, наместника Мрачных Земель.

В их деревне считалось большой роскошью иметь несколько куриц или козу, и только деревенский староста держал у себя несколько коров. Иногда Забуде жизнь казалась слишком мрачной, чтобы быть правдой, а после его чудесных снов – невыносимой.

Весь день братья трудились в поле. Необходимо было подготовить почву к посеву. Каждый год они убирали камни из земли, но иногда Забуде казалось, что земля снова и снова их рождала. От тяжелой работы болела спина, а руки, казалось, наливались свинцом. К вечеру в глазах рябило, голова кружилась от напряжения. Несмотря на то, что солнца не было видно, воздух был теплым, влажным и тяжелым. Воздуха, который удавалось вдохнуть, не хватало, и дыхание постоянно было поверхностным.

После работы Ворун пошел в другой конец деревни, чтобы уговорить деревенского старосту отсрочить выплату оброка, а Забуда медленно побрел домой. С полей возвращались усталые крестьяне, у всех были мрачные лица. После тяжелого трудового дня предстояло краткое забытье во сне, а с наступлением утра снова придется работать на полях и огородах. Труд не являлся радостью для этих людей и не давал им удовлетворения.

Кое-где на улицах деревни собирались небольшими группами люди, обсуждали новости, жаловались на жизнь и погоду. Иногда пробегали дети, но и они, казалось, были лишены той непосредственности и беззаботности, которая присуща их возрасту. С каждым годом в деревни рождалось все меньше и меньше детей, и никто не мог сказать почему.

Навстречу Забуде шла старуха. Ее все знали в округе, и, хотя ее имя никто уже вспомнить не мог, каждый в деревни был уверен, что она безумная. Иногда она говорила странные вещи, рассказывая про жизнь, которую они, якобы, когда-то вели. Смотря своими бесцветными глазами куда-то вдаль, она говорила, что вокруг были плодородные земли, светило солнце, а улицы были наполнены смехом детей. Никто кроме нее этого вспомнить не мог.

– Ты кто такой? Ты не из нашей деревни, – неожиданно сказала она, поравнявшись с Забудой и внимательно посмотрев на него.

Немного опешив от этого, Забуда уставился на нее.

– Откуда вы это взяли? Мои родители и их родители жили здесь всегда, это мое место, – быстро, но тихо проговорил он

– Нет, я тебя не знаю, – ответила она, скорее себе, чем ему, и, посмотрев на что-то, видимое только ей, пошла дальше.

Немного подумав, Забуда нагнал ее. Аккуратно взяв старуху за руку ниже локтя, он хотел ей сказать, что она не права, но что-то внутренне остановило его.

– А какой эта земля была раньше? – неожиданно для себя спросил он.

– Это было чудесное место, полное радости и довольства. Наши земли принадлежали княжичу, который правил Светлоземьем с мудростью и заботой. Мы ни в чем не нуждались. Потом все изменилось, почти в один момент, и наша деревня Житница превратилась в это ужасное место. Этого никто не помнит. Никто, кроме меня, и это мое проклятие, – с горечью и болью сказала старуха, освобождая свою руку и идя своей дорогой.

– Ты появился здесь сразу после того, как это случилось, – бросила она через плечо. Воспоминания не оставляли ее, и она стала жаловаться кому-то неведомому на свою судьбу. Забуда понял, что уже ничего не сможет узнать у нее.

Слова полоумной старухи не выходили у него из головы. Они переплетались со снами, которые он видел в последние дни, рисуя совершенно иную картину его жизни. Все это было слишком странно и запутанно.

Забуда пошел домой. Подойдя к своей хижине, юноша увидел ее как будто впервые. Покосившаяся, она понемногу врастала в землю. Но все же он отметил про себя, что дом был когда-то построен из хороших бревен и говорил о том, что его хозяева переживали и лучшие времена. Переступив через порог, юноша почувствовал, как в нос ударил сильный запах немытого постельного белья, плесени и мышей.

Забуда стал разогревать на печке остатки утренней похлебки. Вскоре вернулся Ворун с хлебом и редькой, которые ему удалось одолжить у соседей в обмен на гарнец зерна, которое должно у них будет уродиться через пару месяцев. Это был тот редкий день, когда у них намечался хороший ужин. На улице стало смеркаться, в избе пришлось зажечь лучину, которая слабо осветила убогую комнату.

– Ты сегодня особенно задумчивый. Что, до сих пор не выбросил из головы свои сны? – небрежно спросил Ворун.

Забуда почувствовал насмешку в его голосе, но все же решил ответить.

– Да, и сны тоже, – тихо проговорил он.

– А что еще кроме снов? – внимательно посмотрел на брата Ворун.

– Сегодня встретил на улице безумную старуху, давно ее не видел. Она говорит, что раньше эти земли были совершенно другими, – зачем-то стал рассказывать юноша.

Ворун насторожился, внимательно посмотрев на Забуду, но тот был настолько погружен в свои мысли, что не обратил внимание на пристальный взгляд брата.

– Она сказала, что я не был рожден здесь, – добавил он после некоторой паузы.

Скрывая настороженность, Ворун засмеялся. Это был неприятный, скрежещущий смех, больше походивший на карканье ворона. Забуда невольно съежился.

– Ты что, всерьез думаешь о том, что тебе говорит какая-то полоумная старуха? Брось это, и не забивай свою голову ерундой, – процедил Ворун.

Забуда хотел остановить брата, но тот продолжал ухмыляться, выражая всем своим видом, что еще немного, и он будет считать и Забуду не менее полоумным, чем та старуха.

Через пару дней Ворун сообщил, что старуха умерла во сне. С этих пор Забуда старался больше не рассказывать брату о своих снах. И если Ворун интересовался, не побывал ли он во сне во дворце княжича, он говорил, что нет. Хотя сны Забуды становились все более разнообразными: то он видел себя на коне, то поднимался по лестнице прекрасного дворца, то любовался потрясающими воображение пейзажами. Эти неясные видения его тревожили, возбуждая в сердце тоску по чему-то невообразимо родному, но безвозвратно утраченному.