Персонажи Борисовой. Первая часть: Печаль бесполезна!. 1:Печаль бесполезна! (Владимир Органов)

Шоссе

Пустынным Борское шоссе почти не бывает. Но ближе к двенадцати, когда спадает волна спешащих в Москву по своим делам бизнесменов, чиновников, всех их жен и подруг, шоссе немного отдыхает перед вечерней обратной волной, развлекая себя лишь изредка проносящиеся новенькой моделью спортивного купе или таким же сумасшедше новым внедорожником.

Жизнь немного замирает на время, и можно услышать, как поют птички в лесу, или как дятел стучит по стволу сосны. За лесочками и перелесками иногда прячутся, скрытые от проезжающих поселки и отдельные дома, или даже виллы новых успешных людей из тех, кто смог побороть в себе любовь к многоэтажной Москве. Никто точно не в курсе, сколько их вокруг уже построено, но в тоже время возникает опасная иллюзия, что эта дорога проложена только для тебя. И кажется, что только ты один можешь со всей своей дури мчатся по ней непонятно к чему, толи к своему шикарному дому, толи по делам своего успешного бизнеса в столице.

Сравнивать это старое шоссе с новыми проложенными магистралями, конечно можно, но не стоит, поскольку оно все еще опасно и коварно, если его вовремя это не понять, можно запросто вылететь, а если ты очумело летишь и не соблюдаешь правильный скоростной режим, так и подавно. Потом оказавшись в одном из кюветов, можно долго ждать, пока тебя заметит кто-нибудь из проезжающих мимо. Но возможно тебе всё же повезет, если какая-нибудь местная тетя Глаша, собирающая в лесу грибы, услышит слабый отзвук визга тормозов, гудка клаксона или шум смятого железа и ломающихся веток березок, растущих по обочине. Тогда еще больше может подфартить, если уговаривая себя, что все это ей причудилось, она еще найдет в себе силы и желание проверить свои смутные подозрения, и выйти к шоссе, проверить сошла ли она на самом деле с ума, или ей все почудилось.

Полине Борисовой, повезло еще больше, что у тети с корзинкой оказался не разряженный мобильник, по которому она не сразу, но дозвонилась в экстренную службу.

Полина оказалась без сознания сразу после её неминуемой встречи с лобовым стеклом, подушки безопасности не сработали, поскольку она обычно не удосуживалась пристегивать себя ремнем безопасности. Её застрявшее между водительским сиденьем и передней панелью тело, не сразу разглядели через побитое паутиной стекло прибывшие на место проишествия вместе полицейскими спасатели. Кузов решили просто распилить, так как пострадавшая оказалась сильно зажата, скомканным кузовом своего автомобиля.

>>>

Валерий ехал на свет мерцающих аварийных огней уже прямо по встречной. Перед ним ехал навороченный джип, считавший себя в праве всегда ездить без правил, наверно по праву своей обустроенности в этой жизни, но он уперся за такими же упертыми, как и он, в полностью перекрытый полицейскими машинами участок дороги. Валерий, свернув в право, беспомощно бросив свою машину на обочине, побежал на всполохи близких огней. Он уже почти добежал, совершенно промокший к ней, мимо всех этих смотрящих на него лиц, постоянно оглядываясь по сторонам, спотыкаясь и чуть не падая, но по мере приближения, он непроизвольно замедлял свой бег, увязая в безумном чудовищном смысле, происходящего тут с ним сейчас.

Он успел к ней, автомобиль скорой помощи еще ждал когда в него погрузят Полину. Валерия хотел остановить полицейский в промокшей форме. Валерий ему прокричал, на сколько хватило голоса.

– Я Ветлугин, я её муж, это моя жена писательница Борисова, её книги, они у всех вас.

Полицейский отступил, больше испугавшись крика этого сумасшедшего, чем приняв его речь в качестве неоспоримого аргумента. В чем дело, и кто это, и кого там сейчас должны вытащить на носилках из кювета, всё это было ему всё равно – это просто его работа. И раз этому чудаку нужно туда, пусть, и лезет, пусть, и смотрит сам на кровь, на все эти труппы под этим вечным дождем, а он сам все уже это видел столько раз, что даже тошно от всего этого.

Казалось всё тянулось целую вечность. Пробка бесконечных машин, которым некуда было деваться, остановленных в обоих направлениях, сковала всё движение шоссе. Потом начавшийся дождь лишил почти всех любопытных зрелища, загнав их в свои жестяные коробки. Лишь немногие смогли через приоткрытые окна наблюдать, как спасатели тащат носилки в реанимобиль и кто-то суетится вокруг, пытаясь прикрыть, то что в носилках чуть ли не собой. То что, в аварии попала Полина Борисова, после крика Валерия, почти мгновенно разнеслось в две стороны скованных очередей автомобилей. Кто-то снимал все это на мобильник, кто-то попытался подойти поближе, но их не пустили, да и смотреть уже было особо нечего, скорая, за ней еще полицейская машина с сиреной.

Да, она самая, писательница Борисова, чьи бестселлеры раскупались на ура, та самая, что часто мелькала на телеэкранах, и чья светская и обыденная жизнь несомненно требовала обсуждений в любой глянцевой прессе. Её главным жанром прослыл детектив в исторических антуражах конца девятнадцатого века. Герои и героини её романов довольно часто попадали в весьма затруднительные ситуации, но сейчас в такой ситуации оказалась сама Полина. Заостряла в зоне неопределенности между жизнью и смертью.

Полицейскому, что сначала не пустил Валерия, дали ключи от машины Валерия и поручили перегнать его машину к больнице, туда, куда повезли писательницу. Сам он немного слышал про неё, но так сложилось книг он не читал, особенно детективов, которые сейчас все пишут нескончаемым потоком. Всего подобного ему их хватало и без того каждый день. Может быть конечно её книга и есть у него в доме, кто его знает, или жена, или дети могли подобное безусловно притащить.

Больница

Палата больницы номер шесть в районном центре, куда срочно доставили Полину, не отличалась особым комфортом. Но его, как могли, добавили, когда узнали, кто именно к ним попал реанимацию. Поставили пару кресел от главврача и из ординаторской, повесили свежие шторы. Еще поставили столик с вазой, в которой теперь красовался свежий букет. Еще две кровати, что полагались по нормативу Минздрава, вынесли и ими уплотнили другие палаты. Появившийся простор заполнили различные аппараты жизнеобеспечения, которым неожиданно нашлось их истинное предназначение, а не быть просто галочкой в отчете о модернизации, а служить спасению чей-то жизни. Теперь было не стыдно, после всех неотложных мер в интенсивной терапии, положить сюда широко известную писательницу под неусыпный присмотр.

Как могли все врачи по очереди пытались успокоить Валерия, пока Полина находилась в реанимации. Ему объясняли что, каких-то значительных повреждений не обнаружены, все они носят характер легкой или средней тяжести, отсутствие сознания и нахождение их пациента в коме, считали даже за благом для её организма и способствующие её дальнейшему успешному выздоровлению. На самом деле, и даже самому Валерию было понятно сразу, что перспектива будущего его жены находиться на границе бытия, как такового. Сам главный врач больницы, что был подле него все это время, не смог его чем-то ободрить. И после всего ему сказанного в медицинских формальных выражениях, у Валерия, у самого чуть не случился удар. И его отхаживали заботливые руки старшей сестры-хозяйки, на долю которой так же выпала честь оборудовать палату для Полины. Валерий попытался было добиться перевода Полины в Москву, но после уговоров и долгой беседы, о том насколько это будет не безопасно в её таком положении, его уговорили оставить пока её тут, под тщательным присмотром, и предложили вызвать из Склифа светилу для консультаций. Валерий неожиданно как-то резко отошел, сказал что, да, что хорошо, пусть побудет так. Главврач дал ему успокоительных таблеток и пустил его наконец в палату к Полине, куда её моментально поместили, после всех неотложных в подобных случаях мер.

Теперь он держал её за руку, не отпуская, произнося свой монолог вдохновлено и трепетно, как наверно уже давно у него не получалось на сцене в своем театре. Конечно он не гениальный актер, но без сомнения чертовски талантлив, это ему говорили всегда и иногда, те кто говорил, оказывались правы.

– Прости меня, быть может я еще миллион раз буду просить тебя об этом, но прости меня сейчас, мне нужно, что бы ты меня простила именно сейчас. Я верю в тебя, и сожалею обо всем. Я всегда думал, что умереть лучше сразу, не мучая себя и других. Но сейчас я не могу представить себя без тебя. Сейчас я готов мучаться сколь угодно долго. Прости, что я мог тебя остановить, бросится в ноги, и не сделал положенного. Теперь нам вместе нужно бороться, нужно выкарабкиваться отсюда. Пусть врачи говорят, что неизвестно сколько на это уйдет времени и сил, но я знаю, ты справишься, и я тебя все равно люблю. Люблю даже больше, чем прежде. Ты слышишь? Ты меня слышишь, я знаю, ты способна меня услышать, даже в таком состоянии!

Наука медицина доскональная, но не точная. То, что Полина в коме могла услышать, можно лишь предполагать с разной степенью вероятности. Скорее всего ничего, поскольку все параметры жизнедеятельности её организма оставались стабильными. Другими словами Полина никак не реагировала на слова мужа. Она лежала прикрытая одеялом с перебинтованной головой, её руки лежали вдоль тела перепачканные зеленкой с прибинтованной трубкой, идущей от капельницы. Рядом с ней сидел Валерий, немного поодаль дежурила пока еще медсестра, готовая прийти в любой момент на помощь. Ей было еще всё это интересно и то, что в первый раз ей удалось увидеть живые, ну точнее полуживые, медийные лица из телевизора, и то, что будет, что рассказать дома и подружкам.

Ведь Валерий Ветлугин на взлёте своей артистической карьеры сыграл пару ролей в популярных советских фильмах и сейчас, вот не так давно, у него была большая роль в новом сериале. Его иногда узнают еще на улице, но всё реже, чем хочется любому артисту. Славы всегда до обидного мало, чем хотелось бы. В театре он теперь всё больше на вторых ролях. Герои-любовники не стареют – стареют артисты, которые их играют. Приходит момент сменить амплуа, а вот в нынешние благородные отцы не берут, хоть убейся.

Валерий вздрогнул от неожиданности, на его плечо легла рука.

– Валерий Петрович, вы бы отдохнули, я вас сменю!

Он повернулся увидел Алевтину Ивановну, их домоправительницу, её так в шутку раз называли в доме, но прозвища прилипчивы, и всем иногда нравилось её так нервировать, но сейчас было не до этого.

– Как хорошо, что вы добрались, Алевтина! Хотя я еще могу посидеть с ней.

Алевтина дородная, еще совсем не старая женщина, просто много повидавшая за свои шестьдесят, потянула за плечи Валерия, как бы выпроваживая его из кресла. Тот почти сразу поддался её напору, уступая ей место.

– Какой могу? Идите, поспите всю ночь здесь на ногах. Я привычная к такому, всех вас выхаживать. Давайте, идите, идите поспите!

Валерий пытался что-то пробормотать Полине на прощание, но забыл слова из пьесы, в которой его уже почти утвердили, но не дали почему-то сыграть. Там, где герой прощался в финале с героиней, так проникновенно и мужественно. Почему память настолько непредсказуема. Он сумел лишь произнести, что нужно, наверно, еще раз поговорить с врачами. Но домоправительница успокоила его.

– Все что могли, вы уже сделали. Не лезьте, я сама, кому нужно и сколько нужно дам. Здесь я разберусь!

– Зачем вы так Алевтина Ивановна?

Он укоризненно посмотрел на нее, а потом бросил взгляд на медсестру, получив восхитительную долю внимание публики, вышел в коридор.

Алевтина помолчав с минуту, оглядев все пространство, познакомилась с медсестрой и стала ей неторопливо рассказывать о том, как ей тоже приходилось зарабатывать в больнице, и что она научилась там делать уколы, хотя числилась просто нянечкой. Их больница была лучшая в крае, хоть была предназначена для психов, но там приходилось еще больше работать, чем в обычной. Полине она приходится сестрой, хоть и троюродной, и Полина хоть принимала её всегда за дальнею родню, но сама она, всегда к ней относилась, как к самой родной. Алевтина делилась с новой знакомой своей историей жизни с Полиной, подчеркивая свое место в доме и хозяйстве, и вообще в жизни человека с такой профессией. Ведь, как вести дом – это Полине было совсем невозможно, ни поесть приготовить, ни убраться, когда там бы до книжек очередь дошла, если бы не было её при ней.

Алевтина Ивановна запнулась, явно вспомнив, что-то не очень приятное и уже перенеся речь на Полину, продолжила.

– А все нормально, дорогая. Врачи нормальные, да хирург хороший из Москвы завтра тебя посмотрит, нянечки все хорошие, я с ними договорились, и я тоже при тебе. Еще спляшем, милая, какие наши годы!

>>>

Валерий спустился в вестибюль больницы. Там уже дежурили группы телевизионщиков. Их камеры нацелились на него и корреспонденты протянули в его сторону микрофоны с разномастными эмблемами своих каналов. Он сделал виноватую улыбку, как обычно приходилось делать, когда его узнавали и еще просили автограф. Но тут пришлось быстро исправить лицо, добавив трагизма и отчуждения. Всё же актер должен знать свою роль, так ему всегда говорили еще в театральном училище, а тогда еще их учили на совесть.

Всем журналистам хотелось одного, кратко и эмоционально отработать тему. Новость, не новость, если нет картинки. Ему, конечно, уже звонили и он успел даже двум редакторам на радио, наговорить возбужденных слов о трагедии, в которую попала его жена. Но тут, увидев лица журналистов с жадностью смотревших на него, он испугался. Ему конечно пришло в голову, что выражение их лиц и не могло быть другим. Может он надеялся на каплю сочувствия, даже не к себе, к Полине.

Валерий не решался начать говорить и лишь растерянно переводил взгляд с одного галдящего репортера на другого. Помощь пришла в виде главврача который, появился откуда-то сбоку оттеснив от Валерия напиравшую толпу.

– Дамы и господа!

Он был всегда любезен с больными и их родственниками.

– Я вам же все уже объяснил по поводу самочувствия нашей пациентки, и добавить мне пока нечего. Давайте дадим возможность, её близким прийти в себя. И пока давайте без комментариев. Тем более, что по обстоятельствам самого проишествия лучше обращаться в соответствующие организации. Да, Валерий Петрович?

Главврач выразительно посмотрел на Валерия.

– Или вам есть, что сказать?

Все уставились на Валерия. Но тому явно было не по себе. Он лишь кивнул, а главврач вывел его из толпы журналистов и камер, успев бросив в неё последнюю фразу, что сегодня ничего больше интересного происходить здесь не будет, и что весь персонал постарается сделать все, что в его силах, что бы положение оставалось стабильным.

Главврач увел Валерия в свой кабинет. Усадил на одинокое оставшееся мягкое кресло, а сам уселся за свой стол. Вытащил из ящика стола начатую бутылку коньяка и стаканы, плеснул в них до трети и дал один Валерию.

– Я же вас просил, перед уходом зайти ко мне, я бы вас вывел через служебный вход. Если вы им поддадитесь, они вас быстро доконают. Постарайтесь их просто пока избегать, мой вам совет, пока сами не прийдете в себя.

– Спасибо Вам! Вы очень добры. Вы что-то можете мне сказать еще, по поводу моей жены, я очень волнуюсь, насколько её положение опасно.

– Ну, я Вам же все уже сказал, травм несовместимых с жизнью нет, а сказать с полной уверенностью про пациента – жить будет, – знаете, все мы смертны, причём внезапно. Помните кто сказал? Слишком опасных последствий мы не обнаружили, есть множественные ушибы, ребра переломаны и по всей видимости сотрясение головного мозга. Самое сложное диагностировать сейчас спинной мозг. Мы постараемся все контролировать, то что она без сознания даже лучше, мы бы её пару еще тройку дней подержали бы в искусственной коме. Проведем МРТ. И будем конечно надеятся на лучшее.

– А что лучше? Она может остается инвалидом?

– А вот прогнозы пока делать рано, но и исключить чего бы то ни было тоже нельзя.

– Делайте все, что сочтете нужным для нее в этой ситуации.

– Скажите мне, как у нее было со здоровьем? На что она жаловалась вам?

– Ну, иногда жаловалась на головные боли перед сном.

Главврач ухмыльнулся.

– Женщины склонны подобным образом скрывать отношения.

– Что вы имеете ввиду?

– Конечно ничего.

>>>

Валерий вышел через служебный вход. Хмурая погода с самого утра, вот-вот снова дождь закапает. Он попытался взглядом найти свою припаркованную машину. Заметив её, он увидел как у неё зажегся ближний и услышал звук заводящегося мотора. Машина стремительно выехала из ряда. Он тут же запустил руку в карман брюк, затем пошарил по другим карманам, Потом он вспомнил, что ему звонил полицейский хотел отдать ключи ему в руки, но он был занят разговорами с врачами и попросил его оставить их в машине, что он тут же подойдет, заберет их и сам запрет машину. Он явно забыл про это и кто-то именно сейчас угоняет его машину, нужно броситься на капот, остановить негодяя, но сил не было, было дикое равнодушие и слабость.

Машина сама остановилась рядом с ним и за рулем он увидел своего пасынка Коленьку, сына Полины от первого брака. Тому было уже почти двадцать два и он очень походил на свою мать. Ему было восемь лет когда они стали жить вместе. Валерий сейчас вглядываясь в лицо молодого человека, заметил, что с ним тоже стали похожи, и они наверно переняли манеры друг у друга. Когда живешь бок о бок, к тебе многое переходит от другого человека, и чем ближе человек, тем это быстрее происходит.

Шоссе

Полина боялась, что Коленька, как она почти всегда называла сына, не примет её решение, но со временем сын и её новый муж сошлись и даже казалось очень мирно уживались в тесной квартирке Валерия, пока они не переселились в их загородный дом. Её гонорары от книг, её гонорары от выступлений, его удачные роли в кино и сериалах – дали им достаточно средств, что бы оставить столицу и обосноваться в тихом Подмосковье.

– Пересядь, я сам поведу.

Коленька нехотя перебрался на соседнее сиденье.

– Может я, ты ведь устал, наверно.

– Ты заходил к матери?

– Да, заглянул, там Алевтина дремлет. А ты опять ключи бросил, здесь же не так, как возле дома, уведут на раз.

– Да, я выключился совсем. Ехал в скорой, её полиция сюда перегнала, а забыл ключи забрать.

– Понимаю. Что это было? Она кого-то задела, или сама слетела?

– А никто ничего не говорит. Это так важно для тебя сейчас?

– Нет.

– Я боялся, что ты совсем не поднимешься к матери.

– Поднялся, а смысл? Она не реагирует, ни на что, на меня точно. Конечно, и до этого она меньше всего реагировала на меня.

– Не остри, так о матери. Она в тебе души не чает?

– Чает, чает, так что просто достала своим вниманием, лучше бы денег дала

– Ты опять про собственное дело, про ресторан.

– Почему нет, всё так делают, сыновья-дочери открывают свое заведение. У мамы имя, его нужно использовать. У меня все должно получится. Слушай! Ты ведь можешь сейчас распоряжаешься деньгами? Теперь я просто тебя прошу! Мне всего не так много и нужно.

– Давай поговорим, когда все прояснится!

– Что прояснится – «умрет – не умрет» или проясняться все ваши отношения с мамой или с тетей Викой?

– Пожалуйста заткнись!

– Что тут такого, я уже достаточно большой.

– Это не твое дело!

– Зашибись, как не мое! Все, вот и поговорили, останови! Мне тут по делу нужно!

Валерий подавил первое желание резко затормозить и самому выкинуть этого засранца из машины. Вместо этого он осторожно притормозил у придорожного кафе.

– Когда тебя ждать?

– Как получится.

Коленька бросился под дождь к недалекому навесу со столиками.

Валерий не стал смотреть, куда делся его пасынок, он достал телефон и набрал номер. На другом конце линии ответили.

– Да.

Валерий услышал знакомый голос и сразу успокоившись, переключился с не совсем удачной роли благородного отца на вполне освоенную роль любовника.

– Привет, как дела?

– Я не могу долго говорить, я занята. Как сам?

– Ничего. Если ты днем заедешь в больницу, забери Алевтину и привези её домой. Хорошо?

– Да, заберу. А как она?

– Она все также. Уже стабильно. Я же тебе уже говорил. Ладно не сейчас, потом поговорим, я в театр заеду, там сегодня обязательно нужно побывать, потом к вечеру приеду. До скорого. Пока!

– Пока!

Валерий говорил с Викторией, со своей любовницей. Делясь по пьяни откровениями в кругу приятеля, комика Степкин. Он, трагически произнося свой монолог, замечал.

– Как-то так получилось, я сам не понимаю как, но мы стали с ней любовниками. Такая пошлая банальная история. Ничего необычного и захватывающего, и ни капли не похоже на что-то из любовных историй, которые случались в тех романах, что пишет Полина. Я не ищу самооправдание, но Полине живется интересней замыслами своих книг, чем со мной. В житейских буднях супружества. Возможно ей было совсем несвойственно опускаться на дно повседневности. Ей стало затруднительно поддерживать огонь своей собственной супружеской любви, когда все её чувства захватили выдуманные персонажи её произведений. А может мы оба просто устали друг от друга. Мне даже кажется, что она специально предоставила возможность им с Викторией закрутить отношения.

Конец ознакомительного фрагмента.