Глава IX
Только что мистер О’Таллагер уехал из города, бабушка начала настаивать, чтобы меня отдали в другую школу, и на этот раз матушка сама отвела меня в самую ближайшую к нашему дому, где со мною обходились хорошо, и я стал делать такие быстрые успехи, что бабушка начала думать обо мне не так дурно, как прежде.
Она стала обходиться со мною гораздо ласковее, так что и я перестал ее беспокоить, хотя страсть к шалостям развивалась во мне более и более.
Здесь можно заметить, что из многочисленных обожателей тетушки Милли только двое оказывали ей постоянное внимание. Один был поручик Флет, который был решительно влюблен в нее, и если бы его сколько-нибудь ободряли, то он давно бы был у ее ног; но тетушке он не нравился, тем более, что она очень любила капитана Бриджмена.
Мистер Флет был красивый мужчина, высокий и стройный, но он не казался тетушке довольно блестящей партией; как офицер он был тем же, чем был мой отец Бен как солдат.
Но, с другой стороны, капитан Бриджмен не подвигался вперед: он как будто находился в сомнении и не знал, на что решиться.
Дело в том что матушка, выйдя замуж за простого солдата, как будто препятствовала сестре своей быть женою офицера. Бен мог сказать: капитан наш родственник, что было бы совсем неприлично; капитан Бриджмен чувствовал это и преодолевал сколько мог страсть, зарождаемую в его сердце красотою моей тетушки.
Поручик Флет был слишком глуп и слишком равнодушен к мнению других офицеров, чтобы дорожить им; он давно бы женился на Милли, но тетушка, решившись непременно выйти замуж за офицера, не отчаивалась быть и капитаншей. Однако она не отказывала решительно Флету, но на всякий случай имела его в резерве.
Я бы очень хотел, сколько возможно, дать понятие читателю о матушкиной библиотеке и лавке. То была длинная комната, примыкавшая к зале, в которой мы всегда сидели, и которая отделялась от лавки стеклянною дверью. На окнах, обращенных на улицу, с одной стороны дверей выставлены были разные сорта бумаги, сургучи, чернильницы, детские книги, портфели, эстампы и карикатуры. С другой стороны, ленты, шляпки, перчатки, шарфы, иголки и все, необходимое для дам.
При входе стояли палки и трости; с одной стороны на столах картоны с перчатками, лентами, пуговками и разными безделками; с другой духи, сигары, щетки, мыло и другие принадлежности туалета.
Эти товары занимали около десяти футов с каждой стороны лавки; остальная часть ее служила библиотекою для чтения.
В задней половине лавки поставлено было несколько стульев вокруг небольшого стола, на котором лежали газеты, и с каждой стороны дверей в нашу комнату стояли обручи, мячи и множество детских игрушек.
Дамские наряды были на руках у матушки; тетушка имела в своем распоряжении мужские, а остальная часть лавки и библиотека находились в руках обеих.
Редко случалось, что стулья у ящиков с безделками или около стола не были заняты; одни читали газеты или книги, другие разговаривали. Почти все посетители знали друг друга. Капитан Бриджмен и поручик Флет постоянно находились в лавке, и почти все офицеры Морского полка заходили к нам в продолжение дня.
Теперь я постараюсь описать общество, которое у нас собиралось.
Матушка, одетая с большим вкусом, распечатывает кипу новых книг. Тетушка Милли держит в руках кусок кисеи в пять вершков и как будто занимается работою. Мистер Флет сидит, развалясь на стуле, и смотрит на мух, летающих по потолку. Капитан Бриджмен, живой, красивый мужчина, сидит возле счетного стола против тетушки Милли; в руках у него небольшая трость черного дерева с серебряным набалдашником и необыкновенно белые перчатки. У него быстрый, проницательный взгляд, орлиный нос, тонкие губы и белые, как слоновая кость, зубы; физиономия его столько же полна огня и энергии, как она безжизненна у мистера Флета.
– Позвольте спросить вас, мисс Эмилия, – сказал капитан, показывая тростью на кусок кисеи, который она держала в руках, – чем вы занимаетесь? Этого слишком мало для какого угодно дамского наряда.
– Но довольно для манжет, капитан.
– Так вы делаете манжеты?
– Не верьте ей, капитан Бриджмен, – отвечала матушка, – она держит в руках кусок кисеи, чтобы иметь предлог не шалить.
– Я право не знал, что такая безделица может предохранить от шалостей, – сказал капитан.
– Вы знаете, капитан Бриджмен, – отвечала тетушка Милли, – что праздность есть мать пороков.
– Слышите, Флет? – сказал капитан.
– Что? – спросил Флет.
– Что праздность есть мать пороков; вы должно быть самый порочный человек.
– Я думал, – отвечал Флет.
– Вы, кажется, только недавно начали думать. О чем же или о ком вы думали?
– Я думал, много ли времени остается до обеда.
– Это очень неучтиво, мистер Флет; вы могли бы сказать, что думали обо мне, – заметила тетушка.
– Да, сначала я думал о вас, а потом об обеде.
– Не обижайтесь, мисс Эмилия; Флет делает вам большой комплимент, но я непременно хочу знать, зачем дамы напрасно портят кисею. Объясните мне это, миссис Кин?
– Извольте, капитан. Работа есть чрезвычайно важная вещь в руках женщины, когда она находится в обществе мужчин. Работа избавляет ее от труда смотреть вниз или на вас, когда вы говорите пустяки; работа мешает вам читать в глазах женщины, что происходит в ее душе, или отгадывать, какое действие произвели на нее ваши слова; работа часто избавляет и от замешательства, и еще чаще от краски; иногда женщина не знает, куда смотреть; иногда она вздумает смотреть туда, куда не нужно. Но иголка и кусок кисеи всему помогут, потому что женщина может смотреть на свою работу и не поднимать с нее глаз.
– Благодарю вас за объяснение; теперь я буду считать самым лестным комплиментом, если дама, разговаривая со мною, будет слишком прилежно заниматься работою.
– Но вы можете иногда ошибиться, капитан, – отвечала матушка, – внимание к работе может происходить от совершенного равнодушия и даже отвращения. Оно избавляет от труда быть любезною.
– Позвольте же, мне спросить, мисс Эмилия, какое чувство причиною вашего особенного внимания к работе в эту минуту?
– Быть может я избираю середину между обеими крайностями, – отвечала Эмилия, – а может быть, капитан, я больше люблю смотреть на кусок кисеи, чем на офицера.
– Это не слишком лестно для нас, – отвечал капитан, – если вы так пренебрегаете кисеею, то, верно, не захотите пренебрегать нами.
– Кисея недорого стоит, – тихо сказала Эмилия, отходя в другой угол лавки.
– Мистер Флет, – сказала матушка, – в прошедшем месяце кончился срок вашей подписки на книги. Я думаю, можно снова записать вас?
– Пожалуй; впрочем, я никогда не читаю книг, – отвечал мистер Флет, зевая.
– В этом нет никакой необходимости, – сказала матушка, – если вы не читаете, то приходите сюда говорить.
– Ну, так а сыщу себе другое место, – отвечал мистер Флет, – и – тогда…
– Что тогда? – спросила тетушка Милли улыбаясь.
– Я и сам не знаю, – отвечал Флет. – У вас верны часы, миссис Кин?
– Верны, но я боюсь, что ваши мысли бегут скорее часов; вы думаете об обеде?
– Нет, неправда.
– Так о самом себе?
– Нет, миссис Кин, – сказал Флет вставая.
– Я скажу вам, – сказал он, возвращаясь, – а думал не о себе, но о моей собаке.
Матушка и капитан Бриджмен захохотали, когда Флет вышел из лавки.
– Бедный Флет, – сказал капитан, – вы свели его с ума, мисс Эмилия.
Тут вошли две дамы. Капитан Бриджмен учтиво поклонился им.
– Надеюсь, что миссис Гендбель находится в добром здоровье, – сказал он, – о здоровье мисс я не спрашиваю, видя ее прекрасный цвет лица.
– Вы, капитан, кажется, живете здесь в библиотеке; я удивляюсь, как миссис Кин не возьмет вас в долю.
– Если бы меня не удостаивали посещением миссис Гендбель и другие дамы, то моя лавка не имела бы ничего привлекательного для мужчин, – отвечала матушка.
– Миссис Кин не ошиблась, мисс Гендбель, – сказал капитан Бриджмен, – увидя вас, я не считаю утро потерянным.
– Если верить слухам, капитан, – отвечала миссис Гендбель, – то для вас все равно, есть ли здесь дамы или нет. Миссис Кин, есть у вас узкие французские ленты?
– Есть, сударыня; вот целый сверток.
– Хорошо, но я не знаю точно, сколько мне нужно; отмерьте мне, а я пришлю, что останется.
– Угодно вам будет взять их с собою или прикажете прислать?
– Они сейчас нужны мне; мерьте скорее, я тороплюсь домой.
– Не угодно ли вам будет взять все с собою, – отвечала матушка, – и смерить самим, чтобы не дожидаться.
– Вы, кажется, имеете ко мне большую доверенность, – отвечала миссис Гендбель, – я постараюсь не остаться у вас в долгу.
Матушка улыбнулась, завернула ленты в бумагу и передала их миссис Гендбель, которая, поклонясь капитану Бриджмену, вышла из лавки.
– Я думаю, вы не имели бы ко мне столько доверенности? – спросил капитан Бриджмен.
– Быть может. Эмилия говорит, что когда вы помогаете ей считать сигары, то всегда считаете неверно.
– Она сказала это? Но смотрите, если я не ошибаюсь, сюда идет прекрасная мисс Ивенс; кажется, она часто посещает вашу библиотеку.
– Она очень много читает.
– Дамы, которые любят читать, редко любят работать.
– Доброе утро, мисс Ивенс, – сказал капитан, – вы пришли за пищею для ума?
(Мисс Ивенс обратилась к матушке).
– Нет ли чего-нибудь нового, миссис Кин? Я принесла три части Годольфина.
– Да, мисс, сегодня есть новые книги.
Между тем, как мисс Ивенс выбирает книги, входят несколько офицеров морского полка за сигарами. Эмилия подает им сигары, они выбирают, громко разговаривая. Еще три дамы входят за книгами.
Около трех часов посетители становятся реже; в пять часов библиотека пустеет. Я возвращаюсь из школы, Бен приходит из казарм, и матушка с тетушкою Милли идут в зал к бабушке, которая вяжет чулок.
Вот краткий очерк того, что каждый день происходило в нашей лавке. Торговля матушки шла чрезвычайно успешно. Тетушка Милли все еще находилась в нерешимости между поручиком Флетом и капитаном Бриджменом, а я разделял свое время и способности между ученьем и шалостями.