Глава 3. Маяк
Прочорос нахмурился и сделал Демитросу нетерпеливый жест, означающий «не медли, ну, чего ты застыл?».
Но грек с шипастым членом не обратил на порнографа никакого внимания. Его глаза сошлись на переносице, предавая ему вид отталкивающий и комичный. В глотке у Демитроса что-то забурлило и он, нагнувшись прямо надо мной, выплюнул какой-то склизкий белый комок. Я успела отклониться, но часть этой гадости все же попала мне на щёку. Пока Демитрос и Прочорос с удивлением рассматривал пятно на обивке, я рыбкой соскользнула с дивана на пол и отползла подальше, потирая щёку. На пальцах осталось что-то вязкое и очень липкое. Я с омерзением вытерла пальцы об ковёр.
Не успел никто опомниться, как изо рта Демитроса полезло гелеобразное вещество, стекая по его голому туловищу на кожу дивана. Он попытался вскочить, но не тут-то было! Член грека, густо политый этой слизью, прилип к обивке. Он рванулся, но отклеить свой драгоценный орган не удалось, и Демитрос завизжал тоненько и чрезвычайно пронзительно.
Прочорос, с очумелым видом наблюдающий за муками своего главного актёра, опомнившись, бросился на выручку, но едва он подскочил к товарищу ближе, его самого вырвало. Упав на колени, порнограф закашлялся, исторгая из себя клейкие желеобразные массы. Ему явно сейчас было не до съёмок своего самого главного порнофильма.
За всем этим с нескрываемым ужасом наблюдал водитель микроавтобуса. Наладив аппаратуру, он уютненько присел в уголок с баночкой пива, расстёгнутыми штанами и явным намерением помастурбировать на изнасилование, которое должно было произойти. Я поймала его взгляд, опасаясь, что он кинется ко мне и попытается связать, запереть, в общем, не дать уйти. Но вжавшийся в стул грек только воскликнул:
– Магиса! Магиса!
На помощь своим барахтающимся в клейкой слизи дружкам он совсем не спешил.
Вообще, происходящее в этой комнате больше всего напоминало клип группы «Танцы Минус» на песню «Диктофоны», с той разницей, что было в миллион раз отвратнее и гаже.
Прежде чем сбежать, я сделала две вещи: расшвыряла дорогую видеоаппаратуру и треснула эпполовским ноутбуком, в котором Прочорос наверняка хранил свои порно ролики, по стене, разбив его вдребезги. Потом схватила свою сумочку, по счастью валявшуюся тут же, и выскочила за дверь.
Очертя голову, я бежала как можно дальше от этой проклятой порно студии. Не знаю, что там произошло… что за вещество полезло из греков и почему… возможно, они чем-то больны, какая-то эпидемия, может, заразилась и я? Или… или это Ян?
Мысли вихрем проносились в моей бедной голове, бешено стучало сердце и подкашивались ноги, так, что я пару раз чуть не навернулась со ступенек.
Неужели это Ян помог мне? Неужели он так близко?
Нет, прошелестел внутренний голос. Ян бы не стал помогать. Он сейчас не здесь. Миткаля не было в той кухне.
Была я и трое порнографических ублюдков.
И ещё перкаль. Или я его сама себе придумала?
Нужно успокоиться! Я чуть-чуть сбавила темп, восстанавливая дыхание. Мне даже удалось выхватить из сумочки зеркальце, салфетки, и на ходу немного привести себя в порядок. Жаль, что затравленное выражение салфетки стереть с лица не могли.
Сейчас главное – убраться из этого дурного квартала, не нарвавшись ещё на какие-нибудь неприятности. Потом нужно найти большой отель и снять номер на сутки. Принять очень горячий душ и, может быть, даже заказать в номер рюмку чего-нибудь крепкого, коньяка или виски.
Только тогда смогу выдохнуть. Меня ждала поистине страшная участь, но, главное, я сумела ее избежать.
Светало. Небо окрасилось сначала в нежно-сиреневый, а затем в лазурный цвет. Я буквально валилась с ног от усталости, от всего пережитого этой ночью, и все-таки старалась взять себя в руки. Квартал это явно неблагополучный, и выгляжу я не лучшим образом: юбка разорвана, а блузка вся в грязных пятнах. Сейчас я лёгкая мишень для каких-нибудь приставал, горячих греческих парней с дурными намерениями. И все же, надеюсь, утром вероятность встретить их небольшая.
Поблуждав среди серых многоэтажек, я, наконец, вышла к автобусной остановке, на которой увидела двух вполне приличных женщин лет по тридцать пять, оживлённо о чём-то разговаривающих по-гречески. Одна из них курила сигарету. На меня они не обратили никакого внимания, я же инстинктивно постаралась встать поближе к ним.
Минут через двадцать подъехал большой автобус. Я поднялась по ступенькам вслед за женщинами, заплатила водителю за проезд, прошла в самый конец салона. Облегчённо заняла свободное место и попыталась сумкой прикрыть рваную юбку. Впрочем, никто на меня особо не смотрел, и это было просто отлично.
Мне было не по себе: я совершенно одна в чужом огромном городе, и абсолютно не знаю, куда идёт этот автобус. Может, вообще в какой-нибудь район похуже этого…
Но бесконечные безликие дома за окном постепенно сменялись красивыми историческими зданиями, большими магазинами, открытыми площадями с фонтанами. Салоники были светлы, белокаменны и просто восхитительны, не зря этот город, как говорил экскурсовод, называют «невестой севера». И хотя сейчас мне было совсем не до городских красот, я жадно разглядывала виды, которые мелькали за окном.
Автобус привез меня в самый центр города, на площадь Аристотеля. Я с благодарностью вспомнила рекламный проспект, который прочитала в самолёте от корки до корки. Здесь расположен знаменитый рынок Модиано, один из известнейших европейских рынков.
Это было очень кстати. В таком виде идти в отель нельзя, надо купить новую одежду и бельё. Потом можно присесть в каком-нибудь кафе, поймать вай фай и посмотреть в Интернете расположение ближайших к Модиано отелей. И заодно позавтракать! Страшно хочется есть. А ещё выпить кофе.
При мысли о кофе я даже слюнки сглотнула. Вот что меня оживит, придаст сил и бодрости. Я всегда верила в то, что кофе – волшебный напиток. Кажется, даже песня такая есть «Кофе – мой друг».
Несмотря на раннее утро, рынок уже жил своей суматошной жизнью. Торговцы разложили товары и активно зазывали покупателей, повсюду прогуливались туристы и местные, народ сидел в местных многочисленных тавернах и барах. Греки вообще, как я заметила, просто обожали проводить время в кафешках.
Стараясь не углубляться в торговые ряды, чтобы не потеряться, вскоре я нашла то, что мне нужно. Не меряя, купила два шёлковых платья, нижнее бельё, большие тёмные очки, платок и новые туфли. От покупки последних можно было удержаться, но туфли были элегантными и в то же время удобными – ну как не приобрести такою прелесть? Я свято верю, что ничто так не приводит в норму и не поднимает настроение, как шопинг. А мне сейчас ой, как нужно было успокоиться.
По соседству с магазином платьев как раз оказалась симпатичная таверна. Деревянные столики на кованных ножках стояли прямо на мостовой. В крошечном туалете, отделанном голубым кафелем, я с облегчением сорвала с себя несвежую блузку, вспомнила, как голый Демитрос пытался расстегнуть маленькие пуговички, и отправила ее прямиком в мусорное ведро. Туда же отправился лифчик и сандалии. Я хотела выбросить и свою юбку, но помяв в кулаке приятную на ощупь зелёную ткань, почему-то передумала. Может быть, я ее ещё зашью, выстираю и буду носить.
По обыкновению устроившись за одним из самых дальних столиков, рядом с живой изгородью, я заказала морепродукты, салат с оливками, фруктовое пирожное и латте. И почему-то ещё очень захотелось омлет, о чём я и сообщила юному пареньку-официанту. Он знал русский язык, чему я позволила себе удивиться. Паренёк с готовностью сообщил, что в Салониках очень большой процент русскоговорящего населения. В общем, мы мило поболтали и после чего он, наконец, отправился выполнять заказ.
Когда еду принесли, я решила, что переборщила, и все это мне не съесть. Порции были просто огромными. Официант ослепительно улыбнулся и поставил на скатерть длинный узкий стакан с какой-то мутной жидкостью, напоминающей молоко.
– Это я не заказывала, – пожала плечами я.
– За счёт заведения, – сообщил паренёк радостно. – Анисовая водка узо. Попробуйте, вам обязательно понравится!
– Водка? – подняла брови я.
Уж что-что, а водку я пить точно не буду, даже за счёт кафе. Она горькая, противная и вообще – точно не мое питьё.
– Попробуйте! – настаивал официант. – Это наш национальный напиток, наша гордость. Вы не были в Греции, деспенис, если не пробовали анисовую водку. К тому же вам ее с водой размешали.
Я взяла запотевший стакан и сделала малюсенький глоток чисто из вежливости. Напиток неожиданно оказался приятным, даже отдалённо не напоминающим нашу водку: прохладным, бархатистым, отдающим фенхелем, корицей и мускатом.
– Пальчики оближешь! – совершенно искренне сказала я. – Спасибо вам!
Официант обрадовался так, как будто лично эту водку делал, после чего оставил меня в одиночестве.
Еда была вкусной, кресло мягким, моё платье красивым, а туфли удобными. Я разомлела, сил не было даже на то, чтобы достать из сумки планшет. Я просто сидела, ела пирожное и разглядывала текущую мимо веранды кафе толпу. Произошедшее ночью казалось каким-то кошмарным и нереальным сном, я загнала это вглубь лаковой шкатулки, заперла ее на замок и положила на самое дно души к остальным таким же крепко-накрепко запертым шкатулочкам, хранящим страшные воспоминания.
Думаю, когда-нибудь, я открою их все разом, смогу отпустить их содержимое и не сойти при этом с ума. Психологи говорят, что не надо накапливать в себе плохое, но мой негатив был надёжно заперт, потому я могла почти спокойно сидеть сейчас в кафе и наслаждаться каждым мигом жизни, а не прятаться в шкафу, впадая в истерику от каждого шороха. Честно говоря, этот способ со шкатулками я подчистую слизала у Дэнни Торранса из «Доктора Сна», хотя он прятал своих монстров в сейфы, и прятал куда надёжнее, чем я.
Кстати, о Кинге… Было время, когда я всерьёз подумывала написать ему, рассказать обо всем произошедшем со мной и попросить совета, что делать дальше. Кто как не Король Ужасов подсказал бы, как можно победить Принца Миткаля? Потом я от этой странной идеи отказалась. Не столько потому, что дойди моё послание до Кинга, он счел меня сумасшедшей фанаткой, сколько потому, что мне бы не хватило знаний английского, чтобы это письмо грамотно составить.
Я отправила в рот ещё один кусочек пирожного и потянулась-таки за планшетом, но кое-что меня отвлекло.
На площади появились боги Олимпа. Ну, вернее, не настоящие боги, конечно, а переодетые в них люди в белоснежных туниках и золотистых обручах на головах. Из рекламного проспекта я знала, что на Модиано частенько происходят всякие представления, выступают уличные музыканты и певцы.
Молодые и красивые актёры разыгрывали сюжеты из мифов. Их окружила толпа туристов, их снимали на видео, фотографировали. Помимо своей воли я увлеклась представлением и даже узнала всех богов поименно. Влад бы мной гордился.
Закончив выяснять, кому же из богинь предназначается золотое яблоко с надписью «Прекраснейшей», боги устроили танцы, вовлекая в них людей из толпы. У греков есть странный обычай кидать над танцующим человеком салфетки. Квадратики бумаги плавно опадали и тут же рвались под ногами. Скоро по всей площади летели белые обрывки салфеток, похожие на хлопья снега. Звуки, запахи и цвета смешивались, создавая ощущение праздника.
Засмотревшись на происходящее вокруг, я зазевалась, но все же смогла поймать брошенное мне бутафорское золотое яблоко. Кинул это яблоко сам Аполлон, после чего подошел вплотную к столику и учтиво пригласил меня на танец. Я вежливо покачала головой, но парень оказался на редкость настойчивым, и вот я уже в кругу улыбающихся олимпийских богов пытаюсь изобразить что-то похожее на национальный греческий танец.
Это оказалось неожиданно весело, я раскраснелась, повторяя движения за Аресом, который вызвался быть моим учителем. Он смеялся и совсем не по-божественному показывал мне класс. На какое-то мгновение я даже позабыла обо всех своих невзгодах, ощутив себя молодой, красивой и по-настоящему свободной…
До тех пор, пока не увидела его.
Сердце перестало биться и резко ухнуло вниз.
Ян стоял на противоположной стороне улицы у лавки с разложенными отрезами тканей. Проносившиеся по дороге машины на мгновение скрывали его, и каждый раз я надеялась, что мне кажется, что видение сгинет, морок уйдет… Напрасно.
Ян все-таки нашёл меня.
Я изо всех сил сцепила пальцы. В ушах начал нарастать неясный, но отчётливый гул.
Он изменился, выглядел иначе, чем я его помнила. Светлые волосы были впервые за все время вымыты и гладко зализаны назад. Он не горбился, не ломался, как всегда. Стоял прямо в своём дурацком прикиде: белые джинсы с вытянутыми коленями висели на худых ногах, а светло-бежевый старомодный свитер с ромбиками смотрелся по греческой жаре странно и нелепо. Глаза скрывали большие коричневые очки, в которых он напоминал гигантского слепня.
Не в силах пошевелиться, я понимала, что единственный мой выход – сорваться с места и бежать, куда глаза глядят, но не могла. Он словно парализовал меня, лишил воли и надежды. Вокруг шумел весёлый праздник, и в центре него я, наверное, выглядела как человек, только что узнавший о своём смертельном диагнозе.
Конец ознакомительного фрагмента.