Переулки старой Москвы. История. Памятники архитектуры. Маршруты. Глава IV. У УСПЕНСКОГО ВРАЖКА. Между Большой Никитской и Тверской (С. К. Романюк, 2013)

Большая территория между двумя этими улицами рассечена хитро переплетенной сетью переулков. Пять из них соединяют радиальные улицы Тверскую и Большую Никитскую, и еще два проходят между ними. К этим семи переулкам прибавляются еще и два тупика. В XVII–XVIII вв. изрезанность уличной сети была больше – с того времени исчезло семь переулков. Один из них следовал направлению притока реки Неглинной и назывался так же, как и он, – Успенский вражек. Эта небольшая речка и сейчас проходит под старым зданием университета, под аркой в центре его. На Успенском вражке (или враге, овраге) в 1520-х гг. был устроен Посольский двор и там останавливались литовские послы (отчего и двор часто звался Литовским). Сохранился наказ московских властей ответственному за прием послов: «…беречи Немятому Мясоеду [вот какие имена бывали] того накрепко, чтоб к послам на двор опричь приставов, дети боярские и боярские люди не ходили никто никаким делом и не говорил бы с ними никто ни о чем, да улицею б мимо послов не ездил никто; а на Успенском враге держати сторожа, чтоб и Успенским врагом мимо послов не ездил же никто».

В конце XVI в. в этих местах был «поставлен Земский двор», то есть учреждение, занимавшееся управлением разросшимся городом. Летописец уточняет место расположения Земского двора: «Блиско Успенского врашка, у мосту, против старово государева двора». Тут говорится, вероятно, об опричном дворе Ивана Грозного, построенном царем вне стен Кремля, на Воздвиженке. На Успенском вражке был устроен пороховой завод, взрыв которого в июне 1531 г. был зафиксирован летописцем: «,и в тот же пяток на седьмом часу дни, загореся внезапу зелье пушечное на Москве, на Успенском враге, на Алевизовьском дворе; делаша бо его на том дворе градские люди, и загореша делателей тех от зелья того в един час более двою сот человек».

Через нынешний университетский двор проходил также исчезнувший переулок – он назывался Леонтьевским по церкви Леонтия Ростовского, упраздненной в конце XVIII в.; переулок же вошел в университетскую территорию, которая сейчас ограничивается с северо-запада Никитским переулком (в 1920 г. был переименован в улицу Белинского). Старое его название – Долгоруковский переулок – произошло от фамилии владельцев углового с Тверской улицей дома князей Долгоруких.

Почти вся четная сторона переулка занята университетскими строениями. На углу с Большой Никитской улицей – монументальное здание, выстроенное архитектором К.М. Быковским в 1898–1902 гг. По верху здания идет надпись с еще старой орфографией: «Зоологическш музей». О назначении здания недвусмысленно говорят и изображения животных в барельефах, на стенах и в капителях колонн – оленей, лебедей, овец, сов, на кронштейнах карниза – медведей. Музей зародился как кабинет натуральной истории в 1791 г., и теперь коллекции музея по богатству представленных экспонатов занимают второе место после академического музея в Петербурге.

За музейным зданием находится дом, предназначенный для химической лаборатории университета, перестроенной архитектором А.С. Каминским в 1887 г. из старого, 1836 г. постройки, дома. В этом здании в течение 60 лет работал знаменитый химик академик Н.Д. Зелинский. Теперь здесь музей-квартира ученого.

Рядом находится угловой участок (№ 4–6/5), выходящий на Тверскую улицу. В XVIII в. он располагался между двумя переулками – Долгоруковским (ныне Никитским) и проходившим южнее Леонтьевским. В начале XVIII столетия им владел стольник князь Г.Ф. Долгоруков, младший брат известного правдоискателя в петровские времена, не боявшегося в глаза говорить правду, Якова Федоровича. Григорий Долгоруков считался самым опытным специалистом в польских делах, он несколько раз был послом в Польше и вмешивался во внутренние дела королевства, посему и возбудил такую ненависть, что был вынужден уехать из Польши. Г.Ф. Долгоруков владел селом Подмокловом, недалеко от Серпухова, где он построил одну из самых необычных церквей в России – двусветную ротонду, окруженную балюстрадой с фигурами апостолов и евангелистов.

После него этим участком владел его сын Алексей, о котором так писал автор «Словаря достопамятных людей Русской земли» Д.Н. Бантыш-Каменский: «Современники отзываются о нем, как о человеке весьма не хитрого разума, который не имел никакого навыка в общежитии, был лукав, горд, невольник Двора, придерживался древних обычаев, ненавидел иностранцев». Он активно участвовал в дворцовых интригах вокруг Петра II, обручил его со своей дочерью и уже почитал себя властителем империи, но через четыре месяца императрица Анна Иоанновна, отняв все, сослала его в Березов, туда, где до него томился князь Меншиков, низвергнутый Долгорукими.

Декоративное оформление Зоологического музея

В 1745 г. участок перешел к Румянцевым – графу Александру Ивановичу и его сыну, знаменитому полководцу Петру Александровичу, в 1756 г. – генерал-поручику И.И. Костюрину, а в 1793 г. – действительному тайному советнику А.С. Мусину-Пушкину.

Ныне ничто не говорит о том, что существующее здание, выходящее на Тверскую, было когда-то великолепным дворцом. Возможно, что он был выстроен еще при Долгоруковых, а Мусины-Пушкины, владельцы в конце XVIII в., дали заказ архитектору М.Ф. Казакову его перестроить, существенно увеличив. Казаков пристроил к старому дому угловую с Никитским переулком часть, почти вдвое увеличив сам дом, переделал фасад и интерьеры.

Очередная кардинальная переделка всего здания была произведена почти через сто лет, когда его новая владелица, потомственная почетная гражданка Лидия Постникова, задумала выстроить торговый пассаж, предполагая, что на такой оживленной улице, как Тверская, из него можно извлечь неплохой доход.

Перестраивал и надстраивал старый казаковский дом архитектор С.С. Эйбушитц, и он же выстроил во дворе новые корпуса. Несущие конструкции пассажа разработал инженер В.Г. Шухов. Новый пассаж открыли 8 ноября 1887 г., но, однако, покупатели не жаловали его. «Затея оказалась неудачной, пассаж не имел сквозных галерей, все было запутано, темно, и публики было совсем мало, торговля шла тихая», – вспоминал архитектор И.Е. Бондаренко. В начале XX в. некий «отставной корнет» Леонид Бирюков открыл в «Постниковском пассаже» синематограф под «заграничным» названием «Паризьен», часть же помещений по Никитскому переулку (дом № 4) была занята гостиницей «Пассаж» и меблированными комнатами «Брюссель».

В советское время бывшее торговое заведение приютило несколько театров: в 1929–1936 гг. работал «театр обозрений», его сменил театр В.Э. Мейерхольда, игравший здесь в то время, пока строилось специально для него разработанное здание на Триумфальной площади. Потом тут играл Театр эстрады и миниатюр (в 1938–1946 гг.), а после него – Театр имени М.Н. Ермоловой. Это здание хотели снести, чтобы выстроить вторую очередь гостиницы «Интурист», кошмарным силуэтом вторгнувшуюся в московскую панораму, но, к счастью, от этой затеи отказались.

В пожар 1812 г. здания университета сгорели до основания – на Моховой высились только обгоревшие стены. Его преподаватели и студенты были тогда в Нижнем Новгороде. В 1813 г. обсуждали вопрос о возвращении университета в Москву, но было неизвестно, где проводить занятия. В конце концов заключили договор о найме домов, принадлежащих купцу А.Т. Заикину, рядом с университетским участком, в Никитском переулке (дом № 5). В этих домах, которыми позднее владел корнет А.И. Яковлев, университет помещался до 1818 г., когда 10 октября открылся в торжественной обстановке восстановленный архитектором Д.И. Жилярди главный университетский корпус. Здесь жил университетский профессор, юрист Н.Н. Сандунов.

В высоком пятиэтажном доме под тем же № 5 в 1897–1900 гг. жил профессор Московского университета Д.Н. Анучин, основоположник антропологии в России, основатель университетского Музея антропологии, руководивший созданной им кафедрой географии в Московском университете. В конце XIX в. здесь жили В.Ф. Лугинин, организовавший в университете первую в России термохимическую лабораторию, а также химик Н.И. Курсанов. С 1896 г. и до кончины в 1925 г. здесь жила артистка Е.К. Лешковская, прославившаяся ролями кокеток и интриганок. Проникновенные слова написала о ней Т.Л. Щепкина-Куперник: «Жизнь свою Лешковская кончала тяжело. Болезнь доставляла ей страшные физические страдания, а окончательный разрыв с любимым человеком подтачивал душу, В последние годы я нередко бывала по поручениям Ермоловой у нее дома, в ее скромной, но уютной квартире, в нижнем этаже дома на улице Белинского, Ни грусть, ни болезнь не могли стереть в ней необыкновенного изящества ее черт, фигуры, позы, мягких серых тонов ее одежды и меха, в который она зябко куталась: „вечная женственность” не покидала ее, а внешнее изящество брало свои истоки в изяществе ее души. И только мучительно-печально было видеть, как эта женщина, созданная, казалось, для блеска и солнца, безрадостно доживала свои дни. И ушла, точно, с упреком судьбе, давшей ей все, чего может желать женщина: талант, красоту, успех – все, кроме счастья».

Елена Константиновна Лешковская

Тут также находилась квартира литературоведа и историка театра А.К. Дживелегова в 1909–1952 гг., чьи труды были посвящены трем замечательным представителям итальянского Ренессанса: Данте Алигьери, Леонардо да Винчи и Микеланджело. Он редактировал и участвовал в написании большого труда «Отечественная война и русское общество», в продолжение 40 лет работал в редакции энциклопедического словаря «Гранат». В 1930-х гг. в этом доме жил писатель Е.А. Пермяк.

В 1994 г. внешний вид дома существенно изменился: его переделали для московского Департамента строительства – все сломали, за исключением фасадной стены, и перестроили (архитектор И.А. Покровский и др.). Рядом с бывшим университетским домом в 1801 г. под руководством профессора А.А. Прокоповича-Антонского устроили Малый ботанический сад, где выращивали оранжерейные редкие растения, полученные из сада имения Разумовских Горенки.

Весь следующий участок до Тверской занят монументальными зданиями: Министерства связи, на углу – Центральным телеграфом, построенным в 1927 г. по проекту архитектора И.И. Рерберга, и возведенной к Олимпиаде 1980 г. Международной автоматической телексной станцией (1980, архитекторы Ю. Шевердяев, А. Мелихов, В. Уткин). Эти здания выстроены на обширном участке, где находился дом генерал-фельдмаршала князя Н.Ю. Трубецкого, опытного политика, долго удерживавшегося у кормила власти. В 1740–1760 гг. он занимал один из высших постов в Российской империи – пост генерал-прокурора Сената. В 1770 г. его дом был приобретен казной для Межевой канцелярии, помещавшейся там до 1788 г. В этом году университет просил предоставить ему дом, ибо новое его здание на Моховой строилось весьма медленно «за уменьшением назначенной на то суммы по нынешним военным обстоятельствам». Тогда шла разорительная Русско-турецкая война, закончившаяся победным Ясским договором 1791 г. В старых помещениях университета на Красной площади было уже тесно «по причине умножающихся ежедневно учеников» и еще потому, что было «негде расположить все принадлежности университетской, как то: библиотеки, кабинета натуральной истории, физических машин, анатомии, лаборатории, ботанического сада и протчих вещей, находящихся в совершенном неустройстве, наносящим вред оным».

Екатерина удовлетворила просьбу университета, указом от 3 октября 1788 г. повелела отдать «казенный дом, где прежде помещалась межевая канцелярия, Московскому университету для употребления на его надобности». И уже и в следующем году сюда перевели университетскую типографию, словолитню и книжную лавку, которыми руководил знаменитый просветитель и книгоиздатель Н.И. Новиков. В типографии печатались «Московские ведомости», которые продавались в книжной лавке в Строгановом переулке, отчего последний скоро стал называться Газетным. Тут же была и одна из первых московских публичных библиотек.

В дом Трубецкого решили поместить университетский пансион. Его перестраивал М.Ф. Казаков. Как писал директор пансиона: «Из суммы, вносимой воспитанниками пансиона, отделан мною в полтораста тысяч рублей архитектором Козаковым так, что в нем были не только удобные классы, спальни и залы, но и театр был весьма удобный и поместительный для публичных представлений». Казаков выделил левый угол здания эффектной купольной ротондой, отмечавшей поворот улицы в этом месте. Симметричная ей вторая ротонда была построена уже позже; в ней находилась домовая церковь пансиона, освященная во имя преподобного Сергия; в 1818 г. по повелению императора Александра I церковь перестроили и освятили во имя Воздвижения Креста. По воспоминаниям, главные ворота тогда были с Газетного переулка, а по Тверской еще не было построено здание по красной линии. По переулку шла кирпичная ограда, у ворот стоял небольшой флигель, в котором жил директор пансиона А.А. Прокопович-Антонский. У него квартировал В.А. Жуковский, который здесь, как утверждают, написал поэму «Людмила». П.А. Вяземский вспоминал, что, возвращаясь «за полночь с какой-нибудь вечеринки или бала» Газетным переулком, он видел свет в окне Жуковского и заезжал к нему на беседу.

В 1791 г. в доме разместился университетский Благородный пансион, закрытое учебное заведение для дворянских детей, одно из лучших в России, ставший центром общественной и литературной жизни Москвы. Учебные программы значительно превышали гимназические. Учившийся в пансионе будущий военный деятель Д.А. Милютин вспоминал, что уровень пансиона «значительно превышал уровень гимназического. Так, в него входили некоторые части высшей математики (аналитическая геометрия, начала дифференциального и интегрального исчисления, механика), естественная история, римское право, русские государственные и гражданские законы, римские древности, эстетика». В пансионе преподавали крупные ученые Московского университета, а среди его воспитанников были М.Ю. Лермонтов, Е.А. Баратынский, А.П. Ермолов, братья Милютины, А.С. Грибоедов, А.Ф. Вельтман, В.Ф. Одоевский, С.П. Шевырев и многие другие известные деятели. Особенно увлекались воспитанники пансиона литературой. Они создали «Дружеское литературное общество», в котором принимали участие братья Андрей и Александр Тургеневы и В.А. Жуковский. В пансионе издавались рукописные журналы и альманахи, ставились спектакли. В залах пансиона устраивались заседания Общества любителей российской словесности, и молодежь видела на них Н.М. Карамзина, И.И. Дмитриева, К.Н. Батюшкова. «Всякое чтение в Обществе, – по словам М.П. Погодина, – делалось предметом живых споров и суждений у студентов. Русский язык был главным, любимым предметом в Пансионе. Русская литература была главною сокровищницею, откуда молодые люди почерпали свои познания, образовывались». Пансион имел, как писал М.Е. Салтыков-Щедрин, тоже его воспитанник, «хорошие традиции и пользовался отличною репутациею». Правда, для правительства Николая I репутация университетского пансиона была основательно подпорчена: в нем получили образование многие декабристы – он «приготовлял юношей, которые развивали новые понятия, высокие идеи о своем отечестве, понимали свое унижение, угнетение народное», – считал воспитанник пансиона декабрист В.Ф. Раевский.

Так, в пансионе воспитывались видный участник Южного общества Н.С. Бобрищев-Пушкин, члены Союза благоденствия А.В. Семенов и П.П. Каверин, видный декабрист А.И. Якубович, член Северного общества П.А. Муханов, первый из арестованных декабристов В.Ф. Раевский, один из казненных П.Г. Каховский, крупный деятель ранних декабристских организаций Н.И. Тургенев. Недаром Николай I, приехав в сентябре 1830 г. в Москву, и внезапно, по своему обыкновению никого не предупреждая, посетил университетский пансион и был несказанно возмущен, увидев фамилии декабристов, «государственных преступников», на мраморной доске отличников – выпускников пансиона. Он попал в пансион во время перемены, встреченный толпой учеников, мчавшихся, не обращая ни на кого внимания, вон из классов. Николай наткнулся на кого-то из учителей, приказал собрать воспитанников в актовый зал, которые вместе со всем синклитом перепуганных преподавателей выслушали гневную речь императора. Последствия не заставили себя ждать: пансион преобразовали в дворянскую гимназию с муштрой и преподаванием военного дела – о дружеских литературных беседах уже не было речи (надо сказать, что еще в 1800 г. существовали планы переделки пансиона в кадетский корпус).

Позднее дом был продан, и в нем поместилось множество торговых заведений. Один из воспитанников пансиона, М.А. Дмитриев, так писал о продаже дома:

До 1914 г. этот дом, часто появлявшийся на многочисленных фотографиях старой Тверской, с его характерными угловыми ротондами, был почти полностью закрыт рекламными вывесками – тут и «электро-театр», и «мануфактурные товары», и «оружейный магазин», и «готовое платье». Перед Первой мировой войной весь участок покупает страховое общество «Россия», ломает все здания на нем и начинает строить комплекс из нескольких больших доходных домов. Однако во время войны были устроены лишь подвалы и возведены стены на высоту полутора метров. Художник В.П. Комарденков вспоминал, что в первые годы советской власти в подвалах ютились беспризорные, проститутки, бандиты, дезертиры. «Как-то раз я зашел, в подвал под телеграфом, – рассказывал художник. – Огромный, с многочисленными переходами и закоулками, он напоминал катакомбы, Закутки подвала оказались обставленными с известным комфортом, попадались золоченые кресла, вазы, ковры, картины. Были сложены даже печи из кирпича, где в никелированной посуде из ресторанов варили обед. Шла игра в карты».

В 1922 г. недостроенные здания решили использовать для возведения нового помещения Центрального телеграфа. Москва стала столичным городом, и старый телеграф на Мясницкой не справлялся с возросшей нагрузкой. В этом году силами безработных начали планировать участок и разбирать строительный мусор, в 1925 г. объявили конкурс на новое здание Центрального телеграфа, который выиграл инженер И.И. Рерберг. На памятной доске было начертано: «1926 года Мая 22 в девятый год советской власти совершена закладка здания Центрального телеграфа, радиоузла и междугородной телефонной станции СССР в Москве, сооруженного по проекту и под руководством И.И. Рерберга». Первоначально все это сооружение, открытие которого состоялось 29 августа 1929 г., называлось Домом связи имени Подбельского (по фамилии первого наркома почт и телеграфа), но почти сразу же его наименовали зданием Наркомпочтеля и Центральным телеграфом. Оно вызвало тогда множество противоречивых мнений, но сейчас может служить украшением Тверской. Его крупные членения, большие окна, массивный рустованный цоколь и 42-метровая угловая башня с декоративной решеткой по рисунку племянника автора проекта художника И.Ф. Рерберга, выделяют это здание из монотонной застройки улицы. На здании поместили вращающийся глобус, в дни праздников оно особенно ярко, с выдумкой, украшалось.

Из этого здания 22 июня 1941 г. было передано сообщение о начале войны.

Название Газетный переулок получил по университетской типографии, где печаталась, и лавке, в которой продавалась газета «Московские ведомости», бывшая многие годы единственной в Москве. Старое его название – Строгановский – обязано самому видному владельцу – барону Строганову, имевшему дворец, стоявший на углу переулка и Тверской улицы.

Этот дворец считался одним из самых примечательных частных московских зданий, и его изображение находилось в «Альбомах партикулярных строений», собранных М.Ф. Казаковым. Это было представительное трехэтажное строение с выделенным четырехколонным портиком в центре и двумя двухколонными по обеим сторонам. Справа находилось пристроенное еще в 1674 г. здание домовой церкви Сергия Радонежского.

В XVII в. тут был двор ближнего боярина и воеводы князя Д.М. Черкасского, умершего в 1651 г. С 1716 по 1723 г. владельцем был стольник князь Ю.Ю. Одоевский, с 1723 г. – генерал-аншеф В.Ф. Салтыков (1675–1755), а потом его сын камергер Петр Васильевич Салтыков. С 1757 г. все принадлежит Николаю Григорьевичу Строганову, младшему сыну последнего «именитого мужа», как именовались они со времен царя Михаила Федоровича, которого они ссудили огромной по тому времени суммой – 842 тысячи рублей. Петр I возвел трех братьев Строгановых – Николая, Сергея и Александра – в баронское достоинство. К 1758 г. относится первый план этого места, на котором показано здание дворца барона Н.Г. Строганова, стоящее по красной линии Тверской.

Его снесли при реконструкции Тверской улицы в 1930-х гг. и примерно на этом месте уже после войны выстроили монументальное жилое здание (№ 9) по проекту архитектора А.Ф. Жукова (1949 г.). Гранит, которым отделан цоколь здания, предназначался для памятника гитлеровской армии в ознаменование победы над СССР.

По первоначальному проекту это здание должно было продолжаться и по переулку, но его не закончили, и до недавнего времени с Газетного переулка далеко был виден слепой брандмауэр дома. Теперь же здесь стоит первенец современной архитектуры в Москве – здание офиса и кафе компании «Макдоналдс», удачно вписавшиеся сюда, его гладкие поверхности полированного стекла отражают соседние здания, как бы растворяя жесткие современные формы нового строения в привычной дробной отделке московской застройки (авторы Ю.П. Григорьев, А.Р. Воронцов и др.).

В Газетном переулке (в 1920 г. его переименовали вместе с переименованием Большой Никитской – ее назвали улицей Герцена, а переулок – поэта Огарева, чтобы друзья оставались «вместе») есть два архитектурных памятника. Один из них – здание Успенской церкви, к названию которой прибавлялось «что на Успенском вражке». Церковь здесь существовала по крайней мере с XVI в. Каменное здание ее было выстроено в 1647 г., но в 1857–1860 гг. оно было заново построено архитектором А.С. Никитиным на средства купца С.А. Живаго. В 1924 г. церковь закрыли и отдали под архивное хранилище – там до 1977 г. находились фонды Московского исторического архива; после архива в церкви открыли междугороднюю телефонную станцию, а в 1996 г. возобновили богослужения. Надо отметить, что в этой церкви ежегодно проходят панихиды по великому украинскому поэту Тарасу Григорьевичу Шевченко, для которых почему-то выбрали дату 14 апреля – ведь он скончался 28 февраля (старого стиля) 1861 г. в Петербурге. По пути на Украину похоронная процессия прибыла в Москву 27 апреля старого стиля и заупокойную службу отслужили в церкви св. Тихона на Арбатской площади. Но, правда, и здесь поминали Шевченко несколько его почитателей – в газете «Московские ведомости» сообщили, что в сороковой день после его кончины, 6 апреля 1861 г., здесь отслужили панихиду.

Рядом расположен один из тех архитектурных памятников, которые реставраторы недавно освободили от убогих непритязательных одежд.

Двор, где стоят каменные палаты (№ 9), был продан в 1724 г. вдовой крестового дьяка Анной Андреевой князю Одоевскому за 200 рублей. Через четыре года князь продал двор «с каменным и деревянным строением» Даниле Янькову уже за 400 рублей, и можно предположить, что в это время палаты были подвергнуты какой-то перестройке князем Иваном Васильевичем Одоевским. Однако существующий дом, возможно, был выстроен именно Д.И. Яньковым в промежуток между 1728 и 1737 гг., когда он был назначен гофинтендантом и переехал в Петербург.

В 1762 г. его сын, прокурор Главной провиантской канцелярии Александр Данилович Яньков, отдавал дом внаем, и в объявлении, помещенном им в газете «Московские ведомости», было подробно перечислено, что находилось у него в доме. Все покои были «обиты разными обоями», в комнатах на втором этаже стояли стулья из орехового дерева, покрытые золоченой кожей и штофом, несколько круглых столов красного дерева, лаковые ломберные столики, на стенах висели большие зеркала. На усадьбе были две конюшни, две людских избы, погреба с напогребицами, каменная кухня.

О семье Яньковых повествуется в «Рассказах бабушки»: «Александр Данилович жил очень хорошо и открыто; когда он женился, у него была золотая карета, обитая внутри красным рытым бархатом, и вороной цуг лошадей в шорах с перьями: а назади, на запятках, букет. Так называли трех людей: которые становились сзади; лакей выездной в ливрее: по цветам герба, напудренный, с пучком и в треугольной шляпе; гайдук высокого роста, в красной одежде, и арап в куртке и шароварах ливрейных цветов, опоясанный турецкою шалью и с белою чалмой на голове. Кроме того, пред каретой бежали два скорохода, тоже в ливреях и в высоких шапках. У Александра Даниловича, сказывала мне его дочь, было три цуга: вороной крупный, вороной английский кургузый, гнедой, четверня серая; четыре лошади кургузые верховые да разных еще лошадей с четыре. И это не казалось в ту пору, что много. Людей в домах держали тогда премножество…»

За многие годы дом Яньковых потерял свою декоративную обработку: наличники, колонки, прочие украшения были срублены и стены сплошь покрыты штукатуркой. Впервые я написал об этих палатах в 1975 г. в журнале «Городское хозяйство Москвы», но только недавно реставраторы раскрыли этот незаурядный и редкий для Москвы памятник архитектуры первой половины XVIII в.

На красной линии переулка стоят два усадебных флигеля, выстроенные в 1810 г. (левый надстроен в 1899 г.). В соседнем доме № 7, построенном в 1870 г., до большевистского переворота помещались меблированные комнаты. Здесь останавливался известный трагик, игравший главным образом в провинции, М.Т. Иванов-Козельский. В 1900–1901 гг. жил композитор Н.К. Метнер.

Дома № 3 и 5 составляли одно владение. В конце XVIII в. оно принадлежало князю А.М. Голицыну. В центре обширного участка тогда стоял большой трехэтажный дворец, вошедший в «Альбомы партикулярных строений», составленные архитектором Матвеем Казаковым. На территории бывшей усадьбы в конце XIX в. были выстроены доходные дома. В одном из них (№ 3, 1875 г., архитектор А.О. Вивьен) в 1905 г. находилось московское отделение социал-демократической газеты «Начало», и тогда же здесь собиралась кавказская боевая дружина.

Дворец С.А. Меншикова

Здесь же были квартиры музыковеда А.К. Метнера, певицы М.А. Дейши-Сионицкой и артиста М.А. Чехова. В 1920-х гг. в этом доме находилось кооперативное издательство и литературное общество «Никитинские субботники», собиравшееся в квартире (№ 3) основательницы Е.Ф. Никитиной (см. подробнее в главе 17).

Артистам известен и дом № 1а, выстроенный в 1933 г. кооперативом 2-го МХАТа, называвшимся «Сверчок», в память нашумевшей постановки по роману Ч. Диккенса «Сверчок на печи». Здесь в разное время жили К.Н. Еланская, О.Н. Андровская, Н.П. Баталов, С.Г. Бирман, М.Н. Кедров, А.М. и С.М. Мессерер, А.В. Свешников, М.М. Тарханов, И.Я. Судаков, А.О. Степанова, А.К. Тарасова.

Рядом, во дворе, – один из интересных и, надо сказать, мало известных архитектурных московских памятников (№ 1/12). Это дворец князя Меншикова, но не друга и сподвижника царя Петра, а его внука – Сергея Александровича (1746–1815), построенный им в 1776–1777 гг. Если бы не уродливый ящик дома, выстроенного по линии Большой Никитской улицы (1925 г., архитектор А.М. Гуржиенко), полностью загородившего вид на дом, то она обогатилась бы великолепным классическим ансамблем. Ведь при постройках перед дворцом испортили композицию полукруглого парадного двора, образованного двумя флигелями. Фасад главного дома также претерпевал изменения, но сохранил благородные черты.

В 1757 г. здесь, на участке генерала Ф.В. Наумова (он владел этим участком еще в 1738 г.), стояли каменные палаты с архаичной уступчатой системой плана, которые частично вошли в цокольный этаж современного здания. Дочь Наумова, княгиня А.Ф. Белосельская-Белозерская, продала всю усадьбу в 1774 г. князю С.А. Меншикову, который и стал строить представительный дворец.

Его задний фасад сохранил убранство первоначального здания – руст, наличники, накладные доски. Вероятно, в конце XVIII в. дом был несколько переделан, а современный его фасад – результат еще одной переделки, происшедшей в послепожарное время, когда формы его укрупнились, изящные ионические пилястры уступили место более отчетливым формам коринфских полуколонн, поставленных на аркаду. Возможно, что эти переделки были произведены новым владельцем, приобретшим дом в 1809 г., – графом Аркадием Ивановичем Морковым.

Он прославился тем, что, будучи послом в наполеоновской Франции, часто противоречил всесильному императору, не любившему возражений. На одном из приемов Наполеон, желая унизить посла, проходя мимо него, уронил платок, остановился и стал ждать, пока тот поднимет и подаст ему. Морков и не подумал поднимать. Если Наполеон не обращал внимания на русского посла, то Морков немедленно уезжал с приема. После одной особенно резкой сцены, когда Наполеон обвинил Моркова в пособничестве его врагам, посол вообще прекратил все сношения с двором. Наполеон пожаловался Александру, Морков был отозван и тут же награжден высшим российским орденом.

Морков часто жил в своих деревнях и сдавал городской дом. Так, к примеру, в 1814 г. бельэтаж дома снимал у него Московский Английский клуб. После А.И. Моркова дом перешел к его дочери княгине В.А. Голицыной, а потом к различным владельцам, одним из которых был штабс-капитан Д.С. Селезнев, загородил дворец торговым строением по улице. Но особенно много напортили здесь уже в советское время. Тогда предполагалось вообще застроить весь участок многоэтажными домами, но запротестовал архитектор И.П. Мешков, настаивавший на том, что «здание имеет художественное значение. и могло бы быть приспособлено для учреждения культурно-просветительного или общественного характера». Несмотря на протесты, трест «Мельстрой» при поддержке властей испортил весь ансамбль, сломав правый флигель и выстроив жилой дом по линии улицы.

Напротив, на правой стороне Газетного переулка, сохранился в сравнительно неплохом состоянии угловой двухэтажный дом: на этом участке вдоль переулка в XVIII в., далеко выходя за линию застройки, стояли каменные палаты. Возможно, что построил их в середине XVIII в. президент Ревизион-коллегии Ф.И. Кнутов. В 1783 г. весь участок перешел купцам Заикиным. Палаты сгорели в пожар 1812 г. – на плане, снятом через 9 лет после пожара, все еще были показаны они с пояснением: «горелое обвалившее строение». Вместо него в 1826 г. купец А.А. Муромцев выстроил существующее двухэтажное здание, выходящее углом на Большую Никитскую (№ 2/10). В нижнем этаже дома в 1830-х гг. находился питейный дом под названием, как ни странно это может сейчас показаться, «Никитский монастырь».

Значительная часть противоположной стороны Газетного переулка (на месте участков под № 6—12) занята зданием Министерства внутренних дел, построенным по проекту архитектора И.И. Ловейко в 1940—1950-х гг.

Брюсов переулок богат памятными зданиями и выдающимися архитектурными сооружениями. На правом углу его с Большой Никитской – городская усадьба Брюсов (№ 14/2), которые дали имя всему переулку, будучи самыми заметными жильцами его.

По многолетним исследованиям историка В.В. Синдеева, в 1686 г. на этом участке уже находились каменные двухэтажные палаты, названные тогда новыми, принадлежавшие «маме» царевны Софьи княгине А.Н. Лобановой-Ростовской. Часть этих палат сохранилась в центре существующей постройки. Следующим владельцем был князь Василий Владимирович Долгорукий (1667–1746), переживший за свою жизнь и взлеты и падения: он участвовал в Полтавский битве, потом в неблагополучном Прутском походе, но, несмотря на заслуги, он поплатился за то, что был против суда над царевичем Алексеем, – Петр отнял все чины и сослал его в Соликамск, но Екатерина I вернула, а при Петре II стал фельдмаршалом, но при Анне Иоанновне его опять сослали. Императрица Елизавета Петровна вернула ему уже под конец жизни фельдмаршальский чин и назначила президентом Военной коллегии. Как писал его современник князь Долгорукий, «был храбр, отважен, честен, сведущ в военном ремесле; не умел лукавить и слишком далеко простирал откровенность свою; друг верный, враг непримиримый; жил пышно; не восставал против иностранцев, хотя не любил их; делал честь своей родине, но, к сожалению, со всеми достоинствами, предавался постыдной гордости».

Еще в 1729 г. Долгорукий передал дом (возможно, как свадебный подарок) своей племяннице Анастасии Михайловне при выходе ее замуж за графа Александра Романовича Брюса. С тех пор усадьба на много лет связана со славной фамилий Брюсов, давшей несколько крупных государственных деятелей. После А.Р. Брюса дом переходит к его сыну Якову Александровичу, бывшему недолгое время (с 1784 по 1786 г.) главой московской администрации. При нем построили Екатерининский богаделенный дом на Яузе, приступили к постройке нового Гостиного двора, планировали регулировку городской застройки. На Большой Никитской Я.А. Брюс благоустраивает и существенно увеличивает усадьбу, прикупая соседние участки, а также строит два корпуса по переулку. После него усадьба перешла к его дочери Екатерине, вышедшей замуж за графа В.П. Мусина-Пушкина, а так как она была последней в семье Брюс, то ей было дозволено прибавить к своей фамилии фамилию мужа: она стала Мусиной-Пушкиной-Брюс.

Князь Юрий Владимирович Долгорукий

В 1806 г. дом покупает князь Юрий Владимирович Долгорукий, бывший в 1796–1797 гг. московским военным губернатором. Он прожил 90 лет, что тогда было необыкновенным долголетием, и еще более необыкновенным было то, что Долгорукий в своей жизни участвовал во множестве сражений, отличаясь распорядительностью и храбростью, был несколько раз ранен, в том числе тяжело в голову, и его спасли только трепанацией черепа (при том состоянии медицины!).

При нем этот дом «был одним из самых больших и красивых домов в Москве. На большом и широком дворе, как он ни был велик, иногда не умещались кареты, съезжавшиеся со всей Москвы к гостеприимному хозяину». После кончины князя в 1830 г. владелицей стала его внучка княгиня В.Ф. Салтыкова, продавшая бывшую вельможную усадьбу московским мещанкам Агафье Калугиной и Екатерине Ершовой. Потом она принадлежала купцу Г.И. Вельтищеву (бывшему лакею князя В.А. Долгорукова, многолетнего главы московской администрации), перед Октябрьским переворотом – паркетному фабриканту В.П. Панюшеву. Сам дом при них становится обычным доходным, сдаваемым под квартиры и торговые помещения.

Родственник Ю.В. Долгорукого вспоминал, с какой грустью он проходил мимо бывших княжеских палат, и передавал, что они перешли «…к какому-то богачу-скопцу, о котором рассказывали, будто бы он говорил, что не считает-де обязанным благодарить Бога за приобретенное состояние, а самого себя, и что когда удавалось ему выгодное дело, то он подходил к зеркалу, кланялся самому себе и благодарил себя».

С 1834 г. здесь снимало помещения Художественное общество, предтеча известного впоследствии Училища живописи, ваяния и зодчества. Здесь же 28 января 1836 г. московские художники и литераторы торжественно принимали вернувшегося из Италии Карла Брюллова. Его чествовали как величайшего художника, как героя. Баратынский произнес экспромт:

Брюллов провел в Москве пять месяцев, знакомился с ее достопримечательностями, встречался со многими писателями, художниками, поклонниками его творчества. Хотя Тропинин никогда не был в Италии, он написал портрет Брюллова на подходящем фоне дымящегося Везувия, Витали создал скульптурный портрет художника. Он знакомится с Пушкиным, который уговаривает Брюллова написать портрет Натальи Николаевны. Весной 1836 г. Брюллов выехал в Петербург, где продолжались торжества в его честь.

Тут (дом № 14/2) скончался декабрист князь Сергей Петрович Трубецкой – один из самых известных декабристов, основатель тайного общества Союз спасения, отличавшийся от многих умеренностью и осторожностью. Перед выступлением его избрали диктатором, но он не был на Сенатской площади, посчитав восстание неподготовленным. Трубецкого приговорили к отсечению головы, но заменили смерть вечной каторгой. В 1856 г. его амнистировали, а в 1860 г. он скончался.

В 1919 г. в дом вселились новые хозяева – Центральное управление военных сообщений при Реввоенсовете, а в 1920-х гг. – институт слова О.Э. Озаровской, собирательницы фольклора и исполнительницы северных сказок.

В домах на участке № 2/14 в 1883–1901 гг. находились реальное училище, частные женские гимназии Ю. Бесс и Е. Юргенсон, меблированные комнаты. В разное время жили писатель В.А. Гиляровский, генеалог В.И. Чернопятов, музыкант У.И. Авранек, библиограф А.С. Зернова, археограф А.В. Викторов.

Позади главного дома, на бывшей хозяйственной территории, в 1920-х гг. выстроили несколько жилых корпусов, в которых квартировали журналисты, работавшие в газетах «Правда» и «Беднота», и, в частности, М.Е. Кольцов (Фридлянд); в одном из домов останавливался у своей знакомой Галины Бениславской С.А. Есенин, вернувший из-за границы после разрыва с Айседорой Дункан. Он жил у нее в небольшой двухкомнатной квартирке и там же познакомился со своей третьей и последней женой Софьей Толстой. Разрыв с Есениным Галина переживала очень тяжело и покончила с собой на его могиле, оставив записку: «В этой могиле для меня все самое дорогое…» Ей тогда было 29 лет.

Церковь Вознесения, именуемого Малым

На другом углу Большой Никитской и переулка – еще одно интересное сооружение (№ 16/1), освобожденное от многолетних наслоений. Это палаты XVII в., поставленные в глубине участка перпендикулярно линии переулка и перестроенные в следующем столетии. Самым ранним известным (по переписной книге московских дворов 1716 г.) владельцем палат был «провинциал-фискал» Григорий Арасланов, из тех, которых назначил Петр, чтобы пресекать злоупотребления чиновников во всех сферах государственного управления. Возглавлял их обер-или генерал-фискал, а на местах были провинциал-фискалы. Любопытно отметить, что с введением этой должности в русском языке появилось новое слово «фискал», которое пришло из польского «юриста», «адвоката», а в русском стало означать ябедника, доносчика. Хотя благодаря им удалось раскрыть крупные хищения, но многие сами оказались замешанными в злоупотреблениях, и к 1730-м гг. эти должности упразднили.

Антонина Васильевна Нежданова

Согласно купчей, хранящейся в архиве древних актов, Арасланов «лета 1729 марта в 4 день, продал лейб-гвардии капитану лейтенанту князь Федору княж Петрова сыну Сонцова Засекина московский свой двор в Белом городе на Никицкой Болшой улице на белой земле в приходе церкви Вознесения Господня. а на том дворе ево все каменное строение с сводами железными и з железными затворами и з дверми. А взял он Григорей у него князь Федора за тот двор и за всякое строение денег 1300 рублев». Через 30 лет вдова князя Мария Федоровна, урожденная Пушкина, продала палаты с несколько большим земельным участком титулярному советнику Семену Степанову за 1400 рублей. К 1806 г. купец И.П. Шнур поставил под прямым углом к палатам еще одно строение, но уже по красной линии Большой Никитской. Это здание было украшено широким – во всю его ширину – ионическим портиком на арках. В 1860-х гг. от прежнего декора дома остались лишь арки на первом этаже. Уже перед Первой мировой войной здесь хотели все сломать и выстроить большой шестиэтажный жилой дом (проект И.Г. Кондратенко), но из-за войны так ничего и не было сделано.

В доме находились меблированные комнаты «Северный полюс», в которых останавливался художник Н.Н. Сапунов.

Самое большое здание в переулке – дом № 7, выстроенный в 1936 г. (архитектор Л.М. Поляков, фасад А.В. Щусев). В нем жили известные артисты А.С. Пирогов, И.С. Козловский, Н.С. Ханаев, Н.А. Обухова, Е.К. Катульская, А.Ш. Мелик-Пашаев, О.В. Лепешинская, С.И. Мигай, Л.В. Баратов, П.М. Норцов, К.А. Эрдели, М.П. Максакова, М.О. Рейзен и многие другие, а также композитор С.Н. Василенко, скульптор И.Д. Шадр, художник Ф.Ф. Федоровский.

В доме находятся музей-квартира знаменитой певицы А.В. Неждановой, в честь которой в 1962 г. переименовали старинный московский переулок, а также музей-квартира дирижера Н.С. Голованова, многие важные события жизни которого оказались связанными именно с этими местами – его отдали учиться в Синодальное училище, помещавшееся рядом на Большой Никитской (дом № 11), музыкальное образование он закончил в консерватории, а сюда переехал в 1935 г. В этом доме он принимал многих знаменитых музыкантов и здесь скончался в 1953 г.

На правой стороне переулка в начале ХХ в. стали появляться большие доходные дома. Так, дом № 2/14 был выстроен в 1915–1916 гг. (архитектор А.А. Иванов-Терентьев), № 2/1 – в 1914 г. (архитектор В.А. Чернопятов), № 6 – 1900 г. (архитектор А.Ф. Мейснер), в этом доме жили профессор В.Ф. Лугинин, химик В.Н. Ипатьев, композитор Ф.Ф. Кенеман, артист Д.А. Смирнов.

Другое здание, памятное известными именами, находится ближе к Тверской улице. Это дом № 17, также построенный по проекту А.В. Щусева в 1928 г. для артистов Художественного театра. В нем жили В.И. Качалов, Н.Н. Литовцева, И.М. Москвин, Л.М. Леонидов, Н.А. Подгорный, К.А. Зубов, артисты балета М. Лиепа, Е.В. Гельцер и Е.С. Максимова и другие известные артисты. Автор мемуаров В.В. Катанян рассказывает, как он как-то ехал по переулку мимо этого дома с певцом И.С. Козловским, который «попросил остановиться, вылез из машины, начал креститься на доски, кланялся и приговаривал: „Здравствуй, Вася” – это он с Качаловым здоровался, потом „Здравствуй, Леня” – это с Леонидовым и т. д. И пока со всеми не перездоровался, не сел в машину. Очень это меня тронуло». Так и звал он этот дом – «Здравствуй, Вася». В этом же доме жил философ Г.Г. Шпет, арестованный здесь и расстрелянный в 1937 г.

Третий «артистический» дом расположен у проезда на Тверскую улицу (№ 12). Он был построен в 1928 г. по проекту архитектора И.И. Рерберга, который и жил в нем до кончины в 1932 г. Здесь поселился знаменитый режиссер В.Э. Мейерхольд, прославившийся поисками новых театральных возможностей постановок, которые иногда превращались в прямое надругательство над классиками. Живое описание таких экспериментов оставили Ильф и Петров в «Двенадцати стульях».

В 1930-х гг. режиссера открыто травили, сталинскому соцреализму не нужны были мейерхольдовские изыски. Мейерхольда арестовали 20 июля 1938 г., жестоко избивали и заставили признаться в связях с Троцким и в шпионаже. Его расстреляли 2 февраля 1940 г., а его жену, актрису Зинаиду Райх, зверски убили в этом доме. Это не было ограбление уголовниками, как пытались представить власти, – это было политическое убийство чекистами. Тут же квартиру конфисковали, и туда вселились шофер Берии и секретарша из органов. Ныне дом отмечен мемориальной доской в честь Мейерхольда.

На стенах этого дома есть еще две доски – в память драматического артиста И.Н. Берсенева и артиста балета В.Д. Тихомирова. В этом же доме жили артисты А.П. Кторов, М.Т. Семенова, В.В. Кригер, С.В. Гиацинтова, в ее честь тоже установлена доска.

В Брюсовом переулке находится церковь Воскресения, «что на Успенском вражке». Построена она была в 1634 г., в то время, когда Москва оправлялась от Смутного времени и последствий польско-литовской интервенции. Сохранился скромный четверик с трехчастной апсидой, увенчанной одной главой. Трапезная с пилястровыми портиками на боковых фасадах относится к 1816–1820 гг., в нее поместили придельный храм св. Елисея, в память соседней разобранной церкви, стоявшей на месте дома № 7. Колокольню же выстроили заново в 1897 г., так как некуда было вешать пожертвованный колокол весом 327 пудов (более 5 тонн).

В храме находится икона Богоматери «Взыскание погибших» из снесенной церкви Рождества Христова в Палашевском переулке, а также еще несколько икон из уничтоженных церквей.

Теперь в конце Брюсова переулка появилось новое жилое строение (архитекторы А.Л. Бавыкин, М.М. Марек, Г.А. Гурьянов, 2004–2007 гг.) с оригинальными колоннами-стволами деревьев, построенное на месте снесенного трехэтажного дома (№ 19). В 1833–1840 гг. участок принадлежал И.Е. Дядьковскому, философу-материалисту и известному врачу-терапевту. Он вышел из духовного сословия, окончил Медико-хирургическую академию и впоследствии преподавал там и был профессором Московского университета. Дядьковский участвовал в Отечественной войне 1812 г., боролся с холерой; «мощный талант русской медицины», как его звали, он утверждал, что «опыт есть единственный источник наших познаний». Дядьковский пользовался славой выдающегося практика, лечил многих известных людей того времени, а его труды переиздавались еще в середине прошлого века.

В 1844 г. эта усадьба перешла к Алексею Васильевичу Андрееву, отец которого имел небольшую лавку на Тверской. Там же на Тверской, но уже в здании фешенебельной гостиницы «Дрезден», на углу Тверской улицы и площади, А.В. Андреев, взявший хорошее приданое за дочерью богатого обувщика Натальей Королевой, открыл собственный большой, лучший в Москве, до появления елисеевского, гастрономический магазин.

В Брюсовом переулке Андреев устроил целое производство по приемке, складированию, расфасовке и отправке «колониальных товаров», как называли тогда кофе, сахар, чай, пряности, рис и пр. Его дочь вспоминала: «Большая часть двора была крыта огромным полезным навесом. Под ним складывались товары, что свозились для магазина. Около ворот было двухэтажное каменное помещение, где хранились более деликатные товары: чай, доставленный из Китая, зашитый в мешки из буйволовой кожи. В этой „фабрике”, как назывался этот дом (в официальных документах он именовался „колониальной лабораторией с паровыми машинами”), в первом этаже была паровая машина, приводящая в движение разные мелкие машины, что пилили сахар и т. д. Во втором этаже сахарные головы обертывали в синюю бумагу или наколотый сахар укладывали в пакеты. Там же сортировали, развешивали и убирали чай в деревянные ящики в два, четыре и больше фунта. В таком виде они отправлялись в провинцию. Главная клиентура отца, кроме москвичей, конечно, были помещики. Они выписывали по отпечатанному прейскуранту в свои поместья запасы товаров на целый год. Для этого и предназначалась особенная упаковка товаров, которой и был занят большой штат служащих».

Одноэтажное каменное здание по красной линии переулка, построенное до 1835 г., было отведено для производственных целей; его в 1869 г. расширили и надстроили вторым этажом, а позднее перестроили по проекту архитектора М.К. Геппенера в жилой дом (мемуаристка говорит, что он был снесен, но это не так). Перестройка была в 1881 г., потому в центре фасада, украшенном выразительными кариатидами, были выставлены эти цифры – жители даже праздновали столетие дома в 1981 г., предполагая, что его тогда и построили.

Во дворе стоял особняк, где и жили Андреевы. Его мемуаристка называет то двухэтажным, то трехэтажным, что неудивительно, так как одноэтажный особняк имел высокий полуподвал и мезонин. В мезонине жили она, ее сестра и брат, в бельэтаже находились парадные комнаты и те, в которых жили родители, а в полуподвале – комнаты прислуги.

В особняке часто бывал поэт К.Д. Бальмонт, женившийся на дочери хозяина дома. Вторая дочь Андреевых вышла замуж за В.М. Сабашникова, из известной в Москве купеческой семьи, а сын женился на старшей дочери П.П. Боткина. Перед революцией тут находилось Общество русских драматических писателей, а в части здания по улице – 2-я столовая Общества студентов Московского университета (1-я находилась на Воздвиженке, 1).

Соседний дом (№ 21) – это только часть здания, выходившего углом на Тверскую улицу. В начале XIX в. он входил в состав большой усадьбы, главный трехэтажный дом которой стоял справа от этого здания по красной линии Тверской. С 1738 по 1754 г. им владели князья Тюфякины, а потом почти до конца века участок принадлежал семье Киселевых, из которой вышел известный государственный деятель николаевского царствования граф П.Д. Киселев. В XIX в. владельцами были Гудовичи – фельдмаршал граф Иван Васильевич и впоследствии его сыновья Андрей и Кирилл.

И.В. Гудович прославился на поле брани, и император Павел возвел его с потомством в графское достоинство, а при Александре он стал фельдмаршалом и московским главнокомандующим (с 1809 по 1812 г.). О его сыне Кирилле Ивановиче известно мало – только что он был военным, а вот о его брате мы знаем больше. Андрей Иванович участвовал в войнах с Наполеоном, отличился при Аустерлице, тяжело ранен при Бородине, произведен в генерал-майоры и награжден орденом св. Георгия. Портрет его – в Военной галерее Зимнего дворца. Его сослуживец вспоминал, что «граф Гудович поступил в наш полк из Конной гвардии. Он соединял в себе все достоинства любезного светского человека со всеми похвальными качествами воина и просвещенного патриота. Граф получил высокое образование, любил литературу и все изящное; с офицерами обходился он чрезвычайно вежливо, нежно и только с приближенными к нему – фамильярно, и вместе с любовью внушал к себе уважение».

Герб рода Миклашевских на доме № 21

После отставки он исполнял обязанности московского предводителя дворянства и опекуна Воспитательного дома.

В 1874 г. владельцем стал штаб-ротмистр Андрей Михайлович Миклашевский. Род этот был старым и заслуженным: «Фамилии Миклашевских многие служили Российскому Престолу стольниками и в иных чинах и жалованы были отъ Государей. поместьями». В 1898 г. по проекту архитектора С.К. Родионова дом был заново отделан по фасаду, и тогда на угловой полуротонде были помещены герб с девизом «IN DEO SPES MEA» («В Боге надежда моя») и инициалы владельца «АМ» – Андрея Миклашевского.

При реконструкции Тверской эта часть большого дома Гудовичей была передвинута внутрь квартала. У Гудовичей в 1826 г. жила Е.Ф. Муравьева, мать декабристов Никиты и Александра Муравьевых, у нее собирались друзья и близкие родственники декабристов.

В доме жили драматург А.В. Сухово-Кобылин и его сестра писательница Евгения, в замужестве графиня Салиас де Турнемир, писавшая под псевдонимом Евгения Тур. В доме графа Гудовича родился ее сын Евгений Александрович Салиас де Турнемир (1840 или 1842–1908), приобретший большую известность историко-приключенскими романами «Пугачевцы», «Братья Орловы», «Петербургское детство», «Аракчеевский сынок», «Крутоярская царевна» и многими другими – его называли русским Дюма, и в конце XIX в. он был самым читаемым автором в России.

Далее высится здание Дома композиторов (корпус 1 в 1959 г., корпус 2 в 1956 г.), построенное архитектором И.Л. Маркузе для ЖСК «Педагог Московской консерватории». В нем жили композиторы Д.Б. Кабалевский (с 1962 по 1987 г.), Д.Д. Шостакович (с 1962 по 1975 г.), А.А. Бабаджанян (с 1956 по 1983 г.), скрипач Л.Б. Коган (с 1956 по 1982 г.), дирижер К.Б. Птица (с 1956 по 1983 г.), пианист С.Т. Рихтер. В 1-м корпусе в 1964–1983 гг. помещалось издательство «Книга».

Напротив, в небольшом сквере, стоит памятник выдающемуся композитору А.И. Хачатуряну, автору таких бессмертных творений, как балеты «Гаянэ» и «Спартак», концерта для скрипки с оркестром, гениальной музыки к драме «Маскарад». Хачатурян жил в этом доме с 1962 по 1978 г. Памятник, открытый 31 октября 2006 г. (скульптор Г.В. Франгулян), изображает композитора, неловко примостившегося к неряшливой груде музыкальных инструментов, сваленных у него за спиной, – вот уж не везет Москве на памятники.

В этом же сквере стоит еще одна скульптура, которую в одной из газетных статей в разделе «Курьезы» назвали «То – неведома зверушка». Изображен лев с сидящим на нем кем-то, с расставленными руками и крыльями за спиной. Кто, и что это, и зачем – никто не знает. На пьедестале надпись «Весть» и фамилии авторов А.В. Лягина и С.Б. Молькова.

Сквер, где находятся эти изображения, сравнительно недавнего происхождения. Его устроили после сноса незаурядного здания XIX в., стоявшего по линии Брюсова переулка, где находился известный в Москве частный пансион братьев Терликовых, университетских выпускников. В пансионе она преподавали изящную словесность и математику, и здесь работал И.И. Давыдов, профессор Московского университета. В пансионе учился артист Павел Мочалов. Будущий известный романист Александр Вельтман также поступил сюда. Его семья была разорена в нашествие Наполеона в 1812 г., и он, двенадцатилетний ребенок, желая помочь родителям, поднес московскому генерал-губернатору графу Ростопчину написанную им трагедию «Пребывание французов в Москве» с таким посланием:

Вельтман поступил в пансион, товарищи «смотрели на него с уважением, как на отличного воспитанника, даровитого поэта и музыканта» – он дает уроки на скрипке и так помогает родителям. Его способности и успехи позволили ему поступить в 1816 г. в Московское учебное заведение для колонновожатых (так назывались юнкера, которых готовили по квартирмейстерской части).

В 1920—1930-х гг. дом занимали шведские дипломатические учреждения.

Этот дом был связан с памятью о Н.М. Карамзине. Возвратившись в Россию из путешествия в Европу осенью 1790 г., он поселился у своих друзей Плещеевых, для которых был «сыном и другом». Здесь он прожил до 1792 г. Это было время работы над произведениями, сделавшими имя автора известным всей читающей России, – повестью «Бедная Лиза» и «Письмами русского путешественника».

Супругов Алексея Александровича и Анастасию Ивановну Плещеевых Карамзин избрал условными адресатами «Писем русского путешественника». Их отдельному изданию в шести томиках автор предпослал такое посвящение: «Семейству друзей моих ПЛЩВХ: к Вам писанное – Вам же посвящаю. Н. К.».

Соседний, резко изгибающийся переулок получил современное название – Елисеевский (раньше он назывался Малым Чернышевским) в 1922 г., как ни странно это было в советское время, по церкви св. Елисея, стоявшей на месте дома № 7 по Брюсовому переулку.

Эта церковь, вначале деревянная, была выстроена в память прибытия в Москву патриарха Филарета. Один из видных представителей семьи Романовых, он подвергся преследованию со стороны Бориса Годунова: он и жена его Ксения Ивановна были насильно пострижены и заключены в монастыри, а сын, будущий царь Михаил Федорович, сослан на Белоозеро. Только благодаря самозванцам Лжедмитриям I и II Филарет был возвращен из ссылки и даже наречен патриархом, правда без надлежащей процедуры избрания и церковного одобрения, что не помешало ему считать себя истинным руководителем церкви. В составе посольства Филарет был отправлен в Польшу, но арестован и находился в плену более восьми лет. Освободили его в 1619 г. и встречали 14 июня самым торжественным образом, а в память этого события и заложили церковь во имя св. Елисея, празднуемого в этот день.

В пожар 1629 г. церковь сгорела и была выстроена в камне в 1636 г. Первоначально храмовый праздник отмечался весьма серьезно: на Ивановский колокольне благовест, а по Москве трезвон во все колокола, в то время как царь и патриарх присутствовали на обедне и вечерне. Однако постепенно значение храма и праздника стали забывать, несмотря на то что событие было описано на доске, хранившейся в церкви. Церковь превратилась в обычную приходскую, а в 1809 г. из-за малого прихода ее приписали к соседней Воскресенской церкви, а в 1818 г. вообще снесли и церковную землю распродали. На ее месте долго находились бани, называвшиеся по владельцам Ламакинскими, Стрельцовскими, а в последнее время – Чернышевскими, поблизости к одноименному переулку. На их месте в Елисеевском переулке построили здание Министерства науки и технической политики (1981 г., архитекторы Ю. Шевердяев, А. Арапов, М. Гороховский).

Нынешний Вознесенский переулок ранее назывался Большим Чернышевским по фамилии владельца самого большого здесь участка, на углу с Тверской, графа Захара Чернышева, московского генерал-губернатора в 1782–1784 гг. Переулок примерно посередине разделялся оврагом, где протекал ручей. Часть от оврага к Тверской называлась Новгородским переулком, по слободе, населенной выходцами из Новгорода, а другая часть – до Большой Никитской – Вознесенским, по церкви Малого Вознесения, отреставрированное здание которой стоит на углу переулка. Церковь получила название «Малая» после постройки у Никитских ворот значительно большего здания церкви также во имя Вознесения.

Малая Вознесенская церковь первоначально упоминается в 1548 г., и она, вероятно, была выстроена в слободе выходцев из Новгорода и Великого Устюга (в ней – единственный престол Прокопия Устюжского), но с тех пор, конечно, была перестроена. Основная часть церкви – четверик – относится либо к концу XVI в., либо к 1634 г., когда была выдана так называемая храмозданная грамота. «В пользу более ранней датировки говорит изящество архитектурного декора, сохранившегося на фасадах вертикальных филенок, подчеркивающих стройность объема, тонко профилированных наличников окон со стрельчатыми завершениями», – говорится в описании памятников архитектуры Москвы. Восьмерик возвели в 1760-х гг. К концу XVII в. относится южный придел Прокопия и Иоанна Устюжских, как и шатровая колокольня, верх которой был переделан позднее.

В доме № 3 по Вознесенскому переулку до большевистского переворота помещался 4-й городской бесплатный родильный приют. Их в Москве насчитывалось шесть, остальные принадлежали частным лицам и, как правило, были платными.

Дом № 7 принадлежал известному общественному деятелю князю В.А. Черкасскому. Выходец из старинного кабардинского рода, давшего много выдающихся государственных деятелей, князь Владимир Александрович Черкасский окончил юридический факультет Московского университета и, несмотря на несомненные задатки ученого, занялся хозяйством в имении и изучением жизни крестьян в России. Он набрасывает проект освобождения крестьян от крепостной зависимости, организует кружок помещиков для обсуждения этого больного для России вопроса, но наталкивается на противодействие властей. После женитьбы в 1850 г. на княжне Васильчиковой он проводит зимы в Москве, в доме на Большой Никитской улице (№ 46), где «…настежь были открыты двери представителям науки, литературы и искусства. На обедах и на вечерах тут можно было встретить Грановского, из молодых Кавелина. Соловьева и других; из литераторов я видел Сушкова, Ф. Глинку с женою, изредка М.П. Погодина, К. Аксакова, Ю. Самарина. В. Соллогуба, Н.В. Гоголя и других; из художников Айвазовского, некоторых здешних академиков, артистов Щепкина и Самарина…». Другие источники отмечают присутствие на вечерах Васильчиковых «Хомякова в полурусском платье и поношенном коричневом сюртучке оригинального покроя, и К.С. Аксакова в его неприхотливом наряде, и Гоголя с нависшими прядями волос, в яхонтовом бархатном жилете. и Бодянского в допотопном фраке. и благообразного Шевырева с изящным Грановским».

Князь Владимир Александрович Черкасский

Черкасский принял активное участие в разработке и практическом проведении освобождения крепостных крестьян, и, по воспоминаниям, «князь Черкасский в глазах москвичей окружен был некоторым ореолом благодаря своей деятельности по крестьянской реформе». Он был известен и своей работой в Польше после восстания 1863 г.

В 1868 г. был избран московским городским головой, но предварительно москвичи приобрели этот дом и преподнесли его в дар Черкасскому, так как тогда существовал имущественный ценз: только владельцы недвижимой собственности в Москве могли быть избранными. В этом доме раз в неделю у Черкасских были «разговорные» вечера, на которые собирался цвет московской интеллигенции, весьма критично отзывавшийся о правительстве. Черкасский много работал для Москвы и принимал участие в разработке городской реформы, но деятельность его продолжалась до того, как Московская дума отправила адрес, подписанный Черкасским, где весьма опрометчиво выражалась необходимость для России дать «простор мнению и печатному слову, без которого никнет дух народный и нет места искренности и правде в его отношениях к власти; свободы церковной, без которой недействительна и сама проповедь; наконец, свободы верующей совести – этого драгоценнейшего из сокровищ души человеческой». Давать или не давать какие-либо свободы, власть тогда, как и теперь, считала своей привилегией, и Черкасскому пришлось подавать в отставку.

Но он не мог быть в стороне от событий русско-турецкой войны и стал главой администрации Красного Креста при действующей армии. Черкасского же призвали для устройства управления освобождаемой Болгарии, где он проявил себя неутомимым администратором. Он плохо себя почувствовал зимой при пешем переходе через Балканы, шел, подавая пример другим, но сильно утомился и, как передает современник, шепнул ему на ухо: «Как бы хорошо было быть теперь дома, у себя, в Чернышевском переулке». Дома своего он уже не увидел: В.А. Черкасский скончался в 1878 г. в местечке Сан-Стефано в день подписания там мирного договора.

В 1886 г. дом Черкасского был приобретен газетой «Русские ведомости», редакция и типография которой помещались здесь до 1918 г.

Эта газета была лучшей в России, единственным либеральным органом прессы, противостоящим черносотенным монархическим изданиям. Как писали тогда, «в „Русских ведомостях” никогда не угождают вкусам толпы и вместо того, чтобы спуститься до уровня массы читающей публики, стараются поднять ее до себя». В ней работали лучшие журналисты, печатались известные всей России писатели и ученые: А.И. Чупров, Б.Н. Чичерин, Г.И. Успенский, П.Д. Боборыкин, С.А. Муромцев, Д.Н. Анучин, М.М. Ковалевский. Н.Г. Чернышевский, П.Л. Лавров, П.Н. Милюков, М.Е. Салтыков-Щедрин, Л.Н. Толстой, А.П. Чехов, Д.Н. Мамин-Сибиряк, В.И. Немирович-Данченко, В.А. Гиляровский и многие другие.

«Русские ведомости» никогда не изменяли своим идеалам – защите свободы личности, совести, печати, собраний. И если царское правительство неоднократно запрещало продажу в розницу, выпуск отдельных номеров и выносило предупреждения, то большевики, столь рьяно ратовавшие за свободу слова, захватив власть, тут же разогнали редакцию, конфисковали типографию и закрыли газету.

В советское время здесь находились типография и редакция газеты «Гудок». При типографии молодому сотруднику, будущему знаменитому писателю Илье Ильфу, летом 1924 г. удалось получить комнату, в которой вместе с ним поначалу жил его друг Юрий Карлович Олеша. Евгений Петров рассказывал: «…нужно было иметь большое воображение и большой опыт по части ночевок в коридоре у знакомых, чтобы назвать комнатой это ничтожное количество квадратных сантиметров, ограниченные половинкой окна и тремя перегородками из чистейшей фанеры. Там помещался матрац на четырех кирпичах и стул. Потом, когда Ильф женился, ко всему этому был добавлен еще и примус. Четырьмя годами позже мы описали это жилище в романе „Двенадцать стульев” в главе „Общежитие имени монаха Бертольда Шварца”».

В книге воспоминаний «Алмазный мой венец» брат Евгения Петрова Валентин Катаев отметил, что «по странному стечению обстоятельств в „Гудке” собралась компания молодых литераторов, которые впоследствии стали, смею сказать, знаменитыми писателями, авторами таких произведений, как „Белая гвардия”, „Дни Турбиных”, „Три толстяка”, „Зависть”, „Двенадцать стульев”, „Роковые яйца”, „Дьяволиада”, „Растратчики”, „Мастер и Маргарита” и многих, многих других. Эти книги писались по вечерам и по ночам, в то время как днем авторы их сидели за столами в редакционной комнате и быстро строчили на полосках газетного срыва статьи, заметки, маленькие фельетоны, стихи, политические памфлеты, обрабатывали читательские письма и, наконец, составляли счета за проделанную работу».

Этот дом и рядом с ним, так же как и дворовое пространство, переделано под гостиницу Courtyard Marriott.

С именами известных писателей связан и соседний участок под № 9. Внутри его стоят два трехэтажных корпуса, построенные в 1895 г. (архитектор И.А. Иванов-Шиц), а по красной линии Вознесенского переулка расположены два здания – трехэтажное слева и двухэтажное справа с мемориальной доской на нем. Эти здания находились в усадьбе князя П.А. Вяземского, известного поэта и писателя, друга А.С. Пушкина. В мае 1821 г., по рассказу А.Я. Булгакова, хорошо осведомленного обо всех московских новостях, управитель Вяземского «сделал ему славный сюрприз. Ничего не говоря, из epargnes (сэкономленных, сбереженных) доходов купил место в Чернышевском переулке и выстроил князю славный дом, каменный, тысяч в 40». Это и есть левый дом на участке – тогда он был двухэтажным, а третий этаж появился в 1895 г. Участок, приобретенный управителем, был очень мал – «не более твоего кабинета», как выразился тот же Булгаков в письме брату в Петербург. В 1826 г. Вяземский прикупает соседний, значительно больший участок, где между 1827 и 1829 гг. строит небольшое двухэтажное здание – нынешнее правое. Вяземский часто сдавал дома на своем участке – так, в 1829 г. здесь жила семья Д.Н. Свербеева, в 1830–1833 гг. – подданный Британии Вильям Кей, в 1834 г. – «корифейка Императорского Московского театра» Прасковья Летавкина. П.А. Вяземский в течение многих лет находился в центре московской литературной жизни, активно участвовал в издании одного из лучших журналов того времени – «Московского телеграфа», хорошо знал всех крупных представителей искусства и литературы. В его доме бывал А.С. Грибоедов, читавший здесь «Горе от ума». Хозяин дома и Грибоедов вместе написали для артистки Львовой-Синецкой водевиль «Кто брат, кто сестра», впервые поставленный в январе 1824 г. Первые посещения Пушкиным дома Вяземского – он, напоминаю, составляет нижние два этажа левого здания на этом участке – относятся к осени 1826 г. Тогда А.С. Пушкина в сопровождении фельдъегеря привезли в Москву из михайловской ссылки, и одним из первых, кого поэт посетил, был его давний друг Вяземский. В этом доме состоялось чтение трагедии «Борис Годунов» – в письме от 29 сентября Вяземский писал: «Сегодня читает он ее у меня Блудову, Дмитриеву» (на правом здании помещена мемориальная доска с ошибкой в надписи). В правом здании А.С. Пушкин, возможно, останавливался на несколько дней в свой приезд из Петербурга в Москву в августе 1830 г. Он прожил здесь до начала сентября, уехав отсюда в Болдино. В Большом Чернышевском переулке Вяземский жил до отъезда в 1832 г. в Петербург на государственную службу, а в 1845 г. он продал этот участок.

Этот же участок связан и с жизнью Ф.И. Шаляпина. Дочь его вспоминала: «Мы жили в Чернышевском переулке, в доме, что напротив англиканской церкви. По рассказам матери знаю, что здесь я родилась и что почти накануне моего рождения – 8 февраля, в день именин отца, собрались гости: С.В. Рахманинов, В.А. Серов, К.А. Коровин, В.О. Ключевский и др.». В 1920-х гг. здесь жил психолог и философ Г.И. Челпанов.

Здание церкви, о которой пишет дочь Шаляпина, действительно находится напротив – краснокирпичное сооружение, единственное в Москве в стиле поздней английской псевдоготики. Многие английские путешественники, посещавшие наш город, писали о странном впечатлении, которое производила на них эта церковь: они как будто попадали не в Москву, а в обычный провинциальный английский городок, – так характерна для него была церковь св. Андрея, построенная здесь в 1882 г. До пожара 1812 г. англичане пользовались реформатской церковью в Немецкой слободе. Позже они решили открыть собственную церковь, наняв для нее в 1825 г. дом на Тверской (на месте современного дома № 15). В газете «Московские ведомости» читатели увидели такое объявление: «Богослужение по существующему обряду Англиканской церкви будет отправляемо в первый раз в будущее Воскресение 8 ноября в 11 часов утра и совершаемо каждое Воскресение в означенное время на Тверской, в доме княгини Прозоровской». В 1828 г. английская колония купила отдельный участок в Большом Чернышевском переулке. На нем у гвардии прапорщика Наумова стоял большой старинный каменный дом, построенный, вероятно, предыдущими владельцами Колычевыми. Постепенно помещение церкви, или, как она официально называлась, «британской часовни», перестало вмещать всех прихожан, членов разросшейся колонии. Было решено строить на пожертвования новое обширное здание.

Об истории ее постройки рассказывают документы московских архивов. В марте 1882 г. старосты англиканской церкви Роман МакГилл и Фома Винс «вошли в губернское правление с прошением о разрешении построить каменное здание для церкви», и в мае прошение о возведении церкви «без права иметь на ней колокола» было одобрено московским генерал-губернатором князем В.А. Долгоруковым. Во всех документах не упоминалась фамилия автора проекта, было только известно, что им был англичанин. Его мне удалось найти в архиве университета города Лидса, в котором хранятся и изучаются документы тех, кто жил в России и был вынужден большевиками покинуть ее.

При просмотре многих из них встретилось и фамилия архитектора английской церкви в Москве – им был Ричард Нилл Фримен. Дальнейшие поиски привели в Королевское общество архитекторов, которое находится в красивом лондонском особняке на улице Портлэнд-плейс, где радушные сотрудники показали мне документы Ричарда Фримена. Он много строил на севере Англии, особенно в Ливерпуле, где был известен своими проектами школ, частных домов и церквей. Здание церкви строилось в 1882–1884 гг., вероятно, под непосредственным руководством московского архитектора Б.В. Фрейденберга. Официальная церемония освящения происходила 13 января 1885 г. во имя св. апостола Андрея, первосвятителя Шотландии, что было вполне естественным – ведь подавляющее большинство членов британской колонии в Москве составляли шотландцы. В 1894 г. рядом с входом на церковный участок (возможно, по проекту Б.В. Фрейденберга) построено небольшое двухэтажное строение для настоятеля церкви на средства Джейн МакГилл в память ее мужа, владельца чугунолитейной фабрики Роберта МакГилла, о чем и повествует памятная доска (Built for St.Andrew’s Church in memory of Robert McGill by his widow AD 1894) на стене этого здания, под геральдическими английской розой, шотландским чертополохом и ирландским клевером, косым крестом св. Андрея, покровителя Шотландии, и изображением св. Георгия, покровителя Англии. В нем с 1921 по 1938 г. помещалась миссия Финляндии.

Как обычно, церковь была не только местом отправления религиозных обрядов, но и своеобразным клубом, культурным центром всей британской колонии. Там находились и библиотека, и комната для собраний, помещение для архива, и там даже хранились ценности членов колонии. Наверху башни устроили бронированную комнату-сейф, содержимое которой бесследно пропало впоследствии во время Октябрьского переворота: настоятель церкви сообщал в Лондон, что его посетили представители новых властей и увезли (куда – не сказали) 126 запечатанных ящиков и 193 тысячи рублей. Во время боев в октябре 1917 г. войска Временного правительства наступали по Большому Чернышевскому и Брюсовому переулкам по направлению к Моссовету. Большевики поставили пулемет на самом высоком здании – колокольне церкви св. Андрея, пытаясь помешать их продвижению, но были выбиты оттуда 29 октября 1917 г. В советское время церковь, конечно, закрыли, и только недавно – 14 июля 1991 г. – в ней возобновились религиозные службы. Как выяснила исследователь Г.Б. Ашкенадзе, предварительно из церковного зала выкинули – для лучшей акустики – и разбили цветные витражи, автором которых, возможно, был знаменитый английский художник Уильям Моррис. Перед возобновлением служб в ней находилась фирма «Мелодия», занимающаяся записью и выпуском грампластинок.

Соседом Колычевского был участок Сумароковых (Большой Чернышевский переулок, 6). По переписи московских дворов 1716 г. им владел «стряпчий с ключом» (так назывались дворцовые экономы, управлявшие Мастерской палатой) Панкратий Сумароков, дед известного драматурга. Уже в 1760-х гг. в центре участка стоял нынешний каменный дом, который был приобретен в ноябре 1808 г. Екатериной Энгельгардт, женой генерал-майора Льва Энгельгардта, сподвижника Потемкина, Румянцева-Задунайского и Суворова. На дочери Энгельгардта Анастасии женился Е.А. Баратынский. Венчание происходило 6 июня 1826 г. в церкви Харитония, в приходе которой он жил тогда. Молодые вскоре переехали в нанятую квартиру в доме Малова (№ 14) в Столешниковом переулке, но позднее они жили здесь, в Большом Чернышевском переулке. В 1836 г. Баратынские переезжают в купленную ими усадьбу на Спиридоновке, но дом в Большом Чернышевском переулке не перестает быть связанным с известными деятелями культуры. В нем поселяется брат поэта и философа Н.В. Станкевича, биограф Т.Н. Грановского, писатель и общественный деятель Александр Станкевич. (Его фамилией «по ошибке» был назван в 1922 г. Большой Чернышевский переулок – московские власти думали, что они называют его в честь Николая Станкевича, прогрессивного литератора, главы литературного кружка.) Известный философ и историк, друг дома Б.Н. Чичерин, часто бывавший в этом доме, вспоминал, что при его содействии у Станкевича составилась небольшая, но хорошая картинная галерея, где были произведения Гвидо Рени, Гверчино, Беллини, голландских мастеров. Здесь собирался интеллектуальный кружок, в который входили Н.Х. Кетчер, С.М. Соловьев, И.К. Бабст, И.Е. Забелин, В.П. Боткин, К.Д. Кавелин. Как писал Чичерин, «собирался избранный кружок людей более или менее одинакового направления, обменивались мыслями, толковали обо всех вопросах дня. Мы с одинаковыми чувствами приветствовали новую эру и вместе сокрушались о последующем упадке литературы и общества. Одинаково нас возмущала и холуйствующая наглость Каткова, и легкомысленный задор социал-демократов».

По воспоминаниям, после концертов в консерватории участники их часто встречались в доме Станкевича. Как-то за ужином собрались музыканты, в числе которых были Н.Г. Рубинштейн, П.И. Чайковский, певица Дезире Арто. Во время ужина с энтузиазмом прозвучал тост, обращенный к Петру Ильичу и Арто: «За жениха и невесту!» Предполагаемый брак, однако, не состоялся. Здесь жили в начале 1840-х гг. хирург Ф.И. Иноземцев, в 1850-х гг. – И.М. Сеченов, тогда студент университета, с середины 1890-х гг. до кончины в 1907 г. – микробиолог и общественный деятель Г.Н. Габричевский. В советское время, в конце октября 1918 г., находилось американское генеральное консульство и коммерческий атташе, в 1920-х гг. здесь был так называемый 3-й дом Совнаркома; в 1920– 1950-х гг. жил советский партийный и государственный деятель В.П. Антонов-Саратовский, с 1926 по 1956 г. – архитектор И.В. Жолтовский, с 1920 по 1959 г. в доме помещался читальный зал Центрального государственного исторического архива города Москвы, переехавший в 1977 г. в новое здание на Профсоюзной улице.

Дом в Большом Чернышевском переулке сохранился в «одежде», данной ему в 1853 г. (эта дата изображена на аттике), но построен он был, вероятно, в середине XVIII в. По другую сторону англиканской церкви – дома № 10 и 12. Они находятся на участке, который в начале XIX в. принадлежал Оболенским. От этого времени остались нижние два этажа дома № 10, выстроенные после пожара 1812 г. В нем перед Октябрьским переворотом 1917 г. находилась гимназия «Кружка преподавателей», а в советское время – средняя школа. В 1870-х гг. часть этого владения (№ 12) принадлежала юристу, или, как они тогда назывались, присяжному стряпчему, Н.З. Захарову, имевшему большую практику, человеку образованному, умному, знакомому со многими артистами и литераторами. У него воспитывались будущие знаменитые цирковые артисты, братья Анатолий и Владимир Дуровы. Анатолий вспоминал, как в сарае позади участка сделали трапеции, протянули канаты и он стал заниматься акробатикой. На карманные деньги, выдаваемые ему крестным отцом, он нанял учителя, который являлся на занятия с большим хлыстом. Однако его вскоре выгнали, заметив непедагогические приемы воспитания, но Анатолий, наняв другого, сам купил ему хлыст «…с просьбой не жалеть меня и при моей невнимательности или неисправности хлестать без всякого стеснения», – писал ученик-энтузиаст. Это здание, очевидец первых шагов Дуровых в цирковом искусстве, сохранилось – оно составляет нижние два этажа трехэтажного (правого) дома под № 12. Левый, шестиэтажный, под тем же номером был построен в 1911 г. Здесь в 1920-х гг. жил актер и режиссер С.М. Михоэлс, помещались Еврейские артистическая студия и театральный техникум.

Напротив еще недавно стояли рядом друг с другом два похожих двухэтажных дома (№ 11), разделенные въездом во двор. По этому адресу в начале 1850-х гг. квартировал зоолог и путешественник Н.А. Северцов, в 1912 г. – доктор медицины Т.И. Вяземский, основатель Карадагской биологической станции в Крыму. Здесь перед арестом жил писатель М.А. Осоргин, которого выслали в 1922 г. из России вместе со многими представителями русской интеллигенции.

Теперь перейдем ко второй половине Вознесенского переулка, за его пересечением с Елисеевским, бывшим Малым Чернышевским. Угол его образует надстроенный и реконструированный жилой дом (№ 16/4), выстроенный в 1893 г. (архитектор В.Г. Сретенский). В начале 1900-х гг. здесь жил филолог, историк, грузинский общественный деятель А.С. Хаханашвили, в 1920—1930-х гг. – кинорежиссер Б.В. Барнет, поставивший популярный в 1940—1950-х гг. фильм «Подвиг разведчика», в котором сам режиссер играл роль немецкого генерала Кюна, проигравшего «битву умов» герою П. Кадочникова. В 1930-х гг. в этом доме была квартира кинодокументалиста Р.Л. Кармена.

Далее по правой стороне Вознесенского переулка – дом (№ 18), который составлен как бы из двух частей. Правая, центром из четырех ионических полуколонн и рустованным первым этажом, появилась здесь, вероятно, в конце XVIII в., а левая, с арочными оконными проемами, выстроена в 1882 г. по проекту архитектора И.А. Мазурина, после того как весь участок купил отец композитора С.Н. Василенко. Его семья переехала «в старинный дом, в котором, – как писал композитор, – прежде помещалась масонская ложа. Необычайная симметрия всех частей и какие-то башенные закругления по бокам дома и обоих флигелей придавали ему вид средневекового замка». Эти закругления на заднем фасаде дома можно видеть еще и сейчас, войдя во двор. Василенко жил здесь до начала 1900-х гг. Этот дом был памятен также и тем, что в нем в 1870-х гг. жил известный химик профессор Московского университета В.В. Марковников, а в 1930-х гг. – режиссер Г.В. Александров. В конце XVIII в. участки № 18 и 20 разделялись переулком, шедшим к церкви Воскресения на Успенском вражке. На участке № 20 стояли каменные двухэтажные палаты. В 1868 г. на их месте был построен жилой дом (архитектор А.Л. Обер), в котором жили артист Н.А. Подгорный, композиторы Н.К. Метнер и В.Я. Кручинин, историк академик С.Б. Веселовский, дирижер У.И. Авранек, в 1929– 1930-х гг. – режиссер Г.В. Александров.

Вознесенский переулок выходит к Тверской представительным зданием московской мэрии. Резиденция главы московской администрации находится здесь уже более 200 лет, с тех пор как казна приобрела дворец после смерти главнокомандующего графа Захара Григорьевича Чернышева в 1784 г. Дворец Чернышева на Тверской построен в 1775–1778 гг. «по генеральному о приведении Москвы строением в лутчее состояние плану». Автор его не был известен, но надзирал над строительством сам Матвей Казаков. По наблюдению автора «Обозрения Москвы» А.Ф. Малиновского, дом генерал-губернатора «заимствует красивость свою от пропорции, которая во всех частях тщательно соблюдена строителем ее». Говорили, что дворец был выстроен из камня, оставшегося после разборки стены Белого города. Чернышев недолго пробыл на посту главы Москвы, но успел сделать много. С его именем связывают и ремонт Китайгородской стены, и начало устройства московских бульваров, когда в обе стороны от Тверской по месту бывшей стены Белого города были проложены дорожки и высажены деревья. Он же был начальником «Московских водяных работ», то есть прокладки первого московского водопровода от мытищинских ключей. По словам того же А.Ф. Малиновского, он «дал ей вид, какой приличен столице престольной». Екатерина II высоко оценила его деятельность: «Все донесения ваши по вверенной вам столице и тамошней губернии я получаю с большим удовольствием, колико в каждом из них видна свойственная вам добрая воля споспешествовать намерениям моим о введении всеместнаго благоустройства».

Дом московского генерал-губернатора мало менялся со временем – только в 1799 г. его главный фасад был украшен фронтоном и пилястровым портиком. Самое большое изменение он претерпел в советское время, когда при коренной реконструкции Тверской в 1937–1938 гг. все здание передвинули вглубь от линии улицы на 14 метров, причем так, что работа чиновников не прерывалась ни на минуту, и в 1946–1948 гг., когда здание решили сделать «достойным» новой сталинской архитектуры Москвы. Тогда Д.Н. Чечулин поставил на старое здание еще одно примерно такое же. В 1995 г. на фронтоне появилось и изображение герба города – ярко вызолоченное изображение Георгия Победоносца, поражающего змея, обрамленное какими-то подобиями колосьев. Позади дома в 1937–1938 гг. архитектор И.А. Фомин сделал пристройку с высокими колоннами в стиле «пролетарской классики», основными чертами которого были решительное упрощение и схематизация обычных классических приемов: колонны без капителей и баз, без энтазиса (то есть без того еле заметного расширения тела колонны, которое придавало ей особую упругость), вместо антаблемента – простые тянутые карнизы-полосы и т. п. В начале 1998 г. закончилось строительство большого здания делового центра, фасад которого выходит на Вознесенский переулок.

Противоположная сторона этого участка переулка начинается небольшим сквериком, в котором в 1991 г. поставили памятник азербайджанскому мыслителю и поэту Низами Гянджеви. Этот скверик был выбран потому, что рядом, в доме № 17, находится посольство республики Азербайджан. Дом, четыре этажа которого были выстроены в 1909 г. архитектором И.П. Машковым, надстроили еще двумя этажами и соединили с жилым зданием позади. Далее в небольшом углублении находится здание столовой мэрии, возведенное по проекту А. Аркина и Г. Петровой. По красной линии переулка – рядовое здание середины прошлого века, первый этаж его был выстроен до 1858 г., когда дом впервые был показан на плане, а второй – в 1867 г.

Церковь Николы в Хлынове

Между Вознесенским и Леонтьевским переулками сохранился Хлыновский тупик. Первоначально обычный проезжий переулок, он был, как сообщала Московская полицмейстерская канцелярия в 1758 г., «загорожен генералом моэором Николаем Михайловичем Леонтьевым и ныне оный переулок проезду уже не имеет». Название его напоминает о церкви свт. Николая, которая называлась «что в Хлынове». По распространенному мнению, такое название обязано тому, что в церкви некоторое время (с 1552 по 1556 г.) находился образ Николы Великорецкого, принесенный из города Хлынова, как называлась ранее Вятка. Но, однако, местность Хлыново упоминается в нескольких документах более раннего времени – в описи земель XIV в., пожертвованных Новинскому монастырю вдовой князя Владимира Храброго. Эта местность упоминается в летописи в связи с сообщением о том, что в 1514 г. великий князь Василий III «церковь камену заложил Благовещение святой Богородицы за Неглиною на Старом Хлынове», и об освящении церкви в 1516 г.: «Месяца июля 31 день священна бысть церковь святое Благовещение за Неглинною в Старом Хлынове». Есть также известие о том, что в XVI в. здесь находился Введенский монастырь, упраздненный после Смутного времени. После упразднения монастыря осталась Введенская церковь, ставшая приходской. Церковь имела два придела – Знаменский и Никольский, по последнему она была в основном известна. Ее здание, стоявшее до 1936 г. на месте школы, было построено в 1773–1775 гг.

Леонтьевский переулок был назван улицей Станиславского в 1938 г., в год 75-летия реформатора театрального искусства, так как он жил здесь в особняке, который был предоставлен ему советским правительством. Старомосковское название было обязано, как обычно, фамилии одного из домовладельцев – генерал-аншефа М.И. Леонтьева, владельца участка № 10–12. В XVIII в. переулок, как значится в переписной книге 1720–1725 гг., именовался Шереметевским, по фамилии владельца углового с Тверской улицей дома стольника В.П. Шереметева. Теперь, когда восстановлено название переулка, чиновники нарекли улицей Станиславского Малую Алексеевскую улицу недалеко от Таганской площади, чем не только запутали москвичей, но и стерли из памяти старинную Алексеевскую слободу (до этого Большую Коммунистическую улицу, бывшую Большую Алексеевскую, переименовали в улицу Солженицына, вместо того чтобы восстановить старое название).

Леонтьевский переулок в старой Москве наряду с Сухаревкой был средоточием антикварной торговли. Тогда славились магазины А.Н. Ерыкалова в нижнем этаже дома № 11 (о нем рассказывает бытописатель Москвы и собиратель московского фольклора Е. Иванов в книге «Меткое московское слово»), магазины «Старина и Редкость» в доме № 26, «Луксор» в доме № 16, «Старинные монеты и вещи» – в № 2, книжный магазин А.М. Старицына – в № 3. Сейчас левую сторону Леонтьевского переулка начинает здание ИТАР-ТАСС (1976 г., архитектор В.С. Егерев и др.), выстроенное на месте невзрачного двухэтажного дома, описанного К.Г. Паустовским, который там пережил тревожные дни Октябрьского переворота 1917 г. Здание ТАСС по замыслу его создателей должно было быть значительно выше, но всесильный правитель Москвы, в недавние времена глава ее коммунистического комитета, Гришин распорядился здание «укоротить». Трудно сказать, насколько это испортило предполагаемое строение, но в этом случае правитель был, вероятно, прав, ибо это и так громоздкое здание с преувеличенно большими проемами окон, с гипертрофированными деталями входа никак не гармонирует с окружением на Бульварном кольце и Большой Никитской улице.

Городской голова Николай Александрович Алексеев

По левой стороне Леонтьевского переулке находится несколько зданий (№ 5 и 7) с фасадами в псевдорусском стиле. Здесь торцом к переулку стояли двухэтажные каменные палаты сподвижника Петра I стольника Автонома Головина. В 1871 г. этот участок приобрел Анатолий Иванович Мамонтов, брат известного в истории русского искусства Саввы Ивановича Мамонтова. Новый владелец основал типографию и издательство, в котором впервые появились детские книжки с рисунками Серова, Поленова, А. Васнецова, Малютина. Проект здания для типографии Мамонтов заказал одному из ведущих архитекторов того времени, строившему в русском стиле, – В.А. Гартману. В 1902 г. большой участок был поделен на две части. Под № 5 находилась типография, а дом № 7 перешел к меценату и любителю русского народного искусства Сергею Тимофеевичу Морозову, который по проекту С.У. Соловьева перестроил в 1902–1903 гг. старые палаты и подарил их Кустарному музею. Этот музей был основан в Москве в 1885 г. и помещался сначала на Знаменке (№ 8), а потом в здании у Никитских ворот (Большая Никитская, 23). Кустарный музей был не только собирателем, хранителем и популяризатором изделий народных промыслов, но и их продавцом. К основному зданию в 1911 г. было пристроено помещение для магазина по проекту А.Э. Эрихсона и В.Н. Башкирова. Вход в него отмечен крыльцом с колонками-бочками. Четырехскатная крыша крыльца увенчана резным флюгером с изображением игрушки – прославленных богородских «кузнецов», а вестибюль украшен керамическим камином, сделанным по эскизу М.А. Врубеля. Сейчас здесь музей народного искусства. В 1874–1884 гг. во дворе дома Мамонтова во флигеле жила известная актриса Малого театра Г.Н. Федотова, которую посетил И.С. Тургенев в свой приезд в Москву в 1879 г.

Дом № 9 был построен московским городским головой, представителем старой московской купеческой семьи Алексеевых, основатель которой вышел из крестьян Ярославской губернии. Записавшись в московское купечество еще в 1746 г., Алексеевы занялись хлопковым и шерстяным делом, им принадлежала и золотоканительная фабрика, позднее ставшая кабельным заводом «Электропровод», который существует и сейчас. Купцы Алексеевы занимались, однако, не только торговыми да промышленными делами – многие оставили свои имена в истории русского искусства и общественной деятельности. Здесь не приходится много говорить о Константине Алексееве – знаменитом Станиславском – и его братьях и сестрах, которые были актерами, режиссерами, музыкантами. Двое Алексеевых стояли во главе московского общественного управления – были городскими головами. Одному из них, Николаю Александровичу Алексееву, и принадлежал этот дом, построенный в начале 1880-х гг. архитектором Д.Н. Чичаговым. Н.А. Алексеев был, возможно, самым популярным городским головой Москвы. Человек умный, деловой, он обладал большим организаторским талантом. При нем началось энергичное развитие московского городского хозяйства. Алексеев руководил работами по сооружению нового Мытищинского водопровода, устройству канализации. Он сумел привлечь частные пожертвования для строительства множества городских учреждений. Только за счет их, не истратив ни копейки из скудных городских средств, Алексеев сумел построить и оборудовать более десяти больниц.

писали о нем в то время. Н.А. Алексеев был выбран на пост городского головы в 1885 г., а 14 марта 1893 г. убит в своем кабинете в здании думы пробравшимся туда сумасшедшим. Ныне в этом доме находятся представительства ООН и других международных организаций.

Далее по переулку рядом с домом Алексеева стояли два почти одинаковых четырехэтажных дома (№ 11 и 13). Они были надстроены на два этажа (нижние этажи появились после 1812 г.), и оба украшены колонными или пилястровыми портиками. Теперь они объединены общим фасадом. Эти дома расположены на большом участке, принадлежавшем в XVIII в. предку Л.Н. Толстого, князю П.И. Горчакову. Дом № 13 – одно из лермонтовских мест. Сюда Лермонтов часто приходил в 1837 г., будучи в Москве проездом на Кавказ. Дом принадлежал родителям его товарища по петербургской школе юнкеров Николая Соломоновича Мартынова, будущего противника на роковой дуэли, который провел здесь последние годы жизни (он умер в 1875 г. в возрасте 60 лет). По воспоминаниям современника, «Мартынов-отец как нельзя лучше оправдывал данную ему молодежью кличку „Статуя Командора”. Каким-то холодом веяло от всей его фигуры, беловолосый, с неподвижным лицом, суровым взглядом…». В 1850-х гг. в этом доме жили декабрист З.Г. Чернышев и строитель московского водопровода, известный инженер А.И. Дельвиг, в 1880-х гг. – скрипач, профессор Московской консерватории И.В. Гржимали, в 1930—1950-х гг. – историк В.И. Авдиев, а также литературовед Ю.А. Веселовский, артистка Е.А. Лавровская, медик Н.Ф. Голубов, физиолог А.Ф. Самойлов. На месте дома № 15, построенного в 1964 г., стояло небольшое строение, принадлежавшее в конце 1850-х гг. дяде писателя Н.С. Лескова. Возможно, что сам Лесков бывал в нем. 1 июля 1914 г. в этом доме открылся небольшой музей городского хозяйства Москвы под руководством молодого тогда П.В. Сытина. Современный жилой дом на этом месте выстроен для партийно-советской элиты в 1964 г. (архитектор М.Н. Круглов). На доме мемориальные доски в честь многолетнего руководителя советских военно-промышленных программ Д.Ф. Устинова, запятнавшего себя агрессией СССР в Афганистане, а также в честь видного полководца маршала А.И. Еременко.

За небольшим сквериком в 2002 г. выстроен новый элитный жилой дом (его официальный адрес – Малый Гнездниковский переулок, 3). На его месте находился небольшой дом, где в 1880–1890 гг. жил профессор консерватории П.Ю. Шлецер. В этот дом В.И. Сафонов, пианист, дирижер, учитель Скрябина, привел его со словами: «Я привез вам мое сокровище». У Шлецера жила его ученица Вера Исакович, ставшая прекрасной пианисткой. Скрябин часто встречался с ней, а осенью 1896 г. сделал предложение. По словам брата поэта Пастернака Александра, «милейшая и какая-то особенная, она была воплощением доброты и душевной мягкости… Она много и с успехом концертировала, постепенно ограничив свой ресурс исключительно произведениями только Скрябина. Сама прекрасный музыкант, пребывавший долгое время в орбите скрябинской игры, она, несомненно, достигла совершенства в передаче характерных особенностей игры Скрябина, главное же – скрябинского понимания задач и смысла его творчества. Вот почему Вера Ивановна – пока Скрябин жил за границей – была, пожалуй, единственной из московских пианистов, кто, исполняя скрябинскую музыку, играл поистине по-скрябински».

В этом же доме профессора Шлецера жила и его племянница, маленькая чернявенькая девочка, которая стала второй, после Веры, женой композитора.

Мы подошли к пересечению Леонтьевского переулка с Елисеевским и Шведским тупиком. Название последнего происходит от подворья, принадлежавшего Швеции, которое находилось как раз на месте этого тупика. В силу договора 1617 г., определившего отношения между Россией и Швецией на сто лет, до Северной войны 1700–1721 гг., шведским купцам предоставлялось право «в городех на Москве, во Пскове торговые дворы имети», и вот в 1618 г. здесь было «взято по государеву указу под свейский (то есть шведский. – Авт.) купетцкий двор у Николы в Гнезниках место пустое гостиной сотни Истоминское мылника поперег по улице 20 сажень с полусаженью». Позднее «свейский» двор стал называться более пышно: «посольский дом Его Королевского Величества шведского и норвежского короля». В 1874 г. земля этого подворья была обменена на землю, принадлежавшую Российскому государству в Стокгольме, где находились «магазины, дарованные Королевским правительством, на основании древних трактатов, под склады товаров, приезжавших в Швецию Русских торговцев». В 1892 г. здесь заложено здание городского училища (дом № 19, проект Д.Н. Чичагова). Оно называлось капцовским – по фамилии купца A. С. Капцова, пожертвовавшего на его постройку 190 тысяч рублей в память своего отца. Оно совсем не походило на современное здание – было причудливым, с огромными декоративными, несколько утрированными фронтонами и двухцветной раскраской. Автор его, памятуя о месте постройки, старался придерживаться образцов скандинавской архитектуры времени ее расцвета, так называемого стиля Христина IV, ярко воплотившегося в архитектуре датского замка Розенборг и в особенности торговой биржи в Копенгагене с характерной раскраской в два цвета – кирпича и белого камня – и с несколькими высокими фигурными фронтонами. В 1952 г. бывшее училище увеличилось на два этажа и приобрело новый, значительно менее живописный фасад. Позади него сохранилось, также надстроенное, здание женского училища имени К.В. Капцовой архитектора М.К. Геппенера, построенное в 1897 г., с характерным фасадом из кирпича белого и красного цветов.

В доме № 21 помещались редакции двух журналов: в 1884–1894 гг. – «Русской мысли», где печатались Н.Г. Чернышевский, Н.В. Шелгунов, B. О. Ключевский, и в конце 1870-х – начале 1880-х гг. – юмористического «Будильника», в котором начинал А.П. Чехов. В журнале были опубликованы восемнадцать его рассказов, но получал он за них ничтожные гонорары. «Бывало, я хаживал в „Будильник” за трехрублевый раз по десяти», – вспоминал он в письме к Н.А. Лейкину. Здесь в 1882 г. случилось необыкновенное событие – первая трансляция из Большого театра. Газета «Московский листок» сообщала, что Общество спасения на водах решило улучшить свое шаткое финансовое положение тем, что установило несколько платных телефонных наушников на квартире одного из своих членов в Леонтьевском переулке, а в Большом театре – два микрофона: «Открывая станцию в Москве, подобно тому, как это сделано в Париже и Петербурге, Общество имело в виду познакомить публику с замечательным открытием нашего времени, а именно: с возможностью по проволокам, при помощи электричества и соответствующих аппаратов, слышать на расстоянии музыку, пение и разговор почти с одинаковой отчетливостью, как на месте их происхождения». Плата за прослушивание была установлена рубль за 10 минут. Первой транслировалась опера Верди «Риголетто», потом «Фауст», «Ромео и Джульетта», «Демон», «Жизнь за царя». Новинка имела успех, скопление экипажей слушателей было таким большим, что полиции пришлось устанавливать порядок в переулке. Всего тогда сделали 12 трансляций, но в дальнейшем они уже не повторялись: качество все-таки было далеко от идеала. В доме была квартира артиста Художественного театра А.Л. Вишневского, товарища Чехова по таганрогской гимназии, а в 1920—1930-х г. жил драматург Б.С. Ромашов. С 1892 до 1908 г. в доме № 21 жила артистка Г.Н. Федотова. Ранее, в 1885–1888 гг., она снимала квартиру рядом – в доме № 25, построенном после пожара 1812 г. Здесь же в 1856 г. жил декабрист И.Н. Горсткин, а в 1870-х гг. – архитектор, исследователь московской старины А.А. Мартынов. В 1923 г. это адрес писателя Бориса Пильняка.

Церковь Николая в Гнездниках

В послепожарное время был построен и соседний дом (№ 23), принадлежавший причту соседней Никольской, «в Гнездниках», церкви, которая стояла позади него. В 1920-х гг. здесь находилось издательство артели писателей «Круг», в которую входили Н. Асеев, И. Бабель, Артем Веселый, Вс. Иванов, Л. Леонов, А. Новиков-Прибой, Б. Пастернак, И. Сельвинский, К. Федин.

Вернемся к началу Леонтьевского переулка. В скромном строении на углу с Большой Никитской не угадаешь дворца «обер-гофмаршала, действительного камергера и разных орденов кавалера» Григория Никитича Орлова, как было изъяснено в легенде к плану 1802 г. Фасад дворца помещен в альбом лучших частных домов, собранный архитектором М.Ф. Казаковым. Кто именно построил его, доподлинно неизвестно. Первым владельцем дворца по документам был полковник Г.С. Засецкий (в 1738 г.), потом дворец принадлежал его наследникам, в середине XVIII в. – жене «публичного нотариуса» М.М. Балка, затем поручику Н.А. Щепотьеву, а ближе к концу века – поручику П.М. Лунину и князю Ю.В. Долгорукому. При Орлове это было невысокое протяженное двухэтажное здание с пилястровым портиком, неоднократно перестраивавшееся и увеличенное пристройками на всем протяжении XIX столетия, но интересен этот дом тем, что в нем находился известный театр. Театральное прошлое этого места начинается в 1752 г. – тогда некий Андрей Смирнов, студент Славяно-греко-латинской академии, подал прошение в Московскую полицмейстерскую канцелярию, «коим просил: о допущении к игранию Российской камеди в наемном доме лейб-гвардии Преображенского полку порутчика Николая Алексеева сына Щепотьева. ценою за пять рублев, в чем того дому с служителем Александром Трубчаниным заключил контракт, с коего сообщил копию, и о постановлении для прекращения ссор и драк пристойного пекета (то есть пикета, сторожевого поста. – Авт.). ПРИКАЗАЛИ: с наемной цены взять пошлины по указам и к действию камеди к доме оного порутчика Щепотьева помянутого Смирнова допустить, а при том оного Смирнова обязать подпискою, чтоб во время того действия камеди богопротивных и мерзких игр не производилось; а в поставлении для прекращения ссор и драк пристойного пекета требовать ему, Смирнову, от военной конторы и о том в команду послать приказ». Более о театре сведений в XVIII в. не встречается, но возможно, что так любимые москвичами представления были здесь при владельце Е.Е. Рынкевиче (или Ренкевиче), сделавшем долгую военную карьеру, ушедшем в отставку и ставшем московским вице-губернатором. В Москве он, по жандармскому отзыву, «вел жизнь чрезвычайно роскошную, позволяя себе, по занимаемому им месту, большие злоупотребления. Покойный Граф Гурьев намерен был предать его уголовному Суду, но предстательством Обер-егермейстера Пашкова, на племяннице которого Рынкевич был женат, он избавился от Суда и был только удален от места». Его сын Александр оказался причастным к восстанию декабристов. Его судьба может служить ярким примером того, насколько Николай I страшился заговорщиков, действительных или мнимых. Ренкевич не принимал никакого участия в обществе декабристов, а 14 декабря стоял в толпе народа в штатской одежде «из любопытства». Но был арестован, брошен в Петропавловскую крепость и просидел там шесть месяцев, потом его «высочайше повелено, продержав еще два месяца в крепости, выписать тем же чином в Бакинский гарнизон и ежемесячно доносить о поведении».

Именно при следующем владельце театр в этом доме получил громкую известность. Генерал-майор Петр Андреянович Позняков купил владение со всеми строениями и с мебелью за 55 тысяч рублей у Ренкевича в декабре 1809 г. По рассказу П.А. Вяземского, «в старых комедиях французских встречаются благотворительные дяди из Америки, которые неожиданно падают золотым дождем на бедных родственников, и тем дают им возможность соединяться браками с предметами их любви. В старой Москве являлись благодетельные дяди: известные дотоле богатые помещики, которые как снег на голову падали из какой-нибудь дальней губернии. Они поселялись в Москве и угощали ее своим хлебосольством, увеселениями и праздниками. Одним из последних таких дядей был Позняков. Он приехал в первопрестольную столицу потешать ее своими рублями и крепостным театром. Позняков купил дом на Никитской (ныне принадлежащий князю Юсупову), устроил в нем зимний сад, театральную залу с ложами и зажил, что называется, домом и барином: пошли обеды, балы, спектакли, маскарады».

Перестройка коснулась флигелей дома по Леонтьевскому переулку – там и был построен театр, вход в который был и из переулка и с улицы. В Российском архиве древних актов хранятся хороший рисунок фасада дома и, что очень интересно, планы первого этажа и бельэтажа театра. Если отмерить 26 метров от угла дома по переулку, то можно очутиться у входа в театр и мысленно войти в сени. Из сеней надо было пройти направо в фойе, занимавшее весь угол дома с Большой Никитской, и налево – в театральный зал, протяженностью около 30 метров. «Нечего и говорить, что на балах его, спектаклях и маскарадах не было недостатка в посетителях: вся Москва так и рвалась и навязывалась на приглашения его, – вспоминал Вяземский. – Спектакли были очень недурны, потому что в доморощенной труппе находились актеры и певцы не без дарований». Гостеприимный хозяин, одетый персиянином или китайцем, расхаживал по залам дворца, приветствуя гостей. Грибоедов, конечно, не мог пройти мимо московской достопримечательности. Это о хозяине он говорит в «Горе от ума» устами Чацкого:

Не пропустил он и садовника, который прятался среди растений зимнего сада и щелкал соловьем: «Певец зимой погоды летней». В сентябре– октябре 1812 г. в театре давала представления французская труппа. Зала была роскошно украшена, занавес сшили из цельной парчи, ложи были отделаны дорогими драпировками, под потолком висело огромное паникадило, взятое из церкви, а на сцене стояла богатейшая мебель.

Сохранилась афиша одного из представлений: «Les comediens frangais auront l’honneur de donner mercredi prochain 7 octobre 1812. Une premiere representation De Jeu l’Amour, et du Hasard, comedie en trois actes et en prose de Marivaux. La salle du spectacle est dans la Grande Nikitski, maison de Posniakoff» («Французские актеры будут иметь честь давать в будущую среду 7 октября 1812 года первое представление пьесы Мариво „Игра любви и случая”, в трех актах прозой. Театральная зала находится в доме Познякова на Большой Никитской улице»). Вечерами зал был полон военными, на ура принимавшими спектакли, которые за все время оккупации давали одиннадцать раз.

После освобождения Москвы в позняковском театре возобновились спектакли. В «Московских ведомостях» в ноябре 1813 г. москвичи читали: «Сего ноября 16-го дня господин генерал маиор и кавалер Позняков на театре в собственном доме открыл с дозволения правительства спектакли, обращая сбор оных в пользу разоренных от неприятеля, „Дианиным деревом”, оперою в 2-х действиях с принадлежащими хорами и балетами; и все сие было представлено крепостными его превосходительства людьми. Московския жители, быв лишены более году зрелищ, в коих обязательно проводили свободные от трудов часы, и видя, что удовольствие их соединяется с приятнейшею обязанностью помогать несчастным, с живейшим стремлением приняли участие в сем благотворении». Журнал «Сын Отечества» в том же году сообщал, что «каждое воскресение какая-нибудь новая опера, с искусством расположенная и разыгранная, прогоняет последнюю мысль о прошедших бедствиях».

После кончины Познякова дом был продан в 1821 г. с аукциона и его приобрел московский богач, знаток и любитель театра князь Николай Борисович Юсупов. Возможно, что он предполагал продолжить успешные представления здесь, но о них уже не слышно. В 1829 г. он поместил объявление о том, что сдается «в наймы каменной двуэтажный дом с театром. ценою в год за 6000 рублей». Там давались концерты, выступали «акробатическое общество Киарини», немецкий театр, а также «оптический и кинетозографический театр», где, в частности, показывается «город Лондон с Блак-Фраирским мостом, на нем толпы проходящих, скачущие кареты, верховые, фиякры, все в заботном движении».

Возможно, что в этом доме в начале января 1831 г. побывал у Юсупова А.С. Пушкин по просьбе Вяземского, которому были необходимы сведения о Фонвизине для его биографии. В 1852 и 1876 гг. главный дом и другие строения на участке радикальным образом переделываются. Внизу поместились магазины, а на верхних этажах (в 1876 г. надстроили третий по проекту архитектора М.Н. Никифорова) – квартиры. В советское время надстроили еще два этажа. В 1894–1896 гг. тут располагалась редакция одного из самых популярных и распространенных журналов «Русская мысль», переехавшая сюда из дома № 21 по тому же Леонтьевскому переулку. В числе сотрудников и авторов журнала были почти все крупнейшие писатели и публицисты того времени: С. Булгаков, Л. Шестов, М. Гершензон, З. Гиппиус, Д. Мережковский, Н.С. Лесков, П.Д. Боборыкин, В.М. Гаршин, Максим Горький, Д.В. Григорович, В.Г. Короленко, Д.Н. Мамин-Сибиряк, А.П. Чехов, Д.Н. Анучин, П.Г. Виноградов, В.И. Герье, Н.И. Кареев, В.О. Ключевский, П.Н. Милюков и многие другие. Журнал придерживался либеральных традиций, и неудивительно, что он один из первых был запрещен коммунистами. В этом доме в редакции «Русской мысли» 16 февраля 1897 г. собрались Чехов, архитектор Шехтель, Станиславский, чтобы обсудить вопрос о создании в Москве народного театра. Чехов уже предлагал своему хорошему знакомому Шехтелю взяться за разработку проекта: «…затевается, нечто en grand, с народным театром, с читальной, с библиотекой…» Проект его понравился всем участникам, но продолжения не получил.

Осенью 1917 г. в этом доме жил П.А. Кропоткин. Он писал друзьям: «С первых дней, как революция стала известна, буквально жил, как в чаду…» Он приехал в Россию в июне, поезд пришел ночью, а вокзал и прилегающие улицы были заполнены встречающими: «Стояли белые петербургские ночи. При слабом свете утра выстроились шпалерами войска с знаменами и плакатами. На дебаркадере были. министры, дамы, подносившие П.А. цветы, анархические черные знамена, а на площади стояла многотысячная толпа». Он внимательно следил за развитием событий. По совету врачей переехал в Москву, где его поселили в Кремле, но очень скоро Кропоткин переехал в двухкомнатную квартиру на Большой Никитской. 15 октября он писал отсюда в Петроград Половцевой, что на душе у него часто бывает «скверно. Работа есть кое-какая. Читаю корректуры „Великой Революции” (его книги о Великой французской революции. – Авт.) и „Записок”, вижу много народа. Готовлю другую большую работу. и уделяю время Обществу сближения с Англией. А вечером, после 8-ми, почти каждый день заходят посетители». О ходе боев в октябре 1917 г. Кропоткин почти не оставил записей: 1 ноября 1917 г.: «Вчера уже 5 дней продолжается перестрелка в Москве. Пальба из орудий и ружейная днем и ночью. Все это оч[ень] близко от нас. Вчера получил хлеба на ч[елове]ка ¹/₈ фунта. 3-й день ¹/₄. Сегодня вовсе не получил хлеба: дворник отказался идти в Комиссариат и возобновить карточки. Вдоль Никитской все время шальная пальба ружейная. Вчера горел громадный дом № 6 на Тверском бульваре. и никто не тушил. А 3-го дня горел дом, где Большая Никитская аптека у Никитских ворот. Пришли пожарные тушить». Кропоткин не принял политику большевиков и уехал в Дмитров, где и скончался в 1921 г.

Дом Мещерских

В маловыразительном пятиэтажном здании (№ 2а), находившемся до постройки современного, в 1887–1892 гг. жил артист А.И. Южин. Здесь же жила вдова московского нотариуса П.Д. Перевощикова вместе с молодой дочерью Марией, которая под псевдонимом Лилина стала известной актрисой Художественного театра. Она выступала в спектакле «Коварство и любовь» в роли Луизы, а Фердинанда играл Станиславский. «Оказывается, – вспоминал Станиславский, – мы были влюблены друг в друга и не знали этого. Но нам сказали об этом из публики. Мы слишком естественно целовались, и наш секрет открылся со сцены». В этом доме Константин Станиславский сделал ей предложение.

Два нижних этажа дома сохранялись с XVIII в. – он тогда был хозяйственным строением усадьбы князей Мещерских. Ее главный дом (№ 4), стоящий торцом к переулку – характерная черта постановки жилых зданий в старой Москве, – появился здесь в первой половине XVIII в., возможно, в то время, когда участок принадлежал полковнику князю Г.С. Мещерскому. Внешний вид этого дома, однако, относится уже к ампирным временам, к восстановлению его после пожара 1812 г. после приобретения усадьбы у князя А.Н. Долгорукова в 1817 г. капитаном лейб-гвардии Семеновского полка Николаем Аполлоновичем Волковым на имя жены Екатерины Андреевны, урожденной княжны Оболенской. Напротив барского дома находился, как часто бывало у богатых домовладельцев, хозяйственный участок. По воспоминаниям князя В.М. Голицына, «…в самом элегантном центре Москвы. расположен был обширный пустырь. На этом пустыре разбит был огород с грядками капусты, моркови и прочих овощей, и огород этот возделывался многочисленной прислугой домовладельца, как для себя, так и для продажи». До конца 1840-х гг. в этой усадьбе, принадлежавшей Волковым (известны письма одной из представительниц этой семьи о России начала XIX в., опубликованные в журнале «Вестник Европы»), жил артист Малого театра И.В. Самарин – его отец был крепостным Волковых. Хозяйкой дома в 1858 г. становится графиня А.Ф. Закревская, жена московского генерал-губернатора Арсения Закревского, грубого солдафона, призванного Николаем I «подтянуть» после предыдущего губернатора «распустившуюся Москву»:

С 1848 г. в продолжение 11 лет Закревский, не считаясь ни с какими законами, самоуправно вершил дела в Москве – о его «подвигах» неоднократно с возмущением и сарказмом писал Герцен. Император Николай Павлович, говоря как-то с известным остроумцем князем А.С. Меншиковым, сказал ему: «– Я езжу в Москву всегда с особенным удовольствием. Я люблю Москву. Там я встречаю столько преданности, усердия, веры. Уж точно, правду говорят: святая Москва.

– Этого теперь для Москвы еще мало, – заметил Меншиков. – Ее по всей справедливости можно назвать не только святою, но и великомученицею».

С 1880-х гг. и до 1918 г. дом-дворец принадлежал богатым меховщикам Сорокоумовским. Основатель династии зарайский купец Петр Ильич открыл в Москве меховую торговлю, которая со временем разрослась, и к 1830-м гг. он открыл несколько магазинов в российских городах, а в Москве – скорняжную фабрику. С 1859 г. делами фирмы управлял Петр Павлович Сорокоумовский, при котором она приобрела всероссийскую известность и вышла на международный рынок. Именно к нему обратилось дворцовое ведомство для заказа горностаевых мантий для коронации Николая II, и Сорокоумовский поставил соболь для реставрации шапки Мономаха. Глава фирмы активно занимался общественной деятельностью, был членом множества комиссий, комитетов, попечительств, и он, как, впрочем, и другие Сорокоумовские, широко занимался благотворительностью. На Большой Якиманке на месте современного строения под № 37 стоял дом для бесплатных квартир имени П.П. Сорокоумовского, а для учеников Мещанского училища было выделено 10 стипендий.

В советское время особняк отвели под Московский коммунальный музей, который даже занял уже часть здания, но, в конце концов, в нем разместился Дом работников просвещения и искусств, где в 1922 г. прошла последняя 47-я выставка знаменитого Товарищества передвижных выставок. Позже здесь находилась редакция «Учительской газеты».

Граф Арсений Андреевич Закревский

Дом этот привлекает внимание протяженной колоннадой портика, обращенной во двор, – она состоит из 12 дорических колонн, сгруппированных попарно, за которыми расположена глубокая лоджия. Несмотря на протяженность портика, он изящен и представителен. Ограда особняка относится уже к XIX в. Ныне здесь посольство Греции.

В 1859–1864 гг. – это адрес профессора Московского университета математика Н.Д. Брашмана, сделавшего в России замечательную научную карьеру (он родился в Чехии, близ города Брно, в местечке Расснове) – удостоился двух полных Демидовских премий, из его школы вышел знаменитый математик П.Л. Чебышев.

Рядом с этим памятником архитектуры находится и другой – дом № 6, построенный в конце XVII в. (к этому времени относится его первый этаж, убранство этого времени хорошо видно со двора). В начале следующего столетия им владел И.П. Толстой, а в середине – капитан-поручик Измайловского полка П.С. Хлопов, при котором здание, вероятно, получило современные габариты. Внутри сохранилась прекрасная темперная (темпера – краска, разведенная на эмульсии из воды и яичного желтка, обладающая значительной стойкостью) роспись потолков, относящаяся к началу XIX в. От Хлоповых дом перешел к одному из представителей славной семьи Ермоловых – генерал-майору Н.А. Ермолову, дяде знаменитого полководца А.П. Ермолова. Он участвовал во многих сражениях русско-турецкой и русско-шведской войн в конце XVIII в. Но самым известным жильцом этого дома был К.С. Станиславский. Ему исполнилось 58 лет, когда он с семьей переехал сюда в 1921 г., после выселения из его дома в Каретном ряду, где разместили гараж Совнаркома. 21 января он «в окружении многочисленных студийцев впервые пришел посмотреть свое новое местожительство. Дом не отапливался, широкая деревянная лестница гулко трещала под ногами идущих. Пройдя через вестибюль в большой зал, Станиславский снял шапку, долго и молча смотрел перед собой.

Дом Волковой

– Вот вам и готовая декорация для „Онегина”, – раздался его голос».

В течение 17 лет он жил и работал в этом доме. На втором этаже за дубовой массивной дверью, заказанной еще для его дома у Красных ворот, находился кабинет Станиславского. Рядом – белый с колоннами зал, где часто проводились репетиции. Сюда приходили многочисленные ученики и почитатели великого режиссера. С.Я. Лемешев писал об этом доме, что он «стал для нас чем-то вроде храма искусства, и, только еще переступая его порог, мы уже настраивались на особо торжественную, высокую ноту». Во двор дома в хорошую погоду выносились кресло и огромный зонт – тут можно было видеть Станиславского, занятого рукописями или беседующего с учениками и посетителями. В 1948 г. стараниями дочери Станиславского в доме был создан мемориальный музей.

За домом № 8, два этажа которого были построены в 1897 г. архитектором А.С. Каминским (в 1937 г. надстроен тремя этажами) для жены потомственного почетного гражданина В.Б. Спиридоновой, известной в Москве благотворительницы, пожертвовавшей 300 тысяч рублей на богадельню, выстроенную на Петербургском шоссе, располагалась большая усадьба, занимающая современные участки № 10 и 12. В начале XVIII в. она принадлежала генерал-аншефу М.И. Леонтьеву, по фамилии которого долгое время назывался переулок. Приходился он двоюродным племянником царице Наталье Кирилловне и сделал военную карьеру, несмотря на то что отзывались о нем как об угрюмом и сварливом солдате, который к подчиненным был взыскателен и строг до жестокости, но признают его храбрым и предприимчивым. Фельдмаршал Миних, которого Леонтьев считал своим врагом, так писал о нем в записке, поданной Анне Иоанновне в 1737 г.: «Генерал-лейтенант Леонтьев старый воин, понимает службу и особенно кавалерийскую и мог бы хорошо служить полковником; он здоров и крепкого сложения, но не имеет честолюбия, ни охоты к службе. Он годится быть в Военной коллегии, в Конюшенном департаменте, как охотник и знаток в лошадях такой, какому во всей армии нет подобного». Скончался Леонтьев в 1752 г. киевским генерал-губернатором. Сын его в 1760 г. построил здесь деревянные хоромы, фасад которых как одного из замечательных московских зданий, был включен в «Альбомы партикулярных зданий», составленные М.Ф. Казаковым. Хоромы сгорели в 1812 г., и участок разделился на две части.

В небольшом каменном доме (№ 10) в 1830–1848 гг. жил А.А. Прокопович-Антонский, профессор и в течение многих лет ректор Московского университета. Он долго руководил и университетским Благородным пансионом, который стал при нем одним из лучших российских учебных заведений. В 1872 г. этот участок перешел к Ивану Павловичу Сорокоумовскому, у которого здесь останавливался во время приезда в Москву в 1882 г. знаменитый путешественник, исследователь Новой Гвинеи Н.Н. Миклухо-Маклай, хорошо знавший его брата Павла Павловича, мецената, много ездившего по миру. Современное здание (№ 10) было построено в 1884 г. архитектором А.С. Каминским, а в 1895 г. при владельце И.В. Морозове сделаны новые роскошные интерьеры по рисункам Ф.О. Шехтеля. В доме с 1920-х гг. до 22 июня 1941 г. помещалось германское посольство. Оно находилось под бдительным вниманием советских контрразведчиков. Известного разведчика Николая Кузнецова готовили специально для работы в германском посольстве: «Красивый блондин, он мог сойти за немца, то есть советского гражданина немецкого происхождения. У него была сеть осведомителей среди московских артистов. В качестве актера он был представлен некоторым иностранным дипломатам. Постепенно немецкие посольские работники стали обращать внимание на интересного молодого человека типично арийской внешности, с прочно установившейся репутацией знатока балета. Личное дело агента Кузнецова содержит сведения о нем как о любовнике большинства московских балетных звезд, некоторых из них в интересах дела он делил с немецкими дипломатами».

Рассказывается, как за несколько дней до начала войны одна из советских разведчиц, будучи на коктейле в посольстве, пытаясь определить новые места для установки подслушивающих устройств, «заметила, что со стен сняты некоторые украшения и картины. Она обнаружила, что посольские работники паковали чемоданы для отъезда», что крайне взволновало контрразведку, но это обстоятельство, как и то, что в посольстве уже с 9 июня жгут бумаги, да, впрочем, и сотни других предупреждений, не очень-то привлекло внимание Сталина и его подручных, которые были озабочены не защитой СССР от возможной агрессии, а совсем другими планами.

Впоследствии здесь было Совинформбюро, где составлялись сводки боев и побед в Великой Отечественной войне. С 1949 по 1984 г. в доме работало посольство Германской Демократической Республики, а потом он был занят посольскими учреждениями Кубы и банком.

Высокое жилое здание (№ 14) на углу с Елисеевским переулком состоит из разновременных построек. Нижние три этажа – 1886 г. (архитектор А.П. Белоярцев), а верхние появились в 1912 г. В этом доме в 1900-х гг. жили композитор Р.М. Глиэр, в 1930-х гг. – писатель М.М. Пришвин, с 1980-х гг. до смерти в 2003 г. – специалист по проблемам механики, академик А.Ю. Ишлинский, дипломат, в 1980–1986 гг. – посол в Великобритании В.И. Попов, с 1984 до кончины в 2002 г. – дирижер Е.Ф. Светланов. Здесь умер в 2008 г. певец М.М. Магомаев. Рядом в 2011 г. ему был открыт памятник работы скульптора А.Ю. Рукавишникова.

За Елисеевским переулком – небольшой сквер на месте снесенных строений, где в 1780-х гг. был дом, принадлежавший Н.И. Новикову, просветителю и типографу. В сквере стоит памятник Низами Гянджеви (ок. 1141–1209), азербайджанскому поэту и мыслителю, автору таких произведений, как «Лейла и Меджнун», «Хосров и Ширин» и др. Памятник работы скульпторов Г. и Э. Зейналовых, подаренный Москве в 1991 г., в год 850-летия поэта, хорошо вписывается в тихий сквер. На другой стороне сквера находится дом № 16. Он образовался из нескольких частей, самая старая – левая. Здесь еще в 1806 г. стоял двухэтажный каменный дом майора А.И. Челищева. Два этажа справа появились в 1874 г. – их построила вдова профессора Московского университета филолога И.И. Давыдова. Уже в 1905 г., при коренной перестройке дома для меблированных комнат «Малый Париж», появился третий этаж и современный фасад. В левой части дома рядом с проходом во двор в начале 1920-х гг. находилась писательская книжная торговая лавка – дверь ее позже была превращена в узкое окно. В лавке торговали книгами писатели М.А. Осоргин, Б.К. Зайцев, В.Ф. Ходасевич. Последний вспоминал: «В 1918 г. в конце лета затеял вместе с П.П. Муратовым книжную лавку писателей. Добыли книг на комиссию от знакомых издателей. Добыли откуда-то денег на обзаведение, поселились в Леонтьевском пер., 16. Стали за прилавок. Е.Д. Кускова была первой покупательницей: когда шкафы были еще пусты, купила какую-то газету за 30 коп. Кажется, это и составило запасной капитал. Торговали в лавке: Б.А. Грифцов, М.В. Линд, П.П. Муратов, Е.Л. Янтарев, А.С. Яковлев, М.А. Осоргин, я. Работали в очередь. Моя жена сидела за кассой, зимой, изнывая в нетопленом магазине – по целым дням. Коекак были сыты».

Граф Алексей Сергеевич Уваров

«Проходя ныне улицей Станиславского, – писал В.Г. Лидин, – я обычно замедляю шаги возле окон, за которыми в трудную зиму 1920 года блистали золотом переплетов книги, как бы возвещая, что не за горами та пора, когда слабые огоньки ликбезов разгорятся в могучее пламя всеобщей грамотности, а слово Белинского, что книга есть жизнь нашего времени, получит свое реальное выражение». В 1920—1930-х гг. тут находилось общежитие Коминтерна. Теперь дом занят посольством Азербайджана.

Под № 18 – дом, относящийся к XVIII в. Он стоит в глубине, отделенный от улицы красивой оградой (1854 г.). Осенью 1824 г. во флигеле усадьбы, принадлежавшей тогда купчихе И.А. Заборовой, поселился композитор А.А. Алябьев. Здесь вечером 24 февраля 1825 г. произошла та роковая игра в карты, которая изменила его судьбу. Он посчитал, что один из игроков – его знакомый помещик Тимофей Миронович Времев (муж двоюродной сестры писателя М.Н. Загоскина) – сыграл нечестно, и ударил его. Через несколько дней он умер, а Алябьева обвинили в убийстве. Факт азартной карточной игры, драки, нанесения побоев были установлены, и его отправили в тюрьму, а впоследствии в ссылку в Тюмень (его родной город).

В 1881 г. дом перешел к графу Алексею Сергеевичу Уварову, сыгравшему огромную роль в организации русской археологии. В этом доме находилась его огромная библиотека, которой пользовались многие исследователи, а иногда зал в особняке превращался в мастерскую, где работали художники, копировавшие изображения из редких книг графа. После его смерти в 1884 г. дело Уварова продолжила его жена Прасковья Сергеевна Уварова, урожденная княжна Щербатова, послужившая прообразом Китти Щербацкой в романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина». Здесь, в ее особняке, родилась общественная организация, посвятившая свои усилия изучению истории Москвы. Первое заседание комиссии «Старая Москва» Московского археологического общества происходило 14 декабря 1909 г. Всего состоялись 464 заседания комиссии «Старая Москва», в которых участвовало более 33 тысяч человек и где было прослушано 900 докладов на самые разные темы, относящиеся к истории, быту, культуре Москвы. Особенно большой размах ее работа получила в 1920-х гг., но вскоре комиссия была разгромлена, а многие ее участники попали в сталинские лагеря. Последнее перед ликвидацией «Старой Москвы» 465-е заседание должно было состояться 12 февраля 1930 г., когда планировалось выслушать сообщение молодого библиотекаря В.В. Сорокина о доме поэта и государственного деятеля И.И. Дмитриева. Он все-таки смог выступить на заседании возрожденной «Старой Москвы» в тот же день 12 февраля, но только через 60 лет – в 1990 г., в Исторической библиотеке. В.В. Сорокин стал непревзойденным знатоком Москвы, автором многих публикаций об истории города, старейшиной москвоведов.

Графиня Прасковья Сергеевна Уварова

В первые годы советской власти тут находились Московской областной комитет левого социал-революционного интернационала и Центральный комитет социалистов-революционеров (левых), но после их разгрома особняк заняли большевики.

В правой части здания установлена гранитная доска и рядом с ней урна с ниспадающим покрывалом (1922 г., архитектор В.М. Маят). Она посвящена памяти жертв взрыва 25 сентября 1919 г. в здании Московского комитета партии большевиков. Сюда созвали «ответственных» партийных пропагандистов со всего города для очередного накачивания. Выступали такие крупные большевистские бонзы, как Бухарин и Покровский, а после их докладов раздался взрыв – бросили бомбу через открытое окно в сад. Почти все, кто находился около окна в задней части зала, погибли, президиум же уцелел. В полу образовалась глубокая воронка, почти вся стена упала во двор. Следствие доказало, что взрыв был организован группой анархистов, так называемым Всероссийским повстанческим комитетом революционных партизан, боровшихся с советской властью путем террористических акций. В этом доме позднее находились редакции газет «Коммунар» и «Молодой ленинец», тут работал клуб политэмигрантов, открытый по инициативе венгерского коммуниста Бела Куна. В этом же здании находился Центральный дом художественной самодеятельности, а сейчас работает посольство Украины.

Дом № 24 хранит память об известных деятелях русской культуры. В 1900–1904 гг. здесь на четвертом этаже жил Ф.И. Шаляпин. Здесь у него родилась дочь Лидия и умер от аппендицита первенец – сын Игорь. Отсюда семья Шаляпиных переехала в 3-й Зачатьевский переулок. В том же доме с октября 1901 по октябрь 1902 г. снимал квартиру С.В. Рахманинов. И наконец, это последний московский дом, приютивший А.П. Чехова. Писатель приехал сюда 3 мая 1904 г. перед отъездом за границу. Он настолько плохо себя чувствовал, что почти не выходил на улицу. «…Я нездоров, лежу в постели, каждый день ходит доктор», – писал он В.А. Гольцеву, редактору журнала «Русская мысль». Чехов в первый раз смог выйти из дома только 31 мая – он проехался на извозчике вместе с Ольгой Леонардовной по улицам Москвы. Это было прощание с городом, в который он приехал безвестным молодым человеком и покидал прославленным писателем. Воспоминания о посещении Чехова здесь оставили Гиляровский и Телешов, который писал: «Последняя наша встреча была в Москве, накануне отъезда Чехова за границу. Случилось так, что я зашел к нему днем, когда в квартире никого не было, кроме прислуги. Перед отъездом было много всяких забот, и все его семейные хлопотали без устали. Я уже знал, что Чехов очень болен, – вернее, очень плох, и решил занести ему только прощальную записку, чтобы не тревожить его. Но он велел догнать меня и воротил уже с лестницы. Хотя я и был подготовлен к тому, что увижу, но то, что я увидал, превосходило все мои ожидания, самые мрачные. На диване, обложенный подушками, не то в пальто, не то в халате, с пледом на ногах, сидел тоненький, как будто маленький, человек с узкими плечами, с узким бескровным лицом – до того был худ, изнурен и неузнаваем Антон Павлович. Никогда не поверил бы, что возможно так измениться. А он протягивает слабую восковую руку, на которую страшно взглянуть, смотрит своими ласковыми, но уже не улыбающимися глазами и говорит:

– Завтра уезжаю. Прощайте. Еду умирать». И в ночь на 15 июля 1904 г. Чехов скончался.

Последний на этой стороне улицы – дом № 26, остаток усадьбы князей Шаховских конца XVIII – начала XIX в. Главное ее строение выходило на Тверскую, а в переулке находились подсобные. Одно из них – двухэтажное здание, показанное на плане 1802 г., и составляет основу существующего дома.

Два переулка в этом обширном районе между улицами Большой Никитской и Тверской носят названия Большого и Малого Гнездниковских от местности Гнездники. Происхождение этого слова остается загадкой. Его прямо производили от птичьего гнезда, ибо тут якобы была роща, изобиловавшая ими. П.В. Сытин считал, что гнездниками назывались мастера, изготовлявшие дверные петли, но гораздо более вероятно происхождение названия от ремесленников-гнездников, которые делали стрелы, подсчет которых велся «гнездами». Так, в опубликованной в «Актах исторических» (т. IV) росписи «животам столника и воеводы князь Петра Семеновича Прозоровского, что взяли грабежом воровские астраханские казаки (Стеньки Разина. – Авт.)» наряду с «кафтаном турским объяренным красным» и «ожерельем жемчюжным пристяжным», значатся и «гнезда стрел», а в 1688 г. Петр I «указывал сделать два гнезда стрел, а сделав те стрелы, привезть к нему, великому государю, в поход, в село Преображенское». Стрел, конечно, было нужно значительно больше, чем дверных петель, и возможно, что эти ремесленники жили здесь немалым поселением. Некоторые исследователи считают, что гнездники занимались литейным делом. Это вызывает сомнение, ибо обычно такие производства, как кузнечное, литейное и т. п., связанные с огнем, располагались подальше от плотной жилой застройки и поближе к воде. Загадка названия вызывает и вовсе фантастические объяснения тех, кто далек и от ономастики, и от истории – то от неких «рудознатцев особых видов полезных ископаемых» в гнездах, или воспитателей ловчих птиц, вынимаемых из гнезда, или же «мастеров металлических изделий, употребляемых в „гнездах” оконных проемов».

Большой Гнездниковский переулок назывался также Ислентьевским и Урусовским, а Малый – Вадбольским и Шереметевским по фамилиям домовладельцев. Гнездники имели свою приходскую церковь, которая стояла на месте левой части школьного здания (№ 4) в Большом Гнездниковском переулке. Первоначально она была построена в 1629 г., а в 1724 г. «по челобитью Никицкого сорока церкви Николая чудотворца, что в Гнездниках, попа Петра Юдина с прихожаны, велено им вместо ветхой каменной церкви на том же церковном месте построить вновь каменную ж церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы да в пределе Николая Чудотворца». В ней 2 октября 1893 г. отпевали жившего в приходе этой церкви Н.С. Зверева, известного музыкального педагога, у которого воспитывались и многие известные впоследствии композиторы и исполнители, и, в частности, Сергей Рахманинов, Александр Скрябин и Михаил Пресман. В Большом Гнездниковском переулке находится большой и по сегодняшним масштабам жилой дом (№ 10). Участок был приобретен архитектором Э.К. Нирнзее, 16 мая 1912 г. он подал прошение о разрешении построить еще не виданный в Москве «небоскреб» с дешевыми квартирами. Он использовал коридорную систему планировки с несколькими типами малогабаритных (от 28 до 47 квадратных метров) квартир. Отстроив дом, Нирнзее продал его в 1915 г. банкиру Д.Л. Рубинштейну, известному своими махинациями и связью с распутинской камарильей, но москвичи еще долго продолжали называть этот дом просто «Нирнзее». Во время боев в октябре – ноябре 1917 г. этот дом был одним из основных опорных пунктов обороны войск Временного правительства, ибо господствовал над окружающей местностью и особенно над зданием градоначальства на Тверском бульваре – одним из основных пунктов сопротивления. Комиссар московского градоначальства А.Н. Вознесенский писал: «Дом Нирнзее был ключом в нашей позиции, так как достаточно было установить на его крыше пулеметы, чтобы поливать оттуда весь двор и все здания, лежащие внизу». Дом Нирнзее был захвачен 28 октября, и вскоре юнкера, оборонявшиеся на Тверском бульваре, были вынуждены сдаться. На той же высокой крыше во время Великой Отечественной войны стояли зенитные орудия, отражавшие налеты гитлеровских самолетов.

В полуподвале нового дома в сентябре 1915 г. открылся знаменитый театр миниатюр «Летучая мышь». Родившаяся в Касьянов день, 29 февраля 1908 г., просто как место отдыха артистов Художественного театра и названная так, в отличие от «Чайки», «Летучая мышь» ко времени переселения в этот дом стала общедоступным и широко известным театром и вечерним кафе. «Фойе театра с большими, красного дерева диванами напоминало скорее гостиную, чем театральное помещение. В зрительном зале длинные узкие столы расположены были перпендикулярно сцене. Зрители располагались у столов. Официанты принимали заказы. Шла программа. Во время сценического действия все замирали – и официанты, и публика; наступала тишина. Каждая сценка, каждый фрагмент программы были тщательно поставлены, со вкусом оформлены и талантливо исполнялись превосходными актерами». Театр, созданный Н.Ф. Балиевым, действовал и после октября 1917 г. Часть труппы осталась в Советской России, а другая вместе с Балиевым эмигрировала. Тогда «стиль рюсс» был в моде, и его театр процветал. Но вскоре Запад поразил экономический кризис, и Балиев разорился. В Гнездниковском же спектакли продолжались, режиссером театра стал В.Л. Мчеделов. Однако в июле 1922 г. «Летучая мышь» закрылась. Но зал не пустовал – в нем обосновался театр пародий «Кривой Джимми», затем Московский театр сатиры, театр-студия Малого театра, цыганский театр «Ромэн» и, наконец, в наше время учебный театр ГИТИСа, а в 1989 г. сюда вернулась «Летучая мышь» – театр-кабаре молодых артистов Театра имени М.Н. Ермоловой. А теперь здесь театр «ГИТИС» Российской академии театрального искусства.

Если театральное искусство поселилось в полуподвале московского «небоскреба», то на его первом этаже нашла пристанище литература – в 1918 г. тут помещались редакции журнала «Творчество» и газеты Моссовета «Вечерние известия». В 1922–1924 гг. находилось отделение газеты «Накануне». Она издавалась в Берлине группой эмигрантов, выступавших за сотрудничество с советской властью. В газете активно сотрудничали многие известные писатели – А.Н. Толстой, М.А. Булгаков, В.П. Катаев, Л.В. Никулин, А.С. Неверов, К.А. Федин и др. Помещение редакции было своеобразным литературным клубом. В разные годы в доме находились редакции нескольких журналов – «Литературная учеба» и др., различные издательства, в том числе «Книга», «Московское товарищество писателей», более 30 лет (до 1970 г.) издательство «Советский писатель». Еще выше поселилась муза киноискусства – в 1914 г. в одной из квартир обосновалась редакция самого распространенного кинематографического журнала «Сине-Фоно», в 1915–1916 гг. находились контора и зимнее ателье кинофирмы, совладельцем которой был известный актер и режиссер В.Р. Гардин. В доме располагались и первый профсоюз кинослужащих, и киноиздательство, жил один из первых русских кинооператоров П.В. Ермолов. А сравнительно недавно опять застрекотали съемочные камеры и засветились софиты – на крыше снимались эпизоды фильмов Саввы Кулиша «Сказки, сказки. сказки старого Арбата», Эльдара Рязанова «Служебный роман», Карена Шахназарова «Курьер».

На самом верху, на плоской крыше здания, где сейчас стоит 15-метровая вышка – главный триангуляционный знак города (опорный пункт топографической съемки), – устроили кафе. Газета «Русское слово» сообщала, что 22 июня 1916 г. «на крыше самого высокого дома Москвы – дома Нирнзее, в Большом Гнездниковском переулке, открылось кафе „Крыша”, первый день существования которого был посвящен благотворительности в пользу Общества трудовой помощи инвалидам мировой войны. Новизна впечатлений привлекла на крышу немало народа, которому была предложена концертная программа из популярных в Москве имен». В 1920-х гг. на крыше дома было, как писала газета «Вечерняя Москва», «любимое место отдыха москвичей – ресторан-крыша». Там же играли два оркестра и показывали кино, но особенно зазывными были строки из рекламного объявления, которые, я думаю, вызывали веселое оживление жителей дома: «Горный воздух и сакли в саду сирени», а также некие таинственные «аулы».

Среди жильцов 4-го Дома Моссовета, как он стал называться в советское время, надо упомянуть и многих деятелей новой власти – начальника Военно-воздушных сил Красной армии П.И. Баранова, командующего морскими силами Э.С. Панцержанского, наркома почт и телеграфа В.Н. Подбельского, «дедушки русской авиации», шеф-пилота Троцкого Б.И. Россинского, партийного контролера М.Ф. Шкирятова, писателя-следователя Л. Шейнина и, наконец, генерального прокурора на инсценированных процессах 1930-х гг., палача А.Я. Вышинского. В доме жили и многие представители интеллигенции – архитектор, автор здания «Известий» Г.Б. Бархин, писатель К.И. Чуковский, режиссер А.Я. Таиров, скрипач-виртуоз, дирижер, композитор, автор воспоминаний В.В. Безекирский, поэт и художник Д.Д. Бурлюк, останавливался В.В. Маяковский. В доме № 5, стоявшем на месте новых строений, в меблированных комнатах летом 1863 г. жил Ф.И. Тютчев, в 1880-х гг. – артист М.М. Петипа, а в 1880–1881 гг. на втором этаже была квартира членов исполнительного комитета «Народной воли» С.В. Мартынова и В.С. Лебедева.

Дом № 8 в 1900-х гг. служил приютом семье Метнеров, самым известным из которых был композитор Николай Карлович. Он окончил Московскую консерваторию и позже сам преподавал в ней. Метнер – автор многих камерных сочинений, многочисленных романсов, выдающийся пианист, интерпретатор музыки Бетховена. Его брат, Эмилий Метнер, известен был как создатель и редактор издательства символистов «Мусагет». Третий брат, Александр, был скрипачом, дирижером и композитором, в течение многих лет заведовал музыкальной частью в Камерном театре. В доме Метнеров часто звучала музыка, сюда приходил их двоюродный брат А.Ф. Гедике, известный органист.

Позже Метнеры переехали в дом № 12 по Малому Гнездниковскому переулку. Сейчас этот переулок почти не отличается по протяженности от Большого. Но до XVIII в. он был значительно длиннее, проходя почти до самой Большой Никитской улицы, сворачивая перед ней на Тверской бульвар. Теперь переулок начинается от Шведского тупика. Левая сторона Малого Гнездниковского переулка занята сквером и новым зданием Московского Художественного театра, на месте которого в XIX – начале ХХ в. был дом московского обер-полицмейстера, а потом градоначальства.

В переулок выходило здание (№ 3 по Большому и № 5 по Малому Гнездниковским переулкам), где помещалась городская типография и редакция газеты «Ведомости московской городской полиции», о которой Гиляровский писал, что ее никто не читал; теперь же это кладезь интереснейших сведений о городе. В этом здании находились адресный стол, сыскное и охранное отделения московской полиции, здесь работал гений сыскной работы А.Ф. Кошко, переведенный сюда из Петербурга и наведший страх на уголовников Москвы. Охранное отделение разгромили в марте 1917 г. Ценнейшие архивы отделения были сожжены, может быть, не без участия самих полицейских и осведомителей, заметавших следы своей деятельности. Очевидец этих событий так описывал их: «„Жгите, чтобы следа не оставалось! Рвите в клочья! – кричал народ, с криками „ура” уничтожая книги. Во дворе охранного отделения был сложен грандиозный костер из разорванных бумаг и книг. Альбомы с фотографиями политических „преступников”, всякие реестры и списки разрывались в клочья и тут же сбрасывались в огонь. Толпа не позволяла никому ничего брать. Та ненависть, что жила у народа к этому учреждению, нашла себе исход в этом буйном погроме. Через полчаса после начала пожара в Б. Гнездниковский переулок были вызваны пожарные, которые намеревались тушить пожар, но толпа не допускала их к работе. И только убедившись, что все внутри охранного отделения горит, а книги, реестры и дела уже уничтожены, толпа отстранилась, и пожар был быстро потушен. Вслед за разгромом охранки толпа вошла в сыскное отделение, находящееся здесь же, в Б. Гнездниковском переулке, и уничтожила все шкафы, обстановку, а дела и книги вынесла на улицу и сожгла». Не только в 1917 г. полицейское здание подверглось такому нападению, но еще в революцию 1905 г. член партии эсеров Доблер бросил сюда две бомбы. В первые годы советской власти тут находился знаменитый МУР – Московский уголовный розыск.

Здание, которое занимали московская полиция и МУР, имело долгую и малоисследованную историю: еще в 1830-х гг. писали, что «дом сей выстроен с давних времен», но о ранних его владельцах ничего не известно. Он пережил пожар 1812 г., его владельцами были потомки коллежского советника Михаила Николаевича Еропкина, а в середине века он принадлежал жене корнета Петра Александровича Нащокина Анне Михайловне, урожденной Еропкиной. П.А. Нащокин был адъютантом героя войны 1812 г. генерала Дохтурова, дальним родственником пушкинского друга П.В. Нащокина. Их дочь Елизавета вышла замуж за известного драматурга К.А. Тарновского. Он был известен в московском театральном мире, занимал должность инспектора репертуара (важная должность, во многом определяющая жизнь театра и актеров), одним из основателей Артистического кружка. Он – известный литератор, переводчик пьес с французского и автор множества комедий и водевилей (таких как «Живчик», «Парики», «Фофочка», «Всех цветочков боле розу я любил», «Назвался груздем», «Слепой курице все пшеница» и др.), выдержавших много представлений. Он и его супруга – авторы нескольких популярных романсов и устроители музыкальных вечеров у себя дома. Там собирались многие известные представители артистического мира Москвы, и в их числе бывали М.С. Щепкин, Г.Н. Федотова, П.И. Чайковский, Н.Г. Рубинштейн. П.И. Чайковский часто бывает у них, он ухаживает за Муфкой, как звали одну из племянниц Тарновского. В 2005 г. московская общественность протестовала против разбора палат XVII в., обнаруженных при сносе строений бывшей полицейской канцелярии. Старинное здание, находившееся «под охраной» государства, в феврале 2006 г. было разрушено («упало само», как изящно выражались строители). Теперь тут строится «административно-жилое здание с подземной стоянкой» по проекту архитектора С.Б. Ткаченко, автора скандального дома «Патриарх» на Патриарших прудах и «Яйца» в Машковой улице.

Напротив, на углу с Малым Гнездниковским переулком (№ 4/1), выстроен офисный центр «Самсунг» (1997 г., архитекторы А. Боков, А. Сержантов, О. Макарова, Н. Сержантова, Н. Япринцева).

На противоположном углу (№ 7 по Малому Гнездниковскому переулку), внутри двора, огороженного литой чугунной решеткой, стоит здание, где находился Комитет по кинематографии. Центральная двухэтажная часть его осталась, возможно, еще от XVII в. Известно, что в 1738 г. владельцем этого участка, числившегося «на тяглой земле Новгородской сотни», был обер-секретарь Сената Семен Матвеевич Козьмин, продавший его в 1752 г. купцу А.Д. Кондикову. В 1776 г. участок перешел за значительную сумму – 5800 рублей – жене статского советника А.Т. Князева. В начале следующего столетия дом принадлежал сыновьям Федора Орлова, одного из тех Орловых, которые возвели на престол Екатерину II. Пройдя через много рук, особняк перешел в 1880 г. к московскому богачу Г.М. Лианозову и через два года был значительно переделан – изменился фасад и появились пристройки справа и слева (архитектор И.П. Херодинов). В 1894–1897 гг. здесь помещалась редакция журнала «Русское обозрение», орган наиболее низкопробных кругов, близких к черносотенцам, погромщикам и шовинистам. Журнал, несмотря на поддержку влиятельных кругов, влачил жалкое существование и был закрыт. Как вспоминал журналист Михаил Кольцов (Фридлянд): «В этот особняк в Малом Гнездниковском переулке мы входили весной восемнадцатого года с красногвардейским отрядом, ставили посты у ворот, медленно проходили комнату за комнатой, и зимний сад с пальмами в кадках, и погреб с винными лужами, и салон с плюшевыми занавесями, и мраморную лестницу с чучелом медведя, с подносом для карточек купеческих визитеров, приходивших поздравлять господина Лианозова с Новым годом и праздником святой пасхи. В этом особняке, мрачноватом и бестолково построенном, суждено было вырасти и распуститься яркому цветку советского кино». Незадолго до октября 1917 г. особняк арендовал некий Чибрарио де Годен, представитель кинофирмы «Транс-Атлантик», и с этого времени здание тесно связано с кинематографией. В 1918 г. тут находились кинофотоотдел при Наркомпросе, а затем Совкино и Министерство кинематографии. В 1925 г. старый особняк надстроили, но он сохранил эклектический фасад. Вероятно, тогда наверху появилась фигура рабочего с молотом и катушкой кинопленки в руках. В конце 1919 г. сюда приезжал В.И. Ленин, всегда придававший большое значение развитию кино. Он посвятил киноделу «Директивы», где подчеркивал, что должны выпускаться и «увеселительные картины, специально для рекламы и для дохода (конечно, без похабщины и контрреволюции) и… под фирмой „из жизни народов всех стран” – картины специально пропагандистского содержания…», которые, как особенно подчеркивал вождь, было необходимо «давать на проверку старым марксистам и литераторам…».

В 1919 г. тут образовался ЛИТО – литературный отдел Наркомпроса, призванный руководить литературной жизнью республики, во главе которого поставили Луначарского, а заместителем Брюсова. Вскоре ЛИТО перевели отсюда в дом «России» на Сретенский бульвар, где эта мертворожденная организация и почила. К старому зданию со стороны Большого Гнездниковского переулка пристроено новое (1969 г., архитекторы В. Уткин, Г. Уткина, О. Ловская).

Под № 9 – несколько зданий, тянущихся почти до Тверской. Первые два – трех– и двухэтажное – появились в 1874 г. (архитектор А.Е. Вебер, надстроено) и в 1895 г. (архитектор С.С. Эйбушитц). Они находятся на территории, выходящей в Большой Гнездниковский переулок (№ 8). Это владение принадлежало с 1781 г. до начала XIX в. архитектору Е.С. Назарову, участвовавшему в создании таких сооружений, как Странноприимный дом (ныне Институт скорой помощи имени Н.В. Склифосовского), церковь на Лазаревском кладбище.

Пятиэтажное здание под тем же № 9 находится уже на другом участке, где, выходя на Тверскую, стоял большой барский дом 1790–1795 гг. князя А.А. Прозоровского, московского генерал-губернатора, грубого солдафона и служаки, «прославившегося» ретивым преследованием книгоиздателя Н.И. Новикова. В начале XIX в. этот дом еще принадлежал крупным дворянским фамилиям – Голицыным, Куракиным, но к середине века он переходит в другие руки, а в его роскошных залах устраиваются платные танцы, вечера, представления такого рода, о котором, как, например, сообщала одна из афиш: «Северный волшебник Жан Мартини будет давать большие индийские вечера под названием ДВА ЧАСА В ЗАБЛУЖДЕНИИ». С переходом к подрядчику С.М. Малкиелю (ему принадлежал и дом напротив, где теперь «Елисеевский» гастроном) он полностью перестраивается – исчезает колонный портик, делается новый декор (1873 г., архитектор В.А. Гартман). В 1880 г. в доме строится по проекту М.Н. Чичагова театральный зал, вход в который был с Малого Гнездниковского переулка. В нем до февраля 1882 г. стал давать спектакли первый московский частный театр под руководством актрисы А.А. Бренко, который назывался Театром близ памятника Пушкину, или просто Пушкинским. Театр этот, как и многие предприятия талантливой актрисы, но неудачливого антрепренера, просуществовал недолго. Чехов шутил, что актриса «оправдывает» свою фамилию – от немецкого глагола brennen, то есть «прогорать». В 1891 г. театральный зал переделывается под жилые квартиры. Во время тотальной перестройки Тверской бывший дворец сломали и выстроили современное жилое здание (№ 15, 1939–1940 гг., архитектор А.Г. Мордвинов). На другой стороне переулка в скромном доме № 10 в 1927–1939 гг. жил академик И.М. Губкин, имя которого прежде всего связано с освоением Второго Баку, обширного нефтеносного района между Волгой и Уралом. Губкин разрабатывал учение о генезисе и условиях формирования нефтяных месторождений. Он сыграл большую роль в организации высшего геологического образования в СССР.