5. Воскресенье, 27.08.2017
Я пью воду прямо из ведра в ванной. Выпиваю половину и все еще ощущаю жажду. Допиваю остальное, но жажда никуда не исчезает, даже в глотке осталась сухость. Вместе с этим мочусь в раковину, так же долго и безрезультатно.
Рассвет. Открываю глаза и первым делом трогаю простыни в области паха – сухо. Сухо так же, как и во рту. Сначала я иду в туалет, а потом бреду к столь желанной воде, намереваясь выпить ее всю. Желудок начинает протестовать после нескольких глотков.
Дрема приходит и уходит, как накатывают волны на берег, иногда приносит бредовые незапоминающиеся сны. В минуты бодрствования приходят воспоминания. Марина. Не прошло и двадцати минут после моего сообщения, а она уже звонила в дверь. Не поздоровавшись, прошла в комнату, разделась и забралась в кровать. Не сказала и слова. Я тоже с ней не разговаривал. Мы просто перепихнулись, молча, без особого удовольствия. После чего она так же быстро оделась и ушла.
Может, это был сон? Я не уверен, что такое могло произойти на самом деле. Хотя сейчас я не могу точно ничего сказать. Как можно быть в чем-то уверенным, когда в одно мгновенье твой родной дом и весь поселок находится на дне океана, а ты безрезультатно машешь руками, чтобы всплыть, в другое – за тобой гонится стая краснозадых обезьян с такими же красными, горящими глазами, которые сбежали из ветеринарно-психического учреждения?
Когда я в следующий раз открыл глаза, часы показывали девять. Опять мучает жажда и я иду на кухню. Вадим сидит за столом, пьет кофе.
– Давно встал?
– Только что, – говорит.
Теперь я осиливаю полный стакан. А вот на кофе места уже не остается, но я все равно его делаю, только воды наливаю в два раза меньше обычного.
– Помирились? – спрашивает Вадим, когда я сажусь напротив.
– Не знаю, – отвечаю я и рассказываю ему, как все было.
Вадим не отвечает, думает, смотрит на меня, пытаясь уличить во лжи. Только зачем мне лгать?
– Напиши ей, – наконец говорит он. – Прямо сейчас, вдруг придет?
– Это бред, у нас вчера было групповое помешательство, общая галлюцинация, вот и все.
– А ее СМС осталось?
Да, ее сообщение, где она соглашается прийти ко мне, сохранилось. Пытаюсь до нее дозвониться – безрезультатно.
– Странно, – говорит Вадим, словно сам я этого не понимаю.
***
Лето, 2008 г.
Иногда в лагере на площадке для танцев (которая по утрам служила плацем, а на праздники – площадью для проведения мероприятий) вожатый, исполняющий роль диджея, объявлял белый танец. Вадим не знал, что это за танец такой и почему называется белым. Единственное предположение, которое казалось логичным его детскому разуму – после объявления нужно быстренько бежать переодеваться во все белое. Он чуть не заплакал, когда понял, что из белого у него есть только пара носков и трусы, и еще носовой платок. К его удивлению, переодеваться никто не торопился. Играла медленная музыка, парни глазели на девчонок, девчонки исподтишка поглядывали на парней.
– Девочки приглашают мальчиков, давайте, смелее, – сказал вожатый в микрофон.
Первая дискотека в лагере, никто еще никого не знает, все стесняются. И в жизни Вадима она тоже первая. Если, конечно, не считать многочисленные семейные праздники, где пьяные родители, дяди, тети громко смеются, ругаются, танцуют, да и в общем ведут себя крайне странно. Тети своими загребущими руками с толстыми пальцами тянутся к нему, приговаривая: “Не стесняйся”, а он кричит (пищит) во всю мочь своих маленьких легких, словно теть этих покинул разум, но вселилась жажда выесть его мозг.
– Не стесняйтесь, – говорит вожатый и по телу Вадима пробегает дрожь.
Дети продолжают топтаться на месте.
– Ладно, тогда, может, наши мальчики окажутся более смелыми, – говорит он, когда музыка стихает.
Начинается другая песня, опять медленная, словно вожатому жизненно необходимо, чтобы эти дети начали обниматься у него на глазах. Но ничего не меняется. Вадим неуверенно поглядывает на мальчишек, потом, уже более храбро, – на девчонок. Его взгляд останавливается на милой девочке, которую он заметил, только приехав в лагерь, видел он ее и после – в столовой. Почему бы нет, думает он и идет к ней. Мальчишки за его спиной одобрительно гудят. Все девчонки с интересом смотрят на него, а он, красный, сто раз пожалевший о смелости, не видит уже ничего, кроме своей избранницы. Приглашает ее, слышит отказ. Все происходит слишком быстро, он ничего не понимает, бормочет, что ему нужен всего один танец, а она так же мотает головой и прячется за подружкой. Вадим смотрит на подружку, на других девчонок, и уходит прочь.
Кто-то из вожатых наверняка видел это, потому что сразу же заиграла другая, быстрая песня, а к нему подбежала девушка, в два раза старше его, и увела в сторонку, пожалела, приободрила, наплела чепухи о стеснительных девочках. Он ей и поверил, а на лице вновь засияла улыбка.
***
Сегодня
– Да чтоб тебя, – воскликнул я.
Розыгрыш закончился. Я не разбогател, даже чертовой десятки не выиграл.
– По крайней мере, джек-пот не достался никому, – говорит Вадим.
– Как будто мне от этого легче.
В час дня мы завтракаем макаронами с кетчупом. Вадим все утро мужественно отмалчивался насчет вчерашнего, а мне неудобно было спрашивать. Но не выдержал все-таки я.
– Так как это было? – спросил я.
– Круто, – промямлил он с забитым ртом. Прожевал и добавил: – Нереально круто.
– Номерок хоть оставила?
– Как-то не подумал попросить. Но я знаю, где ее найти.
– А что толку? Никому еще не везло дважды.
– Посмотрим.
Сегодня из Вадима слова не вытянуть, вчера, наверное, выговорился на всю жизнь. Он встает, ставит пустую тарелку в раковину, и только тогда, не оборачиваясь, начинает говорить.
– Странно все-таки.
– Что?
– Мы зашли в туалет, но к делу приступили не сразу.
– И?
– Она городила какую-то ерунду. На секунду я даже подумал, что это все, чем она тут занимается. Ну, с парнями.
– Читает лекции по половому воспитанию?
– Не знаю. Говорила что-то о мастурбации и о сексе, я просто со всем соглашался, был занят, исследуя ее – она не возражала. А потом замолчала и оттолкнула меня. Протянула руку для пожатия. И вот только после всего этого…
– Так о чем она все-таки говорила?
– Честно, даже не помню.
Вадим все еще не обернулся, стоял, упершись руками в края раковины, поэтому я не смог определить (а определял я обычно очень легко), врет ли он.
– Наверное, говорила, что делать можно, что нельзя, – предположил я, чтобы только не молчать.
– Наверное, – согласился Вадим.
– Денег с тебя не взяла?
– Чего? Каких еще денег? – Вадим рассмеялся и, наконец, обернулся.
– Не уверен, но мне рассказывали, что есть девушки, которые спят с парнями за деньги.
– Не неси ты, – отмахнулся он.
***
Вчера
Он позвонил ей сегодня вечером и назначил свидание на воскресенье. Она радуется как дура, рассказывает наконец-то о нем девчонкам, выбривает все необходимые места, не забывает бросить парня, выбирает одежду для завтрашней встречи. Не обращает внимания на дурацкое “хочу тебя жестко” от бывшего парня. Что он вообще возомнил? Она же ему написала, что все кончено. Да, она не думает и отвечать на это грубое приглашение, но… Как только она мысленно отшивает его, ей сразу приходит еще сообщение, но теперь от Дениса. Он пишет, что им не стоит встречаться.
Она сидит на кровати, на куче одежды, молча смотрит в телефон и ничего не понимает. Вчера он хорошо себя вел, слишком хорошо для парня, которому девушка безразлична. Он не пытался ее напоить и облапать, не набивался на чай (а она бы впустила его на чай). А теперь пишет это и не отвечает на звонки. И что теперь? Звонить бывшему и мириться? Ждать, что Денис передумает? Нет, ничего она не будет делать.
Она вновь и вновь прокручивала события вчерашнего вечера, начиная от начала представления в “Перепутье” и заканчивая поцелуем около подъезда, пока не вспомнила, что говорил тот бородатый козел. Чему она тогда значения не придала. По телу пробежал холодок.
– Чушь, – прошептала она, но еще раз перечитала сообщение от бывшего и поехала к нему.
***
Лето, 20..
Каждый год его отправляли в тот же лагерь. Некоторые родители поступали так же со своими детьми, поэтому из года в год он видел много знакомых лиц. И по этой же причине его воспоминания о лагере слились воедино. Он не мог сказать, когда произошел случай на дискотеке: в тот год, когда его впервые поцеловала девочка, или в какой-нибудь другой. Вряд ли это сейчас имеет значение.
День поцелуев. Кто-то из ребят с самого утра влетел в комнату и объявил взбудораживающую новость. В этот день девчонки красили губы и целовали мальчишек, а мальчишки не должны были умываться до самого вечера, до самого конкурса, на котором определяли победителя в разных дурацких номинациях. Мальчишки, не уверенные в своих силах и привлекательности, красили губы и оставляли поцелуи на щеках друг друга. Вадим над ними потешался, обзывая “гномиками”. Только к концу дня их смекалистость казалась ему уж не такой дурацкой: он сидел на лавочке, во время так называемого конкурса, и мог похвастаться всего одной отметиной. Но какой ценой он ее получил. Вспоминая, ему становилось до жути стыдно. Было внутри еще что-то нехорошее, какое-то угнетающее чувство, не поддающееся описанию.
Поцелуи также можно было зарабатывать нехитрым способом. Никто не мог сказать, вожатые его придумали или кто-то из ребят, но все знали: совершаешь набег – получаешь поцелуй. Первый набег они произвели после обеда. Мальчишки, которые жили в одной комнате с Вадимом, договорились быстренько поесть, чтобы первыми улизнуть. Вся столовая после окончания обеда прокричала благодарность поварам, а потом мальчишки ринулись к выходу. Мальчишки из других комнат, как оказалось, придерживались того же плана, поэтому дверь из столовой чуть не вынесли вместе со стеной. Девчонки визжали, понимая, что к чему, пробивались на улицу, чтобы первыми добраться до своих комнат и запереть дверь.
Вадим несся со всех ног, возбужденный (в хорошем смысле), смеялся вместе с остальными. Да, их группка успела добраться до комнаты девчонок первыми. Все шло по плану: каждый брал какую-то вещицу, а возвращал ее законной владелице в обмен на поцелуй. Некоторые парни брали даже по две или три и получали свое. Вадим же взял только одну – расческу. Девчонка эта то ли не знала о “дне поцелуев”, то ли ее совершенно не интересовали подобные выдумки, а может, она дежурила в столовой, потому что вернулась в комнату через пятнадцать минут после набега ребят. И застала Вадима одного. Да, к тому времени все перецеловались и, наверное, пошли праздновать дальше, прячась в каких-то укромных местечках. Он не знал, никто ему не сказал, да и не интересно ему, куда они все подевались. Главное, дождаться своей жертвы и получить, что причитается.
Он не знал, кому принадлежала расческа. Никто из парней не знал, чью вещь берет, поэтому была интрига (парни потом хвастали, кем были поцелованы). В двери появилась чуть ли не самая красивая девчонка, которую он любил с первого дня, и с которой не говорил ни разу (и не танцевал). О, она сразу все поняла, не нужно было даже дожидаться улыбки Вадима (внутри у него что-то оборвалось, когда она вошла, но он смог улыбнуться).
– Верни, – сказала она, скрестив руки на груди.
– За поцелуй. – Вадим не ожидал, что она просто потребует вещь назад, поэтому его слова прозвучали слишком тихо, слишком неуверенно.
– Верни мне мою расческу!
Она подошла к нему и попыталась отобрать свою вещь, но Вадим уже включился в игру.
– Поцелуй, – повторил он.
Тогда она предприняла еще одну попытку, но с тем же результатом. Да, он победил, она наклонилась к нему, слегка прикоснулась губами к щеке, оставив едва заметный след от помады. Тогда он отдал расческу и ушел, понимая, что все прошло не совсем так, как у других ребят.