27. Prelude and Fugue No.3 in C-sharp major, BWV.872
«Полёты на воздушном шаре-анахронизм и вчерашний день! Грядёт эра высоких технологий!»
Сайрос Смит. «Популярная механика»
Той же самой осенью, в октябре, когда начались затяжные дожди, а иногда и пролетал редкий, тут же таящий снежок, и лучше всего было бы отсиживаться после школы в тёплой квартире за интересной книжкой, неудержимая страсть к поиску приключений на свою задницу частенько влекла меня на плотину.
Как я уже говорил, речка Светловка образует у нашей деревеньки пруд, имеющий несколько вытянутую форму, напоминающую очертания печени. Водоём имеет не естественное происхождение, он был создан в таком виде в годы великих строек, и на его берегу располагалась небольшая электростанция, от которой ныне остались лишь руины. Пацанами мы излазили эти развалины вдоль и поперёк, ползая по, напоминавшему выбросившегося на берег гигантского кита, старому высокому катеру со ржавым винтом, лежащему в одной из секций бывшей станции вверх килем. Собственно, от помещения там почти ничего не осталось за исключением пары-тройки серых каменных стен, скрытых деревьями и разросшимся кустарником. Ещё и сейчас, при желании туда можно попасть, т.к. всё это находится в центре села, на территории остановленной мебельной фабрики, но опасность обрушения ветхих строений намекает на то, что поступать так не следует. На фронтоне одной из пока держащихся стен, обращённой как раз к новой плотине, выложена фигурная дата основания-1926 год. Однако не столько сами руины манили нас, в них было слишком жутко и опасно. Везде, из земли, и из стен торчала арматура, при сильном ветре с остатков перекрытий сыпалась земля и падали мелкие камушки, под ногами кое-где хлюпала вода, ибо местность там болотистая. Манила таинственная атмосфера заброшенности и запустения былого величия. По прошествии многих лет я жалел, что не получилось сфотографировать этот умирающий памятник нашей деревенской истории, но теперь изменить что-либо уже поздно.
Новую же плотину, призванную регулировать уровень пруда, построили чуть далее, гораздо позднее. Берега реки здесь отделялись от несущейся бурлящей воды цементными стены, а за ними, справа, грудами лежали наваленные большие куски специально свезённых сюда скальных пород, огромных глыб. Левый берег находился ниже правого, но тоже являлся насыпным, с преобладанием мелкого щебня и отдельными серыми булыжниками, ушедшими в воду метра на полтора. Камни достигали таких размеров, что, забравшись них, можно было забросить удочку почти до середины потока.
Через дамбу, над ревущим водопадом пролегала асфальтированная дорога, поднимающаяся, затем, в горку. Тут по краю дороги и с левого берега, вдоль спуска воды были установлены металлические ограждения и перила из труб. Года через два после описываемых событий, местный чудак и алкоголик Гена Краля, вёз в грузовике на фабрику несколько бочек краски. С горы, спускающейся к плотине, он решил промчаться с ветерком, не притормаживая, однако не справился с управлением, скатился под откос, со всей дури врезался в перила, проломив их, и вместе с перевернувшимся грузовиком, ушёл с пятнадцатиметровой высоты под воду, в поток. Говорят, что пьяных Бог бережёт. Гена подтвердит, ибо отделался тогда лишь парой царапин на морде лица. Чего нельзя сказать о машине, её, покалеченную, пришлось извлекать со дна подъёмным краном.
За утопленный грузовик и езду в нетрезвом состоянии Гену арестовали и судили, дав условно 2 года и обязав возместить ущерб. Не знаю, возместил ли он ущерб от разбитого грузовика и утраченной краски, но вскоре этот прохиндей разбил и свой мотоцикл «Урал», опять нисколько не пострадав при аварии. На «Урале» он когда-то рассекал перед гаишниками в самодельном шлеме, изготовленном из половина выеденного арбуза. Этот хохмач и сам давным-давно служил в милиции, пока с треском не вылетел оттуда за пьянку.
Потом Краля ещё не раз демонстрировал своё везение и умение хорошо плавать. Например, однажды, поздней весной, когда лёд у берегов уже сошёл и остался только на середине пруда, Гена на спор плюхнулся в ледяную воду, доплыл до льдины, находившейся метрах в двухстах пятидесяти от берега, вылез на неё, попрыгал, крича и размахивая руками, и, как ни в чём не бывало, вернулся обратно к корешам, выиграв бутылку водки, раскупоренную и распробованную тут же на берегу, «для сугреву»
Плотина, и река ниже по течению, являлись излюбленными местами местных, да и не только местных, рыбаков. В среднем течении рыбачили удочками на червя, мотыля или тесто с каплей анисовой настойки; внизу, ближе к мосту, в ночное время некоторые, рискуя попасть в руки рыбнадзора, орудовали сетью, бреднем, саком. Одно время массово кинулись удить рыбу с помощью тройников. К короткому удилищу привязывалась толстая леска с тройником и грузилом. Тройник забрасывался в пену, прямо в бучило, туда, куда скатывалась вода из пруда, а рыбак, сидящий на бетонной стене плотины, время от времени резко дёргал удочку вверх. Рыба пронзалась крючком-тройником в брюхо, в бок или за жабры, и покалеченная вытаскивалась на берег. Рыбачить таким образом, конечно, запрещалось, да и имело смысл лишь при открытии шлюзов, когда из пруда спускались излишки воды. Тогда невероятно мощный поток, способный тащить за собой брёвна, затоплять берега, ворочать валуны, бурлил пеной у бетонных пятнадцатиметровых стен, облепленных любителями рыбной ловли, зачастую обдавая их водяными брызгами. Но это мало, кого пугало, некоторым за вечер удавалось натаскать из воды целое ведро достаточно крупных линей, поблескивающих желтоватой чешуёй. Сейчас лини в нашем пруду уже не водятся.
В остальное время течение катило свои воды ровно и спокойно и кое-где даже имелась возможность перейти вброд с одного берега на другой. Мы перебирались так неоднократно, не имея какой-либо определённой цели, просто из озорства. Вода могла доходить до колен, толкала на скользких камнях, норовя опрокинуть на бок, а тягучие зелёные водоросли, напоминавшие волосы спящей русалки, обвивались вокруг ступней.
Но, когда открывали шлюзы, то от кромки берега следовало держаться подальше. Светловка увеличивалась в размерах почти в полтора раза, превращаясь в злобного неистового зверя, несущегося вниз с пугающей силой и сметающего всё на своём пути.
В тот год на плотине начали укреплять стены, по которым кое-где, от старости, поползли трещины. К ним свезли кучу разного строительного материала, в том числе и две металлические балки шириной около сорока сантиметров. Ту, что оказалась подлиннее, перекинули с одной стены на противоположную. Вторую, покороче, уложили так, что она, замерев на половине пути до другого берега, нависла над пенящимся потоком. Как у нас и полагается, по окончании работ их бросили на месте реконструкции, убрав лишь следующим летом.
К ним-то, под сеющей с неба дождевой пылью и направил я свои сапоги в тот серенький осенний день.