11. Prelude and Fugue No.11 in F major, BWV.856
«Всё началось с моего увлечения дагерротипом»
Джонни Фёст.
Почему-то не стали ни я, ни Владлен, посещать фотокружок, хотя и фотоаппарат у нас имелся и снимали мы весьма охотно, не жалея денег на плёнки, проявители, закрепители, ванночки с пинцетами и прочее оборудование. Правда, весь этот набор фотолюбителя появился в нашем доме несколько позднее, когда мне было уже лет 15—16. До этого мы пару раз печатали фото, закрывшись ночью в бане у Ложкиных. К тому времени, когда приходила пора устраиваться на лавочке, у занавешенного окошка, плёнки уже были Веней, обычно, проявлены, просушены и нам оставалось лишь перенести изображение на фотобумагу. Процесс сей не любит спешки, поэтому мы только к рассвету выключали красный фонарь и заваливались поспать хотя бы пару часов. Но печатью изготовление фото не ограничивалось, фотографии требовалось глянцевать, чем Вениамин занимался уже сам, без моего присутствия. Это, однако, происходило позднее, когда Ложкины переехали в новостройки. Именно туда я и отправлялся по приглашению Вени проводить ночи за изготовлением снимков. Мы с ним высаживали десант у его деда, Матвея Лукича, и оккупировали ванную на половину ночи.
Сам я обзавёлся крошечной фотолабораторией чуть позже, раздельно покупая ванночки, пинцеты, фотоувеличитель, бачок для проявки плёнки. Весь этот инструментарий, пока был не востребован, хранился в углу веранды дома, а случае надобности мы перетаскивали его в баню, стоявшую во дворе возле гаража, занавешивали тёмной рубашкой окно и творили. Творения получались так себе, у нас совсем не имелось никакого представления об экспозиции, выдержке, диафрагме; снимали на глазок и на авось. Фотоаппарат тоже оказался не идеален. Могу ошибиться, но, по-моему, это была «Смена 8М», бюджетный, как сейчас выражаются, вариант. Мы завидовали Панчо, у него отец владел «ФЭДом», техникой, по тем временам, добротной и удобной. Если, конечно, ей уметь пользоваться. Качество съёмки не в последнюю очередь зависело от используемой фотоплёнки. Цветная оказалась для нас слишком дорогой и, поговаривали, что для неё нужны специальные, особые, проявитель и закрепитель, поэтому приходилось обходиться свемовскими чёрно-белыми на 65 и 64. Стоили они сущие копейки, но возни с ними, как и вообще с любой плёнкой было предостаточно. Поначалу требовалось в тёмном помещении или в слегка затемнённом, но так, чтобы руки находились в чём-то светонепроницаемом, вслепую распаковать плёнку, сняв с неё защитную чёрную бумагу, с внутренней стороны покрытую фольгой, и вставить её в кассету. Ну, это, можно сказать, самое простое, детское задание, с этим справлялись и новички. Заряженную плёнкой кассету уже можно было вставлять в аппарат и приступать к съёмке.
А вот затем начинались муки мученические, проявка. Отснятую плёнку полагалось несколькими витками вставить в специальный круглый бачок, вверху которого находилось отверстие для залива внутрь проявителя, а затем и закрепителя. Естественно, вставлять плёнку в бачок, наматывая спиралью ряд за рядом, требовалось в темноте, на ощупь, тщательно следя за тем, чтобы один слой плёнки не касался следующего, иначе изображение с одного кадра накладывалось на другое. Когда плёнка уже находилась внутри, в бачок примерно на шесть минут заливался проявитель определённой температуры. По истечении этого времени, проявитель сливался и его место занимал закрепитель. Потом следовала промывка в тёплой воде, после чего обработанная таким хитрым способом плёнка извлекалась из бачка и сушилась, будучи подвешенной на прищепке к бельевой верёвке. Иногда что-то шло не совсем так, как планировалось, как должно было пойти, и плёнка оказывалась засвеченной. Или кадры негативов были настолько плохи, что даже и не стоило браться за их печать, ибо ничего, кроме порчи бумаги не могло получиться.
Бумага тоже использовалась самая обычная, не такая уж и дорогая. Мы печатали на «Бромпортрете», «Униброме», «Берёзке», «Бромэкспрессе» Очень мало из сделанных тогда фотографий дожили до сегодняшних дней, некоторые из выживших пожелтели по неизвестной мне причине, вероятно, мы что-то перемудрили с проявителем или закрепителем.
А вот процесс печати воспринимался нами поначалу, как некое священнодействие. С течением времени, конечно, попривыкли, и не ощущали уже такого трепета, как в первые моменты. Но в самом начале почти верили в чудо, к чему располагал сам процесс и то, как медленно, постепенно, в красном свете фонаря, проступало изображение на листе, помещённом в ванночку с проявителем. Хотелось прыгать, хлопать в ладоши и кричать от радости: «Получилось, получилось!» Но, сдерживались, сдерживались, а позже и вообще стали считать это чем-то само собой разумеющимся и лишь поторапливали: «Быстрее, ну быстрее же!» И чудо пропало, всё стало обыденным и перестало получаться так качественно, как получалось в самом начале. Наверное, потому, что мы уже не вкладывали в это дело частичку души, каплю восторженности, а пытались просто штамповать фотографии.
Одним из освоенных нами видов изготовления фото неожиданно оказалась печать с фотонегативов. Это значит буквально следующее: берётся фото с оттиском негатива, любых размеров, стороной снимка накладывается на чистый лист фотобумаги, а сверху на это соитие помещается стекло, желательно чисто вымытое, иначе все пятна, крошки и прочее будут в виде точек отражены на фото. Над этим стеклом, прижимающим собою два листа, включается на несколько секунд, или просто включается-выключается, лампа фотоувеличителя, извлечённая из аппарата. Затем лист проявляется, как обычно. На нём проступает, не очень качественное, в большинстве случаев, изображение, но уже не в виде негатива, а привычное глазу. Не знаю, кто изобрёл данный способ, но это оказалось гениально, так можно было размножить любое фото, не имея его на плёнке. Процесс, конечно, затягивался, так как требовалось поначалу сделать негатив с фото, просушить его, и только затем клепать копии. Копировали, появившиеся в то время в большом количестве, изображения обвешенного гранатами Шварцнеггера, исцарапанного в стычках с многочисленными врагами Брюса Ли, каких-то страшилищ из фильмов ужасов, Чака Норриса и прочую белиберду. Доходило до того, что некоторые, особо продвинутые товарищи, торговали или самими негативами, или обычными снимками. Рубль штука. Или 50 копеек, если размер не так велик.
Иногда, дороже…