10. Prelude and Fugue No.10 in e minor, BWV.855
«Музыка-это своеобразный язык циничного народа, коим являются музыканты»
В. А. Данилов, альтист.
Чуть далее, за библиотекой, направо по коридору школы, ранее располагалась пионерская комната, а за ней кабинет музыки. С данным предметом у меня сложились странные отношения. Дело в том, что подавляющее большинство моих соучеников на дух не переносило классики, чего никак нельзя сказать обо мне. Тяга к ней у меня проявлялась на уровне инстинкта, иначе я не могу это объяснить, ведь дома у нас не имелось пластинок с классическими произведениями, всё больше ВИА, эстрада, так как именно их любила мама. Мне, же, подобные песенки никогда не были особо интересны, тянуло почему-то именно к великим мелодиям. Бах, Бетховен, Моцарт-уважение и любовь к их концертам, сонатам и фугам зародились на тех самых на уроках музыки. Впрочем, дисциплина эта, насколько мне не изменяет память, велась у нас крайне нерегулярно. Очень жаль, что отсутствовала в нашей деревне музыкальная школа. Всю жизнь я потом жалел, что не умею играть на фортепиано. Но в условиях сельской местности выучиться чему-то подобному, вообще, почти не осуществимо. В городе гораздо проще, ибо там нет необходимости поливать огород в летнее пекло, обливаясь потом таскать воду из колонки через дорогу или из старого колодца, и не одно-два ведра, а примерно сорок, ведь полить надо клубнику, помидоры, огурцы, капусту, лук, морковь и прочее. А прополка грядок от сорняков? А посадка и уборка картошки? А муторное ежедневное собирание личинок колорадских жуков, усыпающих картофельные кусты, подобно спелым красным ягодам?
Зимой в городе не нужно каждый день по часу-полтора чистить двор от выпавшего за ночь снега, вывозя его за ворота, к дороге, в плетёном коробке на деревянных санках; не требуется колоть берёзовые дрова, частенько с проклятиями вытаскивая из полена застрявший у сучка топор. На все подобные хозяйственные дела уходит масса времени. Вот и получается, что при необходимости заниматься музыкой в день, хотя бы, минимум, по три часа, времени на подобные упражнения абсолютно не имеется. Ведь, кроме всего вышеперечисленного, в учебный период весь вечер приходится просиживать за домашним заданием. Кто тому же, такие бесполезные в хозяйстве занятия, считаются в деревне прихотью и баловством, лишь отнимающими драгоценные часы.
Совершенно другое дело-умение играть на баяне, аккордеоне или гармошке-трёхрядке. Оно всегда пользовалось спросом и уважением, ибо «какая свадьба без баяна», а также дни рождения, похороны, юбилеи, праздники и прочие посиделки. Гармониста-баяниста уважали, поили допьяна и кормили досыта. Как говаривал мой дед Николай, известный у нас в деревне гармонист, имевший несколько уникальных, в своём роде гармоней, лежащих у него в доме на шкафах в специальных футлярах, постоянно приглашаемый на такие вот мероприятия, или приглашавший гостей к себе, если его спрашивали, будет ли он кушать: «У меня аппетит, пока пуговка не отлетит! Так что, давай, хозяйка, бери побольше, клади поближе! Рюмку? Не, я из стакана привык!» В самом деле, он и так-то был не худым, имея приличное брюшко, нависающее над брючным ремнём, а после застолья, благодаря выпитому и съеденному, иногда с трудом поднимался со стула.
Дед Николай подарил как-то на день рождения кому-то из нас, я сейчас и не упомню, кому именно, мне или брату, стильный, небольшой, блестящий белыми и чёрными гладкими клавишами, и кнопками, аккордеончик в кожаном, пахнущем клеем, футляре. Ах, как жаль, что инструмент так и пролежал в шифоньере бо́льшую часть времени почти без дела, среди одеял, подушек и матрацев.
А ведь научиться играть на нём было вполне реально. Братец мой, Владлен, учась в пятом классе посещал в Доме Пионеров кружок баянистов, где в то время преподавал мастер своего дела, виртуоз, дядя Витя Салышев. Происходило это ещё до того, как дядя Витя спьяну подпалил у себя в огороде баньку, за что и отправился на небольшой срок в места не столь отдалённые. Он тогда уже разменял сороковник и, будучи женат, воспитывал дочь Лену, на пару лет старше меня, девчонку достаточно вредную и отчаянную, сорви голову, как говорят про таких. Одновременно с преподаванием в Доме Пионеров, он руководил русским народным хором, состоящим из пенсионерок и пенсионеров, и принимавшим участие от местного дома культуры в конкурсах районного масштаба.
В том хоре пела бабушка Аня, имевшая на улице Почтовской свой домик, но после гибели нашего отца, жившая, в основном, с нами, и помогавшая маме воспитывать малолетних бандитов, то и дело норовящих что-нибудь сжечь, сломать или утопить в бочке с дождевой водой. Почти весь репертуар хора за десяток лет бабушка Анна хранила в старинной не разлинованной синей тетрадке, но разобрать что там написано могла лишь она сама. Почерк её, не просто ужасный, а совершенно неразборчивый, напоминал буквы одного ей известного алфавита. Дело объяснялось тем, что она так и не научилась нормально писать, закончив, кажется, всего 3 класса. Время стояло такое, что было не до учёбы-сначала революция, потом гражданская война. Детей у неё в живых не осталось. Единственный сын умер ребёнком то ли от дифтерита, то ли от скарлатины, то ли от тифа, я уже, сейчас, и не помню точно от чего. Первый муж бабушки Анны уже несколько лет, как погиб, о чём речь пойдёт несколько позднее, и она вышла замуж второй раз за седобородого, молчаливого и угрюмого крепкого кержака, не гнушавшегося выпить водочки во время семейных застолий и часто, поэтому, ходившего с красным, как спелое яблоко, лицом. Имя его не сохранилось в моей памяти, умер он в начале 80-х, и что характерно, я не припомню, чтобы бабуля посещала его могилу. Нет, может быть, она и бывала на ней, наверняка, даже, но мне это, почему-то не запомнилось.
И вот, брату, выразившему желание посещать занятия кружка баянистов, где-то достали инструмент, кажется, взяли напрокат у знакомых. Он довольно успешно начал осваивать инструмент и что-то там пиликать, подбирая вечерами, по газетным публикациям нот, любимую мамину песню «Лаванда» Увы, продолжалось обучение не долго, всего несколько месяцев. Не очень удобно оказалось таскать на занятия тяжеленный баян. Зимой это приходилось делать, возя его на санках, а с наступлением весны интерес Владлена к музицированию пропал так же внезапно, как и появился. И более никакие кружки никогда он не посещал, зато, когда чуть подрос, то увлёкся русским народным видом спорта, ставшим к тому времени чрезвычайно популярным, настолько, что отдались ему многие, а некоторые даже вышли в профи, да так там навсегда и остались. У нас сей национальный вид спорта именовался литроболом.
Русская национальная игра 90-х годов.
20 века.