09. Prelude and Fugue No.9 in E major, BWV.854
«Любите ли вы книги так, как люблю их я?»
Брандмейстер Битти. «Проблемы современной литературы»
Мы могли не попасть вовремя в раздевалку, если задерживались в библиотеке, которая для некоторых из нас скоро стала настоящим храмом. В нём всё оказывалось для нас особенным и необычным: необычно лежали на столах стопками книги, сданные другими детьми, их ещё не успели отсортировать и вернуть на место; необычными казались серые металлические стеллажи; портреты писателей на стенах; да и сам воздух, пропитанный книжной пылью, казался насыщенным мудростью веков и всё это вместе взятое не позволяло вести себя среди подобного великолепия так, как мы обычно вели себя в классе или коридоре. Даже громко говорить или смеяться как-то не получалось, что-то мешало, настраивая на серьёзный лад.
Для каждого возраста был подготовлен отдельный стеллаж с учебниками. «Какой класс? Пятый? Вот сюда проходите, мальчики. Эта полочка ваша и эта» Книги, предназначенные для других возрастов, нам не выдавали, но мы иногда незаметно просачивались к соседним стеллажам, к литературе для другого возраста, постарше нашего, и листали то, что читать нам было пока рановато. Запретное манило, но ничего такого строго секретного и тайного в тех книгах не писалось, их нам не давали по той простой причине, что многие из них, особенно по литературе, предстояло изучать лишь в следующем классе. Да и с книжками по другим предметам дело обстояло также.
Помню прекрасную подборку полного издания «Библиотеки Всемирной литературы» Сии, прекрасно выпущенные, в суперобложках и с цветными иллюстрациями, тома, размещались на верхних полках, до которых мы не могли дотянуться в силу своего малого роста. По-моему, их никто и никогда так и не читал, подобный вывод я сделал в старших классах, когда у меня стало получаться добираться до этих увесистых толстых фолиантов и перелистывать их. Почти у всех книг страницы, кое-где, оказывались даже не разрезаны, что как-бы намекало на то, что спросом, данный автор и издание, не пользуется. И пустые книжные учётные карточки, располагавшиеся в специальном, приклеенном к форзацу кармашку из шероховатой жёлтой бумаги, которые библиотекарь заполняла при выдаче книги читателю, сообщали о том же самом. Но книги, которые не читают, потихоньку начинают умирать; вот и эти тома, когда я брал их в руки, были холодны и неприступны, с желтеющими от времени краями страниц. Наверное, когда-то, им очень хотелось дарить людям радость своего прочтения, но ими почему-то постоянно пренебрегали, и со временем им стало всё равно, они так и продолжали пылиться на верхних полках, смиренно дожидаясь часа, когда их спишут в утиль. Напротив, книги зачитанные, как говорится, до дыр-это самые дружелюбные книги. Жаль, конечно, что иногда не хватает в них страниц, но ведь это означает только некую жертвенность, отдачу себя человеку. Их ремонтировали, лечили, подклеивали листки, переплетали, и тогда они обретали вторую, третью жизни.
Сейчас книга, прежде всего, бумажная книга, лишена своей сакральной сущности, тогда как ранее именно она заменяла нам икону, а авторы и герои произведений святых и апостолов. Нас приучали любить литературу с первых классов, водя на экскурсии в библиотеки, организуя работу клуба книголюбов (в котором я был весьма активен), даря книги на дни рождения, в награду за хорошую учёбу, и это делалось целенаправленно, и особенно ценилось, если учащийся что-то выносил из прочитанного, какую-то мораль, что-то открывал для себя и делился этим с другими. Да, мы верили книгам, мы старались быть похожими на их положительных героев, а в чём-то и подражать им. Мы считали, что сможем, как пионеры-герои, отстоять наше государство от нашествия любого врага, пусть даже ценой собственной жизни, и никто в самом страшном ночном кошмаре не мог себе представить, что участь нас и нашей Родины, от имени которой вскоре с экранов телевизоров начнут вещать воры и предатели, уже решена, и вскоре каждый останется один на один с самим собой в борьбе за выживание, и многие, не выдержат эту борьбу, и кто-то из нас умрёт от воспаления лёгких, с которым не справится организм, ослабленный водкой и наркотиками; кто-то в приступе белой горячки залезет в петлю; кто-то, решив как следует отпраздновать свой день рождения, закончит его и свою жизнь, истекая кровью в покорёженном автомобиле, врезавшемся в бетонный столб. Конечно, не всех ожидала столь печальная участь, большинство выжило, сделавшись достойными людьми, и как-то приспособилось, некоторые очень даже неплохо, но имелись и такие, кто полностью отрёкся от своего детства и юности, превратившись в самовлюблённых, меркантильных тварей, эгоистов, которые ныне меряют ценность человека лишь количеством денежных знаков на личном счету или наличием престижного авто.
С книгами, я и мои друзья: Банан, Гоша, Панчо, Ложкин, находились в отличных отношениях. Помимо школьной библиотеки, мы довольно рано, хотя я уже и не помню точно, когда, в каком именно классе, записались в нашу сельскую детскую (а была ещё и взрослая) библиотеку, набирая там груды книг, и к восьмому-девятому классам, полностью утратив к ней интерес, ибо почти всё, что там стояло любопытного, оказалось нами уже прочитано. Часами я мог сидеть, поглощая захватывающую книжку, есть вместе с книжкой и даже, иногда, читал ночью под одеялом, с фонариком.
В детской библиотеке восхищение вызывал читальный зал, предназначенный для того, чтобы дети могли не таскать книги домой, а посидеть и полистать их в свободное время здесь, на месте. Несколько серых столов, у каждого два простых деревянных стула, иногда предательски поскрипывающих в тиши зала, и металлические полки с книгами. Наиболее ценные книги хранились в кабинете директора, это относится к различным собраниям сочинений, и на дом они тоже не выдавались. Необычайно популярным всегда являлось собрание сочинений Александра Дюма в двенадцати томах, в красной обложке. Мы считали везунчиками тех, кому удавалось прочитать всю эпопею о трёх мушкетёрах и трилогию о Генрихе Наваррском и Шико, ну и «Граф Монте-Кристо», конечно. Каждый увесистый и толстенный том, примерно в 700 страниц, совсем не пугал нас своим объёмом. Заполучить эти шедевры оставалось мечтой любого из нашей компании.
Ещё одним книжным алмазом в кабинете директора было собрание сочинений Жюля Верна. Я уже и не помню сколько там всего стояло книг в серой обложке, но кое-что из них мне удалось прочитать. Отдельные его романы лежали и в общем доступе, а вот малоизвестные имелись только в подписке. Там много чего ещё пряталось за стеклянной дверцей книжного шкафа: Гюго, Флобер, Вальтер Скотт, Конан-Дойл, но они интересовали менее. Хотя, вот Конан-Дойл-да, его рассказами о Холмсе зачитывались, сравнивая их потом с известным нашим фильмом, но «Белый отряд» совершенно не вызвал бурных восторгов, хотя автор и считал его самым лучшим свои произведением. Однако, данный роман абсолютно не предназначен для детей, да и далеко не всякий взрослый его осилит.