Невидимка
Чиновник районной управы Иван Кириллович Недокрадов, завершив свои трудовые часы, быстро шёл по узкому коридору. Недовольно сморщив лицо, он спешил в магазин, чтобы купить подарок ко дню рождения своей несравненной тёщи. Тёщу Иван Кириллович по старой привычке (а возможно, благодаря генетической памяти) не жаловал, но и не забывал (так как она не позволяла себя забыть) и с мнимой дружественностью и натужной улыбкой подносил ей презенты в дни личных и государственных праздников.
Недокрадов уже заворачивал за угол, когда его окрикнул невысокий мужчина с полным красным лицом:
– Иван Кириллыч! Иван Кириллыч, да не спеши ты так. Погоди, загляни на минуточку.
Это был один из представителей чиновничьего цеха Василий Васильевич Умыкаев, умелый растратчик государственного бюджета.
– Василий Василич, если дело несрочное, давай на завтра отложим, у меня своих хватает, очень спешу, – обернувшись, ответил Недокрадов.
– Дело нужное, Иван Кириллыч, а завтра уж поздно будет. Так что загляни-ка на минутку, а по своим успеешь.
Недокрадов зашёл в кабинет Умыкаева, где они просидели более двух часов, приятельски беседуя под выпивку и закуски. Покрывая воздушный хлеб толстым слоем сливочного масла и лоснящимися зёрнами чёрной икры, они с негою в глазах отправляли сокровенные бутерброды в избалованные рты. Запотевшая бутылка отечественной водки неустанно совершала наклонные движения над хрустальной рюмкой.
– Хорошо! – с выдохом проговорил Недокрадов. – Славно посидели!
– Ну вот, Иван Кириллыч, а говорил: «спешу». Для таких приятных дел любая спешка – оскорбление, – заключил Умыкаев.
– Верно говоришь, Василий Василич. Но… понимаешь, у тёщи завтра день рождения, а подарок ей я ещё не купил. Я же на другой конец города собираюсь, там магазинчик есть один, французским бельишком торгует. Вот там прикуплю ей чего-нибудь для её костей. Тёща, она же, понимаешь, – тёща, она почёту требует и проявления родственной теплоты… Спасибо тебе, Василий Василич, за стол, за добрую беседу, а мне надо идти. Тёща, она же – тёща.
– Ну, бывай, Иван Кириллыч. Получу ещё копейку, снова призову тебя, так сказать, к беседе.
– Копейку, говоришь? – Недокрадов хитро поглядел на сослуживца. – Получка вроде через неделю обещается.
– Так я, Ваня, песочницу детям сделал, вон возле леска стоит. Детишкам-то на что шесть тонн песка? Я им немного сыпанул, а остальное… сам понимаешь.
– Вася, на песочке-то много не заработаешь.
– Верно, Ваня, я это тоже заметил, поэтому решил, что детишкам асфальтовые дорожки не к чему, пусть по травке бегают. А для асфальта иные нужды есть… Икорка-то, Ваня, вкусная?
– Вкусная, ничего не скажешь, – ответил Недокрадов и, распрощавшись с Умыкаевым, вышел из кабинета.
Иван Кириллович Недокрадов, как и его коллега, смотрел с личной заинтересованностью на выделения государственных бюджетных средств, рассчитывая в голове многосложные ходы, способные усилить его собственный капитал. Мода отковыривать казённые щепки от казённого забора новизной не дышит и носит перманентный характер. Иван Кириллович Недокрадов в системе казённого дележа не был одним из тех жгучих рвачей, не знающих меры в щипачестве, и частенько корил себя за сдержанность, поглядывая на существенные прибытки упорных коллег.
Недокрадов вышел из управы, подошёл к своей машине и стал отпирать дверцу, но мысль трезвости, блуждавшая в опьянённой голове, стукнув ему изнутри в лоб, сказала: «Ваня, какая машина? Ты же пьян».
Откликнувшись на призыв трезвой мысли, Недокрадов решил не садиться за руль.
Он шёл и думал о подарке для тёщи, о госбюджете, о чёрной икре и о вечности. Пройдя несколько улиц, Недокрадов увидел маленького мальчика, бегущего ему навстречу; мальчик плакал, был испуган и растерян.
– Дядя, помоги, позалуста, – пролепетал мальчонка.
– Что случилось, малыш? Кто тебя обидел? – спросил Недокрадов.
– Пляхой дядя алопатку отнял.
– Алопатку? А, лопатку.
– Дя, алопатку, алопатку отнял.
– А ты что, малыш, один сюда пришёл? Где твоя мама?
– Мама в мазин посла. А пляхой дядя алоптаку отнял.
– Тебя как зовут?
– Дениска. – Мальчик, всхлипывая, провёл кулачком по мокрому носу.
– Не плачь, Дениска, сейчас мы вернём тебе лопатку. Покажи мне, где плохой дядя, сейчас я ему задам, – сказал Недокрадов, ощущая прилив уверенности.
– Вон он, песёк кидает.
Недокрадов посмотрел в ту сторону, куда указывал ему мальчик, и увидел песочницу, из которой периодически вылетал песок. Эта была та самая песочница, созданная по воле Василия Васильевича Умыкаева. Недокрадов, поправив на шее галстук, направился к песочнице. Приблизившись, он услышал хриплый, ворчливый голос:
– Понакидали тут… вредители окаянные! Понакидали…
Когда Недокрадов подошёл к песочнице, он увидел несколько вырытых ям, в одной из них кто-то находился, этот кто-то вышвыривал из ямы песок и нещадно кого-то бранил.
– Хм, – произнёс Недокрадов и громко кашлянул. – Гражданин, покажитесь. Мне надо с вами серьёзно поговорить. Гражданин?
Из ямы перестал вылетать песок. Прекратилось ворчание, и на поверхности появился страшный, сморщенный гном, державший в руке отнятую у мальчика лопатку. Его злые глаза наливались кровью, а нос бородавчатым крючком выдавался далеко вперёд. Карлик злобно промычал и хрипло спросил:
– Чего надо?
– Гражданин, я вас по-хорошему прошу, отдайте мальчику лопатку, – сказал Недокрадов, снова поправив на шее галстук.
– Прошу… по-хорошему… – передразнил его злой гном. – Когда закончу, тогда отдам. Ступай отсюда, не мешайся. – Сделав неприличный жест, гном спрыгнул обратно в яму.
Дело в том, что на этом месте, под куском выдранного дёрна, злой лесной гномик временно схоронил золотую монету. Вернувшись за ней, он встретил преграду в виде песочницы, появившейся благодаря Василию Васильевичу Умыкаеву. По чести говоря, Умыкаев, прибрав «лишние» тонны песка, облегчил гному копательные работы.
Оскорблённый наглым поведением злого карлика, Недокрадов сильно негодовал, его ударило в жар, он расслабил узел своего галстука и, забравшись в песочницу, стал говорить ропотливые речи в адрес копающего гнома:
– Как ты смеешь со мною так разговаривать? Кто я, по-твоему, безвольный, неразумный мальчонка? А ну, живо вылезай, извинись и отдай ребёнку лопатку. Кому сказал!
Гном не отвечал. Из ямы продолжал вылетать песок и слышалось ворчание. Недокрадов покраснел, как варёный рак. Стянув с шеи галстук, он бросил его в песочницу. Топнув ногой, он вновь обратился к злому гному голосом, полным гнева и возмущения:
– Ты, как я погляжу, глуховат. Так я повторю погромче. Живо вылезай из этой чёртовой ямы! Извинись передо мной и мальчиком! И отдай ребёнку лопатку! Карлик ты неотёсанный!
Через минуту гном вылез из ямы и встал на песочную горку, чтобы казаться выше в росте; кровавость его глаз стала ещё заметнее. Он опёрся рукою на лопатку, пощупал зубом найденную монету и с пространным презрением лесного гнома посмотрел на Недокрадова.
– Ты чего развопился? – сказал гном.
– Отдай лопатку и проси прощения! – требовательно и жёстко сказал Недокрадов.
– Хе! Чего захотел. Исчезни с глаз моих! – ответил гном, откинул в сторону лопатку и плюнул в чиновника: – Тьфу!
И тут под воздействием гномьей слюны Иван Кириллович Недокрадов стал постепенно исчезать. Исчезла сперва чиновничья обувка, потом ноги Недокрадова, затем его руки, и вот вскоре весь чиновник был уже невидим миру. Он стоял в песочнице, пытаясь оглядеть свою бестелесность. А злой гномик, рассмеявшись пугающим, триумфальным смехом, юркнул в зелёный куст и исчез.
– Невидимка! Я – невидимка! Проклятый гном! Что ты натворил?! – крикнул Недокрадов и бросился к кустам. – Исправь всё немедленно! Слышишь меня? Исправь!
Гном слышал его, но не отзывался, он неспешно шёл своими тоненькими ножками по лесной тропинке и ласково поглаживал кармашек на своих штанах, где покоилась золотая монета.
В это время к песочнице подошла мама обиженного мальчика; подняв лопатку, она взяла сына за руку и пошла с ним прочь от песочницы.
– Мама, – сказал мальчик, – тут был дядя… и он истес… совсем истес.
– Да, сынок, – ответила мама, – дяди часто так делают, куда-то совсем исчезают… Наш папа тоже куда-то исчез. За хлебом его отправила, а он исчез…
– Граждан… – крикнул было Недокрадов, но тут же осёкся, осознав, что, не имея видимости, он будет безуспешен в общении с теми, кто этой видимостью обладает.
Грустный и безутешный, он сел на скамью и стал размышлять о своём крайне неприятном положении.
«Идти домой я не могу, – думал Недокрадов, – жена сойдёт с ума. Воспользоваться случаем – и хорошенько потрясти казну? Так на что мне деньги? С невидимкой никто торг вести не будет… Эврика! – вдруг вскричал он, вспомнив, что в его жизни существует тёща. – Ну, Лукерья Мартыновна, я тебе задам, я тебе устрою приятный день рождения! Ты запомнишь его навсегда. Я такой подарочек преподнесу, что не забудешь. Из памяти такое не вырвешь. А зачем ждать до завтра? Пойду-ка я сейчас к ней, помогу с хлопотами. Ты у меня разморозишь свою любимую курочку, а я тебе помогу её хорошенько зажарить! Но сперва я миленько обстригу твоего драгоценного кота, начну с хвоста, да-да-да, точно, с хвоста. А твои любимые голубые занавески, эти отвратительные тряпки, я, Лукерья Мартыновна, хорошенько обрызгаю бульоном. А потом… потом… ну хватит. Пора за дело браться».
Встав со скамьи, Иван Кириллович Недокрадов отправился к тёще, совершать задуманное.
– Вот она, избушка на курьих ножках, – подходя к тёщиному дому, брезгливо пробурчал чиновник. Предвкушая проказы, он радостно потирал руки. «Сейчас, сейчас», – повторял он про себя. Но только он приблизился к дверям «вражьей обители», как вся его невидимость неожиданно иссякла.
Гномья слюна имела временное действие. Недокрадов, схватившись за голову, стал укорять себя за медлительность и долгие размышления. Развернувшись, он отправился обратно, туда, где (хоть и в оскорбительной форме) получил свою невидимость.
Когда Недокрадов очутился перед кустом, куда юркнул его обидчик, он начал дико трясти зелёные ветки, громко призывая гнома:
– Вернись! Вернись, чёртов карлик! Плюнь в меня снова! Я не успел! Не успел!..
Гномик вылез из соседнего куста, посмотрел на беснующегося чиновника кровавыми глазками и, покрутив пальцем у виска, сказал:
– Ты дурак? Чего пристал-то ко мне?
– Плюнь, плюнь в меня снова, – вежливо попросил Недокрадов. – Очень нужно. Пойми, я не успел…
– Фрейда на тебя нет, – сказал гномик и, плюнув на землю, скрылся в кустах.
Поникший Недокрадов уселся на скамейку и вздохнул с великой натугой. Через пять минут его мысли оторвались от всего, что связывало его с тёщей. Он снова задумался о госбюджете, о чёрной икре и о вечности.