Зачем приходят в храм
Митрополит Антоний Сурожский[2], ушедший от нас в 2003 году, неоднократно рассказывал такую историю:
«Пришел однажды к нам в храм, лет двадцать пять тому назад, мужчина – принести какую-то посылку одной прихожанке. Он не был крещен, был убежденный безбожник – в том смысле, что не верил, что есть или может быть какой бы то ни было Бог. Он рассчитывал свой приход так, чтобы прийти к самому концу службы, дабы не терять времени в храме, но судьба – или Бог! – его привели сюда раньше конца всенощной. Ему пришлось сесть на скамейку и ждать. Потом он мне рассказывал: “Я пришел, сел на скамейку с чувством раздражения и обиды, что так промахнулся и теперь надо терять время, и вдруг почувствовал, что в этом храме есть “что-то” (как он выразился – “какое-то присутствие”). Я тогда стал это анализировать и решил, что это на меня влияет полумрак, мерцание свечей, одурманивающий запах ладана, заунывное пение и (как он выразился напоследок) “коллективная истерика верующих”. Но его это настолько поразило, что он решил проверить и поставил мне вопрос, как я это объясняю. Я ему сказал: “Это присутствие Божие”. – “Этого не может быть, потому что Бога нет!”. Я ему предложил прийти и посидеть в церкви, когда никого нет, кроме него и Бога. Он стал приходить и сидеть подолгу и мне сказал как-то: “Я не знаю, как это назвать, но я теперь знаю, что в этом храме нет пустоты, что в нем есть какое-то как бы “густое”, конкретное присутствие, которое вы, вероятно, называете Богом. Но зачем мне такой Бог,– пусть Он и живет в этом храме, – если Он на меня никак не воздействует?”. Я ему сказал: “Если не воздействует, Он вам незачем, и не приходите”. – “Нет, – говорит, – буду приходить, потому что я озадачен еще другим: я заметил, что у людей, которые бывают в церкви, после богослужения и особенно после причащения Святых Таин совершенно иные лица, они на себя не похожи, что-то с ними случается; значит, ваш Бог над ними что-то совершает. Я себя чувствую как бы трупом по сравнению с ними, и мне нужно ожить. Что мне делать, чтобы Бог и надо мной это сделал?”. Ну, мы с ним стали встречаться, и со временем он крестился. И таких различных примеров очень много»[3].
Герой этой истории пришел в храм «случайно», по постороннему делу: попросили передать что-то, – и пришел, как пришел бы к вокзалу или скамейке в парке. Но здесь он обнаружил то, за чем (или, скорее, за Кем) приходят в храм все те, кто делает это целенаправленно.
Сколько их, человеческих мотивов и причин для прихода в храм! Поставить свечку перед экзаменом… попросить исцеления для близких… послушать красивое пение… увидеть красоту… освятить куличи или набрать святой воды… приобщиться к религии предков или ощутить национальную идентичность… наконец, убедиться, что Бога нет и всё – обман (не так уж мало людей приходят в храм с этой мыслью), но разобраться в механизме действия этого «обмана». Всего не перечислишь. И все-таки приходят сюда всегда потому, что знают: это – дом Божий (это знает даже атеист, уверенный, что Бога и нет!). Даже если человек идет «набрать воды», или «просто поставить свечку», или «просто посмотреть», он приходит в место, о котором знает: здесь – иное пространство, здесь особые смыслы.
Конечная и глубинная цель прихода в храм – всегда встреча с Богом. Но человек может сам этого не знать или… не позволять себе знать.
Но лучше опять дадим слово одному из замечательнейших православных архипастырей минувшего века – митрополиту Антонию Сурожскому.
«Есть люди, для которых Церковь – просто откровение, потому что они в ней что-то увидели. Я вам пример могу дать. Я принимал в православие уже давным-давно одного молодого человека. Он был сыном методистского пастора, который сам ко мне пришел и сказал: “Знаете, мой сын почти глухой. Он ходит к вам в церковь, потому что у методистов все построено на слове: пение и проповедь; а у вас что-то происходит, и он смотрит и понимает, что происходит. Можете ли вы его принять?”. Я его тогда подготавливал; читать он умел и сколько-то слышал, говорил с большим трудом, то есть мне пришлось учиться его понимать, а не ему – меня. Для него православная церковь оказалась церковью, в которой он может молиться, потому что он как бы мог молиться глазами, уши ему не были нужны. Когда он познакомился со значением нашего богослужения, он за ним мог следить глазами, зная: теперь я на таком-то или таком-то месте.
А есть другой тип людей, которые пришли к Богу не обязательно через церковь, а через какой-то внутренний опыт и для кого церковь может оказаться родным домом.
Но для некоторых то, что происходит в Церкви, оказывается настолько сложно и порой чуждо, что это им мешает в духовной жизни. Я думаю, что такие люди имеют полное право быть верующими, жить духовной жизнью на том уровне, и на том основании, и в таком виде, в каком они живут. В какой-то момент они через свой внутренний опыт, может быть, уловят опыт других людей, который смогут разделить с ними в храме, в Церкви, в молитве. Но нельзя говорить: “Раз он не ходит в церковь, он не наш” или: “Он ошибается, неправ”. Я думаю, что люди приходят к вере очень различно в этом отношении. И меня несколько пугает то, что часто происходит в Русской Церкви: людей стараются научить, как себя вести, тогда как надо было бы им говорить: “Веди себя, как хочешь (ну, в пределах разума или приличия), и жди, чтобы в тебе родились такие чувства, которые сделают для тебя естественным то, чего Церковь от тебя ожидает и что верующие делают”. Святой Августин в своих писаниях говорит: “Научись любить и делай, что хочешь”. Это не означает, конечно, произвола, это не значит: “Бесчинствуй, развратничай”. Но это значит: не заковывайся сначала в форму, потому что она тебя задушит, если это не естественная твоя форма.
Я знаю, например, людей, которые были неверующие, потому что думали, что быть верующим значит быть некультурным, и вдруг, прочитав то или другое произведение, скажем, Достоевского, обнаружили, что можно быть высококультурным человеком, с большим умственным размахом, и будучи верующим. И это им помогло, они перестали стыдиться быть верующими. Есть другие люди, которые обнаруживают в себе какой-то внутренний голод по чему-то, что нематериально, невидимо, обнаруживают неосязаемый мир. Они решаются питать эту свою нужду всем, что может ее напитать: какой-то молитвой, каким-то переживанием хотя бы в природе, какими-то переживаниями от чтения той или другой литературы. В них развивается, зреет внутренняя духовная жизнь, и, встретивши Евангелие или человека, который может им Евангелие передать (не научить словами, а как-то перелить из души в душу), обретают Христа и идут дальше. Пути очень разные»[4].
«И каждый храм – ваш, здесь, и наш убогий храм тогда, и тысячи других храмов – является местом, где на земле Бог у Себя дома. Сколько есть мест, где теперь Ему нет ни пути, ни приюта. Сердца закрылись, и умы закрылись, и воля отвернулась, и жизнь пошла иным путем по лицу всей земли. И однако вера каких-то людей – многих, немногих – создает приюты для Живого Бога, для Царя неба и земли, место, где Он у Себя, место, куда к Нему – не к нам, священникам, а к Живому Богу – могут прийти скорбные, истерзанные души, куда можно принести радость и горе, куда может прийти всякий человек, верующий, неверующий, – только бы была у него в душе скорбь, которой он не может выдержать, или радость, которая слишком велика для земли»[5].
Что нужно делать для того, чтобы укрепиться в вере?
…Отвечу, может быть, неожиданно, но выстраданно: прежде всего, не лицемерить, и тогда Господь воздаст и пошлет веру. Стараться никогда не делать вид, что ищешь Бога, но всегда искать Его.