Вы здесь

Первая площадка (полигонные зарисовки). В академии (Е. В. Гаврилин, 2013)

В академии

Итак, 1954 год, Харьков, Артиллерийская радиотехническая академия имени Л.А. Говорова. Конец юношеству и переход в новую, незнакомую досель среду профессиональных военных. Предстояла пятилетняя учеба в академии и затем длительная служба военного человека. Но это все будет потом.

В академии встретили нас довольно сурово, поселили в солдатской казарме с двухъярусными кроватями, кормили в солдатской столовой, еда, честно говоря, была не очень хороша. Народ собрался абсолютно разношерстный, из всех уголков Советского Союза. Выделялись выправкой и военной формой выпускники суворовских училищ, их было довольно много. Очень быстро выяснилось, что конкурс какой-то сумасшедший – человек двенадцать на одно место. И что интересно: медалистов при этом среди абитуриентов раза в три больше, чем вакантных мест. Становилось ясно, что попасть в это учебное заведение не только проблематично, а попросту невозможно. Первое желание было бросить все и удрать обратно в Москву. Останавливало одно: когда мне оформляли документы в военкомате, подполковник предупредил, что конкурс в Харькове будет большой. «Но ты, – говорит, – не отчаивайся, ничего страшного не случится, даже если не пройдешь по конкурсу, потренируешься хотя бы, время ведь еще будет в другой вуз подать документы». Это было логично. С этими мыслями, спасибо подполковнику, я и бросился в водоворот экзаменационной нервотрепки. Это был действительно самый настоящий водоворот. Предстояло за двенадцать дней сдать девять экзаменов. К экзаменам готовиться времени не было, утром, только открыв глаза, спрашивали: «Что сегодня сдаем?» Быстренько позавтракав, садились в автобус – и на очередной экзамен. По ходу сдачи начался массовый отсев абитуриентов, получивших две и больше «двоек». Первыми отсеялись представители закавказских республик, кстати, все они были медалистами. Становилось ясно, какой уровень подготовки получали ученики средних школ в разных регионах нашей страны.

Закончились последние экзамены, вывесили список прошедших конкурс, своей фамилии в нем я не нашел. Он содержал всего-то два десятка фамилий. Поговорил с ребятами, все мы, ребята из Подмосковья, уже как-то сдружились. Тех, которые ехали со мной на поезде, было человек двадцать пять. Решили, что надо на вокзале узнать, как обстоит дело с поездами и билетами на Москву. Съездили, все разузнали, возвращаемся в свою казарму, а меня уже встречают знакомые ребята и говорят, давай быстрее иди, вывесили дополнительный список, и ты там есть. Смотрю и не верю своим глазам, действительно, моя фамилия есть, а я вроде и не очень-то и рад: уже настроился на возвращение домой, и, честно говоря, вся эта плохо организованная и смешанная гражданско-военная обстановка как-то не впечатляла. Но вспомнилась мама, ее усталое, измученное лицо, вспомнилось ее непреодолимое желание видеть сына офицером, и все сомнения были отброшены. Вот тогда, стоя у доски объявлений перед списком принятых в академию, я понял и душой почувствовал, что обязан жить и поступать так, чтобы было комфортно и радостно от этих поступков моим близким. Стараюсь придерживаться этого принципа всю свою жизнь и не сожалею об этом. А ведь очень часто встречаются люди, которые заботятся исключительно о своих собственных комфорте и интересе, не замечая, что они приносят этим большие страдания окружающим.

Дальше события развивались стремительно. Отобранных абитуриентов построили, сводили в баню, выдали обмундирование, тут же заставили пришить подворотнички (с нашими-то навыками!), погрузили в автобусы и повезли под Чугуев – в лагерь академии. Как оказалось, в течение месяца, до 1 сентября, мы должны были проходить курс молодого бойца.

Этот месяц я запомнил на всю жизнь! Хотя я не был избалован жизнью, но сразу, как говорится, с ходу было трудно, облачившись в военную форму, от подъема в шесть часов утра, до отбоя в десять часов вечера бегать, стрелять, плавать, ползать по-пластунски и т. п. и т. д. При этом стояла жара под тридцать градусов, а лагерь только-только обустраивался. Устные занятия проводились под деревьями, слушатели сидели прямо на земле – классы еще не были оборудованы. Жили в брезентовых палатках, кормили очень плохо, мы изматывались настолько, что в перерыве занятий после команды: «Встать, смирно! Вольно, перерыв пятнадцать минут» – все падали замертво на землю и тут же отключались. Особенно плохо было ходить поздно вечером строем по лесу. Темнота – хоть глаз коли, в строю все идут и ноги не поднимают (умотались за день), а там везде мелкий песок – как пыль. Так вот те, кто поменьше ростом, на левом фланге от этой пыли просто задыхались и всю дорогу орали, чтобы передние поднимали ноги. Но кто к этим мольбам прислушивался?!

Закончились эти муки, и мы, уже загоревшие, подтянутые, в самом конце августа прибыли в Харьков. Разместили нас в общежитии на улице Руставели, в бывшем артиллерийском подготовительном училище. Это было настоящее блаженство: кругом чисто, свободно, можно вдоволь заниматься спортом на своем стадионе. Первого сентября поехали на открытие учебного года в академию. Она размещалась на площади Дзержинского, одной из самых больших площадей в Европе. В новенькой форме мы с удовольствием отдавали честь офицерам, которых там было великое множество. В то время в академию принимали только офицеров. Нам просто повезло: несколько наборов слушателей академии из гражданской молодежи было проведено в порядке исключения.

Наверное, нет особого смысла подробно останавливаться на учебе в Харьковской академии, поскольку эта студенческая процедура достаточно стереотипна и мало чем принципиально отличается от учебы юноши в любом военном высшем учебном заведении. Хотелось бы только подчеркнуть, что подготовка в этой академии отличалась глубокой фундаментальностью, что я лично ощущал всю последующую жизнь, где бы ни приходилось мне служить и работать. Коллектив слушателей нашего курса был превосходен как по подготовке, так и по человеческим качествам. У нас сложились удивительно хорошие, дружеские отношения с Олегом Людоговским, Стасом Фоминым, Женей Артамоновым, Колей Жаровым, Славой Тупицыным, Феликсом Андреевым, Володей Закорюкиным, Федором Евстратовым и многими другими ребятами.


Слева направо: Людоговский О.Д., Артамонов Е.Я., Тупицын В.М., Гаврилин Е.В.


У нас были такие первоклассные преподаватели, как Ширман Я.Д., Шифрин Я.С., Ландкоф С.Н. и многие другие, офицеры – начальники курсов полковники Нестеренко А.П., Акопян Г.А., Озерский Н.П. Я до сих пор с большой благодарностью и искренним уважением вспоминаю профессорско-преподавательский состав нашей академии и годы учебы в ней. В академии сложились целые научные школы, а фундаментальные научные работы многих преподавателей получили признание не только в нашей стране, но и во всем мире. Харьковская академия по праву была одним из самых интеллектуальных военно-учебных заведений в СССР. Этому способствовало бурное развитие вооружения и военной техники противовоздушной обороны, а впоследствии – ракетно-космической обороны. Как известно, эта техника объективно обладала самым высоким уровнем системотехники и автоматизации, в ней внедрялись и апробировались быстродействующие электронно-вычислительные машины, сложнейшие программно-алгоритмические комплексы, работающие в реальном масштабе времени. Где сейчас эта академия с ее интеллектуальным потенциалом? Риторический вопрос. Там, где почти все, что было создано и наработано многими поколениями ученых, конструкторов, инженерно-технического состава, рабочих и колхозников.

В академии много внимания уделялось физической подготовке, игровым видам спорта. Часто в лесопарковой зоне проводились легкоатлетические кроссы, которые мы страсть как не любили. Вспоминается один веселый сюжет, связанный с таким кроссом. Это было, кажется, на четвертом курсе. Учебные курсы у нас были смешанные (большинство офицеров и человек двадцать курсантов). Наш курс выходит на старт, а лесопарк в Харькове был чудесный, в настоящем лесу проложены ухоженные широкие аллеи. Красивое место. Бежать-то нам не хочется, мы договариваемся с Олегом Людоговским: «Давай со старта что есть мочи рванем, а затем спрячемся в кустах, пока все не пробегут». Сказано – сделано. Рванули мы с Олегом по-спринтерски, как на стометровку. Отбежали метров двести и спрятались в кустах за поворотом. Когда все пробежали, мы вышли из кустов и пошли прогулочным шагом по дистанции кросса. Разговаривая, подходим к финишу, а на нас чуть ли не с кулаками набрасываются товарищи-офицеры. Думаю, побили бы, если бы не лежали обессиленные на траве. Мы сначала никак не могли понять: к нам-то какие претензии? Потом все выяснилось. Оказывается, когда мы унеслись со старта, большинство офицеров, задетые за живое таким нашим нахальством, бросилось в погоню. Бегут, бегут, а догнать нас не могут, еще нажимают – все никак, нас впереди не видно. Выложились полностью, так и не догнав нас. Пересекли линию финиша, обессиленные грохнулись на траву и начали нас «честить», а когда мы появились, неторопливые и отдохнувшие, эти рекордсмены готовы были нас разорвать.


После «знаменитого» кросса. В центре: начальник курса полковник Озерский Н.П.


Но люди тогда были незлобивые, и потом мы несколько месяцев вспоминали этот «рекордный» забег и потешались друг над другом. Я умышленно употребил этот термин – «незлобивые». Это было на самом деле так. Даже больше, я бы сказал, что это была своего рода визитная карточка нашего времени. Доброта наших людей была по сегодняшним меркам просто фантастической. Для сравнения посмотрите, понаблюдайте за лицами пассажиров в метро, в пригородной электричке, и вы кроме хмурых, напряженных и озабоченных лиц вряд ли что увидите. При этом в качестве детонатора срабатывает любая, даже самая пустяковая деталь. Например, кто-то кому-то нечаянно наступил на ногу – тут же следует взрыв с непредсказуемыми последствиями. Народ в высшей степени озлоблен. Бесспорный и очень тревожный факт!..

Мы много читали, часто ходили в кино, посещали театры. Харьков того времени – это большой культурный и промышленный центр, в нем было несколько десятков высших учебных заведений, несколько театров, в том числе – Русский драматический театр, часто там гастролировали большие и известные эстрадные коллективы, например оркестры Олега Лундстрема, Эдди Рознера, и другие. У нас в академии был собственный сильный эстрадный ансамбль, который довольно часто выступал с большими концертами. Нас учили бальным танцам, при академии был ряд кружков художественной самодеятельности. В общем, жили мы разносторонней жизнью и получали всестороннее развитие, что, несомненно, помогло нам в будущем.

Два события тех лет мне особенно памятны. В 1955 году умерла мама. Это был удар страшной силы. Маму я очень любил. Она была очень больным человеком, и на ее долю выпала крайне тяжелая жизнь, полная тревог и огорчений. Съездил на похороны. Они были весьма скромные, хотя ее многие знали и уважали. Маму отличала какая-то особая мудрость, способность быстро и очень глубоко разбираться в самых сложных жизненных коллизиях. Она многому меня научила. Я, часто сталкиваясь с какой-нибудь сложной проблемой и найдя правильное решение, с благодарностью вспоминаю ее науку и непременно удивляюсь, откуда и как она могла набрать такой большой жизненный капитал. Ведь прожила она всего сорок девять лет. Мне думается, что царство небесное должно было непременно для нее открыть ворота в рай.

Следующее событие в моей жизни сыграло особую роль. Я встретил ЕЕ. Но об этом потом, если будет возможность сохранить целостность изложения материала.

Итак, академия, высочайший уровень преподавания в ней явился следующим, после школы, базисом в моей, теперь уже профессиональной, подготовке. Вот уже много лет, как наша академия осталась за границей, на территории Украины, но ее имидж так же высок, как и в прежние годы. К сожалению, в прошлом году ушел из жизни Яков Давыдович Ширман выдающийся ученый в области радиолокации, который создал потрясающую научную школу в этой области и воспитал десятки, точнее сотни, докторов и кандидатов наук.