Афины, на следующий день
Элена и мама провели все утро у моей постели; с тех пор как я угодил в больницу, они каждый день садились на первый паром, уходивший с Гидры в семь часов, в восемь прибывали в Пирей и мчались на автобус, через полчаса доставлявший их к больнице. Наскоро позавтракав в кафетерии, они поднимались ко мне в палату с домашней едой, цветами и пожеланиями скорейшего выздоровления от всей деревни. К вечеру они уезжали на автобусе в Пирей, садились на последний паром и возвращались домой. За время моей болезни Элена ни разу не открывала магазин, а мама все время стояла у плиты, и любовно приготовленные блюда скрашивали жизнь ухаживающих за ее сыном медсестер.
Наступил полдень, и их нескончаемая болтовня утомила меня больше, чем рецидив этой гнусной пневмонии.
Когда в дверь постучали, они мгновенно умолкли. Я никогда ничего подобного не видел, это было так же удивительно, как если бы в солнечный день разом притихли все цикады. Вошедший Уолтер сразу заметил мое изумление.
– Что, в чем дело? – всполошился он.
– Ни в чем, все в порядке.
– Не все, судя по вашим лицам.
– Успокойтесь, Уолтер, мы с моей мамой и моей прелестной тетушкой Эленой кое-что обсуждали, когда вы вошли, только и всего.
– Что именно вы обсуждали?
Мама решила вмешаться:
– Я говорила, что эта болезнь может иметь неожиданные последствия.
– Но почему? Врачи что-то сказали? – разволновался Уолтер.
– О, они считают, что Эдриен сможет выписаться на следующей неделе, но я, его мать, утверждаю, что мой сын слегка поглупел: таков медицинский диагноз, если хотите знать. Пригласите мою сестру выпить чашечку кофе, Уолтер, а я пока скажу несколько слов Эдриену.
– Буду счастлив подчиниться, но сначала сам с ним поговорю. Не хмурьтесь, это мужской разговор.
– Ну что же, – сказала Элена, вставая, – мы уходим, раз нам тут больше не рады!
И она увела мою мать, оставив нас с Уолтером наедине.
– У меня прекрасные новости, – сообщил он, присаживаясь на край кровати.
– Начните с плохой.
– Паспорт будет нужен через шесть дней, но мы не можем получить его без Кейры.
– Не понимаю, о чем вы.
– Конечно, не понимаете, но вы сами попросили начать с плохой новости. Ваш вечный пессимизм очень утомляет. Ладно, слушайте внимательно, потому что уж если я обещал хорошую новость, она и правда хорошая. Я говорил, что у меня есть кое-какие высокопоставленные друзья в Академии?
Уолтер объяснил, что у нашей Академии есть совместные исследовательские программы с несколькими крупными китайскими университетами. Я этого не знал. Он добавил, что после череды командировок появились дипломатические завязки разного уровня. Уолтеру удалось запустить закулисный механизм: китайская аспирантка, заканчивающая диссертацию в Академии, чей отец – высокопоставленный судья, дипломаты консульской службы Ее Величества, английский консул в Турции, много лет работавший в Пекине и сохранивший отношения с несколькими высокопоставленными функционерами… Колесики крутились, соединяя страны и континенты, последний щелчок прозвучал в провинции Сычуань. Отношение местных властей изменилось в лучшую сторону: с некоторых пор они стали интересоваться, насколько добросовестно сделал свою работу адвокат, защищавший молодую француженку. По-видимому, из-за проблем с переводом он не объяснил судье, что приговоренная к тюремному сроку за отсутствие документов иностранка в действительности имела оформленный честь по чести паспорт. Власти проявили добрую волю, судейского чиновника повысили, а Кейру помилуют, если мы быстро представим это новое доказательство в суд Чэнду. Дальше все просто: полетим и вывезем ее за пределы Китайской Народной Республики.
– Это правда? – Я вскочил и заключил Уолтера в объятия.
– Я похож на шутника? Могли бы из вежливости заметить, что я, не желая длить вашу муку, выпалил все на едином дыхании!
Я был так счастлив, что закружил Уолтера в вальсе по больничной палате, и тут вошла мама. Взглянула на нас и… закрыла дверь.
Мы слышали, как она вздыхает в коридоре, а тетушка Элена говорит ей: «Не начинай снова!»
Голова у меня закружилась, пришлось вернуться в постель.
– Но когда же ее освободят?
– Итак, вы забыли ту маленькую новость, которую я сообщил вам прежде хорошей. Придется повторить. Китайский судья согласен освободить Кейру, если мы предоставим ее паспорт через шесть дней. Поскольку пропуск на волю лежит на дне реки, нам нужен новый. В отсутствие заинтересованного лица и в такие короткие сроки его практически невозможно оформить. Теперь понимаете, какая у нас проблема?
– Всего шесть дней?
– Минус один на то, чтобы попасть в Чэнду; значит, на изготовление паспорта остается пять дней. Без чуда нам не обойтись.
– Паспорт непременно должен быть новым?
– На случай, если легочная инфекция затронула ваш мозг, сообщаю: я не пограничник! Вообще-то, если срок документа не истек, он вполне сгодится. Но к чему этот вопрос?
– У Кейры двойное гражданство – французское и английское. С мозгами у меня все в порядке, спасибо, что спросили, и я очень хорошо помню, что в Китай она въехала по британскому паспорту, в него ей поставили визу, я сам забирал наши документы в турагентстве. Паспорт Кейра всегда держала при себе. Мы перетряхнули ее сумку, когда нашли микрофон, и я уверен, что французского паспорта там не было.
– Радостная новость, но тогда где он? Не хочу вас огорчать, но у нас почти нет времени на поиски.
– Я понятия не имею, где может быть этот треклятый паспорт…
– Мы не слишком продвинулись. Я сделаю несколько звонков и вернусь. Ваша тетушка и ваша мама ждут за дверью, не хочу, чтобы они считали нас невежами.
Уолтер вышел, а мама и тетушка Элена вошли. Мама устроилась в кресле и молча включила телевизор, висевший на стене напротив кровати. Элена улыбнулась.
– Уолтер – очаровательный человек, правда? – спросила она, присаживаясь на краешек кровати.
Я бросил на нее многозначительный взгляд: не стоило говорить об этом при маме.
– И красивый, ты не находишь? – продолжила она, игнорируя мой намек.
Не отворачиваясь от экрана, мама ответила вместо меня:
– И к тому же молодой, если хочешь знать мое мнение! Но не обращайте на меня внимания! Мой сын «по-мужски» поговорил со своим другом, а теперь беседует с теткой, что может быть естественней; матери не в счет! Как только передача закончится, пойду поболтаю с сестрами. Кто знает, возможно, они сообщат мне новости о сыне.
– Теперь ты понимаешь истоки выражения «греческая трагедия»… – Элена украдкой подмигнула мне, а мама убрала звук, чтобы не упустить ни слова из нашего разговора.
Мама смотрела документальный фильм о кочевых племенах, населявших высокогорные тибетские плато.
– Надоело, в пятый раз показывают, – вздохнула она, выключая телевизор. – Почему у тебя такое лицо?
– В фильме была маленькая девочка?
– Не знаю, возможно, а что?
Я предпочел не отвечать. В дверь постучал Уолтер. Элена предложила ему сходить в кафетерий, чтобы ее сестра могла единолично насладиться общением с сыном. Уолтер не заставил себя уговаривать.
– Чтобы я насладилась общением с сыном… Как же, как же! – воскликнула мама, как только за ними закрылась дверь. – Ведет себя, как юная барышня. Просто смешно.
– Влюбиться можно в любом возрасте, к тому же она счастлива.
– Она счастлива не потому, что влюблена, а потому, что за ней ухаживают.
– А ты сама могла бы начать новую жизнь? Ты достаточно долго носишь траур. Впустив в свой дом другого человека, ты не забудешь папу.
– Удивительно слышать такое от тебя! В моем доме не будет другого мужчины, кроме твоего отца. Он лежит в могиле, но остается со мной, я говорю с ним каждый день, когда просыпаюсь, вожусь на кухне, занимаюсь цветами на террасе, иду по дороге в деревню и вечером, перед сном. Твоего отца больше нет, но я не одинока. Элена – другое дело, ей не повезло встретить такого человека, как мой муж.
– Лишний повод позволить ей флиртовать, согласна?
– Я желаю твоей тетке счастья, но не с другом моего сына. Возможно, я старомодна, но каждый имеет право на недостатки. Ей следовало увлечься другом Уолтера, который приходил навестить тебя.
Я сел на постели. Мама тут же принялась поправлять мне подушки.
– Что за друг?
– Не знаю, я видела его в коридоре несколько дней назад, ты еще спал. Мы не познакомились – когда я вошла, он как раз уходил. Высокий, статный, загорелый, очень элегантный. И лет на двадцать старше Элены.
– И ты даже предположить не можешь, кто он такой?
– Я едва его видела. Теперь отдыхай и набирайся сил. Давай сменим тему, я слышу воркование наших голубков в коридоре, они вот-вот войдут.
Элене с мамой нужно было поторопиться, чтобы успеть на паром. Уолтер проводил их до лифта и вернулся.
– Ваша тетушка поведала мне несколько уморительных эпизодов из вашего детства.
– Да уж, веселья тогда хватало!
– Вас что-то беспокоит, Эдриен?
– Мама сказала, что несколько дней назад какой-то ваш друг приходил навестить меня. Кто это был, Уолтер?
– Ваша матушка, должно быть, ошиблась. Наверное, это был один из посетителей, да, именно так, пожилой господин искал палату родственницы, я послал его в сестринскую.
– Думаю, я знаю, как достать паспорт Кейры.
– Вот это уже интересно, рассказывайте.
– Попросим помощи у ее сестры Жанны.
– Вы знаете, как с ней связаться?
– Да… вернее, нет, – смущенно ответил я.
– Так да или нет?
– Я до сих пор не рассказал ей о случившемся.
– За три месяца?
– Мне не хватило мужества сообщить ей о смерти Кейры по телефону, а ехать в Париж не было сил.
– Позорное малодушие! Вы хоть понимаете, как она волнуется? Но почему она сама не дала о себе знать?
– Случалось, Жанна и Кейра месяцами не общались.
– Вам следует как можно скорее ей позвонить, сегодня же, вам ясно, Эдриен?
– Нет, я должен с ней увидеться.
– Не смешите меня, вы прикованы к постели, а времени у нас нет, – возразил Уолтер, протягивая мне телефонную трубку. – Договоритесь со своей совестью и звоните немедленно.
Я так и сделал: как только Уолтер оставил меня одного, набрал номер музея на набережной Бранли. Жанна была на совещании, и соединить меня с ней отказались. Я снова и снова набирал номер, пока телефонистка не сказала, что упорствовать бесполезно. Я понимал, что Жанна просто не желает со мной разговаривать, обвиняя в молчании Кейры и в том, что я тоже не давал о себе знать. Я сделал последнюю попытку и объяснил, что должен немедленно поговорить с Жанной и что от этого зависит жизнь ее сестры.
– С Кейрой что-то стряслось? – прерывистым голосом спросила Жанна.
– С нами обоими, – ответил я с тяжелым сердцем. – Мне нужна ваша помощь, Жанна.
Я поведал ей нашу историю, опустив подробности трагического происшествия на Хуанхэ, сказал, что Кейра вне опасности, но из-за нелепой истории с документами ее арестовали и задерживают в Китае. Я не произнес слова «тюрьма», чувствуя, что каждое мое слово убивает Жанну, она едва сдерживала рыдания, да и я разволновался. Я не слишком хорошо умею врать, и Жанна почти сразу поняла, что ситуация куда хуже, чем я описываю. Она заставила меня несколько раз поклясться, что ее младшая сестра жива и здорова. Я пообещал привезти Кейру домой целой и невредимой и объяснил, что для этого нужно как можно скорее найти ее паспорт. Жанна понятия не имела, где он, но сказала, что немедленно отправится домой, перевернет все вверх дном и перезвонит.
Повесив трубку, я впал в тоску. После разговора с Жанной во мне снова проснулся страх за судьбу Кейры.
Никогда еще Жанна не перемещалась по Парижу с такой скоростью. Она трижды проехала на красный свет на набережных, едва не врезалась в грузовик, на мосту Александра III ее маленькую машину занесло, и вокруг возмущенно загудели клаксоны. Жанна мчалась по отведенной для автобусов полосе, ехала по тротуару вдоль забитого автомобилями бульвара, чуть не сбила велосипедиста, но каким-то чудом все-таки добралась до дома.
В парадном она постучала в дверь консьержки и упросила ее помочь в поисках. Мадам Эрейра впервые видела Жанну в подобном состоянии. Лифт стоял на четвертом этаже, и они побежали по лестнице. В квартире Жанна велела консьержке обыскать гостиную и кухню, а сама занялась спальней. Они открывали все шкафы, вытряхивали содержимое ящиков. Через час в квартире царил такой разгром, какого не удалось бы учинить ни одному грабителю. Книги были сброшены с полок, кресла перевернуты, одежда валялась на полу. Они искали даже в постели, и Жанна начала терять надежду, но тут из прихожей донесся победный клич мадам Эрейры. Служившая письменным столом консоль являла собой печальное зрелище, но консьержка торжествующе размахивала книжечкой в бордовой обложке. Жанна схватила женщину в объятия и звонко расцеловала в обе щеки.
Уолтер вернулся в гостиницу, так что, когда Жанна позвонила, я был в палате один и попросил ее поговорить со мной, рассказать что-нибудь об их с Кейрой детстве. Жанна с радостью согласилась – она скучала по сестре так же сильно, как я, пообещала отослать паспорт экспресс-почтой, я продиктовал адрес афинской больницы, и в конце разговора она наконец спросила, как я себя чувствую.
День спустя, во время обхода, врачи задержались в моей палате дольше обычного. Заведующий отделением пульмонологии все еще не был уверен в диагнозе. Ни один врач не мог объяснить, почему легочная инфекция развивалась так стремительно. Поднимаясь на борт самолета, я превосходно себя чувствовал. Профессор сказал, что, не оповести бортпроводница командира и не прими тот решения повернуть назад, живым я бы до Пекина не долетел. Доктора точно знали, что это не вирус, однако видели подобные симптомы впервые в жизни. Впрочем, главным было то, что мой организм хорошо отреагировал на лечение. Я находился на волосок от смерти, но теперь худшее позади. Еще несколько дней, и можно будет вернуться к нормальной жизни. Завотделением пообещал выписать меня через неделю. Врачи ушли, а мне принесли конверт от Жанны со спасительным документом и запиской.
«Привезите ее домой как можно скорее, полагаюсь на вас, она – моя семья».
Я сложил записку и раскрыл паспорт. На фотографии Кейра выглядела чуть моложе. Я начал одеваться.
Вошедший Уолтер застал меня в рубашке и трусах и поинтересовался, что это я делаю.
– Отправляюсь за ней, и даже не пытайтесь меня разубеждать, впустую потратите время.
Уолтер не только не стал тратить время попусту, но и помог мне сбежать. Он часто сетовал на то, что жизнь в больнице замирает, когда в Афинах начинается сиеста; теперь это оказалось нам на руку. Уолтер караулил в коридоре, пока я собирал вещи, а потом повел к лифтам, следя, чтобы не столкнуться с кем-нибудь из медперсонала.
На пороге соседней палаты стояла маленькая девочка в пижаме с божьими коровками. Она помахала Уолтеру рукой.
– Привет, шалунья, – сказал он, – мама еще не пришла?
Уолтер обернулся, и я понял, что они с моей соседкой хорошо знакомы.
– Она часто наносила вам визиты, – сообщил он, подмигивая малышке. Та посмотрела на меня и звонко рассмеялась. Щеки у нее были румяные, как яблочки.
Мы успешно добрались до первого этажа, столкнувшись в лифте только с санитаром, но он на нас внимания не обратил. Когда двери кабины открылись в холле больницы, мы нос к носу столкнулись с мамой и тетушкой Эленой, и бегство превратилось в кошмар. Мама начала истерически кричать, спрашивая, почему я не в постели. Я взял ее за руку, умоляя выйти на улицу и не поднимать шума. Попроси я ее станцевать сиртаки посреди кафетерия, шансов на успех было бы больше.
– Врачи позволили ему немного прогуляться, – сказал Уолтер, пытаясь успокоить маму.
– И он зачем-то взял с собой сумку! Не морочьте мне голову, лучше найдите мне место в отделении гериатрии! – рявкнула она и повернулась к проходившим мимо санитарам. Я угадал ее намерение: схватить меня и вернуть в палату, если понадобится – силой.
Я посмотрел на Уолтера, и мы поняли друг друга без слов. Мама завопила, а мы рванули к дверям и успели выскочить наружу прежде, чем охранники среагировали на мамины призывы поймать меня.
Я был не в лучшей форме и на углу улицы сильно закашлялся, стало трудно дышать, грудь жгло, сердце колотилось как безумное. Уолтер обернулся, увидел бегущих к нам охранников и проявил редкостное присутствие духа и изобретательность. Он захромал к ним и сказал, что его сбили с ног два типа, побежавшие на прилегающую к больнице улицу. Охранники кинулись в погоню, Уолтер подозвал такси, и мы уехали.
По дороге он был так молчалив, что я даже забеспокоился, не понимая, что могло повергнуть его в такое уныние.
Номер Уолтера стал нашим генеральным штабом, где мы готовились к моему путешествию. Кровать была достаточно широкой для нас обоих: Уолтер уложил по всей длине валик, размежевав территорию. Я отдыхал, а он проводил дни у телефона, время от времени выходя – проветриться, по его собственным словам. Со мной он почти не разговаривал.
Не знаю, каким чудом Уолтер за сорок восемь часов получил для меня китайскую визу. Я раз сто поблагодарил его, не переставая тревожиться: со дня нашего побега из больницы он очень изменился.
В один из вечеров – мы ужинали в номере, и Уолтер включил телевизор, чтобы не общаться со мной, – я отнял у него пульт и нажал на кнопку выключения.
– За что вы на меня дуетесь?
Уолтер вырвал у меня пульт и снова включил телевизор.
Я поднялся, выдернул вилку из розетки и встал перед ним:
– Если я что-то сделал не так, давайте выясним все раз и навсегда.
Уолтер долго молча смотрел на меня, а потом ушел в ванную, так и не промолвив ни слова.
Я стучал в дверь, но он не захотел открыть и появился через несколько минут в клетчатой пижаме, объявив, что, если я посмею пошутить насчет расцветки его ночного наряда, спать буду на лестнице, после чего лег, накрылся и погасил свет, не пожелав мне спокойной ночи.
Конец ознакомительного фрагмента.