Пепел и кокаиновый король. Глава третья. 18 апреля 2002 года. Как карта ляжет. (И. В. Чубаха, 2003)

Глава третья. 18 апреля 2002 года. Как карта ляжет.

Стихи и музыка П. Арманда

Закарпатье, город Борислав. 11.04 по хохляцкому времени.

По торговым рядам колхозного рынка Борислава легкой карпатской походкой топал человек в расшитой коричневым узором гуцульской жилетке с меховым подбоем, и в широком кожаном поясе с надраенными медными бляхами. Человека в жилетке по спине мягко шлепал большой, но явно не тяжелый, холщовый мешок. От колоритного парубка не отставал потрепанный мужичок бродяжного вида с алкоголической припухлостью лица и с такой же, как у гуцула, торбой за спиной.

Гуцул остановился напротив прилавка, за которым, уперев руки в бока, поджидала покупателей пышнотелая молодуха в платке с журавлями. Сонная молодуха торговала несвежей огородной-полевой продукцией: кореньями, сухофруктами, сушеными травами, соленьями, вареньями и маринадами.

– Гы, – сказал человек в жилетке и вытянул палец.

А рынок вокруг шумел, бурлил не хуже Сорочинской ярмарки: «Положь ботинок, говорю, шановный громодяныну! Знаемо цэ „на що мне один?!“ Один у меня, другой на сусиднем рынке сопрешь», «А ну кому кавуны женехив завэртаты?! Вид десяти штук богатые скидки», «Самэ гарнэ сало на свити, налетай!», «Эй, дэвушк, иды суда, чего скажу», «Ты покуштуй! Дрожжи першый класс!»

– Гы! – опять мугыкнул гуцул, громче и напористей чем прежде, и дотронулся пальцем до пучка сушеной «червоной руты».

Прочие висящие над головой торговки вдоль веревки пучки тревожно зашептались – душистый чебрец, любисток, зверобой...

– Що треба-то, вуйку? – наконец проснулась молодуха.

– Траву твою хочэ хлопець купить, – разъяснил экскорт-бродяга.

Человек же в жилетке поставил свой мешок на пыльный рыночный асфальт и размычался, словно недоенная корова, размахался руками, что гарна мельница.

– Пан – немой, – с фальшивой жалостливостью проговорил бродяга, тоже сгружая со спины холщовый сидор.

Человек в жилетке вставил пальцы в уши.

– И глухой, – добавил бродяга.

– Ой, ты бедненький! – молодуха прижала ладони к красным щекам. – Ох, ты горемыка! Як же ж жинке-то твоей важко. Чы вона тэж убогонькая?

– Гы! – уже грозно икнул человек в жилетке, снял с веревки пучок шуршащей, как вощеная бумага, руты и принялся внюхиваться в него, будто девица на свидании в поднесенные розы.

– А ну, добродии, хомуты берем! – приставал к людям мордатый бендеровец с пришпиленным к груди обрывком тетрадного листа, на котором от руки было выведено «Хомути. Тел. 62-85». [5]

– Гы, гы, гы! – требовательно затряс веничком руты человек в гуцульской жилетке, и даже бляшки на ремне угрожающе забренькали.

– Сердится, – растолковал бродяжка сопровождения. – Чуешь, зозуля, напиши ему на аркуши, скилькы хочешь за пучок. А то зовсим сказыться.

– Дэ ж я йому бумажку визьму? – дивчина нагнулась под прилавок, чем-то там загромыхала. Причитая, скрылась под прилавком с головой.

Наверху покупатель-немтырь, выудив из кармана гуцульской жилетки огрызок карандаша, нетерпеливо постукивал им по накрытому полиэтиленом ржавому железу торгового стола.

А где-то, по привокзальной площади, в растерзанных чувствах носился гуцул, проспавший жилетку, пояс и половину гривен из кошелька в поезде дальнего следования «Львiв – Борислав – Хруст – Ужгород», в который он подсел на станции Когуты. Гуцул ехал в закарпатский Ужгород на Всегуцульскую Раду, куда теперь придется явиться, считай, раздетым. Гуцул грешил на цыган, потому что цыгане всегда засматривались на его жилетку и широкий пояс с бляшечками, как колорадские жуки на картошку. А еще не случалось такого поезда с самого изобретения паровоза, в котором не ехали бы цыгане...

– Тилькы цифирку намалюй, сколько за пучок грошей бажаешь. Усяких умных слов малюваты нэ трэба, – учил бродяжка из эскорта глухонемого. – Неграмотный вин. Повезло тоби, дивчина. Трошкы скинешь ему с пучка, он у тебя всю траву визьмэ.

– Так вжэ и всю?! – ахнула молодуха, не веря нежданно заклевавшему счастью.

– Гы, – произнес жилеточник, чтобы напомнить болтунам о себе.

Переводчик с немого языка скабрезно подмигнул торговке и игриво осклабился, показав, сколько зубов не хватает во рту:

– Якщо гроши не с кем прогулять, зозуля, только свистни, прилечу, – а далее посерьезнел, – Цэ я його до тебе прывив. Так що з тебя могорыч.

Гуцул же стоял рядом и хлопал глазами, как теленок у титьки.

– Якщо не збрехав, на горилку получишь. Пры громади обицяю, – обвела вокруг рукой молодуха. Тут, конечно, свое взяло извечное женское любопытство: – А на що убогому стилькы руты?

– Столько? – надулся от гордости бродяжка сопровождения. – Бачыла б ты, зозуля, сколько мы вже накупили! Третий рынок объезжаем. Скупаем мешками. Його фургон пид завязку напхалы.

Легковой «Москвич» с обтянутым брезентом кузовом, дожидался седоков возле входа на рынок. А где-то в прогретой апрельским солнцем канаве, в сотне метров от авторассы пропускал важные события накушавшийся горилки с клофелином исконный хозяин фургона Микола Болонюк.

– Мабуть, внушили убогому, що трава его выликуе, – вслух строила догадки торговка, выводя на газетном клочке стоимость пучка червоной руты. – Якыйсь знахарь нашептал, що писля бани на травах неборака почнэ балакаты та почуе пташок, коровок, жинку свою.

– Запросто, – согласился с молодой женщиной помощник глухонемого. – Село, воно и е село. Уси сэляны трошкы прыдуркувати.

– Може, цэй дурень у меня отводник для газопровода прыдбае? – полез к переводчику с мугыканья сосед молодухи, торговавший предметами, похожими на оборудование для алхимической лаборатории.

Если б кому стало интересено заглянуть в глаза гуцула, то он обнаружил бы, как те полыхнули злобой. Будто костер, в который плеснули бензин.

– Попробуй тилькы перебей в мэнэ торговлю, – молодуха оторвалась от рисования цифры, чтоб показать соседу вполне увесистый кулак. – Я твоей жинке зразу розповим, як ты тут меня каждый день обхаживаешь, какие соблазны обицяешь.

– Яки? – вырвалось у помощника глухонемого.

«Рушныки, розшыти рушныки з лэлэками!», «Картопля нэ билоруська, витчизняна, незалэжна!», "Гэй, пановэ, що просышь за свое порося? Скилькы? А щоб тэбэ гэпнуло об Говерлу![6] Да я за таки карбованци трех поросят куплю!" – надрывался рынок. А где-то в этом же городе клофелинщица Ганка, пересчитывала гроши, вырученные от продажи ампулы клофелина, любовалась красивенькими бумажками под названием «хевро» и прикидывала в уме, сколько это выйдет в пересчете на гривны.

Женская цифра не устроила немого, и он, страстно гыгыкая, накарябал свою вдвое меньше. Началась базарная рутина, без которой не обходится купля-продажа не только на жарком Востоке, но и на Западной Украине. Правда, у первых это многовековая традиция, неприлично на Востоке не поторговаться, неуважение окажешь. У вторых же человек, который сорит грошами, то есть выкладывает сколько попросят, не может не вызвать законных подозрений. Пепел далеко не все понимал из разговоров на украинской мове. Но нехорошие слова в свой «глухонемой» адрес почему-то распознавал без труда. Пепел еле сдерживался, выкидуха жгла кожу сквозь подкладку брюк.

Но никак иначе у Пепла не получилось бы исполнить задуманное, кроме как играя под глухонемого. Безопасней, наверное, пройти по палестинским землям, распевая песни на иврите, чем на Западной Украине заговорить на мове москалей.

...А в кармане брюк Пепла лежал большой, «беременный», коробок из-под хозяйственных спичек, плотно набитый предусмотрительно приобретенной во Львове анашой...

Словацко-украинская граница. 16. 34 по часам начальника дежурной смены украинского пропускного пункта капитана Леонида Крыщука.

«Запорожские» усы – единственное, чем замаскировал себя Пепел. Хотя шанс, что ориентировки по его внешности Лопес успел рассовать по границам, был более чем велик. Но вряд ли погранцам придет в голову сличать с фотками человека, который не просто сам явился пред их светлы очи, а к тому же навязывается на общение, да еще так навязывается, что гонишь – не уходит. Охотничий инстинкт включается, когда жертва убегает, прячется, боится, или, по крайней мере, старается вести себя предельно неброским образом.

Ну, еще разве Пепел замаскировал себя клеенчатой сумкой, которая разумно врисовывалась в образ. А образ был такой: дешевый челнок, который придумал чуток заработать на продаже игральных карт скучающим погранцам.

Пепел предполагал, что на конкретно этом КПП может быть непопулярна игра в карты. Но чего уж не могло не быть, так это служебной тоски. А красиво сыграть на тоске песню вроде опытного акына со своей одной струной, – это, граждане начальники, что называется, дело техники.

Капитан пограничных войск Украины Крыщук услышал смех в родной курилке под «грибком» с облупившимися и загнутыми на краях железными листами. Подойдя, начальник украинской дежурной смены обнаружил помимо подчиненных хлопчика средних лет, который развлекал перекурщиков карточными фокусами: перекидывал колоду из ладони в ладонь, угадывал карту, вытаскивал карты из карманов зрителей и собственного уха. В ногах хлопчика стояла расстегнутая полосатая сумка, бока которой распирали бумажные упаковки по двенадцать карточных колод в каждой.

Когда ребята, почувствовав себя с приходом начальства неуютно, побрели на рабочие места, Крыщук как-то незаметно разговорился с фокусником, потом опять же незаметно для себя согласился разок перекинуться в буру на интерес, потом сыграли кон по гривне, а потом капитана Крыщука будто шмель ужалил...

Нет, дежурного не выгнал из курилки срочный вызов с КПП. Пепел спецом выбрал такой отдаленный от большегрузных трасс малопропускной пункт и заявился под вечер, чтобы ничто не отвлекало людей от игры.

– В очко граешь? – спросил капитан после третьего кона, резко прихлопнув колоду рукой, а в глазах его заплясали не установленного происхождения черти.

– Ну, играю, – не стал корчить целку Пепел.

– Зможешь зробыты файного игрока? Давай щиро, я же бачу, що ты не прост, – неясного Пеплу происхождения огонь разгорался в прищуренных глазах капитана.

– Это как получится, – осторожно ответил украинцу залетный москаль. – Как карта ляжет.

– Трэба, щоб легла, – приказал пограничник. – Слухай внимательно, хлопец. Я бачу, у тебя в сумке батальоны колод. Гарантирую, що товар у тебя здесь раскупят по найкращий цене, поедешь домой с пустой клеенкой. Но только в том случае, якщо зумиешь перемогты. Проиграешь – краще тоби николы здесь больше не показываться. Ну як, згодэн?

– Точно товар раскупят? – Пепел изобразил непреодолимую барыжью жадность.

– Слово украинского офицера.

– Тогда можно попробовать. Эх, пропадай моя телега! А кого обыгрывать-то?

Капитан заговорщески подмигнул:

– Через годыну сходим з тобою в гости к сусидам. Пока потренируйся.

"Ах вот оно как! – догадался Пепел. – Словацко-украинское соперничество. У вас от скуки тут развелось типа вечное соревнование с сопредельной сменой. В очко дуетесь. Конечно, это несколько осложняет план, но поди – откажись.

Словацко-украинская граница. 17. 56 по часам начальника дежурной смены словацкого пропускного пункта майора Ежи Хандуша.

Ворона третий раз за день пересекала украинско-словацкую границу. Даже, может быть, и более того. Третий раз она попадалась на глаза майору Хандушу. Он ее хорошо разглядел благодаря природной дальнозоркости и запомнил благодаря белому пятну на изнанке левого крыла. Ворону хотелось пристрелить из табельного пистолета. Но Хандуш боялся быть неправильно понятым коллегами и начальством. Если уж и тратить патроны, подумал майор, то выпускать их стоит в скопление автомобилей у контрольно-пропускного пункта. За пекло в ботинках и за весь жаркий день, в который приходится работать, а не купаться и загорать на озере Радуница. За куцее жалование, за всего лишь майорские погоны, за покалывающую печень, за жену, которая предположительно изменяет во время несения мужем пограничной службы. За то, что сборная Словакии не вышла в финал чемпионата мира по футболу, а Словения вышла.

Начальника дежурной смены Хандуша, пьющего «фанту» под могучей вековой лиственницей, что растет на холме с видом на пропускной пункт, всецело захватила расстрельная фантазия. Место пистолета в воображении занял автомат. Из него удобнее всего поливать автомобильный затор. Ах какие замечательные искры высекали бы пули из автомобильного железа! Надоевшие морды шоферов и туристов перекосило бы от ужаса. Эти сморчки прятались бы за колесами, сигали бы в сточные канавы. Из дырочек в бензобаках тек бы бензин, смешиваясь с водкой, капающей на асфальт из простреленных фургонов, пары поднимались бы над асфальтом... А потом как рвануло бы!

Тем временем над головой Хандуша безбоязненно пересекали украинско-словацкую границу перистые облака. Где-то глубоко внизу под майором Хандушем кипела магма, огненными реками путешествуя по странам и континентам без виз и осмотров. Тем же занимались грунтовые воды и переносимые ими минеральные вещества. Чуть выше подземными ходами пробирались через границы и демаркационные линии неразумные кроты. Солнечные лучи, радиоволны, бактерии с вирусами, фотоны, электроны, не говоря уж про неуловимые нейтрино, – короче, все сущее кроме людей, машин и грузов не считалось с пограничным постом на словацко-украинской границе.

А пана майора настолько увлекла расстрельная дума, что он не сразу заметил на фоне вечереющего неба эту парочку. Но заметил, как замечал в конце концов все на свете, сколь бы тщательно от него это не прятали. Парочка целеустремленно топала к его начальственному наблюдательному посту, оборудованному под лиственницей и состоящему из деревянного стола и лавок. И одного из двух гостей начальник дежурной смены знал распрекрасно. Потому что это тоже был начальник дежурной смены. Украинской смены. Вот уж третий год они с капитаном Крыщуком строго параллельно заступали на дежурство, отделенные друг от друга всего какой-то сотней метров. И если не каждый раз, то раз в неделю точно, в моменты пограничного затишья наведывались друг другу в гости. А незнакомец выглядел как обыкновенный мелкий деляга из сопредельного государства, подобных которому мотается каждый день туда-сюда что саранчи. И усы, свисающие до подбородка, тоже не выделяли его из намозолившей глаза публики, делающей свой маленький приграничный бизнес. Скорее уж наоборот... Капитан и незнакомец шли, мило между собой беседуя. Усатый нес в руках полосатую сумку.

А еще через четверть часика из холодильника, подключенного к электропитанию в душной и уныло-казенной будке пропускного пункта, рядовой Иржи Бондра по приказу начальника доставил холодное чешское пиво. Выставляя на стол бутылки, Иржи Бондра прислушивался к разговору своего начальника с украинским начальником и усатым штатским, но ничего так и не понял. Понял разве только, что беседовали по-русски.

Еще бы майору Хандушу было не знать по-русски, когда он прилежно учил его во времена тогда единой Чехословацкой Социалистической Республики и в школе, и в училище. Еще бы ему забыть русский, когда он ездил на полугодовую стажировку в Харьковское пограничное училище, а по ее завершению нес службу на совестко-чехословацкой границе, где другими языками не пользовались. Еще бы ему сейчас разучиться говорить по-русски, когда украинского он не знает и учить его на старости лет не собирается.

Полетели в пепельницу первые пивные пробки, на стол, извлеченная из полосатой сумки Пепла, легла нераспечатанная, пахнущая типографией колода. Пальцы майора Хандуша с хрустом взлохматили упругие картонные прямоугольники, ловко и привычно приступили к тасованию, пальцы Пепла сдвинули верх колоды, после чего доски стола приняли на свои деревянные плечи первую карту.

Майор Хандуш ничего не имел против, как выразился «кэп Крыщук», «показать, какой он есть на самом деле мастер». Почему бы и не показать, когда изо дня в день одно и то же. Даже одна и та же ворона пересекает украинско-словацкую границу каждую смену: с белым пятном на изнанке крыла.

– Сегодня важкый день, Ежи, – в один глоток влив в себя половину пивного малька, произнес Крыщук и утер губы рукавом форменной рубахи.

– У нас каждый день, как гиря на ноге, Микола, – эхом тут же отозвался Хандуш.

Этими фразами они обменивались каждую встречу. А чем еще обмениваться?

Тем временем усатый сорвал первый банк на девятнадцати против семнадцати.

– Ох, дивлюсь я, не на что тебе будет прыдбаты сливянки по дороге до хаты, – подначил Крыщук, не слишком скрывая своего удовлетворения исходом первого круга. И потянулся к следующему пиву. Капитан Крыщук не слишком жаловал карты, играл в них от скуки, ему больше нравилась роль болельщика, в которой он сегодня и оставался.

Банкирство усатого затянулось на три круга. Каждый раз словак шел на все, но челнок благополучно «отстучал» и спрятал в карман словацкие кроны. Хандуша это разозлило. Все-таки он действительно считал себя сильным игроком. И ничего из шулерских штучек, как ни следил из-под хитро прищуренных век, за гостем не заметил. А ведь глаз у Хандуша – алмаз.

– Может быть, чуть поднимем ставки? Чем больше денег на кону, тем сильнее становятся игроки, – предложил Хандушу его усатый партнер.

«Этот шпак возомнил, что нашел болвана, и пускает слюни, размечтавшись с легкостью опустошить мой кошелек на пару тысяч крон», с раздражением подумал Хандуш.

– Не трэба, Ежи, а то проиграешься в пух и прах, – как бы посоветовал Крыщук и не удержал губы от сползания в ехидную улыбку.

Тогда майор Хандуш не просто поднял размер начального банка, он поднял его вдесятеро. Словаку очень хотелось увидеть, как в глазах усатого мелькнет испуг. Испуг мелькнул, доставив начальнику словацкой смены мимолетное удовольствие, но, поразмыслив, соперник ставку принял. И снова с первого раза сорвал банк – туз червей и десятка треф – очко.

Впрочем, и Хандуш с первого раза вернул сдачу колоды на четырнадцати против перебора, он «ломал» карту, а следующий банк с грехом пополам отстоял, и даже нарастил вдвое. А ведь майор уж было хотел бросить карты на стол, заявив, что сегодня не его день, и что лучше они просто попьют пиво, а доиграют в следующий раз.

Крыщук в сердцах расплющил комара на лбу. На фоне лиственницы нарисовался подчиненный.

– Что тебе?

– У нас контрабандный провоз польских сигарет, – доложил рядовой Иржи Бондра.

– Без меня не разобраться?! – рявкнул начальник. – В первый раз увидели контрабанду?! Инструкций не знаете?!

Иржи Бондра внеуставно пожал плечами, почти по уставу отозвался: «Ясно, пан майор!» и оставил начальника в покое.

Через час продувшийся под чистую усатый поставил сумку с карточным имуществом на отыгрыш всех денег. Проиграл – фортуна повернулась к украинской стороне раком.

– Закончим? – устало утирая пот, поинтересовался Хандуш.

– На, – Крыщук бросил на стол ворох гривн, все, что было у него с собой. – Играй.

– Я хочу сыграть сразу на все.

– Против сотни гривн?

– Нет. У меня есть кое-что еще.

А ведь уже стемнело. Пришлось по рации отдавать рядовому Бондре приказ воткнуть на пропускном пункте вилку в розетку. По исполнении приказа над столом зажглась прикрученная к нижнему суку лиственницы лампа.

Пепел отыграл сумку. Выиграл все кроны, портсигар Хандуша, карманный приемник Хандуша и снова все проиграл.

Сразу назвать, что у него еще есть за душой, Пепел не рискнул, прежде следовало завести партнера до белого каления. Пришлось театра ради потянуть время, поиграть душевные муки. Пришлось даже погрызть ногти и потеребить кончики приклеенных усов.

– Играю на все, что проиграл, плюс сверху тысячу долларов, – наконец набрался решимости усатый.

Хандуш и Крыщук решили, что ослышались. Потом Крыщук успел подумать, что его протеже расстегнет рубаху, снимет с груди золотой фамильный медальон в сто граммов и положит на стол. Но медальон на столе не появился. Глаза Пепла стали холодными и колючими:

– Я назову место в лесу, где стоит машина с анашой, приготовленная к ночной переправе.

Вот это была новость! Оба погранца машинально потянулись к табельным пистолетам. Посмотрели в глаза друг другу и передумали расстегивать кобуры. Не новобранцы, а спешка нужна только при ловле блох и поносе. Первым опомнился словак:

– Почему мы должны тебе верить на слово? – но его интонация не оставляла сомнений, пан купился с потрохами. Он боялся еще спросить, по какую сторону границы спрятана машина, потому что имел веские основания предполагать (гость явился с востока), что ответ его не обрадует.

Пепел выбрал загадочно промолчать, тогда погранцы сами придумают подходящий мотив. И, кроме того, не рассказывать же в нечаянно сложившемся карточном кругу, что первоначально Сергей планировал примелькаться на украинской заставе, потом подогнать машину поближе, и пока все будут вокруг нее толпиться и ловить раскрытыми от удивления ртами мух, под шумок проскользнуть мимо КПП. А теперь импровизировал на могиле прежнего плана.

– Хорошо... Согласен... А, все равно пропадать! Я называю место сейчас, – голос завибрировал на истерической ноте, Сергей стал косить под напрочь азартного беднягу, – Вы находите машину, проверяете, перегоняете на нейтральную полосу. Кто сорвет последний банк, та сторона и получает право отрапортовать по начальству.

– Машина ставится на нейтральной полосе ровно посредине, – тяжело прохрипел майор Хандуш, глядя в глаза не Пеплу, а украинскому коллеге.

– Погодь, мил человек, ну-ка выкладывай, що ты про цю машину, и звидкы знаешь? – приподнялся в стойку гончего пса Крыщук.

– Я сейчас не на территории Украины! – запальчиво ответил Сергей и закусил фальшивый ус. Играть сумасбродного челнока, так уж до конца. И радостно отметил, что Хандуш уставился на украинца без малейших остатков дружелюбия во взгляде. Подозрения пана майора к коллеге в попытке присвоить себе все лавры за задержание груза, кажется, стали оправдываться.

– Машина ставится на нейтральной полосе ровно посередине, – выделяя каждое слово, повторил майор Хандуш. Дружба дружбой, а звездочки на погоны получать врозь. Поэтому пан майор ни на йоту не сомневался, что при любом исходе карточной баталии Крыщук такой подарок судьбы из загребущих лап не выпустит. Но Крыщук был по эту сторону пограничных столбов и перешел границу незаконно, и челнок был здесь. А это – весомые козыри Хандуша против хохла. Но машина-то спрятана где-то там, за контрольной полосой. Как в задаче про волка, козу и капусту, которых следует переправить без потерь через реку. И кажется, сам украинский капитан наконец догадался, что находится не в том положении, когда может командовать.

– Будь ласка, – будто бы покорно кивнул Крыщук, будто бы руководствовался лишь логикой, а не собственными интересами, – Машина ставится на нейтральной полосе ровно посредине, – от волнения он вдруг заговорил по-русски почти правильно, – Я проведу тебя обратно через границу, а потом вернусь сюда, и мы с паном майором будем тебя дожидаться.

Когда капитан обращался к Сергею, его голос так пропитался медом, что Пепел не удержался и раскатисто захохотал. Даже усы чуть не отвалились.

– Так не пойдет, пан капитан. Там вы меня мигом сквозь мясорубку пропустите. Придумайте что-нибудь получше, потому что машина будет стоять в лесу без шофера только до трех ночи. А потом либо будет переправлена через границу, либо отправлена назад, и вы ее уже никогда не увидите. Решайтесь, пан капитан, пятьдесят на пятьдесят, что находка останется за вами, я – сильный игрок.

– Но ведь тебя одного тут же задержат! – зашел украинец с последнего козыря. Он все еще надеялся сыграть в беспроигрышную лотерею.

– Ты можешь своим хлопцам приказать не трогать этого москаля. По рации. А потом рацию ему отдашь, чтоб не подмывала идея запроситься в туалет и там сыграть своим тревогу. Он вернется, и рацию вернет.

– А если не вернется?

– Это игра, Мыкола, – примирительно фыркнул пан словак, – И она гораздо интересней, чем игра в очко. Да и зачем ему не возвращаться? Он сам сказал про «три часа ночи». Это его лимит. Не вернется, поднимем обе заставы по тревоге.

– А если я сейчас по тревоге подниму свою заставу? – стал торговаться по-крупному хохол.

– А если я соврал, и не вернусь? – разозлился Сергей.

– Ни много – ни мало, – отмахнулся Хандуш от аргументов Пепла, в которые не верил, и тоже пошел ва-банк, – Ты нарушил границу, без визы проник на нашу территорию. Думаешь, я тебя отпущу подобру-поздорову, если ты выберешь нечестную игру.

– Гаразд, – сдался хохол, тяжело осел на лавку и сквозь зубы отдал приказ на свою заставу ничему не удивляться, не препятствовать движению усатого картежника в обе стороны, в пешем порядке и за рулем, но приготовить Альму.

После этого рация перекочевала в карман Сергея, а пан Хандуш кликнул Бонду, чтоб тот принес еще пива. И когда об стол звякнули свежие бутылки, Бонда, как бы между прочим, был оставлен рядом, чтоб украинский капитан чего не натворил от избытка хитрости.

Оказывается, Альмой, про которую упоминал Крыщук по рации, звали овчарку. Сергей смотался за в перелеске припрятанным «Москвичом», подогнал машину, тормознул между двумя шлагбаумами, хлопнул дверцей, и собака тут же зашлась хриплым лаем. Она явно учуяла струящийся из-под брезента аромат анаши, на который ее натаскали в Школе служебного собаководства Закарпатского пограничного округа.

На украинской пограничной будке можно было разглядеть стихотворный плакат:

"Вот ползет к границе враг.

Граница!

Он залез в большой овраг.

Боится!"[7]

На словацкой наглядная агитация отсутствовала – вот и все различия. Сдерживающий Альму на поводке хохол срочной службы хищно облизал Сергея взглядом, но вспомнил приказ. А с другой стороны рвала поводок уже вторая овчарка, удерживаемая словаком. Шоу удалось: Сергей откинул брезент, демонстрируя солдатикам обоих стран закрома, полные сушеной травы, и у служивых синхронно отпали челюсти. Сергей же, так и не опустив брезент, потопал к игровому столу, вернул Крыщуку рацию и дал выслушать захлебывающийся доклад собаковода. И, как ни в чем не бывало, вытянул из сумки новую колоду.

– Нет, колоду буду выбирать я! – ударил кулаком по столу Хандуш, а потом в запале смахнул к известной матери на землю со стола полупустые бутылки с пивом – широкий жест. Одна разбилась, майору было на это глубоко наплевать. В алчных глазах пана майора золотились подполковничьи звезды.

Бонда испарился, он не желал оказаться свидетелем чего бы-то ни стало. Крыщук только крякнул, не собираясь сглаживать гнетущую паузу. Пепел равнодушно пожал плечами и придвинул майору сумку. Пан майор достал упаковку с самого дна и вскрыл. Сергей протянул руку за колодой.

– Нет, сдавать буду я! – безапелляционно выставил следующее условие пан майор.

Пепел равнодушно пожал плечами, но встрял Крыщук:

– Вытяните «на старшую карту», – голос капитана от волнения стал до смешного тонок. Только никто не засмеялся.

Сергею досталась семерка треф, Хандушу – бубновая десятка. Хандуш начал тасовать, и Сергей с облегчением заметил, что пан майор мизинцем выстраивает вольт[8], поскольку эту партию Пепел должен был ПРОИГРАТЬ обязательно.

Выстроив карты, Хандуш незаметно (для Крыщука) придержал мизинец внутри колоды и протянул Пеплу сдвигать. Его расчет строился на том, что Пепел сдвинет как раз отделенную мизинцем часть, и далее при раздаче пойдет запланированная комбинация. Но Крыщук не дремал:

– Карты на стол, – срывающимся голосом скомандовал украинец.

– Не понял!? – начал багроветь пан Хандуш.

– Положи колоду на стол, пусть сдвинет не из рук, – потребовал украинский капитан.

Хандуш обиженно надулся, дескать, не веришь старому приятелю, но подчинился. Пепел постарался сдвинуть именно там, где прежде находился майорский палец, но карты были закуплены из самых дешевых, а Сергей больше привык работать на пластиковых, и практики не хватило. Он ошибся всего на пару карт, но это делало результат игры непредсказуемым.

Шумно сопящий Хандуш дал Сергею первую карту – десятка, и открыл свою – восьмерка. Было видно, как по лбу майора скатываются виноградные капли пота. Сергей чувствовал себя не лучше, просто умел держаться в руках. Сергею требовалось обязательно проиграть этот кон, иначе пришлось бы придумывать совершенно другой способ перехода границы и в другом месте. Чем дальше от подчиненной пану Хандушу заставы, тем лучше.

Следующей Сергею пришла дама – замаячила «прокладка», теперь бы тузика или скромненькую девятку, и перебор готов... но пришел нагло щурящийся червовый валет. Пятнадцать – с такой картой выигрывают только если у противника перебор, и останавливаются на такой карте, боясь своего перебора, который чаще всего и выпадает. Пепел поколебался, решил подстраховаться и попросил еще карту, но ему пришла не вымаливаемая у фортуны и так нужная для перебора фоска, а еще одна дама. Дама пик, черт бы ее побрал. Восемнадцать – достаточно сильная карта, чтобы рассчитывать проиграть на халяву. Пепел потребовал следующую... Валет!

– Себе, – изменившимся голосом сказал Сергей. С двадцатью очками на руках он чувствовал себя очень нерадостно.

К восьмерке пан майор вытащил короля. Утер пот, и Пепел понадеялся, что этот жест для отвода глаз, а на самом деле майор полез за спрятанной под фуражкой девяткой. Увы, майор просто утер пот. И зажмурившись, открыл следующую карту. Семерка.

– Девятнадцать. Стал, – не скрывая уверенности в победе, прохрипел пан майор.

И тогда Сергей использовал последний шанс. Спрятав одного валета под даму, он веером разложил на столе карты в надежде, что Крыщук не заметит нехватки одной.

– Восемнадцать! – изобразил Сергей крайнее отчаяние, – Я продул.

Действительно Крыщук не считал выдаваемые Пеплу карты, и не засек, что вместо пяти открыто четыре. Откуда же украинскому капитану знать, что усатый челнок играет против него? Разочарование хохла было вселенских масштабов. С каменным лицом капитан Крыщук молча поднялся с лавки и, волоча негнущиеся ноги, побрел в сторону границы. А покрасневший от счастья, как вареный рак, Хандуш уже ревел в рацию Бонде, чтоб тот волок «Москвич» с наркотой на площадку у родного поста, и чтоб заставу поднимал по тревоге. Чтоб все, как положенно!

– А я? Пан майор, мне же теперь на ту сторону нельзя, – хорошо разыграл панику Сергей, – Меня же теперь хозяева «Москвича»... Да и капитан Крыщук, он же меня сгноит, если попадусь.

Пану майору проигравшийся в пух и прах челнок был не нужен, не нужен был и как свидетель некоторых щекотливых подробностей триумфа, пусть победителей не судят. Пан майор был благодушен и по-своему щедр:

– Надо бы тебя взять за шкирятник, да допросить, откуда владеешь информацией. Спросить, а где хозяева прячутся... Ладно. И так хорошо. Не обижу. Есть у кого пересидеть пару неделек в Словакии?

– Есть, – тяжело вздохнул Сергей.

– Ну, так и мотай туда. И чтоб я тебя здесь через пять минут не видел. И сумку с картами с собой забирай, – накинул от щедрот безнадежно старающийся убрать с пунцовой рожи глупую счастливую улыбку пан майор, – Видишь, до чего они доводят, я через эти карты, похоже, навсегда с приятелем капитаном рассорился. Да и не положена эта зараза на посту!

Пепел без лишних благодарностей подхватил сумку и нырнул во тьму. Отойдя шагов сто, сорвал усы. Через час он выйдет на трассу и поймает попутку. О том, что захватили машину с сушеной червоной рутой, только чуть-чуть приправленной коробком анаши, словацкие погранцы допрут еле-еле к утру. Сергей будет уже далеко, да и вряд ли станет пан Хандуш объявлять тревогу, когда поймет, что остался в дураках. Совершенно лишнее для панов Хандуша и Крыщука, чтобы история разошлась дальше заставы. Не судят только победителей, а паны офицеры обделались по самое некуда.