А зачем тебе любовь?
Я домой вчера пришел, а дома тихо. Слышно как вода капает из крана, как гудит и сотрясается холодильник. Как у соседей посудой гремят, так, пора бы присесть за стол, а меня никто не встречает!
Анжела в кровати лежит, ей и дела нету, что я жрать хочу. А мне непонятно, почему она улеглась раньше времени? То она бегает, скачет, вопросы какие-то задает, а тут вдруг легла и чуть ли не спит. Вот здрасьте!
– Виталик, – говорит она слабым голосом и протягивает ко мне обе руки. – Иди, я тебя обниму…
– Анжелика, – говорю я, а мне только обниматься сейчас! – Я вообще-то с работы пришел, и мне жрать охота.
– Прости, – говорит она, – прости меня… Я чувствую, что мне недолго осталось…
– Анжела! – а мне непонятен этот спектакль! – Ну, о чем ты говоришь? Ну о чем?
А ей лишь бы валяться! Лишь бы ни делать ничего! Я на кухню пришел, смотрю, кругом чисто. А мне не верится, что Анжела убралась, наконец, расставила все по полкам, постелила клеенку с красными маками. Насыпала соли в солонку!
Заглянул в сковородку, а там котлеты с картофельным пюре. Значит, все-таки есть совесть у человека, а я-то расстроился, думал, нету. Смотрю на столе записка. «Любимый, ешь. Положи со мной рядом мою детскую игрушку, старенького мишку с одним глазиком, и надень на меня, пожалуйста, мое сиреневое платье и шарфик, и туфли.
Я все приготовила и сложила в мешок. Он в шкафу на первой полке. Я тебя очень люблю, Виталечка. Ты мой самый любимый, самый лучший… Ты единственный мужчина всей моей жизни. Целую. Анжела. Котлеты без лука, как ты любишь».
Положил я себе котлеты с пюре, а сам думаю, ну какая же Анжела молодец. Да пусть лежит себе, спит, я хоть посижу в тишине, отдохну от всего. А я устал! Да столько работы, то одно, то другое. До отпуска бы дожить, а тут записка! А Анжела вещи по мешкам распихала, потом их запрятала куда-то и пишет, ищи Виталик, что тебе больше делать?
Конечно! Тут не знаешь, как план выполнить по сдаче металлолома, как на разряд сдать, ничё не перепутать, а я запутался. Да мне уже страшно! Как вообще эту жизнь прожить, чтобы не стыдно было, а Анжеле хоть бы что!
Лежит себе в кровати, и нет даже мыслей, а что я могу дать своей стране? Какие я могу показать результаты? Быть может, я могу сшить не двести, а двести десять халатов и пятьдесят простыней в придачу? Нашла же время мешки запрятать, а я не буду ничё искать! Поел и в комнату к ней пришел.
А она лежит с закрытыми глазами, руки скрестила на груди, смотри на нее.
– Анжела, – говорю, – ну какие мешки? Ну, какие?
– Виталик, – говорит она, открывая глаза, – тебе нужно будет жениться, но на ком? – она резко села на постели. – Я тут подумала, что может Татьяна Ивановна с нашей работы? Она грибы хорошо солит, ты же любишь соленые рыжики? А может Тамара? Помнишь, приходила ко мне? Она очень хорошая, и шьет прекрасно, и поэзию любит…
– Это та Тамара, – вспоминаю я, – которая съела три тарелки борща и банку горчицы?
– Она очень хорошая, – говорит Анжела. – А может быть Ниночка из ателье? Помнишь, она ко мне приходила, приносила выкройки из журналов?
– И на ней была юбка, – говорю я, – через которую просвечивали ее кривые ноги и бант еще сзади! Как можно такое сшить, Анжела? По каким журналам?
– Ну не знаю, – вздыхает Анжела, – это такая мода, Виталик. А может, Зиночка из двадцатой квартиры? Она и подливу готовит, и маринады разные.… Помнишь, она за банками приходила? По-моему, она очень хорошая, по крайней мере, ты голодным никогда не будешь.
– Ну, интересно! – говорю я. – Они значит варить мне будут, а ты что же? На кровати лежать?
– А меня не будет, – говорит Анжела и грустно так улыбается.
– Вот новости! – удивляюсь я. – И где же ты интересно будешь? На курорт что ли поедешь?
– Нет, – говорит она, – не поеду….
– А может, ты к мужику к другому уйдешь? – догадался я. – А что? Будешь макароны ему варить, может, пирожки научишься стряпать, – я вдруг вспомнил записку. – Так ты и одежду уже в мешки собрала, только найти их осталось, а я щас найду, Анжела! И можешь идти к нему, – я залез в шкаф, и сразу же увидел мешок. – Вот тут, наверное, и трусы твои, – я развязал мешок, а там действительно трусы лежат и платье какое-то и шарфик. Ну, все ведь приготовила!
– Виталик, – говорит Анжела.
– А что Виталик? – говорю я. – Раз собралась, значит надо идти. Что раздумывать? – я посмотрел на нее. – Ты его любишь?
– Ты так ничего и не понял, – говорит она, и ее глаза начинают наполняться слезами.
– Конечно! – восклицаю я. – Конечно! – сморю, а в мешке моя фотография лежит. – Будешь ему фотографию мою показывать, да? – я стал рвать ее на мелкие кусочки. – Говорить, это мой первый муж Виталий Запыхайло, посмотри какие у него глазки, – я кинул клочки в воздух и они стали кружиться над Анжелиной головою. – А он не увидит меня никогда! – я зло расхохотался.
– Как ты так можешь? – говорит Анжела дрожащим голосом и начинает собирать разлетевшиеся кусочки.
– Могу! – выкрикиваю я. – Я еще не то могу!
Смотрю, а в мешке бусы лежат, которые я Анжеле на день рождение подарил и брошка с камешками. Между прочим, мамина брошь!
– А это, – говорю я, показывая ей мамину брошку, – это я тебе не отдам! Это брошь была на груди у моей бабушки, и ты хочешь ее надеть и ходить перед своим мужиком? Не выйдет! – я погрозил ей пальцем. – Не выйдет! – а я поверить не могу, что Анжела вещи свои собрала!
Хватило совести брошь мамину прихватить, это же надо! Придет к нему вся красивая, в новых трусах, так на них этикетка! В шарфике, вон в каком, в платье в сиреневом. Передо мной-то так такая не ходила, а тут, глядите!
Так еще думали смеяться надо мною, фотографию мою разглядывать. А я там стою возле вагона, мне четырнадцать лет всего и я от бабушки ехал из Магнитогорска.
– Уходи! – говорю я. – Одевайся и уходи!
– Виталик, – говорит Анжела, – ты все неправильно понял, я тебе сейчас все объясню…
– Так ты же еще женить меня хотела! – удивляюсь я. – На Тамаре, у которой аппетиты, как у слона, или на Зиночке, которая банки ходит, собирает. Спасибо! Спасибо, Анжела! – а мне так обидно стало. Неужели она подумала, что я могу жениться на толстухах? – Мне никого не надо, – говорю я, – ни Зины, ни тем более Татьяны Ивановны с её солеными рыжиками, я и в столовой поесть могу, – а мне вообще не вериться, что Анжела уходит от меня, и чтобы я не грустил, подыскивает себе замену.
Конец ознакомительного фрагмента.