Вы здесь

Пенсионное право России. Пенсионное право в системе права социального обеспечения Российской Федерации (В. С. Аракчеев, 2003)

Пенсионное право в системе права социального обеспечения Российской Федерации

Существование пенсионного права, как мы полагаем, – неоспоримый факт, и вряд ли кто возьмет на себя смелость его опровергнуть. Однако в научных исследованиях, в нормативно-правовых источниках, в публицистической литературе, в обыденном обиходе, в различных средствах массовой информации главным образом фигурируют такие термины, как право на пенсию, права пенсионеров и гарантии их осуществления, проблемы совершенствования пенсионной системы, но не пенсионное право, как обособившийся относительно самостоятельный элемент правовой системы России в целом и права социального обеспечения в частности. Конечно, далеко не все, что признано на законодательном уровне, а тем более общепризнанно на уровне обыденного восприятия, является неоспоримым фактом, не считаться с которым нельзя. И напротив, что-то существующее, но идущее вразрез с общеустоявшимся пониманием в настоящем, находит в конечном счете свое признание и воплощение в будущем.

В нормативно-правовой практике, в юридической литературе подобное происходит достаточно часто и не только в периоды радикальных преобразований правовой системы государства. Так, например, длительное время в юридической литературе не признавалось существование трудового права в качестве самостоятельной отрасли права, хотя еще в начале XX в. известный ученый Л. С. Таль[89] достаточно убедительно доказал специфику отношений по применению наемного труда и необходимость обеспечения механизма его правового регулирования. Лишь с течением времени основателями теории советского трудового права (Н. Г. Александровым, В. С. Андреевым, Л. Я. Гинзбургом, А. Е. Пашерстниковым, Ф. М. Левиантом, О. В. Смирновым и др.) были вскрыты существенные различия между трудовыми, гражданско-правовыми и административно-правовыми отношениями, свидетельствующие о невозможности их регулирования нормами только одной из этих отраслей права, и это нашло свое общетеоретическое признание[90].

Аналогичным образом решался на страницах юридической печати вопрос о самостоятельности права социального обеспечения, существование которого до сих пор ставится под сомнение, хотя по этому поводу достаточно меткое замечание было высказано сомневающимся В. Н. Скобелкиным. Он отметил следующее: «Некоторые авторы до сих пор включают в число смежных отношения по государственному социальному страхованию… Но тогда надо доказать, что сформировавшаяся отрасль законодательства, регулирующего пособия и пенсии, не является отраслью права, как принято считать. Однако весьма сомнительно, что такая попытка увенчается успехом»[91]. Казалось бы, на общем фоне неопределенности, когда еще не является общепризнанным выделение права социального обеспечения в качестве самостоятельной отрасли права, когда его нормы рассредоточены в источниках, иных самостоятельных отраслей права России, ставить еще и вопрос о выделении пенсионного права было бы недостаточно логичным. Оно – составная часть, пусть даже ведущая составная права социального обеспечения, но если не признано целое, то, естественно, рассуждать о самостоятельности существования его части достаточно трудно.

Тем не менее непреложным был и остается факт существования в правовой системе России достаточно большой по объему и обособившейся общности юридических норм, предназначенных исключительно для регламентации общественных отношений по пенсионному обеспечению: налицо специфический субъект этих отношений – пенсионер, характерен его статус, состоящий преимущественно из прав, минимизирующий количество обязанностей и фактически исключающий его юридическую ответственность, своеобразна юридическая связь пенсионер – орган (организация), назначающий и осуществляющий выплату пенсий и т. д. Парадоксальность ситуации состоит в том, что все это никем не отрицается, но одновременно мало кем, за исключением некоторых специалистов в теории права социального обеспечения, признается. Точнее, даже соответствующий вопрос вообще не ставится и не решается его судьба с точки зрения определения места, которое занимает пенсионное право в системе права государства, где каждый его четвертый гражданин которого является пенсионером, а вопросы жизнеобеспечения этой категории граждан возведены в ранг общенациональной проблемы.

Поэтому, по нашему мнению, вопрос о существовании или, напротив, об отрицании существования пенсионного права не вносится «в повестку дня» в силу очевидности ответа на него; с теоретических позиций суть проблемы сводится к тому, в каком качестве этот феномен существует и какое место в системно-структурном строении права России он занимает. В конечном счете решает вопрос «быть или не быть» тот или иной общности юридических норм суммативным или самостоятельным структурно-правовым образованием законодательная политика, которая, конечно же, не может не учитывать сложившихся реалий. В связи с этим следует заметить, что в нормативно-правовой практике, особенно последнего времени, достаточно наглядно прослеживается тенденция формального и постепенного обособления механизма правового регулирования пенсионного обеспечения, которое имело место и ранее, но не было столь очевидным. Если на предшествующем современному этапе нормы о пенсионном обеспечении рассредоточивались между трудовым (пенсии рабочим и служащим), колхозным (пенсии членам колхозов), административным (пенсии военнослужащим и другим категориям лиц, осуществляющим общегосударственные функции) правом, то с началом 90-х годов ушедшего столетия законодатель, напротив, предпринимает попытки к их сосредоточению в обобщенных нормативных актах, в которых закрепляются единые подходы к решению вопросов пенсионирования в нашей стране. Даже принятие двух законов «О трудовых пенсиях в Российской Федерации» и «О государственном пенсионном обеспечении…» принципиально не меняет подхода законодателя к решению этого вопроса, а, напротив, его подтверждает. Фактически сохраняет свое действие, хоть и в измененном виде, Закон от 20 ноября 1990 г., а вновь принятые законы развивают его положения, дифференцируя пенсионное обеспечение не в рамках уже существующего внутриотраслевого деления права России, а поднимаясь над ним, возводя статус пенсионера в ранг особой правовой категории[92]. Таким образом, и в теории, и в нормативно-правовой практике речь не идет о признании или об отрицании пенсионного права, суть вопроса состоит в том, какое место оно занимает в праве социального обеспечения и вообще в системе права России.

Следует отметить, что еще в 1971 г. В. С. Андреев обратил внимание на то, что нормы, закрепляющие пенсионные отношения, – «слишком многочисленны и многообразны, в связи с чем они подразделяются по общим признакам на несколько институтов»[93]. Позднее он уточнил свою позицию и высказал весьма плодотворную мысль о том, что пенсионное право – это более мощное, чем институт, структурное образование в праве социального обеспечения, позволяющее отнести его к категории такого элемента, как подотрасль[94]. К сожалению, эта идея, хотя и нашла поддержку среди ученых, не была ими развита в дальнейших исследованиях, а фактически лишь воспроизведена в работах его последователей[95].

Эта позиция разделяется далеко не всеми учеными, но, как ни странно, никем не опровергается, в связи с чем многие авторы придерживаются традиционного подхода к характеристике внутриструктурного построения системы права социального обеспечения, выделяя в ней отдельные юридические нормы, субинституты, институты, относят пенсионное право к числу его институтов[96] или общности институтов[97].

Следует отметить, что и в общей теории права вопрос о существовании подотраслей как своеобразных структурных элементах правовой системы нельзя отнести к числу однозначно решенных и обстоятельно проанализированных. Одно из первых упоминаний о них содержится в статье В. М. Чхиквадзе и Ц. Я. Ямпольской[98]. Несколько позднее С. С. Алексеевым эта идея была сформулирована следующим образом: «Однако, – отметил он, – этой триадой (норма, институт, отрасль) не исчерпывается сложное строение права. Указанные звенья характеризуют лишь главные вехи правовой системы. Кроме норм, институтов, отраслей, которые являются необходимыми элементами правовой системы и поэтому обязательно следуют один за другим, есть и такие, не всегда необходимые правовые образования, как субинституты и подотрасли»[99]. О подотраслях, как группах правовых институтов, содержится упоминание в работе С. В. Полениной и А. Б. Венгерова[100]. Нетрудно заметить, что, как и в теории права социального обеспечения, перечисленные выше известные ученые ограничиваются фактически лишь констатацией факта существования подотраслей права, а в работах ряда теоретиков права этот вопрос вообще не затрагивается[101]. И тем не менее даже это последнее обстоятельство можно расценивать в качестве негласной поддержки сторонников точки зрения о наличии в системе права такой его структурно обособленной единицы, как подотрасль.

Мы полагаем, что пенсионное право может быть с полным основанием отнесено к подотрасли права социального обеспечения не только по своим объемным (количественным) показателям, но и в силу качественной (содержательной) характеристики. Подотрасль права – это такое его структурное образование, которое расположено между отраслью и ее институтами, в связи с чем она должна обладать свойствами, поднимающими ее выше правовых институтов и одновременно не позволяющими ей подняться до отраслевого уровня. Отсюда следует, что в пенсионном праве необходимо выделить признаки, которые, с одной стороны, выделяют его из числа других институтов права социального обеспечения, а с другой – удерживают его в рамках этой отрасли, не позволяют пенсионному праву «дорасти» до качественного правового образования, именуемого самостоятельной правовой отраслью. С этих позиций обратимся к тем постулатам, которые используются в общей теории права и в отраслевых науках для обоснования вывода о самостоятельности той или иной общности юридических норм и признания ее в качестве самостоятельной структурной единицы правовой системы.

Как уже отмечалось выше, формирование структуры права является прерогативой законодателя, но его воля не безгранична, она обусловлена объективной реальностью. Любое искусственное правообразование, созданное исключительно на основе субъективного усмотрения нормотворца, рано или поздно будет отторгнуто жизнью.

В качестве объективной основы существования ассоциированной общности юридических норм выступает предмет правового регулирования, то есть специфическая, обладающая определенным качеством область, группа, срез или часть общественных отношений, находящаяся под воздействием правовой системы государства. Применительно к отрасли права Д. А. Керимов отметил следующее: «Об отрасли права мы можем говорить там, и постольку, где и поскольку особый вид общественных отношений характеризуется такими особенностями, которые предполагают существование своеобразной, цельной формы правового регулирования…»[102]. Иначе говоря, если есть предмет правового регулирования, то есть и предмет для постановки вопроса о самостоятельности той или иной общности юридических норм и основания для позитивного ответа на него, а отсутствие предмета делает соответствующие рассуждения беспочвенными либо, во всяком случае, преждевременными. Отводя предмету правового регулирования роль главного системообразующего фактора, С. С. Алексеев отмечает, что «своеобразный, качественно особый вид общественных отношений, требующий правового регулирования при помощи специфического метода и механизма регулирования, – вот главный системообразующий фактор, который определяет формирование компактной общности юридических норм»[103].

С этих позиций обратимся к анализу ведущего системообразующего фактора – к предмету правового регулирования пенсионного права – пенсионным отношениям. Но прежде чем дать им качественную характеристику, позволяющую считать их специфической однородной общностью общественных отношений (только такая общность может считаться самостоятельным предметом правового регулирования), необходимо, на наш взгляд, определиться и в объемных (количественных) показателях, которые дают основание считать, что эти отношения значительнее отношений, регулируемых иными институтами права социального обеспечения, и одновременно находятся «в рамках» последних, являются их составной частью. Интересно отметить, что именно это обстоятельство по каким-то причинам не обсуждается в литературе, хотя если автор признает существование, наряду с отраслью права и ее институтами, подотрасли, то он, прежде всего, должен дать ответ на вопрос: по каким чисто внешним параметрам, границам институт права отличается от подотрасли. Иными словами, он должен высказать свое отношение к достаточно, казалось бы, очевидному факту: подотрасль права – это структурное образование более высокого уровня, нежели правовой институт, постольку, поскольку юридические нормы, ею объединяемые, регулируют более широкий круг общественных отношений, чем институт, и по этой причине подотрасль занимает промежуточное положение между отраслью и правовым институтом. Очевидно, что такой констатацией вопрос не будет решен, ибо стало общепризнанным, что отраслью права регулируется область общественных отношений, а ее институтом – группа этих же отношений.

В связи с этим и возникает необходимость определения объема (круга) тех общественных отношений, которые являются предметом правового регулирования подотрасли пенсионное право: является ли таковым простая сумма «групп» общественных отношений, составляющих предмет регулирования нескольких институтов права социального обеспечения, либо это такая общность отношений, которая по своим качествам поднимается выше простого суммативного образования. Для ответа на этот вопрос обратимся к содержанию действующего пенсионного законодательства.

Большинство отношений, включенных в сферу права социального обеспечения, ставятся в прямую или косвенную зависимость от факта признания гражданина субъектом пенсионного права, то есть пенсионером. С одной стороны, эта зависимость порождена, с другой – в какой-то мере обусловлена пенсионным статусом человека. Эта связь не абсолютная и неизбежная, характерная в целом для отрасли права социального обеспечения, но она – превалирующая, и примеров тому достаточно. Возьмем для сравнения любой из институтов права социального обеспечения, регламентирующих определенную, качественно однородную группу общественных отношений, даже исключив из этой общности институт льгот, который «работает» в основной массе своих норм на отношения по обеспечению пенсионеров.

Отношения по обеспечению пособиями и компенсациями в любом случае связаны и одновременно обособляются от отношений по обеспечению пенсионеров, отношения по социальному обслуживанию возникли и продолжают служить интересам преимущественно для лиц, признанных пенсионерами, медицинская помощь – в той степени, в которой она предоставляется за счет средств обязательного медицинского страхования, также во многом предназначается для пенсионеров, которым она оказывается либо на льготных условиях, либо вообще бесплатно.

Иными словами, во всех отношениях, регулируемых правом социального обеспечения, так или иначе присутствует специальный субъект – пенсионер, которому, как правило, отдается предпочтение перед другими физическими лицами. Следовательно, пенсионные отношения входят составной частью во все иные социально-обеспечительные отношения либо, во всяком случае, большинство из них и определяют содержание последних, то есть объем и характер прав и обязанностей субъектов других институтов этой отрасли. Стало быть, законодатель как бы «растворяет» статус пенсионера в других социально-обеспечительных отношениях, придавая им специфичность, причем в одних отношениях этот статус превалирует над статусом других субъектов (например, стационарное обслуживание в учреждениях социального обслуживания населения), в других – он занимает лишь определенное место, но всегда особенное. Без пенсионных отношений по этой причине и мы берем на себя смелость это сказать, многие социально-обеспечительные отношения, факт их существования может оказаться не столь значительным, чтобы делать их самостоятельным объектом правового воздействия.

Кроме того, нужно иметь в виду, что пенсионные отношения выходят за рамки отрасли права социального обеспечения, оказывая правоформирующее воздействие на статус физических лиц в иных сферах правового регулирования: гражданского, налогового, семейного, жилищного, трудового, уголовно-исполнительного и др. Даже по этой причине пенсионное право не может быть поставлено в один ряд с другими правовыми институтами и даже с их простым суммативным образованием, предметом регулирования которых являются определенные, меньшие или большие по объему группы общественных отношений, выделяющиеся из числа других сугубо объемными (количественными) характеристиками, к чему, собственно, сводятся аргументы авторов, выделяющих в структуре права такой его элемент, как подотрасль.

Но в то же время достаточно очевидно, что предмет воздействия пенсионного права имеет достаточно четко очерченные границы – это отношения по денежному содержанию лиц, не способных к самообеспечению в силу возраста, состояния здоровья (инвалидность), профессиональной непригодности или утраты кормильца. Таким образом, мы имеем дело, с одной стороны, с общественными отношениями, составляющими часть отношений, регулируемых нормами права социального обеспечения, причем с такими, которые оказывают доминирующее влияние на формирование иных структурных элементов этой правовой отрасли, с другой – с отношениями четко определенными и своеобразными, что делает их предметом самостоятельного правового воздействия. В этом, по нашему мнению, и состоит феномен предмета пенсионного права, который не может быть охарактеризован исключительно с точки зрения его объемных (область, группа общественных отношений) характеристик.

Пенсионные отношения являются одновременно качественно однородной областью общественных отношений, могущих претендовать на роль предмета самостоятельной отрасли права, пока еще удерживаемых в рамках предмета регулирования права социального обеспечения, и группой отношений, входящих в состав отношений по социальному обеспечению, являющихся наиболее обширной частью последних. Вместе с тем они представляют собой самый значительный и весомый пласт (слой) социально-обеспечительных отношений в целом, оказывая влияние на содержание статутных прав нуждающихся граждан при обеспечении их пособиями, компенсациями, социальной помощью в учреждениях социального обслуживания, при наделении их льготами. Они «входят» составной частью в иные виды социально-обеспечительных отношений, но не растворяются в них, обособляя пенсионера как субъекта-получателя в качестве субъекта иных видов предоставлений. Это обстоятельство накладывает соответствующий отпечаток на содержание иных, не пенсионных отношений, поскольку наряду с другими физическими лицами в них присутствует специальный субъект-пенсионер.

Таким образом, пенсионные отношения, как самостоятельный объект правового воздействия, на наш взгляд, – это не только обособленная часть (группа) социально-обеспечительных отношений и не простая их общность, это – стержневые отношения социально-обеспечительного характера, служащие основанием для выделения пенсионного права и его характеристики в качестве подотрасли права социального обеспечения. Это – отношения градированные, в связи с чем и юридические нормы, входящие в состав пенсионного права, по своей значимости и по принадлежности к тому или иному ряду регулируемых ими пенсионных отношений делятся на институты и субинституты с выделением в их составе так называемых генеральных институтов[104], чем, собственно, подотрасль и должна отличаться от простой суммативной общности правовых институтов. К числу генеральных институтов пенсионного права следует отнести институт пенсий по возрасту, за выслугу лет, по инвалидности и по случаю потери кормильца. Этим качеством могут быть наделены общности юридических норм о пенсионном обеспечении на принципах государственного социального страхования и принципах обеспечения за счет бюджетных ассигнований[105] и др. В первом случае образование генеральных институтов обусловлено основаниями пенсионного обеспечения, а во втором – необходимостью дифференциации этого обеспечения организационно-правовой формой, в которой и через которую оно осуществляется.

Характеризуя пенсионные отношения в качестве предмета правового регулирования, нельзя обойти вниманием вопрос об их субъектном составе, что также является свидетельством специфики этих отношений. Вообще субъектами социально-обеспечительных отношений выступают органы (организации), на которые возлагается обязанность по оказанию помощи или по содержанию другого субъекта – гражданина (физическое лицо). Причем «номенклатура» органов или организаций в зависимости от конкретной политики государства может изменяться (органы социального обеспечения, социальной защиты, пенсионного фонда и его представительств на местах), тогда как субъект-получатель пенсий всегда неизменен – это лицо, достигшее установленного возраста, признанное инвалидом, потерявшее кормильца или утратившее профессиональную трудоспособность в связи с выполнением определенных обязанностей по службе. Иной компановки субъектного состава пенсионное право не имело никогда ранее и не имеет сейчас. Пенсионные отношения не могут возникнуть между двумя физическими лицами, хотя один гражданин может взять на свое содержание, в том числе и денежное, другого. Эти отношения не возникают и между двумя юридическими лицами, а существующие правовые связи по уплате страховых взносов в Пенсионный фонд – это не непосредственно пенсионные отношения, а отношения по организации их финансирования. Никогда законодательство о пенсиях не признавало в качестве субъекта-получателя пенсий юридических лиц. Это первое, на что хотелось бы обратить внимание при характеристике субъектного состава пенсионных отношений – это всегда отношения органа (организации) и гражданина, именуемого пенсионером. Однако многие другие общественные отношения имеют аналогичный субъектный состав, в том числе и все иные отношения по социальному обеспечению, аналогичный в том смысле, что одной стороной в них выступают юридические лица, а другой – лица физические, в связи с чем, если мы ограничимся такой констатацией, всю специфику пенсионных отношений через их субъектный состав отразить будет трудно.

Пенсионные отношения, как уже было выявлено несколько ранее, являются составной частью социально-обеспечительных отношений и одновременно их наиболее мощным пластом. Но если мы признаем это, то, как следствие, должны признать, что пенсионер обладает тем общим специфирующим качеством, которое свойственно и другим субъектам социально-обеспечительных отношений, и в рамках этого общего свойства чем-то выделяется и обособляется. По нашему мнению, таким общим свойством любого гражданина как объекта социально-обеспечительных отношений является признаваемый государством факт его нуждаемости в содержании и помощи за счет общественных или обобществленных средств, когда он считается находящимся в трудной жизненной ситуации и полностью или частично лишается возможности к самообеспечению. Нуждаемость можно охарактеризовать как состояние человека, в котором все или часть его естественных и социальных потребностей не могут быть удовлетворены им самостоятельно. Но в зависимости от характера, степени, причин нуждаемости право социального обеспечения дифференцирует правовое положение физических лиц, наделяя их статусом пенсионера, клиента социальных служб, получателя пособий, инвалида, малоимущей семьи и т. д.

Нуждаемость может быть постоянной (необратимой) в силу возраста или состояния здоровья, длительной (нуждаемость детей, утративших кормильца, до достижения ими 18-летнего возраста), краткосрочной (временная нетрудоспособность как основание для назначения пособия); она может быть предсказуемой, например обусловленной естественными физиологическими процессами в организме человека (его взросление или старение), и непредвиденной, вызванной чрезвычайными, экстраординарными обстоятельствами, абсолютной, при которой человек полностью лишается возможности к самообслуживанию и самосодержанию, и относительной (частичной), когда у него имеются определенные возможности и средства, но, по мнению государства, этих средств недостаточно для нормального, естественного существования, нуждаемость индивидуально определенного субъекта и субъекта коллективного. Нуждаемость порождается различными естественно-биологического свойствами организма человека, техногенными и социальными факторами, способными создавать для субъектов равноценные по своим отрицательным последствиям ситуации, которые, однако, учитываются в законодательстве по-разному (сопоставим размеры страховых и социальных пенсий по возрасту).

Любое из перечисленных выше состояний или проявление нуждаемости порождает для субъектов социально-обеспечительных отношений различные последствия, которые проявляются главным образом в их статутных правомочиях. В силу этого они могут претендовать либо на установление пенсий, либо на социальные услуги, предоставление льгот и т. д. Иными словами, в связи с изложенными выше обстоятельствами право дифференцирует свой подход к характеру, уровню и форме обеспечения: в одних случаях государство берет на себя обязанность лишь по оказанию помощи нуждающемуся субъекту в денежной или натуральной форме, в других – оно возлагает на себя бремя обязанности по его содержанию, то есть предоставлению гражданину, оказавшемуся в трудной жизненной ситуации, средств, необходимых и достаточных для нормального естественно-физиологического и социального существования[106]. Но и обязанность по содержанию нуждающихся граждан реализуется различными способами. Государство предоставляет либо денежное, либо натуральное содержание нуждающимся в нем гражданам.

Пенсионное обеспечение – это всегда денежное содержание нуждающихся граждан, и таковым качеством оно отличается от всех иных видов социального обеспечения, в связи с чем субъект пенсионного права – пенсионер – это лицо, находящееся на денежном содержании государства[107]. Содержанием, предоставляемым в натуральной форме, является социальное обслуживание. Это – второй из двух видов содержания нуждающихся граждан, и они разнятся не только формой социальных предоставлений. Суть этого отличия состоит в том, что денежные средства в виде пенсии предоставляются в «свободное распоряжение» гражданину и он по своему усмотрению удовлетворяет социальную или естественно-физиологическую потребность, которую сочтет нужной. При социальном обслуживании также удовлетворяются жизненно важные потребности человека в жилище, одежде, пище, досуге, но по номенклатуре, определяемой не усмотрением нуждающегося лица, а в рамках разработанных программ, рекомендаций, исходящих от органов государства.

Таким образом, специфика пенсионера как субъекта социально-обеспечительных отношений состоит в том, что им является нуждающееся лицо, находящееся на денежном содержании государства, которое в рамках предоставленных ему средств содержит себя по собственному усмотрению. В тех случаях, когда пенсионер утрачивает способность к самосодержанию за счет средств, выделенных ему в виде пенсии, он становится клиентом социальных служб. Все иные субъекты социально-обеспечительных отношений получают за счет общественных средств лишь помощь в денежной или натуральной форме в виде пособий, компенсаций жильем, одеждой, продуктами питания, медицинским обслуживанием и т. п.

При рассмотрении вопроса об особенностях пенсионных отношений и их субъекта характеризуется предмет правового регулирования как ведущий системообразующий фактор, позволяющий выделить эти отношения из числа других социально-обеспечительных отношений и отстоять мнение об относительной самостоятельности пенсионного права в качестве подотрасли, а не рядового института права социального обеспечения.

Пенсионные отношения – однородны, поскольку все возникающие связи между их субъектами подчинены единой цели, и одновременно они весьма многообразны, о чем свидетельствует хотя бы изложенная в предыдущем разделе классификация пенсий. А если к разнообразию материальных отношений добавить их обязательный атрибут – отношения процедурные[108], представляющие собой отношения по поводу порядка реализации права на пенсию, то это многообразие становится более очевидным. Таким многообразием общественных отношений, составляющих предмет правового регулирования, не обладает ни один другой институт права социального обеспечения. Полагаем, что это обстоятельство также следует иметь в виду при качественной характеристике предмета пенсионного права, ибо известно, что количество перерастает в новое качество либо является одним из побудителей к такому преобразованию.

Но пенсионные отношения – это объект правового воздействия, а не сам механизм этого воздействия. Механизм правового регулирования также свидетельствует о специфике юридических норм, сгруппированных в определенную общность, и позволяет судить о том, насколько эта общность обладает спецификой, позволяющей считать ее относительно самостоятельным структурно-правовым образованием. Однако прежде чем перейти к характеристике этого механизма, следует определиться в том, какие еще факторы, не входящие в состав сугубо правового инструментария, влияют на формирование и обособление той или иной общности юридических норм.

Решающее значение в этом вопросе имеет, по нашему мнению, заинтересованность государства и его соответствующая нормативно-правовая политика. Общественные отношения могут существовать вне правового пространства и до тех пор, пока они не окажутся в поле зрения государства, они функционируют на основе иных, не правовых норм. К таким отношениям можно отнести фактические брачные отношения (см. главу II Семейного кодекса РФ), отношения по пользованию жилыми помещениями, отношения простого товарищества, возникающие между субъектами, не наделенными правом на заключение соответствующего договора. Причем интересно отметить, что нередко такие отношения по своим признакам не отличаются от тех отношений, которые уже стали объектом правового воздействия.

Таких примеров практика правового регулирования социально-обеспечительных отношений знает немало. В нашем государстве всегда были граждане, не принимавшие участия в урегулированной и признаваемой им общественно полезной деятельности. Это не только те граждане, которых в настоящее время принято именовать лицами без определенного места жительства, это и женщины, посвятившие себя исключительно интересам семьи и воспитанию детей, это беженцы и вынужденные переселенцы, это, пусть даже в недавнем прошлом, тунеядцы, с которыми государство даже вело борьбу, а также некооперированные владельцы хозяйств, живущие на собственные доходы, лица, не могущие найти работу по специальности в месте постоянного проживания, даже инвалиды III группы, если они были колхозниками. Многие из них фактически являлись, но юридически не были признаны субъектами социально-обеспечительных отношений, ибо состояние нуждаемости этих людей как специфический признак этих отношений было достаточно очевидным. Стало быть, с отношениями нуждаемости, урегулированными правом социального обеспечения, параллельно существовали аналогичные отношения нуждаемости, на которые государство не реагировало позитивно. Лишь с течением времени, когда наше государство в Конституции РФ признало себя правовым и социальным, оно «проявило интерес» к этой категории лиц и выработало специальный правовой механизм оказания им помощи. В результате пенсионное право было дополнено институтом социальных пенсий, а институт трудового стажа был существенным образом изменен и расширен за счет включения в понятие общественно полезной деятельности периодов ухода за малолетними детьми, проживания одного из супругов за границей, а для супругов военнослужащих – проживания в местности, где отсутствует возможность трудоустройства, появился институт пособий по безработице и т. д. Таким образом, существовали отношения нуждаемости, более того, государство располагало уже готовым механизмом правового воздействия на аналогичные отношения, но по политическим, идеологическим, экономическим и иным причинам не превращало эти отношения в предмет правового регулирования. Поэтому существующие в реальной жизни фактические взаимосвязи людей, иначе – общественные отношения, становятся предметом правового регулирования только в том случае, если в этом будет заинтересовано государство. Эти отношения при наличии государственного интереса создают предпосылки к формированию соответствующего правового инструментария, конструированию его составляющих элементов либо к приспособлению к ним уже имеющегося в арсенале государства набора (комплекта) правовых средств. Следовательно, импульс и решающее значение в обособлении определенной общности юридических норм имеет «объективно обусловленный интерес государства в самостоятельном регулировании данного комплекса общественных отношений»[109], а затем на этой основе с учетом специфики подлежащих урегулированию общественных отношений разрабатывается либо приспосабливается к ним определенный комплекс средств юридического воздействия.

С этих позиций мы позволим себе не согласиться с мнением С. С. Алексеева, который, обоснованно доказывая примат предмета над методом правового регулирования[110], признает за последним качество классификационного основания для отраслевого деления права, но с определенными уточнениями, что методы используются как второочередные основания классификации[111] и что их нельзя сводить только к совокупности приемов воздействия на поведение субъектов, а следует рассматривать как:

а) единый способ юридического воздействия… выражающийся в статусе субъектов правоотношений;

б) юридический инструментарий, определяющий формы и способы возникновения прав и обязанностей, способ защиты, процедурно-процессуальные формы и т. д.;

в) правовые принципы, характеризующие содержание отрасли права;

г) отрасль законодательства, в которой заглавную роль играет определенный кодифицированный акт[112].

Несмотря на то, что все эти элементы правовой надстройки, именуемой С. С. Алексеевым «юридическим режимом», имеют важное значение для уяснения сущности права, они в своей совокупности и каждый в отдельности в плоскости рассматриваемого вопроса могут быть охарактеризованы как следствие, а не причина (основание) обособления определенной общности юридических норм. И законодательство, и правовые принципы, и метод правового регулирования (в узком смысле этого слова), и другой юридический инструментарий приспосабливаются не ко всей совокупности существующих отношений, а к их определенной области, группе, части и таким образом способствуют функционированию и развитию этих отношений в направлении, отвечающем государственным интересам. Следовательно, обусловленная спецификой тех или иных отношений воля законодателя первична; она определяет структуру нормативных актов для урегулирования соответствующих отношений, а в них, в свою очередь, находят свое закрепление правовые принципы, наиболее приемлемый способ воздействия на поведение субъектов и другой юридический инструментарий. В связи с этим мы солидаризуемся с мнением ученых, которые исключают метод правового регулирования из числа системообразующих факторов[113] и рассматривают его в качестве характеристики правового положения субъектов правоотношений[114].

Но тем не менее все указанные С. С. Алексеевым элементы юридического режима имеют важное значение для определения «самобытности» определенной общности юридических норм, в том числе и норм пенсионного права, которая, по мнению Д. А. Керимова, должна характеризоваться устойчивостью и автономностью функционирования[115].

Устойчивость системы нормативно-правовых предписаний означает, что она занимает свою нишу в правовой системе государства, независимо от его внутренней и внешней политики, от его политического режима, господствующей в обществе идеологии, в том числе религиозной, и в целом от характера тех отношений, которые складываются на конкретном историческом этапе развития общества. Автономность функционирования предполагает такое свойство системы, при котором она, будучи «включенной» в систему более высокого порядка, в состоянии реализовать возложенные на нее задачи даже в том случае, если в функционировании иных элементов этой более общей системы имеют место различного рода приостановки, неритмичность и даже прекращение их существования. Иными словами, качество и состояние иных элементов общей правовой системы может отражаться на содержании определенного блока нормативно-правовых актов, может оказывать на него прямое или косвенное влияние, но не предрешает его судьбы. Пенсионное законодательство существовало, существует и будет существовать обособленно постольку, поскольку в нашем государстве всегда были, есть и будут нуждающиеся граждане (дети, пожилые люди, инвалиды), которых оно обязано содержать для обеспечения собственного существования. С этих позиций следует посмотреть на пенсионное право и пенсионное законодательство, ибо последнее, и в этом отношении мы полностью разделяем мнение С. С. Алексеева, входит составной частью в понятие «юридический режим», специфирующий определенную общность правовых норм. Пенсионное законодательство, пожалуй, имеет более глубокую историю, чем иные блоки законодательства о социальном обеспечении, и сам по себе этот факт свидетельствует об устойчивости пенсионной системы – признаке, обособляющем эту правовую общность от иных. Законодательство о пенсиях представляет собой, как и пенсионные отношения, наиболее объемный пласт в системе нормативно-правовых актов о социальном обеспечении и занимает в ней доминирующее положение. Оно обширно и многообразно, и одной из его особенностей является то, что законом, как ведущим нормативно-правовым актом, регулируются наиболее важные, принципиальные положения о пенсионном обеспечении, а основную «нагрузку» берут на себя подзаконные акты органов исполнительной власти. К примеру, из 134 статей Закона от 20 ноября 1990 г. более 20 статей имели отсылочный характер и наделяли достаточно широкими полномочиями Правительство России, которое, в свою очередь, делегировало их другим инстанциям. Значительными полномочиями федеральные органы исполнительной власти наделены и действующим пенсионным законодательством. Так, в силу п. 3 ст. 1 Закона о государственном пенсионном обеспечении Правительство уполномочено определять порядок реализации прав на пенсию и устанавливать условия назначения пенсий отдельным категориям граждан, что (последнее) всегда относилось к исключительной компетенции органов законодательных. А если учесть, что сфера социального обеспечения в силу п. «ж» ст. 72 Конституции отнесена к совместному ведению Российской Федерации и ее субъектов, то в настоящее время в результате активной нормотворческой деятельности субъектов Федерации, муниципальных органов, конкретных организаций – работодателей пенсионное законодательство представляет собой значительный массив нормативно-правовых актов, функционирующих изолированно от иных источников права социального обеспечения.

Таким образом, длительная история существования и развития пенсионного законодательства свидетельствует, с одной стороны, о постоянной, то есть непреходящей государственной заинтересованности в урегулировании пенсионных отношений, а объем нормативно-правовой базы – с другой, о большем интересе государства в упорядочивании этих отношений по сравнению с иными социально-обеспечительными отношениями. Стало быть, постоянно повышенный интерес государства к вопросам пенсионного обеспечения привел к обособлению специальной группы нормативно-правовых актов, которая, хотя и не имеет в своем арсенале ни Основ, ни кодекса, является одним из важнейших свидетельств автономности пенсионного права как относительно самостоятельной общности юридических норм. Такому положению дел способствует также отсутствие какого-либо сводного нормативно-правового акта о социальном обеспечении, о необходимости и целесообразности принятия которого речь идет уже давно, но который, на наш взгляд, не может быть принят в силу причин, изложенных нами в другом исследовании[116]. Наличие или отсутствие кодифицированного нормативного акта – это далеко не всегда тот индикатор, по которому с неизбежностью можно судить о структурной самостоятельности определенной общности юридических норм, тем более когда они отвечают требованиям устойчивости и автономности функционирования[117].

Пенсионное право располагает собственным юридическим инструментарием, не свойственным иным структурно-правовым образованиям в сфере социального обеспечения. Прежде всего, этот инструментарий по набору комплектующих его элементов значительно богаче и разнообразнее, чем у иных институтов права социального обеспечения. Объясняется это большим многообразием видов и подвидов пенсионного обеспечения, различными организационно-правовыми формами, в которых (через которые) оно осуществляется, политикой государства по отношению к уровню содержания различных категорий своих граждан, что в совокупности свидетельствует об отсутствии единого его подхода к регулированию пенсионных отношений. В результате один и тот же вид пенсий устанавливается на различных для граждан условиях, применительно к каждому из оснований в отдельности, под одно из условий или под их совокупность разрабатывается специальный правовой механизм, состоящий из различных элементов, что и приводит к разнообразию соответствующего юридического инструментария от простого до достаточно сложного. Например, для возникновения права на социальную пенсию субъекту, претендующему на ее назначение (установление), требуется лишь доказать факт достижения установленного пенсионного возраста. Для трудовых пенсий, как известно, кроме этого требуется наличие специального трудового или страхового стажа. В связи с этим законодательство устанавливает специальные правила исчисления стажа и представления доказательств его продолжительности, правила перевода трудового стажа в стаж страховой, особые правила определения страховой и накопительной частей пенсий, а их базовый размер устанавливается в твердой сумме, как и у пенсий социальных.

Не менее сложным является механизм правового регулирования государственного пенсионного обеспечения, так как этой группой пенсионных отношений охватывается специфический субъектный состав получателей пенсий, который формируется до вступления в пенсионные отношения. Это – государственные федеральные служащие, военнослужащие, лица, пострадавшие в результате радиационных и техногенных катастроф, лица, которые в силу закона признаются нетрудоспособными. Для пенсионного обеспечения граждан каждой из этих категорий предусматривается особый механизм, который, наряду с общим федеральным законом о пенсионном обеспечении, детализируется в специальных нормативных актах, что естественно приводит к увеличению элементов, составляющих соответствующий юридический инструментарий. Процесс пенсионирования весьма формализован, поэтому для всех видов пенсий, независимо от оснований их предоставления и организационно-правовых форм, в которых осуществляется обеспечение, предусмотрены определенные общие процедурные формы реализации права на пенсию: претендент на пенсию обязан обосновать (доказать) свои притязания в сроки, установленные законодательством, а орган обязан, в свою очередь, не позднее чем через 10 дней с момента поступления заявления решить вопрос о назначении пенсии или об отказе в ее назначении с указанием причин отказа и порядка его обжалования[118]. В случае возникновения спора между органом по назначению пенсий и заинтересованным лицом на смену процедурной форме приходит форма процессуального урегулирования по правилам административного производства или судебного разбирательства. К этим правилам следует добавить еще достаточно сложные правила перерасчетов пенсий, располагающие собственным инструментарием в зависимости от оснований перерасчета, правила индексации пенсий, «перевода» одного вида в другой и многое другое. Все это вместе взятое, представляет собой достаточно сложный и разветвленный арсенал средств правового регулирования пенсионного обеспечения, каким по своему содержанию не располагают иные институты права социального обеспечения.

Таким образом, этот юридический инструментарий, хотя по ряду элементов, его образующих, и совпадает с приемами воздействия права на поведение участников социально-обеспечительных отношений в целом, обладает спецификой, не свойственной институтам соответствующей правовой отрасли. Эта специфика, собственно, уже охарактеризована и в концентрированном виде закрепляется в статусе лица, признаваемого пенсионером. Для признания того или иного гражданина пенсионером требуется больший и более сложный набор специфических правовых средств, и это естественно, по сравнению с тем комплектом средств, которые необходимы лицу для получения пособий, компенсаций, льгот, услуг как клиенту учреждений социального обслуживания. Кроме того, и это следует отметить особо, статус пенсионера влияет на формирование не только прав граждан на иные виды социального обеспечения, но и оказывает свое воздействие на конструкцию правового положения личности в иных сферах и областях правового регулирования, на что уже было обращено внимание. Следовательно, используемый пенсионным правом инструментарий ставит соответствующую общность правовых норм выше норм, группируемых в иные институты права социального обеспечения, и является еще одним аргументом в пользу признания первого подотраслью, а не рядовым институтом последнего.

Предмет правового регулирования, непреходящая заинтересованность государства в решении вопросов пенсионного обеспечения, большой массив нормативно-правовых актов и наличие собственного юридического инструментария – все это факторы и признаки, свидетельствующие о самобытности пенсионного права и одновременно являющиеся центробежными силами, не только поднимающими его над другими институтами права социального обеспечения, но и способными обеспечить решение задачи по его выделению в качестве самостоятельной правовой отрасли. Однако этого не происходит, следовательно, существуют и центростремительные силы, которые удерживают эту специфическую общность юридических норм в рамках отрасли права социального обеспечения. На наш взгляд, такими центростремительными силами являются принципы права социального обеспечения и его метод, которые входят в состав соответствующего юридического инструментария.

Пенсионное право, как, впрочем, и право социального обеспечения в целом, основывается на одной общей идее – оказать помощь, содействие либо взять на содержание нуждающихся граждан за счет общественных и обобществленных средств. Содержание и помощь посредством пенсионирования оказываются только в денежной форме, что находит свое прямое закрепление в действующем законодательстве[119]. Отсюда следует, что основной идеей пенсионного права является оказание финансовой поддержки или денежное содержание. Финансовая поддержка оказывается в виде социальной пенсии, трудовой пенсии по случаю потери кормильца, ибо их размеры в два, три, а то и большее количество раз ниже прожиточного минимума, который служит «точкой отсчета» при определении уровня жизнесуществования граждан в нашем государстве. Денежным содержанием с полным основанием можно считать пенсионное обеспечение государственных служащих, судей судов Российской Федерации и др.

Эта общая идея пенсионного права может одновременно рассматриваться как его цель и основное функциональное предназначение. Однако, как известно, одна и та же цель может достигаться различными способами, а к решению одной и той же задачи можно подойти по-разному. Это и имеет место при формировании юридического инструментария пенсионного права и находит свое проявление в его принципах. Пенсионное право, как составная часть права социального обеспечения, должно следовать общей идее оказания помощи и содержания нуждающихся граждан. Но оно решает эту задачу присущим ему инструментарием. По этой причине конкретные принципиальные подходы государства к обеспечению, к примеру, вынужденных переселенцев и беженцев не могут быть идентичными тем, на которых базируется пенсионное право, точно так же, как последнее не может взять на вооружение принцип конфиденциальности, закрепленный нормами института социального обслуживания. Стало быть, в праве социального обеспечения наряду с общей идеей как его основополагающим принципом существуют идеи (принципы), на которых строится правовая политика государства применительно к тем или иным его видам, в соответствии с которыми, в свою очередь, оно делится на соответствующие структурные образования.

Но если мы утверждаем, что, во-первых, пенсионное право является не только отдельным, но и наиболее крупным структурным элементом права социального обеспечения, а, во-вторых, отдельные институты права социального обеспечения могут строиться на принципах, не свойственных иным элементам этой системы, то, казалось бы, для вывода о наличии в пенсионном праве принципов, свойственных только этому виду обеспечения, нет никаких препятствий. Усиливает основания такой постановки вопроса и тот факт, что государство традиционно на всех этапах развития права социального обеспечения применяло дифференцированный подход к пенсионированию различных классов, слоев и групп граждан, в связи с чем не только генеральные институты, но даже отдельные субинституты основывались на различных идеях (принципах), преломляющих и конкретизирующих общую идею – оказания финансовой поддержки или денежного содержания лиц, признанных пенсионерами.[120] Примером тому могут служить существовавшие в советское время специальные законы о пенсионном обеспечении рабочих и служащих и закон о пенсиях и пособиях членам колхозов, большой и разнообразный блок нормативных актов о пенсиях за выслугу лет отдельным категориям служащих; а в настоящее время наиболее убедительным тому подтверждением является принятие 15 и 17 декабря 2001 г. двух федеральных законов, в которых содержатся даже различные определения трудовых пенсий и пенсий по государственному пенсионному обеспечению. В результате при наличии одного и того же основания, к примеру достижения установленного законом пенсионного возраста, различные категории граждан обеспечиваются по-разному, что и является дополнительным свидетельством различий в принципиальном подходе государства к характеру и уровню пенсионного обеспечения, основанного на идеях социального страхования, страхования из бюджетов негосударственных пенсионных фондов и выплаты пенсий за счет бюджетных ассигнований.

Конец ознакомительного фрагмента.