Сватовство. Пенелопа
По всей Элладе вдруг прокатило: дочь Зевса Елену, названную самой красивой женщиной земли, ее земной отец Тиндарей выдает замуж!
За кого?!
Жених не выбран. Царь Спарты Тиндарей еще не решил, потому пока свататься может каждый. Ну, конечно, не каждый, тех, кто мелковат состоянием или родословной, и в ворота не пустят, но именитых достаточно.
Жениться на дочери Зевса?! Бегом! Небось папаша доченьку благоволением не оставит? Причем непонятно, какого папашу при этом имели в виду – небесного или земного. И у того и у другого достаточно возможностей облагодетельствовать зятя.
Эллада сошла с ума – все неженатые и просто мало-мальски чего-то стоящие мужчины от шестнадцати до шестидесяти, казалось, рванули в Спарту. Потом выяснилось, что это хитрость Диомеда. Узнав, что Тиндарей, уже отдавший одну дочь Клитемнестру микенскому царю Агамемнону, желает выдать и вторую, причем зять будет наследовать Спарту, хитрый царь Аргоса понял, что сорвать объединение Спарты и Микен под рукой Агамемнона можно, лишь сорвав само сватовство. Елена красавица, женихи у нее не переведутся, из-за загубленного сватовства в девках не засидится. Диомед и кинул клич: все свататься! Чтобы не заподозрили подвоха, прибыл в качестве жениха и сам, правда, постарался не быть первым, но и не десятым тоже.
Женихи накатывали в город, точно волна на берег во время прибоя. То и дело прибывал какой-то новый обоз. Чтобы не посрамиться, каждый потенциальный зять Тиндарея привозил с собой толпу родственников, сватов, друзей, слуг, тащили даже жен и детей! Уже есть жена? Ничего, жена не стена, можно и подвинуть, но не поучаствовать во всеобщем безумстве казалось непростительным. Гнали стада быков, табуны лошадей, блеяли козы, овцы, орали слуги, скрипели возы, щелкали кнуты колесничьих возниц. Все блестело, сверкало, орало, ругалось, пылило, сходило с ума само и сводило окружающих.
В Спарте не протолкнуться, хозяева двух небольших харчевен с ног сбились, пытаясь накормить и напоить гостей.
Те спартанцы, что посообразительней, быстро уяснили выгоду и стали зазывать прибывших в свои дома, суля ночлег и еду. Бывало, после таких ночлегов у гостей пропадали ценности, а иногда и сами гости, но пока больших жалоб не слышалось, то ли гости покидали Спарту по доброй воле, хотя и тайно ночью, то ли договаривались полюбовно…
Дворец царя Спарты Тиндарея набит битком, точно ларь богатой невесты.
Сам царь сокрушенно качал головой:
– Если так пойдет, то я разорюсь раньше, чем Елена выйдет замуж.
Женихи действительно ели и пили без меры, устраивали поединки, пока просто в виде соревнований, чтобы показать свою силушку и удаль, но все чаще между ними вспыхивали стычки. Неудивительно, молодые люди с оружием от безделья и желания похвалиться друг перед другом обязательно найдут приключения на то место, которым садятся. А когда их так много и они соперники, тем более.
Семья второго царя Спарты брата Тиндарея Икария вовсе перебралась в загородный дом. В Спарте непременно два царя, и никто не задается вопросом почему, и без объяснений все понятно. Тиндарей старший, Икарий младший. Только неясно, что будет с Икарием, когда Тиндарей отойдет от власти, передав ее зятю, тому самому, которого сейчас выбирают.
Но это будет не скоро, Тиндарей силен и вовсе не стар. А у Икария сильные сыновья, которые могут противостоять любым нападкам разных там зятьев. Это у Тиндарея два сына-близнеца – Диоскуры Кастор и Полидевк, но передать им власть царь Спарты не может, потому как считается отцом лишь одного близнеца – Кастора, а Полидевка его жена Леда зачала от Громовержца (как и Елену, кстати). Но близнецы настолько стали единым целым, что жить один без другого не могут, а потому Полидевк попросил небесного отца даровать бессмертие и брату и забрать их обоих на небо. Конечно, Тиндарей обиделся на Кастора, который предпочел небесного папашу земному, вырастившему его, но с участью смирился. Значит, так угодно богам, чтобы власть в Спарте перешла зятю, причем младшему.
Икария при этом не спрашивали. В последнее время он вообще старался держаться в стороне, временами исчезал, подолгу отсутствовал, забирая с собой сыновей, то одного, то другого, на вопросы только отшучивался. Но до поведения ли Икария, если тут решалась судьба Елены?!
У Икария, кроме сыновей, две дочери, младшая из которых Пенелопа дружна с Еленой, хотя моложе ее. Зеленоглазой насмешницей еще не очень интересовались женихи, рановато, в Спарте девушки выходят замуж в двадцать, а до того развивают свои тело и душу. Некоторые развивали и разум.
Спартанские девы не похожи на остальных эллинок, они куда свободней в поведении, лучше развиты и умом, и физически, самостоятельны в суждениях. С малых лет девочки воспитываются, как и мальчики, они тоже бегают, лазают по горам, плавают, учатся владеть оружием, причем не только луком и стрелами, как богиня-охотница Артемида, но и мечом, конечно, коротким, править колесницей, бороться… Спартанка должна уметь за себя постоять.
Конечно, Спарта еще не стала военным государством, какое позже прославится своей организацией, но уже славилась своими крепкими и очень красивыми женщинами. Елена хоть и самая красивая, но лишь одна из красавиц, спартанки столь хороши, что им нет необходимости подводить брови сажей, мазать щеки и губы соком красных ягод или подкладывать что-то для поддержки груди.
Волосы большинства спартанок великолепны и горят на солнце золотыми отблесками, они не рыжие, но золотистые. Елена голубоглаза, но есть немало и зеленоглазых чаровниц.
Одна такая – дочь Икария Пенелопа – стояла на плоской крыше дворца своего дяди Тиндарея и разглядывала женихов. Ее внимание привлек рыжеволосый крепыш, о чем-то с увлечением рассказывавший слушателям. Вот болтун!
Зеленые глаза девчонки искрились смехом. Неужели и этот рыжий тоже из женихов? Пенелопе он показался очень любопытным, даже приятным, несмотря на пегую шевелюру и небольшой рост, но Тиндарей не из тех, кто может отдать дочь, да еще такую, как Елена, вот этому. С первого взгляда видно, что его род богатством не блещет. Так, сын царька какого-нибудь с маленького дальнего островка! Дядюшке Тиндарею за своих дочерей настоящих царей подавай. Клитемнестру за микенского царя Агамемнона выдал, а чем Елена хуже?
Пенелопа любила Елену больше строгой, скучной Клитемнестры, и ей вовсе не хотелось для двоюродной сестры такого мужа, как противный Агамемнон, даже если этот муж будет очень богат. Девушка еще раз посмотрела вниз на женихов. Если честно, то большинство она прогнала бы гибким оливковым прутом, слишком непривлекательны женишки. Один Аякс огромный, как скала… нет, не скала, а бычья туша, поставленная на задние ноги, только и сами ноги больше похожи на столбы, что подпирают лестницу, ведущую в гинекей. Второй Аякс маленький, щуплый, вечно надутый, такого всю жизнь придется убеждать, что он мал, да удал.
Хорош Диомед, но горделивого царя Аргоса Тиндарей не выберет ни за что! Всем известно, что Диомед и Агамемнон точно два цепных пса, отпусти с поводков – перегрызут друг дружке горло. Негоже Тиндарею двух таких зятьев иметь, можно самому оказаться меж двух огней и пострадать из-за неосмотрительности.
Никто не понимал, почему тянет Тиндарей, кого еще из женихов ждет, если все уже здесь? Разве старый Нестор с Пилоса не приплыл и эвбейский Навплий своего Паламеда не прислал свататься? Вот кого Пенелопе было бы интересно увидеть, а особенно послушать. О Паламеде столько всякого рассказывали, уж очень умен сын Навплия, все что-то придумывает и придумывает. Недавно отец рассказывал, что теперь у него новая выдумка, которая может помочь купцам, – на пластины серебра метки ставить и использовать вместо товара для покупок.
– Как это? – удивилась тогда Пенелопа.
– А так. Привез купец вот такую пластинку с меткой и обменял ее на пять быков.
Пенелопа звонко рассмеялась:
– К чему хозяину пяти быков пластина?
– Э, нет… Он у другого купца эту пластину на меч обменять может или вон у гончара на пифосы, а уже гончар за эту пластину у другого купца ткани возьмет…
– Постой, постой… получается, если владельцу быков не нужны ткани, а гончару быки, то при помощи этой пластины можно не сводить их всех вместе на рынке, но при этом совершить тройной обмен?
– Ах, ты ж моя умница! – восхитился отец, потому что дочь схватила суть куда быстрее сыновей. Ализий только еще морщил лоб, а Пенелопа уже все поняла. – К тому же можно и не тащить из одного края Эллады или Великой Зелени в другой этих быков или горшки, а везти пластины. И в разных местах на эти пластины менять товары.
– А что на них должно быть помечено?
– Это другая придумка Паламеда. Тяжесть пластины и то, кем определена, чтобы доверие было.
– Так и на золоте можно метить.
Пенелопе очень понравилась придумка Паламеда. А еще про него поговаривали, что придумал какие-то игры хитрые, в которые играть можно, сидя за столом и при светильнике. Не все же одни рассказы слушать…
На мысль о рассказах Пенелопу навела болтовня, слышавшаяся внизу. Женихи, неимоверно привирая, рассказывали о своих мнимых приключениях. Обыкновенный переход большой лужи после дождя в их устах превращался в плаванье по бурному морю, а любая охота была сродни Калидонской на дикого вепря. Если верить тому, что врали кандидаты в зятья Икадия, любой кабан в Элладе таков, что смог бы кормить целую деревню не меньше года, рыбины в последнее время перестали помещаться даже в длинные стовесельные триеры, а бури на Великой Зелени случались трижды в день с валами выше вершин Тайгета, который заслоняет Спарту от остальных городов. Вепря женихи убивали одним ударом кулака, рыб запрягали в свои триеры, как быков в плуг, а с Посейдоном и вовсе разбирались одним «хм», бог морей пугался и немедленно затихал в своей глубине, чтобы не получить от смелых ахейцев по шее.
Слушать этих вралей было смешно. Сплошные герои, каждый из которых способен осчастливить любую красавицу одним только намерением жениться.
Взгляд Пенелопы снова вернулся к крепышу, от макушки до пяток заросшему светло-рыжими волосами. Буйная растительность кучерявилась не только на голове и подбородке, но и на ногах, руках и даже спине. Выгорев на солнце, эти кудри стали скорее пегого, чем огненно-рыжего цвета. Невысокий, крепкий, как дубок, он без конца сверкал белозубой улыбкой и что-то рассказывал. Слушали внимательно, с удовольствием хохотали, но чувствовалось, что смеются не над грубыми шутками, а над чем-то действительно смешным. Тоже небось врет про вепря или Посейдона. Или про то, как наставил рога царям тех мест, куда плавал. Такие любят хвастать своими мужскими победами и количеством рожденных от них сыновей по всем отдаленным уголкам Великой Зелени.
При мысли о победах рыжего болтуна над неведомыми красотками почему-то стало обидно. Но не за Елену, просто обидно…
Сзади к любопытной девушке неслышно подошел ее брат Ализий.
– Эй, на кого это ты загляделась?
– Этот рыжий тоже жених?
– Нынче все женихи. Слетелись со всей Эллады, точно мухи на мед, словно больше невест не существует.
– Чем ты недоволен? Или ревнуешь к Елене? Ты-то не жених?
– Хвала богам.
– Почему, потому что она наша сестра, пусть и двоюродная?
– Она еще принесет несчастье нашему дому.
– Тьфу на тебя! Сватовство, готовится свадьба, а ты про беду.
Ализий кивнул на толпившихся внизу женихов:
– Смотри! Ну, посмотри. Они все с оружием. Их много, а выбрать нужно одного. Как ты думаешь, что сделают остальные, пусть не все, но некоторые? Начнется просто резня, в которую будут вовлечены и спартанцы.
Пенелопа с ужасом разглядывала толпу разгоряченных молодых мужчин. Ализий прав, по утрам они топчутся во дворе, переругиваясь пока беззлобно и словно нехотя, потом отправляются в харчевни или к своим шатрам, выпивая там немыслимое количество вина, часто неразбавленного, насилуют рабынь и все чаще бесчинствуют. Хвала богам, пока до серьезных стычек не доходило, а что дальше?
Каждый в отдельности герой и способен на многое, собранные вместе – ни на что путное, только на войну или бойню. Войны нет…
– Что же будет?!
– Тиндарей тянет время в надежде найти какой-то выход, но я его не вижу. Нужна хитрость, настоящая, на которую мы неспособны.
Чтобы отвлечь брата от столь неприятного разговора, Пенелопа кивнула вниз:
– А кто этот рыжий?
– Сын царя Итаки Лаэрта Одиссей.
– Где это?
– Маленький островок возле Самоса.
Пенелопа тихонько рассмеялась.
– Ты чего?
– Просто, когда ты подошел, я как раз подумала, что этот женишок небось сын царька с крошечного островка, который не всякий ахеец и знает.
– Да этот остров не так-то прост, как и сам Одиссей. Я с ним едва знаком, но слышал, что большего хитреца во всей Элладе не сыскать, выкрутится даже из объятий Сциллы или Харибды и от Аида, уболтав того, вернется. Его дед Автолик.
– Это тот, что воровал стада, гоняя их, как Гермес, задом наперед?
– Да, к тому же Автолик был сыном Гермеса. А другой дед у Одиссея – сын Громовержца.
– Ух ты, правнук богов, значит? Тиндарей об этом знает?
– Знает, только остров уж больно мал.
– А о хитрости Одиссея тоже знает? Может, этот рыжий что придумает?
Девушка невольно кивнула вниз на Одиссея, который в тот момент поднял голову. Получилось, что Пенелопа приветствовала сына царя Итаки. Одиссей обомлел. Наверху стояла красивая, стройная девчонка с волосами цвета расплавленного золота, горящими на солнце, ее зеленые глаза насмешливо искрились, и эта девчонка кивала ему!
– Хайре! Радуйся! – приветствовал юную красавицу Одиссей. Та заметно смутилась, даже чуть отступила назад, но тут же взяла себя в руки и произнесла ответное приветствие:
– Радуйся, Одиссей!
– Ты знаешь меня, красавица?
Девчонка смутилась окончательно, выручил ее Ализий, рассмеявшись:
– Я знаю, Одиссей.
– Ализий, это ты? Радуйся! Быть тебе богатым, не узнал. Против солнца не видно.
– Что моя сестра красива, ты разглядел. Заходи к нам в дом, поговорим.
– Сюда? – кивнул в сторону входа в мегарон Одиссей. Пенелопе показалось, что в его голосе восторга поубавилось.
– Нет, приходи вечером в наш дом за городом. Спросишь на западной дороге дом Икария, всякий покажет. Или за тобой раба прислать?
– Найду! – махнул рукой Одиссей.
На их беседу уже стали обращать внимание, потому Пенелопа поспешила уйти, даже спартанке ни к чему привлекать внимание молодых мужчин.
Дом Икария во сто крат проще, чем дворец Тиндарея, может, потому, что загородный? Зато уютный, и принимать Одиссея, точно важного заморского гостя, тоже не стали, позвали с собой на крышу.
Гелиос уже приблизил свою колесницу к вершинам гор, совсем скоро стемнеет, потому рабы приготовили светильники. Хозяин дома приветствовал гостя и пригласил за собой:
– Радуйся! В мегароне душно, не обидишься ли, если на крышу позовем? Мы сами в такое время предпочитаем там сидеть, жара спала, сейчас ветерок подует.
– Я? Нет! Конечно, не обижусь.
Заметив, что Одиссей оглядывается, Икарий поинтересовался:
– Ищешь кого?
– Хорошо тут у вас. Надоел мне город, у нас на Итаке куда просторней.
Пенелопы нигде не было видно. Все верно, ни к чему девушке из женской половины – гинекея – нос высовывать, когда в доме чужие, особенно молодой мужчина.
Но не успел он подумать, как девушка появилась, неся большое блюдо жареной рыбы:
– Радуйся, Одиссей!
– Радуйся. – Молодой человек вскочил на ноги, едва не выбив это блюдо из рук Пенелопы. Смутились оба.
Икарий, задумчиво глядя вслед поспешившей вниз Пенелопе, произнес:
– Хозяйка ныне в моем доме она… Хорошая хозяйка.
Одиссей подумал, что это явное преувеличение, как могут рабы слушаться девчонку. Кажется, это вырвалось наружу само собой, потому что Икарий возразил:
– Рабы не слушают глупых распоряжений, а разумные выполняют с радостью.
И перевел разговор на другое. Они обсуждали положение дел в Элладе, виды на торговлю, на урожай, то, сколько и каких кораблей в нынешнем году ходят под рукой Лаэрта, почему он сам с Итаки никуда не отлучается.
– Я твоего отца понимаю, что по чужим землям мотаться, когда своя есть?
– А мне скучно дома сидеть, в Спарте вон и то куда лучше!
– В Спарте, говоришь? В Спарте лучше…
И снова Икарий задумчиво посмотрел вслед дочери.
Разговор все же коснулся сватовства.
– Надеешься получить Елену?
– Я? Не-ет… Я и даров ей не преподносил даже.
Икарий рассмеялся:
– Да зачем же тогда приехал, почему среди женихов околачиваешься?
– А так… Диомед позвал, я и приехал. Скучно на Итаке.
Пенелопе, которая притихла внизу, был хорошо слышен разговор, она и сама не поняла, почему ей пришелся по душе ответ рыжего царевича с Итаки. Не сватается к Елене… Значит, не как все. Пенелопа прекрасно понимала, что Одиссей не сватается просто потому, что понимает безнадежность и не хочет выглядеть дураком, но ей так хотелось думать, что Лаэртиду просто не приглянулась даже красавица Елена. Может, его сердце занято? Кем? Если его возлюбленная на Итаке, то Одиссей не стал бы приезжать сюда в поисках невесты. Значит, свободно и…
Нет-нет, даже думать об этом нечего! К чему ей царевич с какого-то маленького островка? И самой рано думать о замужестве, просто рано! А что отец приглядывается к Одиссею, так мало ли что…
Ну что в нем хорошего? Ни-че-гошеньки! Разве можно сравнить Одиссея с красавцем Диомедом? Нет, Одиссей коренаст и широк в плечах. Он силен? Наверное, только не сильней Аякса Большого. И уж конечно, не умней Паламеда! Разве что болтлив не в меру.
Но мысли упорно возвращались к рыжему болтуну.
Ему на Итаке скучно… Конечно, как может быть весело на крошечном островке, который даже не всем в Элладе известен. Там небось кроме коз да вот этого царевича, и нет никого. Стало смешно, может, Одиссей и болтает без умолку, потому что намолчался дома?
А у мужчин уже шел разговор о том, насколько опасной стала обстановка в Спарте. Как бы Тиндарей ни тянул, а называть имя избранника придется, да и дольше тянуть нельзя. Но если назвать одного из многих, что тогда? Оружие в руках, недовольство друг дружкой, зависть и обида на царя Спарты могут вылиться во что угодно.
– Я знаю, что надо сделать, чтобы не было резни после объявления.
– Что?
Пенелопу вдруг позвали на кухню, и она не услышала ответ Одиссея, да тот и сказал что-то Икарию очень тихо, почти на ухо.
Немного погодя Одиссей вдруг собрался уходить, вернее, его куда-то повел Ализий.
– Куда это они? Не понравилось угощение?
Отец чуть лукаво посмотрел на дочь:
– Понравилось. И не только угощение…
А потом вдруг задумчиво произнес, глядя вслед сыну и итакийцу:
– Я хочу, чтобы зять остался в моем доме.
– Какой зять?
– Мой!
Щеки Пенелопы полыхнули жарким пламенем, зять у Икария мог быть только один, в случае замужества самой Пенелопы. Другой зять уже есть, но он живет в своей вотчине, никакой речи о переезде в Спарту быть не может. Однако и речь о замужестве младшей дочери не шла. Неужели?.. Сердце сладко защемило, но девушка осадила сама себя: нужен мне этот рыжий болтун!
А рыжий болтун уже входил следом за Ализием в дом Тиндарея. Причем племянник поторопился провести позднего гостя прямо к дяде так, чтобы увидели как можно меньше слуг. Отец велел сделать все скрытно и вывести Одиссея также тихо.
Тиндарей выслушал сначала Ализия, а потом Одиссея внимательно, хмыкнул:
– Говорили мне, что ты хитер, но не думал, чтобы настолько. Чего ты хочешь за такой совет, требуй, все исполню, если буду в силах, конечно, потому что не знаю, что делал бы, не найди ты выход…
Тиндарей уже ждал, что Одиссей потребует женитьбы на Елене, хотя даже подарки невесте не преподнес, видно стесняясь скромных даров. Зато хитрость какова!..
– У тебя, кроме дочери, племянница есть, Пенелопа. На ней жениться хочу.
У царя Спарты брови откровенно полезли вверх:
– Не Елену, а Пенелопу в жены взять хочешь?
Позади Одиссея хмыкнул Ализий.
– Да. По душе пришлась.
Тиндарей со смехом развел руками:
– Да тут ее отцу решать… Но противиться не стану и даже посоветую брату отдать за тебя его любимицу.
Когда Одиссей с Ализием уже выходили, Тиндарей вдруг поинтересовался:
– А сам-то завтра среди женихов будешь?
– Да, чтоб не заподозрили.
– Иди…
Глядя вслед Одиссею и Ализию, Тиндарей пробормотал себе под нос:
– Рыжий хитрец… Пенелопу ему подавай… Пенелопа девчонка совсем, ей про замужество и думать рано, а вот Елене пора…
Тиндарей не спал до самого рассвета, все размышляя, прикидывая и так и этак, Одиссей нашел выход, чтобы не случилась резня между женихами, но самого будущего мужа Елены должен выбрать он, Тиндарей, и ошибиться нельзя.
Елена тоже не спала, потому что отец прислал к ней рабыню, сказать, что дольше тянуть с выбором мужа нельзя, завтра предстоит дать ответ.
Утром отец еще раз спросил Елену:
– Ты готова ответить?
– Да.
– Кто?
– Я послушна твоей воле.
– Хорошо, я рад.
Волю отца Елена уже знала и приняла ее…
Рано поутру женихи собрались на большом дворе перед дворцом, чтобы выслушать волю Тиндарея. Царь Спарты вышел к ним не один, рядом стояла Елена. Хотя она не смогла сомкнуть глаз за ночь, девушка была ослепительно красива! Все женихи невольно подтянулись, заблестели глазами. Пока Тиндарей не начал говорить, Елена медленно оглядела всех претендентов, внимательно вглядываясь в каждого.
Вот два Аякса – Большой и Маленький, они словно нарочно всегда рядом, это подчеркивает огромный рост и мощь одного и хрупкость и гибкость другого… вот стоит насмешник Одиссей, но на сей раз он не улыбается… вон впился в нее глазами Диомед… Каждого из женихов Елена словно подбодрила, только на Менелая посмотрела насмешливо!
Тиндарей тоже обвел взглядом собравшихся. Он должен сделать так, чтобы после сегодняшнего дня они не стали врагами ни друг дружке, ни ему тоже.
– Вы все хотели взять в жены мою дочь Елену, и каждый достоин стать ее супругом. Но выбирать ей.
Женихи откровенно напряглись, ведь девушка так ласково посмотрела на каждого из них!
– Но прежде чем Елена скажет, кто же ей мил, я хочу, чтобы вы все дали клятву верности будущему мужу моей дочери! Чтобы обещали богам не держать на него зла, поддерживать и блюсти честь супруга Елены! Думаю, это справедливо!
На мгновение установилась тишина, потом женихи согласно загалдели. Все верно, только так можно избежать обид и раздоров! Тиндарей прав!
– Если все согласны, прошу пройти на берег реки, где все готово для клятвы и жертвоприношения! Елена подождет нас здесь.
К жертвоприношению все готово. Большой черный вол лежал связанный и только косил влажным глазом. Понимал, что ему предстоит, что ли? Кровью жертвенного животного окропили алтарь, потом оружие собравшихся, произнесли нужные слова, обещав Зевсу беречь честь того, кого Елена выберет себе в мужья, помогать ему, если придется.
Клялись все вместе и каждый по очереди.
Агамемнон вдруг усмехнулся:
– Тиндарей, чья это придумка?
Тот не стал отпираться:
– Одиссей догадался.
– Хитер рыжий… Ох, хитер! Здесь почти все цари Эллады, все сильны и будут править еще долго. Ты понимаешь, что сейчас сложился союз ахейских царей? Теперь обида одного из них будет всеобщей. Ай да рыжий!
Тиндарей тревожно посмотрел на зятя. Сложился союз ахейских царей, и обида мужа Елены будет означать обиду всех? Но это означало, что ради того, чтобы союз стал действовать, Агамемнон не пожалеет свояка и саму Елену, а уж о Тиндарее и не подумает, он постарается нанести эту самую обиду, конечно, чужими руками и от чужого имени, так, чтобы клявшиеся сегодня действовали по его, Агамемнона, хитрой воле. Не человек, а змея, и этому змею Тиндарей собственными руками отдал старшую дочь Клитемнестру!
В том, что в случае необходимости Агамемнон пожертвует всеми родственниками, вместе взятыми, Тиндарей не сомневался. Нет, не всеми, пожалуй, только сыном и братом он не пожертвовал бы. Но сыновей у Агамемнона нет, а вот брат Менелай вместе с остальными приносил клятву женихов, тоже готовился защищать будущего мужа Елены. Менелай связан клятвой богам.
Тиндарей чувствовал, что запутался в огромной сети, хитро сплетенной старшим зятем, и любая попытка из этой сети выпутаться приводит только к большей несвободе. Мысленно махнув рукой, он сделал выбор – единственно возможный в его положении, вернее, подтвердил тот, что сделал еще вчера и о котором говорил с Еленой.
Толпа вернулась возбужденной, чувствовалось, что вид свежей крови и произнесенные слова подействовали на женихов даже сильнее, чем ожидал Тиндарей. От Елены не укрылся тревожный взгляд, брошенный на нее отцом. Царь Спарты хорошо знал свою строптивую дочь, она может передумать в любую минуту! Если честно, то у Елены была такая мысль, объявить мужем какого-нибудь Маленького Аякса и посмотреть на реакцию отца и остальных.
И снова женихи стояли перед ней в ожидании. Тиндарей обвел собравшихся уже рукой:
– Выбирай, Елена, они поклялись не делать зла твоему будущему супругу и тебе тоже. Назови его имя.
Все затихли, стал слышен даже визг поросенка за пределами Спарты и шум реки. Одиссей вдруг с ужасом подумал: только бы не меня! А что, возьмет и назовет, куда денешься? Отказа не простят.
Мгновения показались вечностью, так всегда бывает в решающий миг. Кто? Кого выберет синеглазая красавица, на зависть остальным? Если честно, но не все и хотели жениться на Елене, но не отступать же, раз приехали! И потому у каждого в отличие от Одиссея сладко на миг, всего на миг, замерло сердце: а вдруг меня?
Словно кинувшись в холодную воду, Елена тихо произнесла:
– Менелай.
Одиссей что-то кричал, хлопая Менелая по плечу, выкрикивали и другие, конечно, большинство были разочарованы, пусть не все, но почти каждый втайне надеялся, что эти голубые глаза не зря так ласково глядели именно на него. Менелай подошел к невесте и, взяв ее за руку, повел в пиршественный зал.
Немного погодя Аякс Теламонид уже хохотал во все горло:
– А ведь ловко нас провел Тиндарей! Мало того, что мы не перегрызем глотки друг дружке, так мы еще и не можем наставить рога Менелаю, потому как поклялись защищать его честь!
– Но на месте Менелая мог оказаться и ты, Аякс, – рассмеялся в ответ царь.
– Я?! Не-ет… Такие красотки не для меня! Мне бы чего попроще!
– Зачем же ты сватался? – хохотали уже вокруг.
– А вместе с другими, не отставать же!
Ализий влетел в дом, чтобы успеть поменять тунику, выпачканную кровью жертвенного быка.
– Елена выбрала!
– Кого?
И Пенелопа тоже замерла: а вдруг рыжего?! Умом понимала, что нет, что не для Одиссея Елена, что там и отцовский расчет другой, и сердце невесты ни за что к Одиссею не ляжет, ожидала Диомеда, кого же еще, но все равно сжалась, пока услышала от Ализия:
– Менелая.
– Кого?!
– Менелая, чего ты так удивляешься?
Брат умчался переодеваться, а Пенелопа осталась стоять столбом. Менелая? Вот уж кого она меньше всего ожидала увидеть в мужьях у красавицы-сестры. Нет, конечно, двух Аяксов еще меньше, но о Менелае и вовсе не думалось. Что заставило Елену предпочесть Диомеду Менелая? Неужели отцовская воля столь сильна, что она готова выйти замуж за брата мужа своей сестры? Пенелопа ни за что не поверила бы, что Елене понравился бесцветный, во всем послушный Агамемнону Менелай. Сама девушка понимала, почему Тиндарей выбрал Менелая, это означало поддержку ставшего сильным царя Микен Агамемнона. Тот не даст в обиду ни своего тестя Тиндарея, ни брата Менелая. Значит, союз Микен и Спарты сложился.
Пенелопа помнила, что этот союз очень пугал ее собственного отца Икария, но сейчас было не до того. Девушка вдруг осознала, что выбран не Одиссей, значит, Одиссей свободен!
Вдруг стало страшно, все говорили о неизбежности резни, чья же кровь на тунике Ализия?! Пенелопа бросилась к вышедшему из кладовой брату:
– Что там случилось?!
– Я же сказал: Елена выбрала Менелая. Конечно, не Елена выбрала, а Тиндарей, но это все равно, муж Менелай.
– А… чья это кровь?
Ализий, осознав, чего испугалась девушка, рассмеялся, притянув ее к себе:
– Не бойся, твой Одиссей оказался столь хитер, что посоветовал Тиндарею еще до объявления выбора заставить всех женихов принести клятву верности будущему избраннику. После этого резать друг дружку нельзя. Пируют…
Девушка ахнула: недаром говорят «рыжий хитрец»! Но сказала другое:
– Какой он мой? И никакой не мой!
– А то я не видел, как вы переглядываетесь и краснеете, стоит глазами встретиться или подолом случайно коснуться.
Пенелопа вспыхнула до корней волос, вырываясь из рук брата:
– И ничего такого! Он вон к Елене сватался и завтра небось домой отправится.
– А у Тиндарея согласия на сватовство к тебе просил.
– Что?!
– Да, вчера просил в обмен на свою хитрость, чтобы царь посодействовал ему на тебе жениться. Так что никуда твой Одиссей не уедет. Будет завтра и ваша свадьба, и у отца новый зять. Он же хотел, чтобы зять в Спарте остался? Диомед небось не остался бы, а Рыжему что на Итаке делать? Сам вчера говорил, что скучно там…
Но Ализий ошибся. Икарий был согласен отдать дочь Одиссею Лаэртиду, но с условием, что зять будет жить в его доме, а рыжий уперся, как скала:
– Я наследник царя Итаки, Лаэртид, моя жена должна жить со мной на Итаке!
Услышав о таком решении, Диомед решил поговорить с другом.
– Одиссей, женитьба Менелая на Елене всего лишь начало больших перемен в Элладе. Я чувствую, что назревают большие дела и перемены. Ты со своей хитростью и умением мог быть очень полезен ахейцам.
– В чем?
– Своей подсказкой ты оказал большую услугу не только Тиндарею, но и Агамемнону.
Одиссей нахмурился, он и сам понимал это, но другого выхода просто не было.
– Разве резня лучше? Зачем ты созвал всех царей в Спарту, Диомед? Мог бы тихонько посвататься сам, Тиндарей отдал бы тебе Елену, не будь здесь этой толпы обжор.
Диомед вдруг усмехнулся:
– Ты думаешь, я хотел жениться на Елене? Да и Тиндарей отказал бы, испугавшись Агамемнона. Но это объединение нужно мне не меньше, чем Агамемнону; только ему – против Троады и Приама, а мне – чтобы микенский царь завтра не напал на меня самого.
– Он не связан клятвой.
– Зато я связан и в случае нападения Микен на Аргос могу попросить помощи у остальных, одного упоминания общей клятвы будет достаточно, чтобы многие пришли к стенам Аргоса, разве не так?
– Ну и хитрый ты, еще хитрей меня! К чему тебе я?
– Ты нужен Икарию. Тиндарей слаб, и Агамемнон быстро начнет прибирать к рукам Спарту, а за ней и весь Пелопоннес.
– У Икария сильные сыновья.
– Сильные, значит, оружие, война меж собой, а здесь нужна хитрость, причем особая, не микенская, чтобы открыто и хитро одновременно, как с придуманной тобой клятвой.
Одиссей вдруг почувствовал, как страшная усталость навалилась на плечи. Нет, отец прав, Спарта и вообще дела Арголиды не для него. Сплелись своими интересами, словно клубок змей, разве что разрубить одним ударом меча… Прав Лаэрт, прав… Сидит себе на Итаке, выращивает диковинные деревья и в Арголиде не появляется.
– Знаешь, я лучше буду, как прежде, грабить побережья подальше, а то и вовсе торговать. Сидеть, как отец, в саду, не смогу, конечно, но и в ваши дела тоже не полезу. А Пенелопа… захочет уплыть со мной на Итаку, будет моей женой, а нет, так и говорить не о чем.
– Совсем рехнулся?! Ты о девушке подумал?
Глаза Одиссея хитро заблестели:
– Значит, украду.
– Ну и дура-ак!.. – Но почти сразу Диомед вдруг задумчиво добавил: – А может, и нет…
Икарий шел за повозкой, на которой Одиссей увозил Пенелопу и ее рабынь. Уехать тайно не удалось, Пенелопа согласилась уехать вопреки воле отца, но категорически отказалась делать это ночью. Одиссей почти обиделся:
– Да ведь нас тотчас настигнут, и будет свара! Ты хочешь, чтобы я начал с убийства твоих братьев и отца или чтобы они убили меня? Это заварушка не легче той, что предотвратили при сватовстве Елены.
– Никакой свары не будет. Отец не сделает тебе ничего плохого, даже если ты у него на виду после свадьбы возьмешь меня за руку и уведешь из дома. Наоборот, пришлет следом приданое.
Но Одиссей не поверил в такое благородство Икария, не в правилах ахейцев прощать своеволие зятьев. Пенелопа вздохнула, но села в повозку и велела Гипподамии сесть рядом.
Конечно, их догнали, и, конечно, быстро. Когда Одиссей потащил меч из ножен, Пелелопа тихонько приказала мужу:
– Спрячь меч, тебя не обидят.
Икарий пытался усовестить дочь, убедить вернуться и остаться жить дома.
– Куда денется твой рыжий? Чего вам не хватает в моем доме? Одиссей, ведь все же будет твоим, сыновьям я оставлю другое…
Он мог бы сказать еще многое, но в этот момент Пенелопа, сверкнув глазами, вдруг натянула на голову покрывало, отворачиваясь к мужу. Икарий осекся, дочь остановила поток слов, который никак не должен бы вылиться из его уст. Ни к чему знать, что и кому Икарий оставит в наследство.
Когда уезжали, Одиссей сказал, что ему не нужно приданое Пенелопы, потому что он сам и подарков невесте не дарил, хотя приданое было явно немалым, Икарий хозяин рачительный. Отец уже попытался намекнуть дочери, что негоже появляться в доме мужа бесприданницей, но рассердился Одиссей:
– Я смогу прокормить и жену, и наших детей!
И вот теперь это накинутое покрывало… Дочь показывала, что перешла во власть мужа добровольно.
Икарий вздохнул:
– Остановись, Одиссей. Я не сделаю тебе ничего плохого и не стану дальше препятствовать. Только послушай. Мой дом всегда для вас открыт, если будет нужда или нужна помощь – приезжайте. И приданое Пенелопы я пришлю, завтра же отправлю, встретишь на своем острове. Не обижай ее, Одиссей, иначе сила ее братьев обернется против тебя.