Глава 2. Прекрасная игра
«Я говорил, что он станет лучшим в мире».
Всем, что у меня есть, я обязан футболу. Ближе к концу моей карьеры в «Сантосе» я даже некоторое время подписывался как Эдсон Арантис ду Насименту Bola («футбол») – мне казалось, что именно так я мог выразить свою благодарность за все, что эта игра для меня сделала.
Думаю, все началось с того, что мой папа был футболистом. Большинство сыновей хотят быть похожими на отцов, и я не исключение. Дондиньо забивал много голов, и все говорили, что он был хорошим игроком. Раньше я даже и мечтать не смел о том, что буду играть за сборную или одержу победу в Чемпионате мира или в каком-то подобном соревновании. Я просто говорил друзьям: «Однажды я стану таким же хорошим футболистом, как папа». И Дондиньо был также отличным человеком и замечательным отцом. И, несмотря на то что его игра никогда не приносила много денег, думаю, меня завораживало то, что он играл в футбол. Это заложено у меня в генах.
Не забывайте, что все это происходило в Бразилии. Когда я рос, футбол был повсюду. Мы с друзьями играли в саду или на улице, а вокруг всегда гоняли мяч мальчишки постарше. Мы очень хотели присоединиться, но получить место в команде было непросто; например, мне говорили, что я был слишком худым. И это правда, в детстве я был маленьким и тощим. Когда впервые моей игре что-то помешало, я только сильнее захотел участвовать. Тогда нам было лет десять, а мальчишки, к которым мы хотели присоединиться, были, может, на пару лет постарше, и они считали себя королями. Нас – маленьких – это не останавливало, и мы решили устроить революцию. Мы ошивались у поля, а когда мяч вылетал за его пределы, мы не отдавали его, а начинали сами играть. За это получали немало пинков и шлепков. Правда, мы с братом Зокой не гуляли там, опасаясь, что придет мама, дона Селесте.
Когда нам разонравилось устраивать мини-цирк, мы стали все больше и больше мечтать о футболе и времени, когда мы могли бы поиграть. Конечно, у нас ничего не было – даже мяча, и нам приходилось набивать носок или чулок бумагой или тряпками, пытаясь придать ему нужную форму. Потом мы перевязывали его веревкой. Время от времени мы находили новый носок или какой-то предмет одежды – порой, должен признаться, мы брали оставленные без присмотра вещи, сушившиеся на улице, – тогда мяч увеличивался в размерах, и мы снова его перевязывали. В конце концов, он становился похож на футбольный.
О поле даже сказать нечего – первые мои матчи прошли на «престижном» стадионе улицы Рубенса Арруды: вместо ворот у нас были старые ботинки, стоявшие там, где улица кончалась тупиком, а также с другой стороны, на перекрестке с улицей 7 Сентября (названной в честь Дня независимости Бразилии); боковые линии располагались там, где начинались дома. Но тогда для меня этот стадион был не хуже «Мараканы», там я начал развивать свои навыки. Футбол не просто был возможностью провести время с друзьями и посоревноваться; тогда я впервые познал удовольствие от контроля мяча, от того, как я заставлял его катиться туда, куда было надо, с той скоростью, с которой я хотел, – конечно, это не всегда было просто провернуть с мячом, сделанным из носков. Футбол вскоре перестал быть просто способом времяпрепровождения. Я стал им одержим.
Конечно, мама быстро заметила это и усиленно начала следить за тем, чтобы я хоть немного учился. Возможно, из-за опыта отца она всегда считала футбол пустой тратой времени, занятием, из-за которого папа уходил из дома и не мог принести еду. Должно быть, ей было тяжело видеть, как ее сын сломя голову несется по тому же пути, но она, вероятно, нашла положительную сторону в том, что я играл неподалеку от дома, там, где она могла за мной приглядывать, и, по крайней мере, я не ввязывался в неприятности. Чтобы она разрешила мне играть, пришлось пойти на компромисс и брать с собой младшего брата Зоку. Сперва от него были одни проблемы, потому что он был слишком маленьким и бесполезным, зачастую он убегал домой в слезах из-за того, что более взрослые дети ругались на него или уводили у него мяч, но мне было все равно. Он был моим братом, а значит, я должен был играть с ним.
С каждой игры мы возвращались покрытые толстым слоем грязи. Мне приятно вспоминать, как я приходил весь чумазый после беготни с мячом, и мама заставляла меня принять ванну. Я ждал, когда она войдет и отмоет меня, а также проверит, хорошо ли я все смыл. Мне нравилось наблюдать за тем, как грязная вода стекала по моему телу.
Как я уже сказал, я был неугомонным мальчишкой и вскоре решил, что больше всего на свете я хочу иметь собственный клуб для ребят с улиц 7 Сентября и Рубенса Арруды. Играть возле дома было здорово, но я мечтал все делать как следует, подражать папе и другим футболистам, которых мы видели на поле «Нороэсте», находившемся в конце улицы. Это означало, что нам нужна была настоящая форма – футболки, шорты, бутсы, гольфы и, конечно, мяч. Но как быть с деньгами? Где мы могли их достать?
Первые встречи проходили возле моего дома. Нашей приоритетной задачей была покупка всего необходимого. Все желающие стать частью команды должны были подтвердить свои намерения (устно – никаких документов, конечно, не было). Клуб собирался в саду нашего дома или в доме одного из наших членов. Мне в голову пришла идея собирать футбольные наклейки, которые тогда были страшно популярны, заполнить один-два альбома и обменять их на мяч. Мы должны были сосредоточить усилия на крупнейших командах из Рио и Сан-Паулу, благодаря которым возросла бы стоимость нашей коллекции. Всем эта идея очень понравилась, и мы согласились объединить наши наклейки.
«А форма? – спросил я. – Где мы возьмем деньги на форму?»
«Как насчет того, чтобы собирать старые утюги, банки, бутылки и все такое с улиц и продавать их?» – предложил один мальчик. «Или дрова, – сказал другой. – Мы могли бы припрятывать немного дров при доставке, а потом продавать». Я знал, что мама это обязательно заметит, так что просто едва кивнул. Ни одна из этих схем не сработала. Мы собрали все, что могли, – осмотрели каждую улицу или сад в поисках материала, который мы могли бы продать. И сколько получилось в итоге? Всего ничего. Нам едва хватило бы этих денег на гольфы. Вскоре стало ясно, что многие в нашей округе тоже собирали все, что плохо лежало, так что все ценное быстро подбиралось – такие были времена. Мы организовали еще одну встречу команды.
Мальчику по имени Зе Порту в голову пришла отличная идея. Он предложил продавать арахис у входа в цирк и кинотеатр. Но тут же встал первый вопрос: где взять арахис? Зе Порту улыбнулся и поделился с нами преступной идеей: «Мы стащим его со складов Сорокабана». Эти склады располагались возле железной дороги – правда, там всегда находились рабочие, так что план был очень рискованным. Я вспомнил о том, как часто мама предупреждала меня о том, насколько тяжек грех кражи, и я также видел, что несколько других мальчиков тоже нервничали. План был опасным, но он также был и дерзким. Зе Порту сказал, что в вагонах хранится много арахиса, а в них пробраться будет проще, чем на сам склад, и никому хуже не станет, если пропадет всего пара килограммов.
«Кроме того, – продолжил он, – кто не с нами – тот какашка!»
Этот убедительный аргумент положил конец всем сомнениям.
Первый штурм был настоящей драмой. Только двое из нас могли пробраться в первый вагон. Повезло или нет, но выбрали меня. Я надеялся, что раз я придумал план по сбору наклеек, то меня избавят от участия в краже арахиса, но мы никак не могли раздобыть несколько последних из каждой коллекции – в них всегда была пара редких экземпляров, которые потому и ценились больше – и я вынужден был признать перед группой, что провалился. Я связался с другими ребятами, не из нашей начинающей команды, у которых были драгоценные наклейки, которых нам не хватало, но они не хотели их менять. Было решено – возможно, Зе Порту – что в наказание я должен был отправиться в миссию на Сорокабана.
Я чуть не умер со страха, пока пробирался внутрь. Мы несли старые чаши, сита, потрепанное ведро, чтобы наполнить их добычей. Разрезав несколько огромных мешков – арахис из них буквально хлынул, мы стали собирать орехи так быстро, как только могли, и казалось, что наши сердца сейчас выпрыгнут из груди. Мы заполнили все карманы, засунули орехи в рубашки и передали награбленное остальным ребятам, которые ждали нас снаружи вагона. Дело было сделано – и нам сошло это с рук. Мы убегали, смеясь от облегчения.
После нашей великой операции – из-за которой я ужасно перенервничал – мечта о команде «7 Сентября» становилась реальностью. Мы пожарили арахис и пошли его продавать. Вскоре у нас уже были деньги на футболки – ну, на безрукавки, ведь денег все же оказалось не так много; также мы купили шорты. На гольфы или бутсы нам не хватило. Вторая попытка раздобыть арахис обернулась катастрофой. Нам пришлось бежать не хуже чемпионов, чтобы нас не поймали, и больше кражей орехов мы не занимались. Но, несмотря ни на что, команда «7 Сентября» сыграла свой первый матч. Мы были в майках, шортах и без обуви (какое-то время нас называли «Босые», но потом мы узнали, что в Бауру было еще несколько команд с таким же названием, которое они выбрали по той же самой причине, что и мы).
Поиск тех нескольких последних наклеек был настоящим кошмаром и требовал огромной преданности от всех членов команды. На редких экземплярах красовались величайшие футболисты того времени: вроде Балтазара, Клаудио, Мауро, Карбоне и многих других. У нас не было повторок, и нам нечего было обменять. Но мы не переставали донимать ребятишек, у которых они были, до тех пор, пока не заполнили весь свой альбом и не обменяли его на мяч. Он был не очень качественным, у него даже клапана не было, и порой нам приходилось вытаскивать его из шин припаркованных автомобилей, зачастую оставляя несчастного владельца со спущенными колесами – но это не имело никакого значения. Это был настоящий мяч, сделанный не из носков. Поскольку план по сбору наклеек придумал я, то он хранился у меня дома – благодаря чему я стал боссом, кем-то вроде неофициального капитана команды «7 Сентября».
У нас образовался клуб. И создали мы его своими усилиями: мы, компания детей из бедного района, которым просто хотелось играть в футбол. Наша команда достаточно быстро стала известна в округе – у нас был кое-какой талант, мы успешно играли, и не многие хотели с нами соревноваться. В основной состав входил я, мой брат Зока, Зе Роберто (известный как Токиньо), Вадиньо, Ари, Сидао, Дино, пара японцев и много других ребят – толпа, а не команда. Зе Порту, как ни странно, нравилось с нами проводить время, хотя он не особо-то и любил играть.
Однажды мы обратились к сотрудникам местного совета, которые облагораживали дороги, выкорчевывая кустарники, росшие возле них, – у них была тяжелая работа. Мы пошли поговорить с ними, а так как их было много, и все они любили футбол, то они согласились с нами поиграть. Мы играли на дорогах – преимущественно возле моего дома. Наша команда надевала майки и шорты в моем саду, и потом мы выходили по одному, как настоящие футболисты на настоящее поле. Когда дети мечтают, они всегда подражают поведению своих кумиров.
Мы играли до захода солнца. Половину игры я стоял в воротах, а вторую половину – в полузащите или был центральным нападающим. Я решал, кто какую позицию будет занимать – в конце концов, я был «хранителем мяча», главным – немного диктатором, если начистоту. Иногда мы попадали мячом в провода и становились виновниками короткого замыкания, лишавшего электроэнергии целую улицу. Нас все ругали, и приходилось как можно быстрее сворачивать игру. Мама теряла терпение, и когда я ей попадался, то обычно получал по заслугам, и, конечно, Зоке тоже доставалось, потому что мы всегда были вместе. И когда папа узнавал, что мы набедокурили, он тоже меня наказывал, хотя, думаю, втайне радовался тому, что я так любил футбол. Дядя Жоржи, правда, молчал. Он считался моим хорошим другом, всегда был спокоен и поддерживал меня.
Команда «7 Сентября» стала обрядом посвящения в футбольную жизнь. Сейчас, оглядываясь в прошлое, я вижу, как важно было то, что нам приходилось бороться за существование своего клуба, и думаю, что папа восхищался тем, как упорно мы пытались все организовать. Несомненно, с того момента мы стали больше времени проводить вместе, и он стал активнее участвовать в процессе моего воспитания. Я любил наблюдать за ним в деле во время игр «БАК». Теперь я хотел стать футболистом – все мечты о самолетах были позабыты. Эта идея ужасала мою маму, как я уже упоминал, но Дондиньо проявил мастерство дипломата: с одной стороны, помогал мне овладеть техникой, но в то же время сделал все для того, чтобы дона Селесте была довольна. Он научил меня бить левой ногой, головой, улучшил мой удар правой. Когда мама нас застукала, она предостерегла отца, а он рассмеялся как ни в чем не бывало: «Мальчик не может пнуть мяч левой ногой, а я просто учу его этому – и все!»
Тот факт, что Дондиньо являлся моим первым тренером, давал мне преимущество перед сверстниками. Вокруг было много хороших ребят, но обычно, когда мы набирали команды, меня всегда приглашали первым. Для своего роста я был весьма силен, мог высоко прыгать и ничего не боялся – а также я, как и отец, много голов забивал головой.
Дондиньо многому меня научил, не только технике, но и тому, как вести себя на поле. Именно под его присмотром я овладел некоторыми хитростями и навыками, которые впоследствии помогли мне забить много голов и завоевать немало наград. Он рассказал мне про то, как надо аккуратно делать пас и как важно следить за тем, чтобы мяч не укатывался далеко. Это стало своеобразной характерной чертой моего стиля – короткие перебежки, положение к мячу настолько близко, как это только возможно, чтобы быть уверенным в том, что я как следует контролирую ситуацию, обходя защитника. Я быстро научился резко менять темп, от быстрого к медленному, и наоборот, чтобы перехитрить соперника. Такой метод хорошо срабатывал, когда я бежал на защитника, не отпуская мяч далеко, – вместо того, чтобы его сильно пнуть и таким образом потерять контроль, я создавал ситуацию, когда защитнику приходилось бежать задом, из-за чего он мог пропустить момент, когда я одним ударом отправлял мяч далеко за его спину. Еще очень полезным был финт корпусом, который мог сбивать противников с толку, если был использован во время быстрого ведения мяча: опуская плечо налево или направо, я мог избавиться от защитников, даже не меняя траектории мяча.
Дондиньо был классическим нападающим, выступавшим под номером 9. Он играл на той же позиции, что и, скажем, Ромарио или Роналдо. По мере обучения я понимал, что мне нравится играть на более глубокой позиции, под номером 10. И даже тогда мне никогда не было интересно атаковать в лоб. Я любил заходить сзади. Часто люди думали, что раз я забиваю так много голов, значит, я форвард. Но это не так. Я всегда был атакующим полузащитником, нападающим на глубокой позиции.
Отец был прекрасным учителем, и данные им знания подкреплялись часами практики и опытом, полученным с командой «7 Сентября». И мне нравилось проводить время с папой, учиться играть в футбол и быть мужчиной. На самом деле, я впервые ввязался в драку во время матча между местными командами – «Нороэсте» и «БАК» – из-за Дондиньо. Он упустил шанс забить гол, стоя прямо перед вратарем, и один из фанатов закричал: «Эй! Дондиньо – деревянная нога! Иди домой!» Я не мог остаться равнодушным в этой ситуации. Хотя я был еще маленьким, я немедленно нагрубил обидчику в ответ, оскорбив его маму. К тому времени, как парень обернулся посмотреть, кто посмел бросить ему вызов, я уже размахнулся кирпичом, готовый сражаться… Его это не испугало – в конце концов, я был всего лишь ребенком – и тот прорычал: «Отвали, не то я тебе наваляю».
«Давай, если кишка не тонка!» – ответил я. В этот момент рядом со мной появился огромный чернокожий мужчина – возможно, папин друг; он очень сурово посмотрел на этого парня и сказал: «Только пальцем тронь мальчишку, и я тебе морду разукрашу». И началась драка – они били друг друга кулаками, ногами – это была настоящая война! Вмешалась полиция в надежде всех успокоить, однако в итоге они лишь отхватили последнюю порцию ударов. Я бежал прочь со стадиона, сжимая в кулаке кирпич. Человеку, затеявшему драку, изрядно досталось, так что я чувствовал себя отмщенным.
Мой папа всегда давал мне мудрые советы. После той потасовки он ни разу о ней не вспоминал, хотя и прекрасно знал, что там произошло. Он сказал, что в футболе всегда найдутся те, кто будет говорить о тебе неприятные вещи, а также те, кто будет тебе аплодировать, и с этим нужно просто смириться. Он утверждал, что лучшим ответом тем, кто тебя освистал, будет гол в ворота их любимой команды. Моему папе должно было бы больше везти в футболе. Дондиньо был очень хорошим человеком и находил простые объяснения для многих вещей, и одно из них он часто повторял: «Мало просто знать, как играть, нужно еще и придерживаться правильного пути… И тогда все получится».
Бразильцы любят прозвища. Уж я-то знаю, у меня их несколько было. Первым было «Дико». Это прозвище придумал дядя Жоржи, и в моей семье оно прижилось. Мама до сих пор меня так называет.
В Сантос некоторое время меня называли «Газолина» («бензин»). Прозвище понравилось остальным членам команды, а мне было интересно, долго ли оно продержится. К счастью, его вскоре забыли. Если Зито, который его и придумал, прозвал меня так из-за моего цвета кожи, тогда это глупо; бензин делают из нефти, и он белый или синий, или зеленый… Это нефть черная. Мне было все равно. В любом случае Зито думал о бразильском певце по имени Газолина.
Все остальные, конечно, знают меня как Пеле. Я помню, что поначалу это имя меня раздражало. Я очень гордился тем, что меня назвали в честь Томаса Эдисона, и хотел, чтобы меня звали Эдсон. Тогда я считал, что Пеле – нелепое имя. А Эдсон – это звучало намного серьезнее и важнее. Так что когда кто-нибудь говорил: «Эй, Пеле», я очень злился. Однажды я ударил одноклассника из-за этого и был отстранен от уроков на два дня. Как и следовало ожидать, желаемого эффекта мой поступок не возымел. Другие дети поняли, что это меня раздражает, а потому начали еще чаще называть меня Пеле. Тогда я осознал, что с этим ничего не поделать. Теперь мне нравится это имя – но тогда оно выводило меня из себя.
Существует множество историй, якобы объясняющих происхождение этого имени. Как и в случае с Трес-Корасойнсом, можно выбирать из разных версий. Происходит ли оно от гаэльского слова, обозначавшего футбол? Хорошая история, но неправдоподобная. Связано ли оно с турецким иммигрантом в Бауру, который увидел, как я коснулся мяча рукой во время матча, и на корявом португальском крикнул: «Ногой, дурак!»[2] Опять же, слишком натянуто.
Я не могу быть абсолютно уверен в том, откуда именно взялось прозвище «Пеле», но вот самая правдоподобная версия. Началось все с папиного товарища по команде, когда он играл за команду «Васко-ди-Сан-Лоренсу». Он являлся вратарем, и его называли «Биле» по непростым и очень бразильским причинам.
По-настоящему же его звали Жозе Лино, и он был родом из очень маленького городка к югу от Минас-Жерайса под названием Викосу. В двухлетнем возрасте маленький Жозе все еще не говорил, и это крайне беспокоило его маму, вдову Марию Розалину. Бразильцы очень набожны и всегда верят в необъяснимое, в сверхъестественное, и Мария Розалина не была исключением. Она решила собрать benzedeiras, женщин, которые проводили своеобразные оккультно-медицинские ритуалы в полнолуние. Даже когда люди не верят в подобные вещи, они все равно не осмеливаются подвергать сомнениям эффективность ритуалов, и Мария Розалина надеялась, что они помогут излечить Жозе. Benzedeiras приступили, начав с крика «Били-билу-тетея!» – это что-то вроде «абракадабры». Ритуал проводился не один раз; история гласит, что он продолжался неделями. И однажды (о чудо!) мальчик закричал: «Биле!» Все радовались его исцелению. Так у него появилось прозвище – «Биле», которое прилипло к нему, когда мальчик вырос и стал вратарем в папиной команде.
Примерно двадцать лет спустя Дондиньо стал брать меня на тренировки «Васко» – это было еще до того, как мы переехали в Бауру, мне тогда было года три-четыре. Как только у меня появлялась такая возможность, я пробирался к воротам и играл там. Когда мне удавалось остановить мяч, я кричал: «Отлично, Биле!» или «Здорово отбил, Биле!» Поскольку я был еще совсем маленьким, я почему-то исковеркал это прозвище и сказал, что, когда вырасту, то хочу быть вратарем как «Пиле». Когда мы переехали в Бауру, то «Пиле» превратилось в «Пеле». То ли я сам изменил прозвище, то ли, как говорит дядя Жоржи, в этом виноват мой сильный акцент, характерный для жителей Минас-Жерайса. В Бауру меня часто не понимали. И тогда один мальчик – не помню, кто именно – начал дразнить меня, называя «Пеле».
Так что благодаря тому вратарю Биле и небольшой шутке одноклассника я стал Пеле. Теперь это имя знают по всему миру, и я уже не имею ничего против него.
До того, как ко мне привязалось прозвище «Пеле», меня еще называли сыном Дондиньо. Сперва я очень этим гордился – я был отпрыском звезды местного клуба. И это означало, что за мной также закреплялась репутация хорошего футболиста. Куда бы я ни пошел, я слышал: «Гляди, сын Дондиньо». Часто молодежные клубы хотели, чтобы я играл за них в соревнованиях и иногда даже спрашивали разрешения у папы. Некоторые из них давали сэндвич за участие, а другие и этого не могли себе позволить. Обычно я выбирал команду, прислушиваясь к тому, что говорит мне мой желудок.
Но у этой репутации также были и недостатки. Мы много играли на улицах и иногда от этого страдала сохранность окон. Разумеется, когда это происходило, то все пытались смыться с места преступления. Обычно это заканчивалось тем, что разъяренные взрослые стучали в нашу дверь и говорили моим родителям: «Ваш сын только что разбил мое окно!»
Даже если мама или папа пытались отнекиваться, соседи отвечали: «Это ваш сын в футбол играет, его все знают в округе!».
Часто, даже если на самом деле я был не виновен, маме приходилось платить, ради чего она за копейки стирала и гладила белье. Некоторое время во всех проблемах района обвиняли сына Дондиньо.
Мне было девять лет, когда в 1950 году в Бразилии проходил Чемпионат мира по футболу. В день финала, 16 июля, папа решил устроить у нас дома вечеринку. Он пригласил около пятнадцати друзей, включая коллег по «БАК» и их семьи. Каждый принес какое-нибудь блюдо или напиток, и я помню, как стол ломился от пирогов, сладостей, сэндвичей и пива. Бразилия играла с Уругваем, и мы собирались отмечать победу. Наша страна принимали чемпионат, мы были фаворитами. На пути к финалу мы сокрушили швейцарскую и испанскую команды со счетом 7:1 и 6:1 соответственно, и мы бы забрали трофей, если сыграли хотя бы вничью.
В те дни телевизоров у нас не было, так что своим представлениям о профессиональном футболе я обязан радио и книжкам с наклейками. Я знал всех футболистов бразильской сборной. Особенно мне нравился Адемир, ставший лучшим бомбардиром того чемпионата, Зизиньо и Барбоза, вратарь. У меня хранились наклейки со всеми ними.
В то время у нас было большое квадратное радио с двумя кнопками. Кажется, оно лучше принимало станции Рио, а не Сан-Паулу, а это означало, что мы больше знали о клубах Рио, и я стал фанатеть от «Васко да Гама». Конечно, к международным играм это не имело никакого отношения. Что-то волшебное было в том, как мы слушали трансляции футбола по радио, что по-настоящему способствовало развитию детского воображения.
На самом деле я не следил за всем финальным матчем, который проходил на построенном совсем недавно стадионе «Маракана» в Рио. В нашем доме собралось слишком много взрослых, рассевшихся вокруг радио, а я был ребенком, так что для меня не менее важно было самому поиграть в футбол на улице. В итоге мы немного послушали трансляцию, выбежали на улицу и стали пинать мяч.
Это был первый Чемпионат мира после войны, и во многом соревнование было странным: участие в нем принимали всего тринадцать команд, для финального этапа был придуман необычный формат лиг, а некоторые результаты были поистине чудными. Например, тогда сборная США одержала знаменитую победу над Англией со счетом 1:0. Бразилия прежде еще никогда не выигрывала Чемпионат мира, и эта победа могла бы сильно улучшить нашу репутацию. За исключением игры против Швейцарии, завершившейся со счетом 2:2, Бразилия побеждала в каждом матче и уверенно двигалась навстречу великому триумфу.
Матч начался хорошо. Фриаса из бразильской команды забил первый гол, и все попросту сошли с ума, начали кричать и прыгать! По всему Бауру взрывались хлопушки. Вскоре Уругвай сравнял счет, но мы все еще были уверены в своей победе. Затем примерно за десять минут до конца матча команда противника забила еще один гол. Я помню, как зашел в дом после окончания матча и увидел, как отец с друзьями сидят в абсолютной тишине. Я подошел к нему и спросил, что случилось. «Бразилия проиграла, – ответил он как зомби. – Бразилия проиграла».
У меня мурашки бегут по коже, стоит мне только подумать о том дне, вспомнить ту печаль, что заполонила город. Я попросил Дондиньо не расстраиваться. Но мама меня увела и сказала: «Оставь папу одного, оставь его в покое». Всюду царила тишина. Все звуки радости, хлопушек и радио, ранее шумевшие на улицах, растворились в бесконечном молчании. Чемпионаты мира невероятно важны для Бразилии, и никто даже подумать не мог, что мы проиграем. И уж точно не при таких унизительных обстоятельствах в матче против сборной Уругвая, которая на пару с Аргентиной входила в число наших главных соперников. Разочарование было безмерным. Казалось, что Бауру стал городом-призраком.
Тогда я впервые увидел, как папа плачет. Многие его друзья тоже не могли сдержать слез. Что и говорить, как меня это потрясло, ведь я вырос в полной уверенности, что мужчины не демонстрируют так свои эмоции. «Однажды я выиграю тебе Чемпионат мира», – пообещал я папе в попытке его утешить. Какое-то время спустя, когда он пришел в себя, он мне рассказал, что несколько человек на стадионе «Маракана» даже умерли от потрясения.
В тот день, когда прошел финал, я пробрался в папину комнату, где у нас на стене висело большое изображение Иисуса, и начал причитать: «Почему это произошло? Почему это случилось с нами? Наша команда была лучше – как так вышло, что мы проиграли? За что, Иисус, за что нам это наказание?» Я продолжал плакать, пытаясь прийти в себя, и разговаривал с изображением Христа: «Знаешь, если бы я там был, я бы не дал Бразилии упустить кубок. Если бы я там был, Бразилия бы выиграла; или если бы папа играл, то Бразилия бы забила тот гол, что был нам так нужен…»
Ответа не последовало. Я был мальчиком, любившим футбол, и это поражение очень сильно меня задело.
Тем временем наша команда «7 Сентября» развивалась и росла, и некоторые из нас начали задумываться о большем. Примерно в это время – в начале 1950-х – я играл еще за несколько клубов в Бауру и за его пределами, включая «Сан-Паулину» в близлежащей деревне под названием Куруса. В те дни я играл по субботам и воскресеньям в двух или трех разных командах, что мне очень нравилось. Когда товарищи заходили за мной, папа обычно высовывался из окна, чтобы спросить, где будет проходить игра, и всегда говорил: «Но сначала он отправится на мессу в церковь Святой Терезы!» Меня это никогда не коробило – я быстро осознал важность религии в моей жизни. Мне нравилось ходить в храм.
Я был без ума от футбола, я просто не мог наиграться.
Устраивали ли мы матчи, в которых могли участвовать все желающие, или же просто пинали мяч – мы играли часами. Мы особо не испытывали необходимости в нужном, «принятом» количестве футболистов. Играли мы чаще всего на открытом пространстве возле старого деревянного стадиона «Нороэсте». Я помню, как однажды, возвращаясь домой с Чемпионата мира 1958 года, проходившего в Швеции, на котором мы, к слову, победили, я проходил мимо этого маленького поля и увидел, что там играют мальчики. Я спросил у них разрешения побегать с ними, и они согласились. Конечно, ребята были рады меня видеть, а также им было приятно знать, что победа на чемпионате и все другие заслуги меня совершенно не изменили. Так что я пошел домой, надел шорты, снял ботинки и пошел играть с ними босиком. Так я начал играть в футбол, и я считаю, что люди всегда должны помнить свои корни – при всем том, что произошло со мной впоследствии, именно такие игры в детстве стали для меня самой лучшей подготовкой к событиям будущего.
Мое отношение к игре сильно изменилось, когда мэр Бауру решил провести турнир для многочисленных маленьких клубов вроде нашего. Ребята из «7 Сентября» отчаянно хотели принять в нем участие и хорошо себя показать, но никак не могли придумать, как обойти одно из правил, обязывающее все команды носить положенную обувь, – у нас все еще не было никаких ботинок. Решение явилось в лице Зе Лейте, местного торговца, который многих из нас хорошо знал и был отцом троих ребят из нашей команды. Он заверил нас, что достанет нам бутсы, но при двух условиях: во-первых, мы должны были серьезнее относиться к нашим обязанностям перед клубом и начать тренироваться должным образом; во-вторых, мы обещали отказаться от названия «Босые» и придумать новое, так как это уже не соответствовало действительности. Так мы стали «Америкинья».
И мы тренировались – буквально без отдыха, а Зе Лейте нас подгонял, заставляя отрабатывать все аспекты игры, стандартные положения и так далее. Но наши усилия окупились – мы очень хорошо показали себя в турнире и отлично играли, несмотря на то, что только привыкали к бутсам и были еще совсем юны – многим из нас тогда не было и тринадцати, а зачастую нам приходилось играть против ребят на несколько лет старше. Но мы попали в финал, проходивший на стадионе «БАК», – том самом, на котором играл папа. Все билеты были распроданы, и стадион заполнили тысячи зрителей. Я помню, как впервые в жизни нервничал перед матчем. Но мы также отлично выступили и получили награду, а я в том турнире забил больше голов, чем кто-либо. Этот выдающийся день навсегда остался в моей памяти – не из-за победы, не из-за того, как папа хвалил меня после матча, а потому что я впервые услышал, как толпа скандировала: «Пеле! Пеле!».
Возможно, я и мог бы привыкнуть к этому прозвищу, в конце-то концов.
В 1954 году для меня, как футболиста в Бауру, состоялось еще одно важное событие. В «БАК» («Бауру Атлетик Клуб») появились низшие дивизионы, включая юношескую команду, впоследствии получившую название «Бакиньо» («Маленький БАК»). Отвечал за него Жоан Фернандес из «Санбры», своеобразного объединения производителей хлопка. Нескольким членам команды «Америкинья», которая сперва имела огромный успех, но пришла в упадок после того, как Зе Лейте с сыновьями переехал в Сан-Паулу, предложили подать заявки, и я был в их числе. Я прошел отбор, но не был уверен в том, стоило ли мне присоединяться к команде. Позже стало известно, что менеджером «Бакиньо» попросили стать бывшего футболиста Валдемара де Брито, и это развеяло все мои сомнения.
Тогда я немного знал о Валдемаре де Брито в отличие от папы, который очень хорошо о нем отзывался. «Танцор», как его называли, оставил крайне успешную футбольную карьеру. Он даже играл за сборную Бразилии и представлял страну на Чемпионате мира. В 1934 году он отправился в Италию, где наша страна проиграла Испании со счетом 3:1. В том матче Валдемар не смог реализовать пенальти. В 1930 и 1940-х годах он считался одним из лучших футболистов. «Валдемар был талантливым и очень важным нападающим», – говорил мне Дондиньо. Он обладал творческим мышлением и отлично владел техникой. В 1933 году, играя за «Сан-Паулу», он стал лучшим бомбардиром Паулисты. Он также играл в Аргентине вместе с братом Петронильо за «Сан-Лоренсо». Петронильо был еще одним великолепным футболистом – он считается создателем бисиклеты, удара, изобретение которого порой по ошибке приписывают мне.
Несмотря на то что его автором являлся не я, еще будучи мальчишкой, я понял, что с его помощью очень просто забивать голы. Другим детям он давался тяжелее, что выгодно отличало меня от остальных. Сильный толчок, который был необходим для ударов головой, также очень помогал удержаться в воздухе, пока я бил по мячу так, чтобы он пролетел надо мной. На одной из моих лучших фотографий я запечатлен именно в момент выполнения бисиклеты – это изображение красуется на моей кредитной карте, и, думаю, именно из-за этого прием ассоциируется со мной. Кроме того, это очень бразильский удар, и я этим горжусь.
Воодушевленный одобрением отца, я решил вступить в «Бакиньо» и получил свой первый настоящий контракт. Это было невероятно, мне на самом деле платили за то, что я играл в футбол. Я получал 4500 реалов – понятия не имею, сколько это будет в переводе на сегодняшние деньги, наверное, немного. Но это сильно изменило мое финансовое положение, что произошло в очень благоприятное время, поскольку я только что отучился второй раз в третьем классе в начальной школе Эрнесто Монте (из-за плохих оценок и прогулов по большей части), и, казалось, что и в четвертом классе мне тоже придется остаться на второй год.
(Должен отметить, что фактически я однажды уже получил деньги за футбол. Огромный фанат этого вида спорта, Ландан Мандиока, человек, у которого совсем не было денег, но который очень любил футбол, хотел, чтобы я сыграл за «Вила Фалькан». Тогда я не хотел принимать это предложение и спросил у него, сколько мне заплатит, надеясь, что после этого он от меня отстанет, и таким дипломатичным способом я выйду из этой ситуации. Мандиока сказал, что ему нужно время подумать. Он собрал какую-то мелочь со своей команды – на самом деле там были лишь мелкие монетки – и принес мне эти деньги со словами: «Вот все, что я смог достать…». Мне стало его так жаль, что я согласился сыграть в нескольких матчах, так что, полагаю, это и был мой первый контракт. Это еще одна история из моего детства, которую я с нежностью вспоминаю.)
Думаю, Господь приглядывал за мной, когда послал Валдемара де Брито сыграть важную роль на том этапе моей карьеры. В голове не укладывалось, что игрок такого уровня приедет учить детей – кроме того, мы и находились-то черт-те где. И все же он искренне был предан своей работе. Ему всегда хотелось обучать молодежь (и когда я ушел на пенсию, я понял это чувство). Хотя мы с товарищами по команде были совсем юны, Валдемар разговаривал с нами как со взрослыми и ожидал, что мы будем выказывать ему должное уважение. Так мы и делали – он требовал дисциплины, и он ее получил. Мы усердно тренировались, Валдемар научил нас множеству новых техник, в том числе различным передачам и оценке матча. Некоторые из нас это усвоили, а некоторые – нет. Я всегда был очень внимательным на тренировках. «Бакиньо» была сильной командой, а благодаря Валдемару мы стали еще сильнее. Мы стали непобедимы.
У нас было несколько великолепных футболистов: Маниньо, Пакока, Эдир, Лелеко, Осмар Гедес… Еще я помню Антониньо, который был очень важен для команды. Валдемар говорил, что игрок, желающий стать великим футболистом, обязан придерживаться одного важного правила: он должен контролировать мяч обеими ногами, головой и грудью, а также знать, как принимать мяч, как ударить по мячу так, чтобы тот покатился в нужном направлении. Тренер учил нас, что мяч – инструмент игрока и тот, кто не умеет его контролировать, никогда не станет настоящим футболистом и уж точно не добьется славы великого профессионала. В моей команде было много искусных игроков. Они могли хорошо бегать с мячом, делать подкаты и использовать различные хитрости, но не все из них знали, как получить мяч. У них не было этого дополнительного зрения, которым, кажется, я обладал. Возможно, этому невозможно научить. Наверное, это либо есть, либо нет. И я определенно умел предвидеть, что могло произойти на поле, еще даже до того, как это поймут остальные. Уже после того, как я стал профессиональным футболистом, люди зачастую спрашивали: «Как вы узнали, что будет?», и я отвечал: «Не знаю, просто догадался». Многие дети очень хорошо играли, но с некоторой задержкой реагировали на происходящее на поле. Я просто был быстрее.
Некоторые предполагали, что я мог видеть больше, чем остальные, благодаря тому, что у меня глаза расставлены чуть шире, чем у других людей. В конце концов обследование показало, что я обладаю очень хорошим периферическим зрением. Знаете, не могу припомнить, чтобы за все тридцать лет игры в футбол кому-то удавалось увести у меня мяч, подойдя ко мне со спины, – с другими футболистами такое часто случается. Я всегда замечал приближение соперника – не могу объяснить, как или почему – слышал ли я противника, видел ли я его или же применял некое шестое чувство. Это было со мной с самого детства. Возможно, я развил этот навык, потому что мы играли на очень маленьком пространстве, так что реагировать приходилось максимально быстро.
В «Бакиньо» все было, как полагается. Когда я играл в этой команде, мне не приходилось беспокоиться о футболках, шортах, носках, бутсах – ни о чем; нам все предоставляли, что было очень удобно. Когда однажды Валдемар узнал, что я играл за другие клубы, он временно меня отстранил. И правильно сделал. Не нужно было все усложнять, участвуя в других «босых» командах, и с тех пор я сосредоточился исключительно на «Бакиньо». Правда, я все еще подрабатывал, продавая пироги голодным путешественникам на железнодорожной станции. Все было хорошо до того момента, как голод начинал терзать меня самого, после чего мне приходилось объясняться перед доной Филоменой, женщиной, готовившей пироги, которой я должен был отдавать выручку и непроданную выпечку. Она быстро сообразила, почему не всегда все сходилось.
Теперь деньги у меня появлялись загадочным образом. Одно из самых теплых воспоминаний о «Бакиньо» связано с тем, как мы участвовали в турнире на стадионе «БАК». В финале я забил решающий гол, и наши болельщики выбежали на поле. Потом они стали кидать в меня монетки. Казалось, что их были сотни – настоящее богатство – и я ползал по полю, собирая все деньги, чтобы отнести их маме.
Моя спортивная карьера хорошо продвигалась, даже несмотря на то что я только начинал, но у национальной сборной дела все так же шли не очень хорошо. В 1954 году Чемпионат мира проходил в Швейцарии, и Бразилия вылетела из соревнования в жестоком матче против Венгрии. Трех игроков удалили с поля, и поговаривали, что Пушкаш, получивший травму и наблюдавший за игрой с боковой линии, ударил нашего центрального полузащитника Пинейро бутылкой. Это было очень печально – и судья какое-то время считался главным врагом – но народ отреагировал на это поражение не так, как в 1950 году. Возможно, это было обусловлено тем, что соревнование проходило не в Бразилии, а качество радиотрансляций из Европы оставляло желать лучшего – мы толком не знали, что именно там происходило.
В 1954 году «Бакиньо» был на коне. Газета «Diario de Bauru» совместно с «Sao Paulo Sporting Gazette» провела второй Юношеский чемпионат. Это был триумф – организация была безупречна. Я играл под номером 997, чего я никогда не забуду. Я был нападающим, и мы одержали победу на этом чемпионате, забив в тридцати трех матчах сто сорок восемь голов.
В «Бакиньо» я провел несколько великолепных лет и в это время наконец смог закончить школу (проучившись два лишних года). Одна исключительно незабываемая игра подвела своеобразный итог нашему превосходству и моему становлению как футболиста. Это был один из первых матчей чемпионата против «Фламенкиньо», чемпионов среди юношеских команд из Сан-Паулу. Как только мы вышли из автобуса перед началом матча, я захотел купить арахис. Вся остальная команда прошла внутрь стадиона, а мне дорогу преградил мужчина – он попросту принял меня за ребенка, который пытается его обмануть. Охранник не поверил моим заявлениям, что я приехал участвовать в матче, – он решил, что я слишком маленький для того, чтобы участвовать в таком масштабном соревновании. Остальные члены команды заметили мое отсутствие и пошли меня искать. Наконец, я вошел. Матч начался, и когда тот охранник увидел меня на поле, он был поражен моим стилем игры. Мы победили со счетом 12:1. Я забил семь голов.
Но время «Бакиньо» было недолгим. Началом конца стало решение Валдемара де Брито покинуть нас и отправиться тренировать взрослых в Сан-Паулу. Возможно, он чувствовал, что сделал для нас все, что мог, но отпускать его было невероятно грустно. Казалось, что все уходили – и от того счастья, к которому мы привыкли в команде, не осталось и следа, и я начал искать новые пути развития. «Нороэсте», главный соперник «Бауру Атлетик Клуб», собрал юношескую команду, участвовавшую в товарищеских матчах перед главными матчами среди взрослых. Я несколько раз играл против них, что продемонстрировало как мою преданность «БАК», обусловленную тем, что на них работал папа. Но я ничего не имел против «Нороэсте», как порой говорили. Я тренировался с профессионалами и был очень доволен тем, что мог наблюдать за великолепными игроками, демонстрирующими свои способности. В ходе одного матча в Ибитинге я забил нашим противникам четыре гола из восьми. На самом деле «Нороэсте» пытался меня нанять еще до того, как Валдемар нас покинул, но наш любимый тренер этого не допустил. Он считал, что мне было предрешено судьбой вершить великие дела, и, думаю, он также втайне симпатизировал «БАК».
В мои подростковые годы стал весьма распространен мини-футбол, и я играл за команду под названием «Радиум» и даже принял участие в первом чемпионате futebol de salão[3], проходившем в Бауру. Мы победили. Futebol de salão был для нас чем-то новым, но я чувствовал себя как рыба в воде. Этот вид футбола отличается большей скоростью по сравнению с игрой на траве. Нужно очень быстро думать, поскольку все игроки находятся близко друг к другу. Возможно, то, что я овладел этой техникой, помогло мне быстрее соображать. Именно futebol de salão дал мне первую возможность сыграть со взрослыми. Мне было около четырнадцати, и я помню, что тогда проходил турнир, в котором я не мог принять участие, – мне сказали, что я был слишком молод. В конце концов, мне все же разрешили играть. По итогам соревнования я стал бомбардиром, забив четырнадцать из пятнадцати голов. Это придало мне уверенности в себе. Я понял, что впредь не должен бояться ничего, что бы мне ни предстояло.
И вскоре передо мной открылись новые возможности. Сперва перемены пришли в лице бывшего футболиста Элбы де Падуа Лимы, известного как Тим, который был тренером известного клуба из Рио «Бангу». Он искал новые таланты во внутренних областях страны и приехал посмотреть на «Бакиньо». В результате он взял трех игроков и хотел пригласить и меня. Тим долго беседовал с папой, который посчитал это хорошим предложением, но как только он затронул эту тему в разговоре с мамой, она вышла из себя.
«Ни за что! – воскликнула она. – «Бангу» в Рио-де-Жанейро». Конечно, раньше она там никогда не была, но сама идея о том, что я, такой маленький, буду жить в космополитической столице Бразилии, слишком ее страшила.
«Он никуда не поедет, – добавила она. – Он не уедет отсюда, взгляни, что стало с его отцом! Он получил травму, а потом что? Нет, мой сын будет учиться, а потом работать. Он будет учителем».
Втайне я испытал облегчение. Переезд в Рио мог бы стать большим приключением, но в то же время эта перспектива меня очень пугала: мне бы пришлось не только играть против профессионалов, которые были намного старше меня, но и стоять за себя в огромном незнакомом городе. От этой идеи было решено отказаться.
Но месяцы шли, я рос и становился сильнее и старше. Менялись и мои амбиции. Я хотел быть футболистом, я хотел быть знаменитым. Я не думал, что смогу на этом зарабатывать, так что понимал, что мне придется устроиться еще на одну работу. Моя мама мне это внушила. И я ей верил.
И когда перспектива перехода в большой клуб становилась все привлекательнее, такую возможность мне предоставил Валдемар де Брито. Однажды он появился в Бауру, чтобы встретиться с моими родителями и поговорить с ними о моей карьере. Он считал, что я должен поехать в Сантос, менее устрашающий по сравнению с Рио город. Он был чуть больше Бауру, и там базировалась хорошая команда – на тот момент она являлась чемпионом штата. Валдемар считал, что я мог начать играть в юношеском составе, а потом быстро перейти в основной. Опять же, Дондиньо был всеми руками за, а вот мама по-прежнему переживала. Но Валдемар заверил ее, что он уже обо всем договорился с президентом «Сантоса», и обо мне будут как следует заботиться. Наконец, мама сдалась при условии, что Валдемар лично будет за мной присматривать.
«То есть, я могу поехать?» – недоверчиво спросил я.
«Ты можешь поехать, – сказала она. – Мы только попробуем».
Мне было все равно. Последней моей игрой в Бауру стал матч, в котором я играл за «Радиум» против клуба «Вила Кардия». Вот-вот должны были начаться годы «Сантоса».