Вы здесь

Патопсихология шизофрении. Глава 2. Особенности когнитивного стиля больных шизофренией (Т. К. Мелешко-Брушлинская, 2015)

Глава 2. Особенности когнитивного стиля больных шизофренией

2.1. Когнитивный стиль: постановка проблемы

Больных шизофренией, как и лиц шизоидного круга, характеризует особый познавательный стиль, отражающий своеобразную специфику их деятельности и поведения. Это личностные свойства индивидуальности, непосредственно участвующие в анализе познаваемых объектов и интерпретации действительности.

В психологии когнитивный стиль рассматривается как индивидуальные различия в восприятии, анализе, категоризации и воспроизведении информации, в способах интерпретации окружающего мира.

Существенную роль при восприятии играют предпочтения (избирательность), соответствующие познавательным склонностям и возможностям того или иного субъекта.

Первоначально когнитивный стиль был описан и интерпретирован с позиций гештальт-психологических представлений о поле (предметном и социальном окружении) на материале перцептивной деятельности. Поведение полезависимого типа личности в большей мере подчинено полю восприятия. Поленезависимый тип ориентирован на собственную внутреннюю активность (Witkin, Goodenough, 1982).

Впоследствии перцептивная артикуляция стала рассматриваться как частный случай структурирующей способности в интеллектуальной деятельности в целом. Самим Уиткиным и его последователями когнитивный стиль стал рассматриваться с позиций когнитивного контроля (Gardner et al., 1968), куда были включены такие категории, как конкретность – абстрактность, диапазон эквивалентности, широта обобщения, толерантность к нереалистичному опыту, ригидный – гибкий познавательный контроль, импульсивность – рефлективность и др.

На основании характеристик познавательного стиля стали выделять особые типы личности – конкретный (зависимость от авторитетов и наличной ситуации, стереотипность суждений и нетерпимость к неопределенности) и абстрактный (ориентировка на внутренний опыт, независимость в оценках, готовность выходить за пределы ситуации, креативность) (Harvey, Hant, Schreder, 1961).

Отечественные исследования когнитивных стилей относятся к 1970–1990 годам прошлого столетия: это исследования В. Колги, А. В. Соловьева, М. С. Егоровой, И. М. Палея, И. П. Шкуратовой, В. В. Селиванова, М. А. Холодной (Колга, 1976; Соловьев, 1977; Егорова, 1979; Палей, 1982; Шкуратова, 1994; Селиванов, 2002; Холодная, 1990). В них когнитивные стили, будучи характеристиками познавательной сферы, в то же время стали рассматриваться как проявления личностной организации в целом. Подчеркивалась их связь с потребностями, мотивами, аффектами и т. д. Когнитивный стиль стал интерпретироваться как посредник между ментальным миром субъекта и миром реальности, обеспечивающим уникальность интеллектуальных возможностей людей с разным складом ума.

М. А. Холодная рассматривает когнитивные стили как метакогнитивные способности, обусловленные особенностями организации ментального опыта, включающего способы обработки информации, понятийные структуры, схемы и т. д. Когнитивные стили отвечают за регуляцию интеллектуальной деятельности, влияя на ее продуктивность, своеобразие личностной организации и ее социальную реализацию (Холодная, 1997). В зависимости от зрелости лежащих в их основе механизмов, они способствуют либо обогащению картины мира, либо ее обеднению. Когнитивные стили относятся к базовым характеристикам человеческой индивидуальности, связанными с полом, возрастом и особенностями высшей нервной деятельности. Они рассматриваются как системообразующий фактор в структуре интегральной индивидуальности (Мерлин, 1986).

Существенной характеристикой когнитивного стиля является избирательность наиболее важных, экологически валидных характеристик окружающего мира.

Особенности избирательности познавательной деятельности больных шизофренией явились предметом специального экспериментально-психологического исследования, проводимого в течение многих лет в отделе медицинской психологии Научного центра психического здоровья РАМН.

При построении этого исследования мы исходили из сформулированной выше гипотезы о снижении социальной направленности как следствии аутизма у больных шизофренией, результатом чего является недостаточность опосредования познавательной деятельности больных факторами социального опыта. В связи с этим основным методическим приемом исследования явилось сопоставление уровня выполнения изучаемыми больными разных видов познавательной деятельности (мышления, зрительного восприятия, восприятия речи), различающихся по роли социального опосредования в их структуре. Предполагалось, что более нарушенными окажутся те психические процессы, в которых роль этого опосредования достаточно велика, а целый ряд психических процессов, где роль данных факторов ограничена, окажутся относительно сохранными.

В целях исследования был выбран определенный клинический вариант шизофрении, характеризующийся относительно благоприятным, непрерывным или приступообразным, течением процесса. Одна из причин такого выбора заключалась в том, что своеобразные изменения психики, характерные для шизофрении, наиболее рельефно выступают в картине негативных психопатологических проявлений, в структуре изменений личности именно при данном варианте течения болезненного процесса. Общей клинической чертой обследованных больных являлось наличие выраженных в разной степени негативных симптомов при практическом отсутствии продуктивной симптоматики в период исследования. В качестве контрольной группы исследовались здоровые испытуемые.

2.2. Исследование восприятия речи у больных шизофренией

Формирование особого вида психической и в том числе познавательной деятельности, с опережающим развитием ее операциональной стороны и искажением и задержкой развития содержательной, обусловленной усвоением социального опыта, естественно, должно отражаться в речи больных шизофренией и в восприятии ими речи других людей. Следует отметить, что именно речь может явиться одним из наиболее адекватных объектов исследования влияния диссоциации развития: в речи и в процессе ее восприятия эти две стороны – «формальная», отражающая усвоение фонетических структур и грамматических правил, и содержательная, семантическая – разводятся, пожалуй, наиболее естественным образом, и для их изучения используются соответствующие их специфике методы исследования.

Выше были отмечены характерные черты речевого развития детей-аутистов с шизоидными чертами и детей, больных вялотекущей шизофренией: раннее развитие речи и овладение грамматическим строем языка, своеобразный словарь с использованием неологизмов, склонность к словотворчеству при сравнительно малых выразительных средствах речи, слабой ее модулированности и направленности на собеседника.

Следует отметить, что у большинства больных, включенных в исследование, нарушение восприятия речи на клиническом уровне не фиксировалось. Только специально построенные эксперименты позволили выявить особенности речевых процессов, обусловленные аномалией психического развития.

Были проведены серии экспериментов, в которых предъявляемый для опознания речевой материал различался по способу организации. Был использован такой известный в экспериментальной психологии прием, как маскирование предъявляемых для опознания речевых стимулов белым шумом. В таких затрудняющих условиях их опознание не может быть однозначным и существенно зависит от гипотез, выдвигаемых на основе речевого опыта, т. е. определяется фактором избирательной актуализации знаний.

Очевидно, что этот фактор в структуре процесса восприятия может иметь разный «вес», в первую очередь, в зависимости от уровня разборчивости (четкости) предъявляемого материала: при определенном соотношении сигнала и шума большую роль при опознании может сыграть анализ акустических признаков сигнала. Как показало исследование, результаты больных шизофренией и здоровых практически не различаются при слишком большом или малом уровнях шума.

Различия в результатах сравниваемых групп выступают при уровнях разборчивости, дающих примерно от 40 до 70 % распознавания (в зависимости от особенностей предъявляемого материала): в этих условиях восприятие больных шизофренией оказывается менее, чем у здоровых, подвержено влиянию прошлого опыта. В то же время влияние фактора избирательной актуализации может определяться и характеристиками используемого речевого материала: оно будет большим при предъявлении осмысленного, обладающего избыточностью за счет включения в разные виды контекста, материала и уменьшаться по мере снижения его структурирования.

В связи с этим можно было предположить, что различия в результатах испытуемых сравниваемых групп – здоровых и больных шизофренией – при опознании разного вида речевого материала будут выражены неодинаково: они должны быть тем значительнее, чем большую роль играет опора на прошлый опыт. Для проверки этого предположения были проведены серии экспериментов, в которых использовался различный в смысловом отношении и варьируемый по способам организации речевой материал.

В первой серии экспериментов материалом, предъявляемым для опознания, служили элементарные в семантическом отношении языковые структуры – использовался вариант методики определения уровня разборчивости звукосочетаний (логофонов), разработанный сотрудниками лаборатории структурной и прикладной лингвистики филологического факультета МГУ В. Н. Сорокиным и В. Н. Ложкиным и апробированный на здоровых испытуемых (15 человек). Полученный материал сопоставлялся с результатами исследования больных шизофренией (15 человек). В этой и во всех последующих сериях экспериментов испытуемыми были больные малопрогредиентной шизофренией, начавшейся в юношеском возрасте.

Методика. В магнитофонной записи для опознания предъявлялись трехбуквенные логофоны (согласный-гласный-согласный), при этом учитывались все характеристики согласных (звонкие – глухие – сонорные) и гласных звуков, в начале и конце логофона стоял один и тот же звук (например, БАБ, ПАП и др.). Чтобы исключить по возможности влияние на результаты опознания таких факторов, как артикуляционные особенности дикторов и индивидуальная избирательность слуха аудиторов, списки логофонов зачитывались тремя дикторами при четырех соотношениях сигнала и шума, т. е. предъявлялись 12 раз. Исследование проводилось в звукоизолированной комнате, запись воспроизводилась через наушники на одном уровне громкости. Испытуемый должен был опознать маскированный логофон и сразу же записать его в протокол.

Эта серия экспериментов, наряду с выявлением нарушения слуха у больных, могла обнаружить у них и нарушения внимания, поскольку выполнение предложенного задания требовало прежде всего именно устойчивого и длительного внимания аудиторов.

Следует отметить, что такое длительное и монотонное задание не вызывало отрицательных реакций у испытуемых – больных шизофренией: ни один из них не давал отказов по ходу эксперимента, не обнаружил пресыщения или снижения качества выполнения задания, признаков утомления к его концу. По данным самоотчета больных, задание оценивалось ими как достаточно сложное, но интересное и импонирующее их склонностям. Такая оценка существенно определялась тем, что их деятельность в условиях эксперимента хотя и была строго регламентирована, но имела выраженный индивидуальный характер: больной был предоставлен самому себе, отсутствовали вмешательство и контроль со стороны экспериментатора, что создавало адекватные и оптимальные условия для деятельности больных шизофренией изучаемой группы при выполнении подобного рода заданий.

Результаты исследования (см. таблицу 4) показали, что как у здоровых, так и у больных закономерно повышается число правильных опознаний по мере повышения отношения сигнал/шум от серии к серии. При этом результаты в группе больных шизофренией оказались несколько более высокими, чем у здоровых испытуемых, что отмечалось во всех сериях эксперимента по всем видам согласных (от 5 до 7 % по звонким согласным, от 3 до 6 % – по глухим, от 2 до 4 % – по сонорным). По количеству отказов испытуемые сравниваемых групп практически не различались. Таким образом, в условиях эксперимента, когда опора на прошлый речевой опыт резко ограничена и опознание строится на анализе акустических признаков предъявляемых стимулов, больные шизофренией оказались даже несколько более «перцептивно точными», чем здоровые испытуемые.


Таблица 4. Результаты опознания элементарных речевых структур (% правильных опознаний от общего числа ответов)


Материалом второй экспериментальной серии служили содержательные речевые стимулы-слова. Роль социальной детерминации в процессе восприятия была значительно большей. Это достигалось за счет особенностей организации предъявляемых для опознания речевых стимулов: были использованы ситуации, создающие установку на восприятие слов, относящихся к одному кругу понятий, т. е. актуализация при опознании речевого сигнала (акустических образов, гипотез) существенно определялась речевым опытом.

Были исследованы 35 больных шизофренией и 35 здоровых испытуемых. Исследовалось слуховое восприятие (предъявлялись в магнитофонной записи маскированные «белым шумом» слова) и зрительное, при этом использовались такие затрудняющие опознание условия, как тахистоскопическое предъявление материала.

Для опознания испытуемым предъявлялись слова, относящиеся к одному кругу понятий: при исследовании слухового восприятия в первом варианте методики – названия птиц, во втором – названия молочных продуктов. При исследовании зрительного восприятия первый вариант был аналогичен использовавшемуся в «слуховой» серии (название птиц), а второй содержал наименование предметов сельскохозяйственного инвентаря. Списки слов как в «слуховой», так и в «зрительной» методиках составлялись одним и тем же способом, варьировались только входящие в них наборы слов: среди пяти трижды повторяющихся слов одного семантического поля предъявлялись контрольные, которые по фонетическим признакам в «слуховой» методике (число слогов, ударная гласная) или по «рисунку» в «зрительной методике» (общие буквы, длина слова и т. д.) были сходны с ожидаемым в ситуации эксперимента словом, относящимся к тому же кругу понятий, что и остальные слова. Так, среди названий птиц и в «слуховой», и в «зрительной» методиках вместо ожидаемого «ласточка» давалось слово «лампочка»; среди названий молочных продуктов вместо ожидаемого слова «молоко» – «молоток», а среди предметов инвентаря вместо «борона» или «борозда» предъявлялось слово «борода» (зрительное восприятие). Контрольные стимулы занимали в списках одни и те же порядковые места – 5-е, 10-е, 14-е и 16-е, т. е. повторялись четырежды. Таким образом, контрольное слово выпадало из понятийного контекста, предъявляемого речевым материалом. Приведем один из использовавшихся в экспериментах списков слов: 1. Воробей. 2. Соловей 3. Сорока 4. Ворона 5. Лампочка. 6. Ворона. 7. Сорока. 8. Соловей. 9. Воробей. 10. Лампочка. 11. Вор о – на. 12. Воробей. 13. Сорока. 14. Лампочка. 15. Ворона. 16. Лампочка.

Как показали полученные данные, у здоровых испытуемых на результаты опознания существенно повлияла непосредственно предшествующая деятельность – опознание относящихся к одному семантическому кругу стимулов. Эта закономерность прослеживалась по результатам всех серий экспериментов и проявлялась в тенденции к опознанию контрольных стимулов как слов, относящихся к актуализируемому кругу понятий.

Влияние создаваемой в экспериментальных сериях установки на восприятие слов, основывающейся на использовании смысловых связей, на больных шизофренией оказалось ослабленным (см. таблицы 5 и 6).


Таблица 5. Зрительное восприятие (% опознаний)


Таблица 6. Слуховое восприятие (% опознаний)


Как видно из приведенных данных, больные шизофренией в большем числе случаев и на более ранних этапах предъявления правильно опознают контрольные стимулы. Особенно четкие различия выявляются при первом предъявлении контрольного слова, в дальнейшем эти различия сглаживаются. Данная закономерность прослеживается при анализе результатов исследования как зрительного, так и слухового восприятия.

Подтверждением полученных данных служат результаты анализа выдвигаемых испытуемыми сравниваемых групп гипотез: в целом группа больных шизофренией дает почти в полтора раза (на 48 %) больше гипотез, чем группа здоровых, поэтому повторяемость гипотез в группе была более низкой – ответы больных отличались бо́льшим разнообразием.

Различия в результатах становятся более наглядными, если рассмотреть качество выдвигаемых испытуемыми гипотез. С этой целью мы разделили все гипотезы на две группы: относящиеся к акустическому кругу понятий и не принадлежащие этому кругу. В первую группу вошли все гипотезы – названия птиц, которые предлагались испытуемыми вместо правильного опознания: например, выдвигаемые для опознания сло́ва «ястреб» гипотезы «дятел», «зяблик», на слово «перепел» – «селезень», «тетерев», «лебедь» и т. п. Вторую группу составили все остальные гипотезы. Это были, как правило, слова, по каким-то фонетическим признакам сходные с опознаваемым стимулом («перепел» – «перечень», «перец» – «перстень»; «галка» – «лайка», «гайка» и т. д.).

Конец ознакомительного фрагмента.