Вы здесь

Пасынки судьбы. Глава вторая, (О. Ю. Рой, 2010)

Глава вторая,

в которой Апрель встречается со старым приятелем

Сообразив, что подвергся нападению Темных сил, Апрель попытался собраться и вспомнить, что следует делать в таких случаях. Что же говорил на этот счет учитель? Ведь не один и не два, а великое множество их уроков было посвящено вечной войне Добра и Зла… Но, как назло, все, чему когда-либо учили в школе, вдруг разом выветрилось из его головы. Оставался только противный сосущий холодок где-то внутри.

«Что это? – думал ангел. – Неужели я испугался? Да нет же, вздор какой!.. Ангелы не испытывают страха, как и многих других человеческих чувств. Из всех эмоций нам доступны только те, которые связаны с нашей работой: сострадание людям, печаль, радость… Однако мне страшно! Мне действительно страшно, точно я человек, а не ангел… Неужели, прожив столько времени на Земле и наблюдая за людьми, я начинаю становиться таким же, как они?»

Такие мысли крутились в голове Апреля, и сам он тем временем крутился, влекомый все той же неведомой силой, которая в полнейшей темноте тащила его куда-то, то завертев волчком, то переворачивая вверх ногами, точно играя с ним, подобно тому, как резкий осенний ветер играет с одиноким, оторвавшимся от родного дерева листом. И вдруг это болтание в воздухе резко прекратилось. Апрель почувствовал, что его отпустили так же внезапно, как раньше схватили. Мгла вокруг постепенно рассеялась, и он увидел, что оказался на высокой крыше, судя по всему, совсем недалеко от того места, где он недавно был. Ну да, вот башни Исторического музея, вон Кремль, вон Александровский сад с мерцающим сквозь падающий снег Вечным огнем у мемориала памяти Неизвестного солдата, поодаль Манеж и старые здания Университета… Апрель догадался, что стоит на крыше недавно снесенной и отстроенной вновь, возродившейся, точно Феникс из пепла, гостиницы «Москва». Но вот как он сюда попал, пока оставалось загадкой… которая, впрочем, вскоре разрешилась. Едва Апрель успел прийти в себя и сориентироваться, где он находится, как услышал, что за его спиной кто-то весело произнес:

– Ну что, напугал я тебя?

Апрель обернулся на голос, показавшийся удивительно знакомым. Ну конечно же! Кто это еще мог быть, как не старый школьный приятель, товарищ по детским играм, неугомонный и непоседливый Озорник! Он стал старше и теперь, одетый в рваные на коленках джинсы, кеды и футболку с забавным рисунком, выглядел точь-в-точь как какой-нибудь не слишком прилежный, но очень любящий погулять и повеселиться студент. Дополняла картину вставленная в одно ухо серебряная сережка. И выражение лица у него оставалось прежним – такое же задорное и лукавое.

– Озорник! – воскликнул Апрель, обнимая лучшего друга детства. – Как же я рад тебя видеть!

Он действительно был так рад встрече, что даже не рассердился на приятеля за дурацкий (а если быть честным, то и опасный) розыгрыш.

– А я тебя тут же заприметил, как только ты от Стирателя вышел! – хохотал Озорник. – Сначала присматривался – ты это или нет? А как понял, что ты, так сразу напряг голову, какую бы такую шутку изобрести… Ну, скажи, здорово придумал? Классно прикололся? Разыграл все как по нотам!.. Ты небось и впрямь поверил, что на тебя напали Темные силы, да?

– Да, – признался Апрель. – Именно так я и подумал. И даже испугался, что меня очень удивило. Я был уверен, что мы, ангелы, не можем бояться…

– А, это ерунда, – махнул рукой Озорник. – Неужели ты до сих пор веришь всему тому вздору, которому нас учили в школе? Я уже давно понял, что тут, на Земле, ангелы становятся совсем не такими, как дома. Видимо, это люди на нас плохо влияют.

– Ну почему же плохо? – возразил Апрель. – У людей можно научиться и многому хорошему, полезному…

– Дружище, довольно философии! – перебил Озорник, снова обнимая его. – Ты даже не представляешь, Апрель, как же я рад тебя видеть! Даже выразить этого не могу, слов не хватает… Как же прекрасно, что мы наконец встретились! Что ты именно сегодня, именно в это время навестил своего дружка, этого вредного старикана…

– Дружка? – удивился Апрель. – С чего ты это взял? С какой стати ты считаешь Стирателя моим другом?

– Да ладно тебе! – махнул рукой Озорник. – Ни для кого не секрет, что он тебе симпатизирует и выделяет тебя из всех ангелов.

– Честно тебе сказать, первый раз о таком слышу, – искренне недоумевал Апрель. – Мне казалось, что он со всеми общается одинаково. Четко, конкретно, сухо и как-то… формально, что ли.

– Кстати, а ты слыхал? Говорят, Стиратель тоже раньше был ангелом?

– Нет, – покачал головой Апрель, – я ничего об этом не знаю. Признаться, и не стремлюсь знать, меня интересуют другие вещи…

– Ну тогда и ну его. – Озорник всегда очень легко переключался с одного на другое. – Тогда расскажи, как ты, что делаешь? Почему бродишь по улицам один, где твой подопечный?

От этого вопроса Апрель только вздохнул.

– Это долгая история, – грустно проговорил он.

– А я никуда не спешу. – Озорник удобно устроился на ограждении крыши, свесил ноги вниз и болтал ими.

Апрелю ничего не оставалось, как усесться рядом и поведать ему свою историю.

Окончив школу, Апрель, подобно всем остальным ангелам-хранителям, прибыл на Землю, чтобы встретиться со своей подопечной душой, прожить бок о бок с ее обладателем или обладательницей всю жизнь, деля с ним или с ней все радости и горести, и, когда настанет час, проводить эту душу в последний путь на Небеса. Однако случилось непредвиденное – никакой подходящей души на том месте, куда был прислан Апрель, не оказалось, ни один ребенок там даже не собирался появиться на свет. А это означало, что в Небесной Канцелярии допустили ошибку, перепутав то ли место, то ли время… Полный недоумения ангел отправился к Стирателю в надежде, что чиновник поможет ему справиться с этой задачей, но увы! Тот тоже ничего не мог поделать. И предложил Апрелю вернуться Наверх, чтобы получить новую душу. Но ангел был категорически против. Как это так? А что же будет с этой душой? Ведь человеку, с которым ему не удалось встретиться, так и придется теперь жить весь свой век без ангела-хранителя, без его помощи и поддержки, без советов и утешений, которых пусть и не слышит людское ухо, но зато очень хорошо слышит душа!

И тогда Апрель начал самостоятельные поиски. Он бродил по свету, по континентам и странам, по городам и селам, внимательно вглядываясь в лица тех людей, у которых не было сопровождающих. Его поразило, как много на свете тех, у кого нет ангела-хранителя. Получалось, что ошибки, допущенные в Небесной Канцелярии, – весьма распространенное явление. Но еще больше оказалось людей, сопровождаемых демонами. Апрель своими глазами наблюдал, что Темные силы «работают» с душами совсем не так, как Светлые, – ангелов на Земле было значительно меньше, чем демонов. А те иногда целыми группами крутились около людей. И если у человека был хранитель, то он всеми силами старался уберечь свою подопечную душу от темных соблазнов. Но очень у многих хранителей не было – или они не встретились, подобно тому, как это случилось с Апрелем, или душа человека уже принадлежала Темным силам. Иногда Апрель с тревогой думал о том, что и вверенная ему душа, оставшаяся без ангельского надзора, тоже могла достаться врагам – но он всеми силами гнал от себя эти мысли. И продолжал искать и верить в успех.

– Знаешь, мой подопечный или подопечная, скорее всего, уже давно выросли, – задумчиво говорил Апрель своему другу. – В том году, который наступит завтрашней ночью, будет уже двадцать человеческих лет с тех пор, как я прибыл сюда. Получается, что душа, которую я должен охранять, уже лет девятнадцать как появилась на свет и мается где-то в этом жестоком мире одна, без моей помощи…

– Между прочим, не факт! – покачал головой Озорник, который очень внимательно слушал своего друга. – Откуда ты знаешь, что в Канцелярии не перепутали именно дату? Может, твой подопечный или подопечная еще и не родились или, наоборот, уже на пенсию собираются…

– Да, ты прав. Это может оказаться абсолютно любой человек на Земле.

Друзья помолчали, после чего Апрель спохватился:

– Ну что же это я все о себе да о себе? Как ты? Как твои дела? И почему ты тоже один, где твой подопечный?

Тонкие брови Озорника нахмурились, улыбка сбежала с лица.

– Ну… Так получилось… – уклончиво ответил он.

– Ты потерял охраняемую душу? – предположил Апрель, вспомнив рассказ ангела-«панка». – Ее захватили Темные силы?

– Нет, – покачал головой Озорник. – У меня другая ситуация… Видишь ли… В общем, я не хочу сейчас об этом говорить.

– Ну, как хочешь, конечно… – пожал плечами Апрель.

– Знаешь, давай лучше немного повеселимся! – тут же предложил старый друг. – Время сейчас самое подходящее… Давай со мной!

– А куда лететь? – не без сомнения поинтересовался Апрель. Еще в детстве, когда друг предлагал развлечься, он всегда немного настораживался, зная, что предстоит очередная шалость.

– Да тут недалеко! В Малый театр. Скажу тебе, что театры – это самые мои любимые места на Земле, там столько всего интересного… Летим?

– Ну, хорошо, летим, – не очень уверенно согласился Апрель. – Хотя признаюсь тебе, что летаю я очень редко, почти все время хожу пешком – так больше шансов увидеть человека, которого я ищу… А что сегодня идет в этом театре?

– Ничего, там сегодня выходной. Ну, догоняй! – скомандовал Озорник, поднялся над крышей и тотчас скрылся из глаз, затерявшись в вихре падающих снежных хлопьев.

Апрель, полный смутных сомнений, последовал за ним.

Он быстро преодолел небольшое расстояние, отделявшее одно здание от другого – всего-то Театральную площадь пересечь! – опустился около памятника Алексею Островскому, вошел в помещение Малого театра и неуверенно двинулся по темному вестибюлю. Не то чтобы ангелы не видят в темноте, просто Апрель не знал, куда ему идти. Тот, за кем он следовал, судя по его характеру, мог оказаться где угодно – и в гримерных, и в дальних складах, где обычно хранятся декорации, и в кабинете директора, и в костюмерной, и, конечно, под сценой, за сценой, перед сценой и на самой сцене.

В пустом здании было как-то по-особенному тихо, таинственный, ни с чем не сравнимый запах театра будоражил воображение, создавая ощущение чего-то волшебного. Миновав пустые темные гардеробы, Апрель поднялся в фойе и тут же увидел своего друга у дверей, ведущих в зрительный зал.

– А что ты?.. – начал было он, но задать свой вопрос не успел.

Озорник предупредительно приложил палец к губам, призывая молчать и показывая куда-то в сторону.

– Тсс! Вот она!

Апрель оглянулся. Откуда-то со стороны лестницы появилась невзрачная женщина средних лет в рабочем халате, с ведром и шваброй в руках. Она остановилась посреди фойе, поправила выбившиеся из-под косынки волосы и обвела глазами помещение, точно вспоминала, не забыла ли что-нибудь.

Озорник подмигнул приятелю и с хитрой улыбкой подошел к ней сзади, положил руку на плечо и склонился, нашептывая что-то на ухо. И женщина вдруг вздрогнула, выпрямилась, расправила плечи, лицо ее словно осветилось изнутри. Она опустила на пол ведро, сунула в него швабру и почти бегом устремилась к двери с надписью: «Партер». Озорник сделал приглашающий жест, и оба ангела, один – хихикая, другой – недоумевая, двинулись за ней.

В зрительном зале все выглядело так, как будто представление только что закончилось: огромная люстра казалась только что погасшей, красные бархатные кресла словно хранили тепло недавно сидевших в них людей, а где-то под высоким потолком будто еще витало эхо голосов актеров и аплодисментов. Почти весь свет был притушен – кроме одного-единственного софита, направленного прямо на середину авансцены, то ли случайно забытого, то ли (скорее всего!) специально включенного Озорником.

Уборщица быстро шла по проходу между кресел в сторону сцены. Апрель остановился, оглядываясь по сторонам, любуясь, как поблескивает в полумраке позолота отделки. Ему вдруг очень захотелось оказаться здесь во время спектакля, усесться, как обычный зритель, желательно в первом ряду, и посмотреть от начала до конца какую-нибудь классическую пьесу, например из тех, что были написаны великим драматургом, тем самым, чья бронзовая фигура сидела в кресле у входа… Или оперу. Или просто концерт хорошей музыки…

– Идем, идем, чего застыл! – ткнул его в бок Озорник. – Сейчас повеселимся!

Без особой охоты Апрель последовал за ним. Женщина тем временам ненадолго исчезла из виду и вдруг показалась на авансцене. Встала прямо в овальное световое пятно от софита, приняла позу, сцепила руки в замок, картинно повернула голову в косынке… и вдруг запела несильным, но приятным голосом арию Лизы из «Пиковой дамы»:

– «Уж полночь близится, а Германна все нет…»

Пела она с душой, но фальшивила при этом невероятно.

Апрель недоуменно взглянул на своего товарища:

– Зачем ты это сделал?

Тот хихикнул в ответ:

– А разве это не забавно?

– По-моему, нисколько.

Женщина на сцене вдруг, как будто услыхав их, прервала пение на полуслове, испуганно огляделась вокруг, точно не понимая, где она находится и как сюда попала, и поспешила прочь в темноту.

– Ну вот, ты мне все испортил! – недовольно пробурчал Озорник, проводив ее взглядом. – Какой же ты все-таки зануда, Апрель, хоть и мой друг, а зануда… Послушай-ка, а может, эта моя «женщина, которая поет», ну, эта уборщица, и есть твоя подопечная? Ты заметил, она ведь одна, у нее нет хранителя?

– Тогда бы она меня увидела, – сухо возразил Апрель, который все еще был сердит на друга.

– Да ладно, брось ты! Ничего плохого я не сделал, даже наоборот! Ты только посмотри на нее! Она уже немолода, некрасива, жизнь у нее не сложилась… Тяжелая и скучная работа – ее даже в Большой театр уборщицей не взяли, только в Малый! – дома пьющий муж и оболтусы дети… – Он одним махом перелетел из зала на сцену, встал там в эффектной позе и продолжал свою речь, комически подражая напыщенным театральным интонациям. – А внутри у нее, оказывается, скрыт талант. В душе она, быть может, Обухова, Нежданова или Образцова… И я, только я могу помочь ей этот талант раскрыть! Ведь этот жест прикосновения к людям и дан нам затем, чтобы мы разбудили в человеке лучшее. Неужели ты сам никогда им не пользуешься?

– Конечно, пользуюсь! – отвечал молодой ангел, припомнив недавнюю сцену в ГУМе с голубоглазым малышом и его рыжеволосой мамой. – Но совсем в других целях. Прикосновение существует, чтобы делать добро. У нас ведь вообще очень много возможностей, но мы имеем право пользоваться ими только для того, чтобы помочь кому-то. А чем ты помог этой женщине? Разве она от этого стала счастливее?

– Ладно, проехали… – Озорник покинул сцену и снова очутился рядом с другом. – Полетели со мной, я тебе еще кое-что покажу!

Апрель недоверчиво покосился на него:

– Что ты еще задумал? Опять хочешь посмеяться над кем-то?

– Да нет, не бойся. Это совсем другое…

Он схватил своего друга за руку и потащил за собой – прочь из Малого, в соседнее здание Большого театра, где после завершения реконструкции началась реставрация, куда-то наверх, все выше… Остановился и гордо, будто хвастался своей собственностью, произнес:

– Вот, гляди!

– Что это? – Апрель недоуменно озирался. Его взору предстали колокола – множество колоколов, всех размеров и мастей, от совсем маленьких, немногим больше его фонарика, до огромных, чуть ли не вдвое превосходящих человеческий рост.

– Звонница. Ты же, когда был в зале, думал о том, что хочешь посмотреть спектакль или концерт. Так я тебе сейчас обеспечу настоящий концерт. Сейчас сыграю. – Озорник протянул сразу обе руки к веревкам, свисавшим с языков.

– Нет-нет, что ты, не надо! – испугался Апрель.

– Ты что, сомневаешься в моих музыкальных способностях? – обиделся его друг. – Ну и напрасно! Я отличный звонарь. Специально в Суздаль летал, учился у лучших мастеров.

– Что ты, я совсем не об этом! Просто нас могут услышать…

– Да кто услышит? Ты же видел – тут идет ремонт, представлений нет, а время позднее, работяги все уже разошлись…

– Но вдруг кто-то остался?

– А хоть бы и остались – ну и что? Пусть слышат. Спишут на Призрака оперы. Благодаря мне тут почти все уверены, что в Большом и Малом театрах водятся привидения. – Он захихикал. – До чего все-таки смешные эти люди! Верят в каких-то духов, в живых мертвецов…

– Вот именно из-за таких наших шалостей и верят, – буркнул Апрель.

– Ладно тебе, шалим-то все-таки больше не мы, а конкуренты… Ну что, давай я тебе сбацаю, а? Из «Хованщины»?

– Нет, право, не стоит! – Апрель прислонился к стене, любуясь колоколами, которые искренне считал одним из самых удивительных творений человека. Ему так нравились звоны, что, перемещаясь по городам России, он специально заглядывал в монастыри и наслаждался музыкой. Но при этом, конечно, никогда не забывал о главной своей задаче.

– Да брось ты хандрить! – сказал, прерывая паузу, Озорник. Не разговаривать больше пяти минут ему было просто не по силам. – Ну подумаешь, – он пихнул приятеля в бок, – делов-то – не нашел своего подопечного. Как будто, кроме этого, тут, на Земле больше нечем заняться! Знаешь, теперь, когда мы встретились с тобой, все у тебя пойдет по-другому! Мы будем вместе проводить время и постараемся разнообразить скучную жизнь ангелов на Земле…

– Нет, извини, – покачал головой Апрель. – Мне с тобой не по пути. Если тебе нравится играть в «Призрака оперы» и заставлять уборщиц петь, забросив где-то своего подопечного, – это твое дело. А у меня есть свои дела. Я должен искать своего подопечного. Может быть, прямо сейчас он бродит где-то рядом – а я тут теряю с тобой драгоценное время на всякие глупости. Так что пока, может быть, еще увидимся!

И прежде чем его друг успел что-то сказать, Апрель покинул здание Большого театра, вылетев через стену на улицу. А Озорник только грустно посмотрел ему вслед.

Сначала он решил, что все-таки «сбацает» что-нибудь на колоколах, потянулся было к веревкам – но потом остановился и только рукой махнул. А затем, пробормотав что-то себе под нос, тоже полетел прочь.

Если бы Апрель знал историю своего друга, наверное, он вел бы себя с Озорником совсем иначе. Но он понятия не имел, что у того произошло…

* * *

Двадцать лет назад приятели прибыли на Землю вместе. Им предстояло оберегать души, появившиеся на свет в один год, в один месяц и в одной стране, только в разных областях. Апрель был «командирован» на Урал, а Озорнику выпало отправиться в Москву. Здесь, в одном из старых домов в престижном районе Кутузовского проспекта, и появилась на свет девочка, которой родители дали имя Алина.

С первых дней жизни маленькой Алине удивительно везло во всем. Казалось, она относится к тем людям, которых называют баловнями судьбы. Ее отец, талантливый молодой предприниматель, владел фирмой по продаже немецкой сантехники, не слишком крупной, но с солидной репутацией и уверенно держащей свои позиции на рынке. Мама Алины получила педагогическое образование и несколько лет проработала учителем русского языка и литературы в гимназии, но после рождения дочки уволилась, решив полностью посвятить себя воспитанию ребенка. Девочка была не только обеспечена всем необходимым, более того – имела почти все, что может пожелать ребенок в ее возрасте. Папа с мамой, дедушки и бабушки с обеих сторон и многочисленные дяди и тети – все души не чаяли в малышке. Однако при этом, как ни удивительно, Алина не стала ни избалованной, ни капризной, ни эгоистичной. Она росла доброй и чуткой девочкой, жалела всех на свете и готова была помогать каждому, кому, по ее мнению, было плохо.

В два с половиной года Алина уже знала все буквы и цифры, в три с половиной умела читать и считать до ста, к пяти уже сама прочла целую гору детских книжек, а когда в шесть лет и четыре месяца ее привели записываться в школу, учительница сказала, что с таким, как она выразилась, «багажом» малышке, что называется, будет нечего делать в первом классе – всю программу она уже знает.

Словом, Алина могла бы считаться идеальным ребенком – если бы не была такой подвижной и непоседливой. Энергии в этом маленьком человечке было столько, что ею, казалось, можно было бы бесперебойно снабжать целый район со всеми его жилыми домами, магазинами, школами и больницами. Крошечная Алька начала ползать гораздо раньше, чем обычные дети, и сначала, еще до года, научилась бегать и только потом, спустя несколько месяцев, ходить как все нормальные люди. Родители, шутя, признавались: «Такое чувство, что у нас не одна дочка, а по крайней мере десяток детей! Она носится по квартире с такой скоростью, что мы не успеваем за ней следить. Только что пыталась покачаться на занавеске в спальне – бац, она уже в кухне и сидит на двухметровом холодильнике. Как только она туда забралась и когда успела?»

Надо ли говорить, что молодой ангел-хранитель обожал свою подопечную не меньше, а может быть, и больше, чем вся многочисленная родня! Конечно, ему хватало забот с Алиной – ведь, если кто-то не знает, именно ангелы так тщательно берегут детей в первые годы их жизни, отводя от них порой такие несчастья, что взрослые только диву даются. Как так получилось, что годовалый ребенок свалился с лестницы и почти не пострадал при этом? А так и получилось, что ангел-хранитель, который, в отличие от взрослых ротозеев, не отвлекается и всегда начеку, успел подхватить малыша. Конечно, бывают и исключения, но они, к счастью, редки. И потому каждый родитель может вспомнить случай (а то и не один) из детства своего отпрыска, когда тот был в большой опасности и только чудом не пострадал – но он, родитель, как правило, даже не догадывается о том, что обязан спасением малыша его ангелу-хранителю. Пока ребенок мал, его хранитель, только недавно прибывший на Землю отдохнувшим и полным сил, очень тщательно оберегает его. Но потом, со временем, и ангелы устают (они ведь тоже живые существа!) и могут потерять бдительность. Именно об этом и говорит мудрая пословица: «На Бога надейся, но и сам не плошай!»

Итак, Алина обожала подвижные игры и веселые розыгрыши. Вместе со своей подопечной ангел-хранитель с удовольствием изобретал разные безобидные проказы, не уставал благодарить Небеса за то, что ему досталась такая замечательная подопечная, и дни и ночи мечтал о будущем своей Альки – самом прекрасном, самом светлом, самом чудесном будущем.

Шли годы. Из хорошенькой шаловливой хохотушки Алина постепенно превратилась в красивую девушку. Она давно уже не носилась целыми днями взад и вперед по квартире, но по-прежнему любила все, что связано с движением, скоростью, риском, экстримом. Девушка занималась многими видами спорта, от серфинга до фристайла и паркура, гоняла по горам на маунтинбайке и по воде на гидроцикле. На восемнадцатилетие папа преподнес любимой дочке, к ее восторгу, новенький «Харлей». Бедный отец даже не подозревал, чем обернется такой подарок…

С самых юных лет Алина пользовалась большим успехом у мальчиков. Они обрывали ей телефон и постоянно стучались в «аську», зафлуживали ее личные страницы «вконтакте» и в «одноклассниках», провожали домой и засыпали цветами в день рождения и просто так, без всякого повода. Долгое время Альку это только развлекало – она не увлекалась парнями, у нее всегда находилось множество других интересов. Но это, конечно, только до поры до времени. Разве можно прожить жизнь без любви? Нельзя, да, наверное, и не стоит… И в один прекрасный день, будучи на третьем курсе института, Алина влюбилась. Влюбилась глубоко, безответно и безнадежно в своего преподавателя Илью Владимировича, старше ее на восемь лет, счастливого мужа и отца новорожденного сынишки.

Алина молча страдала от неразделенной любви, и ангел-хранитель страдал вместе со своей подопечной и уже начал подумывать о том, нет ли способа воздействовать на преподавателя. Семья семьей, но в жизни бывает всякое… Если Илья полюбит Алину, его жена и ребенок, конечно, пострадают, но зато Аля будет счастлива…

Но этим планам не суждено было реализоваться. В Книге Судеб была предопределена другая, куда более трагическая развязка этой истории. Однажды ночью девятнадцатилетняя Алька, томимая сердечной тоской, привычно оседлала свой байк и помчалась на бешеной скорости по подмосковным дорогам. Ей, конечно, и в голову прийти не могло, что каждый раз, когда она это делала, ее сопровождал сидящий сзади ангел-хранитель. Но в тот раз он ненадолго отвлекся, потому что встретил давнюю знакомую – ту самую белокурую Снежинку, которую так часто дергал в школе за косички. Подопечный Снежинки как раз проезжал мимо по тому же шоссе на своем автомобиле – и, конечно же, ангелы, увидев друг друга, остановились поболтать. А Алина на своем мотоцикле помчалась дальше и, сама не зная зачем, свернула с основной трассы на узкую проселочную дорогу.

Было начало октября, ночи уже по-осеннему темные, но деревья пока не сбросили листву. Дорога, огибавшая густой лес, была плохо освещена, и Алина слишком поздно увидела автомобиль, внезапно появившийся из-за скрытого за лесом поворота. Столкновения было не избежать – и мотоцикл, и машина, пользуясь ночной пустотой на дороге, мчались с огромной скоростью. Автомобиль сильно пострадал, но водитель остался цел. Алина выжила, но состояние ее врачи называли критическим. В Институте Склифосовского, куда ее доставили, сделали все возможное, но в сознание она так и не пришла.

Первое время Озорник дни и ночи проводил у постели своей подопечной, хлопотал не меньше, чем безутешные родители Алины, ломая голову, что бы еще предпринять, чтобы спасти девушку. Но шли дни, сливаясь в недели, недели складывались в месяцы – и со временем ему стало понятно, что все его усилия напрасны. Он, ангел-хранитель, уже никак не мог повлиять на ход событий, судьба его подопечной решалась теперь Наверху. Врачи говорили, что помочь ей может только чудо, надежды на то, что Алина когда-нибудь придет в себя, у них почти не было. А у Озорника просто не было сил постоянно находиться в больнице около Алины. Глядя на ее безжизненное лицо, которое выглядело таким же бледным, как белоснежное постельное белье, он испытывал где-то внутри сильнейшую боль, которую люди назвали бы душевной. И оттого часто улетал из больницы, мотался по белу свету, затевал всевозможные проказы и сам себя уверял, что так ему как-то легче было справляться со своим горем.

Если бы Апрель знал об этом, он бы, конечно, повел себя с приятелем совсем по-другому. Но Озорник ничего ему не рассказал. Сам не знал почему. Не рассказал – и все.