Глава VII. Всплеск
Южная и Центральная Америки такие большие, красивые, разнообразные и удивительные, а их дороги такие разбитые, речные перевозки настолько бедные, а политические кризисы происходят так часто, что для того, чтобы посетить все 20 стран, мне потребовалось девять разных поездок.
Здесь я вспомню самые хорошие моменты, которые происходили и на озерах, реках и морях.
Вращающаяся черепаха
Во время возвращения домой из большой экспедиции нам со Стивом посчастливилось припарковать трейлер у устья реки Сан-Хуан на тихоокеанском побережье Никарагуа удивительной ночью при полной августовской луне.
Была уже почти полночь, когда, услышав шум, мы вышли из трейлера и поняли, что находимся среди arribada (исп. «пришествие»), то есть в потоке более чем тысячи ярко-зеленых черепах, ползущих в океан, скатываясь по сухому пляжному песку. Они остановились примерно в сотне ярдов над линией прилива, некоторые – около нашего трейлера, вырывая лапами ямы глубиной в полметра, в которые, уже устав, откладывали яйца – одно, два, три… шестьдесят… восемьдесят… иногда сотню в кладке.
Мы со Стивом лежали на животах около ям, наблюдая за этим чудом природы, за магией рождения.
Хоть черепахи и устали от трудов, они все равно засыпали норы и разравнивали поверхность, а затем по мягкому песку, вздыхая и постанывая, как люди, возвращались снова в свои глубины. Они никогда не увидят своих детей. И никогда не узнают, что дети не родятся.
Потому что сотня мальчиков из близлежащего города ждали на пляже ежегодного возвращения черепах. Когда они видели, как черепаха вылезает из океана, один или два мальчика смотрели, где она роет яму, потом рыли еще одну буквально в нескольких дюймах дальше и несколькими футами глубже, затем прорывали туннель к черепашьей яме и ловили мягкие, белые яйца сразу после того, как черепаха их откладывала. Матери-черепахи, желая продолжить свой род, никогда так и не узнали судьбу своих яиц, хотя жадные пальцы хватали их буквально через мгновения после того, как они появлялись на свет.
Я был так расстроен, что всю ночь рассказывал мальчикам на своем плохом испанском о принципах честной игры и просил их оставлять половину или хотя бы треть яиц, чтобы потом появлялись еще черепахи.
Но никто не слушал. Они считали яйца и раскладывали их по сотням, чтобы продать на рынке утром. Несколько голодных детей прокалывали яйца прямо на месте и высасывали желтки сырыми и еще теплыми.
Мальчик, который «позаимствовал» наш фонарик, вернул его к утру с благодарностью и с десятком яиц, которые он собрал, – размером с мячик для пинг-понга, легкие и немного неровные на ощупь. Когда он ушел, я взял их и пошел к пустым норам, и мы со Стивом аккуратно зарыли в землю эти хрупкие семена жизни и вопреки всему надеялись, что они выживут.
Путаница на озере Никарагуа
На следующее утро, зарыв яйца, мы поехали к озеру Никарагуа, самому большому озеру в Центральной Америке и девятнадцатому по величине на планете. Это мрачное место, на берегу стоят несколько вулканов, а на горах высотой 2000 метров постоянно лежат облака.
В жуткую полуденную августовскую жару мы добрались до северо-западного берега озера и проехали через прекрасный город Гранада, одно из первых поселений испанцев в Новом Свете, отлично сохранившийся город с древними церквями и изящными колониальными домами. Единственной современной архитектурной чертой могло считаться то, что посреди города на круговом перекрестке возвышался импрессионистский монумент, который среди древних зданий выглядел несколько не к месту. Мы проехали к пустынному берегу озера, где, так как прошлой ночью мы почти не спали, мы решили разбить лагерь.
Несмотря на холодную неприветливую темно-серую воду и берег, заваленный жестяными банками, полиэтиленовыми пакетами, картонками, соломой, гнилыми фруктами и примерно 32 тоннами сырых водорослей, Стиву было так жарко, что он нырнул в озеро и вынырнул примерно через сто метров, чтобы не иметь дела с мусором. Я шел по вонючему, мягкому берегу и наткнулся на раздутое тело коровы, мертвой уже несколько дней, которая покачивалась на бензиновых волнах в нескольких метрах от берега. Из ее бока был вырван значительный кусок.
Думая о судьбе животного, я посмотрел на озеро и увидел, что Стив с дьявольским упорством плывет к пляжу (мне что, кажется?) с чем-то черным и скользким, словно большой плавник, разрезающим воду в нескольких метрах за ним. Сначала я подумал, что это была акула, но нет, они же живут только в соленой воде, а это было пресное озеро. Дельфин? А разве они живут в пресной воде? Что бы это ни было, оно уплыло, а Стив благополучно добрался до берега. Мы остались в некотором недоумении, что же это было.
До следующего дня мы не понимали, как же нам повезло. В Гранаде нам сказали, что озеро было населено опасными пресноводными акулами, единственными подобными тварями в мире, а монумент в городе был поставлен в их честь и как предупреждение туристам. Нам сказали, что озеро, которое находилось всего в 30 метрах над уровнем моря, было частью океана, пока извержение вулкана не отрезало его от моря, заперев в нем тысячи рыб. Большинство погибло, когда озеро стало пресным из-за дождей и ручьев. Но один вид акул смог развиться, адаптироваться, выжить и стать единственным в мире пресноводным плавниковым людоедом. Невероятно!
И абсолютно неверно!
Истинное происхождение акул было неизвестно, пока 10 лет спустя ихтиологи с помощью чипов не доказали, что эти акулы размножаются только в соленой воде, что по определению значит, что они – морские рыбы. Дальнейшие исследования показали, что это не особый вид акул, а обычные океанские тупорылые акулы, которые приплывали из океана, преодолевая 200 километров, прыгали по рекам, как лосось, доплывали до озера Никарагуа за неделю-полторы и жили там так долго, как хотели, благодаря осморегуляции. Они научились снижать соленость крови больше чем на 50 %, поглощая литры пресной воды и производя мочи в 20 раз больше, чем в соленой воде.
Помимо того что Стив поплавал в акульей моче, он мог бы попасть в настоящий переплет, потому что тупорылые акулы нападают на людей чаще, чем все остальные. Они непредсказуемы, агрессивны и темпераментны – как русские водители, – но при этом длиной около трех метров, с мощными челюстями, да и едят любых млекопитающих, которые влезают им в пасть – от крыс, собак и ленивцев до антилоп, крупного рогатого скота и людей. В Индии я видел, как их генетические сородичи заплывали в Ганг, чтобы съесть человеческие тела, которые традиционно хоронили в Ганге осиротевшие семьи. Ихтиологи считают, что тупорылые акулы – самые опасные для человека, потому что из трех главных видов акул-людоедов (большие белые, тигровые и тупорылые) только последние обычно живут на мелководье недалеко от населенных побережий. Остальные обитают глубже и дальше.
Эти акулы были в озере хищниками высшего порядка. В обычной среде на них охотились только тигровые и большие белые акулы, но так как оба этих вида в озере отсутствовали, тупорылые прямо-таки процветали. До тех пор пока в 80-х сюда не приехали японцы и не выловили почти всех акул из-за плавников.
Дорога смерти
Если пот и слезы считать водой, то эту часть путешествия вполне можно считать водной.
Панамериканское шоссе к северу от Панамы с обеих сторон заросло густыми джунглями, но идеальное дорожное полотно позволяло добраться до нашего пункта назначения максимально быстро. Но на половине пути в Панаму асфальт закончился, и мы оказались на, наверное, самом ужасном участке пути – более 200 миль гравия, острых камушков и глубоких выбоин, продолжавшихся на протяжении всей Южной Коста-Рики. Впереди маячил самый высокий горный перевал нашего путешествия – 3400-метровая вершина печально известного Пика Смерти (Серро де ла Муэрте), пугающе извилистая дорога с резкими поворотами, крутыми обрывами, туманами и оползнями – в общем, полный набор.
Мы не смогли.
Примерно в километре до перевала на очень крутом повороте мы почувствовали удар и услышали визг металла по камню. Стив остановил «Лэндкрузер», и мы вышли посмотреть на трейлер – он был в 15 метрах под нами, стоял, закопавшись в дорогу. Деталь, которая соединяла «Лэндкрузер» и трейлер, все еще цеплялась за машину, при этом оторвавшись от трейлера.
Это была худшая поломка из возможных – починить такое можно только с помощью сварки в хорошем автосервисе, каковых в этих краях не было совсем. Не было смысла тащить эту деталь в сервис, потому что приваривать ее нужно было к трейлеру, но мы не могли никуда его оттащить без нее. Мы застряли на опасной горной дороге, на крутом повороте, где ездили грузовики и не было обочины, на которую можно было бы съехать. Мы были очень далеко от города, на туманном перевале у самой высокой горы в Коста-Рике. В сезон дождей.
Мы решили, что единственный способ вернуть трейлер на дорогу – это сделать абсолютно новую деталь. Поставив предупредительные знаки и камни на дороге, мы разложили палатку на поляне, которую расчистили в джунглях, срубили два бамбука и три дня трудились над бамбуковыми стволами, прикрепляя их к трейлеру.
Мы надеялись, что у бамбука хватит прочности и гибкости, чтобы дотащить трейлер до Сан-Хосе. Если он сломается где-нибудь на Пике Смерти, трейлер может выйти из-под контроля и скатиться на скалы внизу. Но выбора не было. Мы направились в Сан-Хосе на скорости пять километров в час (раньше мы ехали на 25 километров в час).
Через девять дней после того, как мы выехали из Панамы, мы добрались-таки до Сан-Хосе – преодолев примерно 510 километров дороги. Зато мы изобрели новую технику для тех, кто внезапно застревает не пойми где со сломанной деталью трейлера (хотя вряд ли найдется кто-то еще настолько же тупой, чтобы поехать на ненадеждном трейлере по всему миру).
В опасности в Пакуаре
Реки Латинской Америки, текущие с востока на запад, несут свои воды быстрее всех остальных рек в мире. Анды стоят на западной части континента подобно шипам, и сотни высоких гор покрываются снежными шапками или омываются дождями. Это обилие воды мчится в океан по бурным рекам, наполняя их белой пеной.
Я (необдуманно) решил, что будет здорово во время посещения Коста-Рики сплавиться по Пакуаре, страшному потоку, на крутых берегах которого живут голубые зимородки, цапли, туканы, танагры и ящерицы, а сильно заросшие ущелья приютили ягуаров, оцелотов, обезьян и ленивцев. Пакуаре известна именно своими пенящимися водами, а ее пороги достигают пятого класса по международной шкале (максимум – шесть баллов, оценка зависит от узости русла, плавности течения и наличия дополнительных препятствий). Но пороги третьего класса в этой реке считаются сложнее, чем на других реках, из-за непостоянного течения и узких проходов – их преодоление требует особых маневров. Четвертый класс – это долгие, сложные пороги в узких проходах, в которых надо проявлять невероятную точность перед лицом бурлящих вод. Что же касается пятого уровня – так далеко мы еще не заходили.
Все указывало на то, что не стоит этого делать, – уже неделю лил дождь, и река почти кипела. Кроме того, был первый день после Рождества, все спортивные магазины были закрыты, так что я нашел парня, у которого был старый, потрепанный плот и похмелье. Плюс ко всему у меня не было нормальной команды – только моя подруга Анна и два ее не очень больших ребенка, а значит, Пакуаре явно превосходила нас мощью. Я был достаточно опытен, чтобы это понимать, но слишком хотел победить реку, чтобы уже наконец забыть об этой затее. Половина моих неудач начинается с подобных размышлений.
Я греб изо всех сил с левой стороны плота, за мной сидел сын Анны, сама Анна и ее дочь гребли справа, а наш невменяемый гид сидел на корме. Мы загадочным образом справились с Безумным камнем, Двойным порогом, Чокнутым порогом и Пинболом и были уже на полпути к Карибскому порогу, когда плот соскользнул в Подмышку дьявола и накренился в мою сторону. Сын Анны свалился за борт, но с ним все было в порядке, а вот я застрял и наглотался воды. Я лежал на спине, голова моя была в воде, а ноги сжало между задом и корпусом плота, на который приходился весь мой вес. Освободиться я не мог. Я дергался. Я извивался. Я крутился и вертелся, но не мог вылезти. Поток воды, проходивший через мои грудь и лицо, был слишком силен, чтобы я мог подняться и залезть обратно на плот, а ловкость ограничивал спасательный жилет. Вода продолжала заливаться мне в нос и рот.
Я много десятков лет провел в воде – занимался сплавами, каякингом, нырял, серфил на Гавайях, но никогда не попадал в более опасную ситуацию. Хотя мое лицо было всего на несколько сантиметров опущено в воду, я тонул и ничего не мог с этим сделать. Я уже начал думать, что, похоже, так и покину этот мир.
Когда я уже практически потерял сознание, Анна сумела подползти к моей стороне плота, схватила меня за спасательный жилет и втянула обратно на плот – я кашлял, задыхался и в итоге изверг, наверное, литр воды.
Меня слишком сильно трясло, чтобы попросить ее о дыхании рот-в-рот, но я исправил эту ошибку на следующий день.
Между тремя водопадами
В одном месте на северо-востоке Южной Америки находится три водопада: один – самый красивый в мире, второй – самый высокий, а третий – самый волшебный.
Самый прекрасный – это Игуасу, и это – мое самое любимое место на планете.
Я влюбился в Игуасу сразу, как только увидел его, делящего Бразилию и Аргентину, и остаюсь верен ему с тех пор. Игуасу несравненно красив. Он великолепен.
Я добрался до него от Рио-де-Жанейро на автобусе. Это была долгая, нервная поездка, и я хотел провести там примерно полдня. В итоге я застрял на три дня, абсолютно пораженный. Сначала я увидел его с края обрыва, он был примерно 3 километра в ширину, и казалось, что водопад поглощает все вокруг, падая с 82 метров и разбиваясь на 275 струй, между которыми выжили лишь маленькие кустики травы.
После многочасового любования этой красотой я спустился вниз по длинной металлической лестнице на маленький остров посреди реки, в которую падал водопад, – вода шумела с трех сторон, а капли поднимались на высоту 150 метров. Я сидел на одинокой скамейке в джунглях, вокруг никого не было, и с удивлением смотрел, открыв рот, распахнув глаза, оглохнув от невероятного шума, купаясь в мягком тумане, час за часом. Это не похоже ни на одно место в мире. Говорят, что, когда Элеонор Рузвельт увидела Игуасу, она воскликнула: «Бедная Ниагара!»
Вы, может, этого и не знаете, но, скорее всего, уже видели Игуасу в каком-нибудь фильме – «Мистер Магу», «Миссия» или «Полиция Майями» – и это только фильмы на букву «М».
Не полагайтесь на видеоверсию. Если хотите посмотреть на какое-нибудь великое место до того, как откинете коньки, пусть это будет Игуасу.
И не удивляйтесь, если встретите там меня и увидите, как я сижу у подножия водопадов, расслабляясь в тени тропических деревьев, окруженный орхидеями и бабочками, смотрю вверх в экзальтации. Я вернусь, как только смогу.
Примерно в 800 километрах к северу, в Венесуэле, возвышается водопад Анхель, самый высокий непрерывный водопад в мире. Я всегда думал, что это название – «ангел» – пошло от того, что на такой высоте могут жить небесные создания, но на месте я узнал, что его назвали в честь авиатора Джимми Эйнджела, который в 1930-х разбился на маленьком самолете в трех километрах от водопада, выжил, нашел водопад, рассказал о нем миру и увековечил свое имя.
Место это прекрасно – река Чурун течет по плоскому плато Гвианского нагорья в Юго-Западной Венесуэле прямо к вертикальному гладкому спуску горы Дьявола и падает в самые густые джунгли мира – 807 непрерывных метров вниз, вниз, вниз.
Совсем недалеко оттуда шепчет волшебный маленький водопад Канайма. Эта система водопадов похожа на сияющую корону и прячется в идиллическом регионе около юго-восточной границы Венесуэлы с Бразилией и Гвианой. Там находится национальный парк Канайма, шестой по величине в мире заповедник такого рода, размером со штат Мэриленд, нетронутая, незаселенная земля с возвышающимися каменными плато, которые парят в сотнях метров над джунглями. Это одни из самых старых скал на планете, они появились в докембрийский период[10], а теперь покрыты трещинами и ущельями в сотни метров глубиной.
Больше всего среди местных маленьких водопадов высотой не больше 45 метров (местные называют их Хатча, Вадайма, Укайма и Голондрина) мне понравилось то, что под ними скрывался безопасный проход в другое измерение.
Я выскальзывал из гамака каждое утро непозволительно поздно и после завтрака из сочных манго и сладких бананов шлепал по колено в воде по лагуне Канайма к арке сверкающих потоков, направляясь вдоль камней к краю водопадов, потом проходил через тонкую завесу падающей воды и входил в закрытое пещерное пространство, спрятанное за потоками. Я стоял там и не слышал ничего, кроме рева воды. Я не видел неба, земли, деревьев – ничего, только сине-белую занавесь чистой пенистой воды, разбивающейся о землю на расстоянии вытянутой руки. Больше не было ничего. Я был один в зачарованном королевстве, где я мог мечтать парить, смотреть и удивляться, в немом восхищении перед силой и величием природы.
Тяжелые времена в Белизе
Это произошло, как и многие другие катастрофы в моей жизни, по вине прекрасной дамы – или, говоря более точно и менее шовинистически, по причине моей подростковой по характеру, но пожизненной по продолжительности одержимости прекрасными дамами.
Она была израильтянкой, разведенной, прекрасной и весьма чувственной. Я встретил ее через объявление в газете, которыми я пользовался в молодые годы. Мы встречались месяц, потом полетели в Канкун и поехали по прибрежной дороге нырять с рифов в Белизе. Во всяком случае, так мы думали, пока не добрались до границы, где пограничники отказались ее пропустить – у нее был израильский паспорт и не было визы, которая мне, как американцу, была не нужна.
Я стоял перед дилеммой – оставить возлюбленную на границе на несколько дней или отказаться от дайвинга? После долгих раздумий победило рыцарство (циники, конечно, решат, что дело в сексе), и я вернулся со своей леди в Канкун и его шумные рестораны.
В следующий раз мне удалось добраться до Белиза четыре года спустя, снова в компании прекрасной дамы, в этот раз русской, в этот раз – с визой. И снова я чуть не пропустил все веселье. Мы уехали из Канкуна на маленьком «Фольксвагене». Я пообещал девушке показать древние руины майя по пути, поэтому, остановившись в городе Тулум, окруженном стенами, я повернул на запад через джунгли Юкатана вдоль треугольника Кампече, чтобы удивить ее видами Ушмаля и других древних храмов в Кинтана-Роо, Кабахе и Кслапаке.
Девушка была совершенно свободных нравов, рыжая двадцатилетняя дикая барышня, которая любила сорвать одежду среди джунглей или древних развалин. Если рядом были другие туристы, ее это не волновало.
Прогулки по густым джунглям с прекрасной, беззаботной красоткой, разгуливающей голышом и блестящей от капель сезона дождей, не особо способствовали возвращению в машину и движению дальше.
Я еще не думал о том, чтобы посетить все страны, но очень хотел понырять в Белизе. Таким образом, с нечеловеческим напряжением мы добрались до Белиза через десять дней после выезда из Канкуна – настоящий антирекорд для такого расстояния. Но меня вел старый слоган компании-оператора трансатлантических круизов «Кунард Лайн»: «Дорога – половина веселья».
К сожалению, мы опоздали на его вторую половину. Пока мы бродили по лесам, лишь краем глаза замечая дождь, на Белиз обрушился ураган «Кит», который покрыл рифы песком. Прямая атака урагана здесь была редкостью. Основная часть таких штормов формировалась на африканском побережье примерно на той же долготе, что и Белиз, потом они направлялись к западу и рассеивались на севере. Белиз затрагивало редко, и предыдущий большой ураган случился аж в 1961 году.
Я был разочарован. Я занимался дайвингом во всех теплых местах – Косумель, Крит, Большой Кайман, Красное море, Индийский океан, Большой Барьерный риф – и очень хотел испытать риф Дарвин, который называют самым впечатляющим в Вест-Индии. Он является частью 900-километрового Мезоамериканского Барьерного рифа, второго по величине на планете. На нем можно найти 35 видов мягких кораллов, 70 видов твердых кораллов и больше 500 видов рыб. Но мы, прибыв туда, не увидели почти ничего. Мы были в Амбергрис Кэй, Хаф-Мун, Рандеву и в Большой голубой дыре, но все, что было видно, – это взбешенный ураганом песок. Грустное зрелище для того, кто любит рифы.
На плаву в Титикаке
Если вы хотите побывать в по-настоящему таинственном месте, нельзя не вспомнить об островах народа уру, которые плавают в центре озера Титикака. Их поселенцы известны тем, что они сами создали землю, на которой живут. Только голландцы с их дамбами и дубайцы, которые делают насыпные острова в форме пальм, строят что-то похожее, но там, где они используют землю и песок, уру строят из тростника.
Озеро Титикака – самое большое в мире озеро, где есть коммерческая навигация, и самое большое озеро в Южной Америке (Маракайбо не считается, потому что оно сообщается с океаном). Титикака находится почти в четырех километрах над уровнем моря, глубиной оно примерно 300 метров и располагается на границе Боливии и Перу, на северном конце бассейна Альтиплано. Это священное озеро инков, место рождения первого короля инков и озеро, чьи глубины родили бога Виракочу, который создал солнце, звезды, людей, ну и, знаете, вообще все.
Говорят, что уру появились на озере Титикака тогда, когда земли еще не было и тьма носилась над водами. Сложно сказать, кто на самом деле был первым, но инки, несмотря на огромные каменные храмы, уже исчезли, а вот уру все еще тут, две тысячи человек на маленьких плотиках площадью от футбольного поля до трех футбольных полей.
Уру, одетые в шерстяные одежды (дамы носят сверху фетровые накидки), которые защищают их от холода, жестокого ветра Альтиплано, дующего по всему озеру, и от ярких лучей солнца, были весьма приветливы, когда я и моя подруга по путешествиям – высокая голубоглазая спортивная блондинка Джейми – сошли с лодки после двухчасового пути от Пуно. Некоторые мужчины уру были так впечатлены Джейми, что, если бы она попросила, они бы построили ей собственный остров. Не знаю, почему она этого не сделала, кстати.
Когда вы идете по такому острову, это нельзя сравнить ни с чем на земле. Это похоже на прогулки по надувному матрасу, не считая того, что обычно на матрасе ваши ноги не промокают и вы не опасаетесь по колено провалиться в воду 10 °C. Немного похоже на прогулки по сыпучим пескам в Эверглейде или Окефеноки, но тут надо уметь держать равновесие и нет аллигаторов.
Уру создали сорок искусственных островов в неглубоких частях Титикаки, использовав обильно растущий в этих местах крепкий полый тростник с толстыми корнями, похожий на рогоз, – тотуру. Они сплетают маты из тотуры и кладут их на крепкий растущий тростник, который служит фундаментом, а потом строят дома на этих матах, постоянно заменяя подгнивающие листья свежими. Их лодки и дома сделаны из одинаковых листьев, из-за чего и так однообразный пейзаж становится еще и одноцветным, соломенным.
Конец ознакомительного фрагмента.