Где была, Алина?
– Ты где гуляла-то?
Алина опускает глаза, отец хмурится. Виновата, виновата, ничего не скажешь, на часах третий час, ночь на дворе, нате вам, Алина явилась. Отец уходит к себе, какой-то постаревший, уставший, весь уходит в свой комп, старенький, допотопный, его еще при Наполеоне, чего доброго, делали…
Алине совестно, идет к отцу, обвивает тонкими ручонками, отец все еще хмурится, но уже так, для вида, наконец, гладит Алину по блеклым волосам.
– Где была-то?
Алина неопределенно машет рукой, мол, всего не перескажешь. И верно, не перескажешь, вроде бы всего-то хотела до соседнего маркета дойти, там распродажа, сумочки такие висят… И как всегда, занесло Алину черт знает куда, сначала над городом полетала, а как не полетать, потом увидела – не то цапли, не то еще какие-то пернатые к югу летят, с ними полетела, до какой-то там Африки, мегаполис какой-то нашла на берегу океана, пляжи, опять же – маркеты, сумочки… люди ходят, говорят не по-нашему, будто давятся словами…
Потом туда-сюда, домой возвращаться неохота, поднялась Алина над землей. Здорово так, можно себя супергероем почувствовать, хоть сейчас в Голливуд. Выше, выше, за облака, за полярные сияния, где небо все темнее, и звезды все ярче…
А где звезды, там и другие миры, и обидно так, миров много, а не полетаешь. А как летать, вот так упорхнешь куда-нибудь к Ригелю или Капелле, потом еще куда, еще куда, оглянешься – а где Земля, а где Солнце, а-у-уу, а потеряла… а нету.
Было уже такое, разок было, заплутала в космосе, ух и напугалась тогда Алина, ох и плакала. Хорошо, услышали… Ну, не услышали, почувствовали ее страх… блестящие какие-то, бесформенные, серебристые с синевой… с погасшей звезды поднялись, окружили Алину, та только и твердит – Земля, Земля, показали ей, где эта земля несчастная, Землю оттуда и не видно было… и Солнце…
Вот теперь повадилась Алина к ним в гости летать. А что, они ей рады. Они всем рады. Добрые. У них раньше великая цивилизация была, потом погибла, они последние выжившие…
Так что много где Алина была, правильно отец сердится, волнуется. А что волноваться, что с Алиной может страшного случиться…
Уже ничего.
Помнит Алина свой первый полет…
Когда она еще не умела летать…
– Завтракать будешь?
Это мама так, просто спрашивает, знает же, не будет Алина завтракать. У Алины другие дела на утро, давненько хотела Алина забраться в какую-нибудь пирамиду… посмотреть… как там Хеопсы всякие…
– Алечка, ты хоть дома с нами побудь…
Мама просит. Если мама просит, что бы не побыть, а с другой стороны, эти взрослые сами хороши, как будни, так они на работу на свою, а Алине скучно… вот пусть теперь поскучают…
– Мы тебе плеер купим – не унимается мама.
Ладно, за плеер Алина так и быть, согласна, головой кивает, только чтобы непременно был розовенький. А то и так вон сколько терпеть, ждать этих скучных взрослых, пока позавтракают, пока по радио погоду свою наслушаются, пока по телевизору свои новости насмотрятся, ой, да-да-да, Алечка, едем, я только кота покормлю, это кот треснет скоро, не хрен его кормить…
Приехали в маркет. Мама с папой в пазике за себя заплатили, Алина невидимой стала, бесплатно проехала. Какой там плеер, что плеер, глаза разбегаются, вон сумочки какие, а джинсики, а кроссовочки, а курточку такую Алина на одной супергероине видела, тоже такую хочет…
А скучные взрослые по отделам расползлись, мама уже какие-то там шторочки себе выбирает, скукотища смертная, папа удочки смотрит, на хрена самую дорогую берешь, один хрен опять поломаешь…
Скучно Алине. Обиделась Алина, снова поднялась над городом, высоко-высоко, полетела – на запад, на запад, над Москвой, над лесами, над городами, уже знает, вон там красавица Прага, вон Берлин, вон Париж огоньками светится, там не рассвело еще.
Летит Алина над океаном, и хоть знает, что не упадет, а боязно так… вот уже и огни вдалеке, и высотки, подпирающие небо. Здесь Алине нравится, на авеню, вот здесь бутики так бутики, круче только в Париже. И по Сентраль-парку прикольно по ночам ходить, там нарики всякие, грабители, а Алине не страшно.
А что страшного с Алиной случиться может?
Уже ничего.
Весело Алине, настроение какое-то… озорное. Вот и полетела потихонечку Алина к югу, к югу, куда простым смертным дорога заказана. Там как в сказке, стоит на краю света страшный дом о пяти углах, и в нем страшные дядьки всякие страшные вещи замышляют.
А Алине не страшно, что ей охрана, что ей пятая-десятая степень защиты, Алина сквозь стены ходит. Вот и вошла, ходит, смотрит, большие дядьки у экранов сидят, над картами, над схемами, ничего не понятно.
А у дома о пяти углах внутренний дворик, вышла во дворик Алина – глаза разбегаются, ух ты, конфеты продают, коробищи какие, а рядом ювелирный магазин, он-то здесь зачем…
Тут-то и засекли Алину.
Нет, не люди, конечно, где им, людям-то… датчики какие-то на тонкие волны настроены, вот они и всполошились, завизжали, засигналили… Подскочили большие дядьки, носятся, кричат, ничего понять не могут. Взмыла Алина в небо, в облака, смотрит на землю. Теперь, главное, не ошибиться, вот Камчатка, вон леса дремучие, вон Урал полосочкой светлеет, тут чуть пониже надо спуститься, Волга, а там и Самару видно.
Отец с матерью и не заметили, что Алины не было, вот что обидно-то. вот тебе и Алечка, хоть с нами побудь… Ну все, хватит уже, все шторочки-удочки пересмотрели, пора уже удочки сматывать, за плеером идти, а там еще курточка…
Непонятно Алине, почему не видно других таких же, как она. Есть же они где-то… Ну, если не видно, значит, так надо…
Знать бы еще, кому…
Динь-доннн…
Звонят. Мама открывает, девчонки пришли, вон они, Виктуся, Маха, Ириска, принесли там чего-то вкусного…
– Здравствуйте. Мы к Алине.
– К Алиночке… проходите, проходите…
Мама ставит чайник, девчонки рассаживаются, режут торт, Алина смотрит из темноты своей комнаты в щелочку двери, как мама разливает чай, как кот прыгает на колени кому-то, идет по всем девчонкам подряд, ну куда, куд-да ты хвостище свой в торт сунул…
Девчонки сидят перед портретом Алины, пьют чай, переговариваются вполголоса, будто боятся спугнуть кого-то.
– А Махи что-то давненько не было, – папа улыбается, видно, что ему невесело.
– А Маха теперь важная птица, как фирму свою состряпала, так ее вообще не видно, не слышно… Я перезвоню, я перезвоню…
– Да ладно тебе, Ириш, устаканится все, тогда…
– Ты это третий год говоришь, устаканится… парфюмерша ты наша… из самого Парижу…
– Лучше бы зашли как-нибудь, а то у вас, смотрю, не духи, а так…
– А сорванцов моих с кем оставить? – Ириска хмурится.
– А с собой приводи.
– Они тебе весь магазин разнесут, чертенята мои… Лешке все говорю, хоть бы приструнил, да какое… они с ним еще пуще бесятся.
Алина слушает, Алина смотрит, на свой портрет, на девчонок, ловит терпкий душок горящей свечи, аромат чая, чего-то вишневого, ах да, торт, молодцы, девки, серединку с вишенкой Алине оставили под портрет, Алина есть, конечно, не будет, все равно приятно…
– …да какое там, я уже не знаю, когда эту диссертацию кончу, декан этот долбанный полставки выделил…
– Ой, держись, Виктуська, мы в тебя верим, когда Нобелевку получать поедешь, нас позовешь…
– Вместе пропьем…
Девчонки смеются. Сколько им уже лет… тридцать… Алине кажется, это так много… Что-то быстро Алину забывают, раньше всем классом приходили, теперь так… то одного черт занесет, то двух…
Сюда Алина приходит нечасто, да что вообще сюда приходить, на кладбище, и не на само кладбище, а вот сюда, за воротами. Да и непонятно, что на нем делать, на этом кладбище, ну посидела на скамеечке, ну положила цветочки, а дальше что… думать надо о чем-то таком, а ни о чем таком не думается.
Дождь моросит. Даже не моросит, висит в тумане сырь какая-то. И березы облетают, дрожат, как они только не сломаются, вон какие воронищи по веткам сидят, корр-корр-корр… И перья, перья лежат, длинные, черные… Алина их раньше собирать любила, а папа говорил, брось дрянь всякую, а теперь собирай – не хочу, а уже не хочется.
Интересно Алине хоть разок заглянуть туда, под холмик, посмотреть, что там, в темноте, под крестом. И боязно – и интересно, что там теперь, через двадцать лет…
И хочется – и не смотрит Алина, а то вдруг там останется…
На этот раз и не спрашивает папа, где Алина была, и так видит. И мама ничего не говорит, и тихонько пробирается Алина к себе, в комнату, Барби лежат, журналы разбросаны, вот и плеер новенький, плакаты по стенам, Стар Фрай, давно уже снять пора, давно уже Алина по Стару Фраю не сохнет, отсохлась, пару раз летала к нему, сквозь стены просачивалась, тьфу на него, и бабник он, и алкаш, и все остальное… и статейка эта, на хрена глаза мозолит, от времени уже вся пожелтела…
…из окна на двадцать втором этаже…
…по предварительным данным причиной…
…фанатка известного рок-певца Стара…
…ведется следствие…
ДОБАВИТЬ СВОЙ КОММЕНТАРИЙ
…туда ей и дорога, общество себя от таких дур очища…
…родителей жалко, про них она вообще поду…
…такая даже родителям не нужна…
…учитель со стажем, сорок лет проработала в советской школе, заявляю – в наши времена такой дури не было…
…ага, и все строем ходили, и за немытые уши домой разворачивали…
Тьфу на вас на всех.
Алина прыгает из окна – взмахивает руками, летит. Выше, выше, над городом, достали все, достали, вон, Виктуся чешет по улице, папки какие-то под мышкой, вон Ириска чертенят своих в кино повела, они уже и с пушками идут, очередного супергероя от суперзлодеев защищать… В Париж, что ли, слетать, Маха вроде там должна быть, какой-нибудь мусье ее по ресторанам водит…
Выше, выше…
Города, города, города, люди, люди, люди, Олежка, вроде, в Израиль махнул, у Саньки какой-то автосалон, Димушка вообще в Мюнхен перекантовался, дизайнер он там или хрен пойми кто…
Выше…
Шумят океаны…
Или в дом о пяти углах наведаться, попугать дядек, они там допоздна сидят… Нет, не надо, так они вообще домой не уйдут, всю ночь торчать будут, а у них дома жены ждут, дети, дорогой, ты мне обещал сегодня… не позже одиннадцати… Да не нужны мне твои долбанные конфеты, и это убери тоже, у меня этими брошками все трюмо завалено… мне ты нужен…
Люди по городам спешат куда-то, взрослые люди делают свои взрослые дела.
Люди живут. Дышащие, теплые – люди живут, делают что-то, меняют мир. Возвращаются домой, к семьям…
Алина опускается на краешек лунного кратера, смотрит на Землю – большую, живую, далекую, коротко всхлипывает – и не сдержать боль, льется через край, больше, больше. Этот появляется откуда-то, да они тут повсюду по космосу, серебристый, бесформенный, с синевой, обнимает, утешает, да что такое, да кто обидел, ты только скажи, мы его – у-у-х-х…