Вера для шамана
Опасность, опасность, опасность…
Я еще не понимал, в чем дело, а моя интуиция уже вопила во весь голос – опасность, опасность…
Снова посмотрел в окно, ничего не увидел, вроде бы военные самолеты не летят, танки по площади не едут, две собачонки сцепились в скверике, вслед за ними сцепились их хозяева – но это все не то, не то…
И тут я спохватился – она.
Опять она, опять идет сюда, поднимается по ступенькам – ко мне. боже мой… Ага, пронюхала что-то, учуяла, ладно, не мое дело… Главное – начисто все отрицать, да вы что, девушка, я вас первый раз вижу, не было у нас ничего…
А ведь было…
Была она у меня – полгода назад. Во мне все так и всколыхнулось, когда я ее увидел, на точеных каблучках, в норковой шубеечке, золотые перстенечки на лапках… Хорошая дамочка из хорошей семьи, вот такие ко мне и ходят.
– День добрый, – надеваю дежурную улыбку, – чем могу быть полезен?
– Ой… а вы судьбу мне можете предсказать?
– Конечно, без проблем, всем предсказываем, точность восемьдесят восемь процентов, предоплата пятьдесят процентов.
– Пятьдесят… – она захлопала длиннющими ресницами, – а… если платить надо восемь тысяч, то пятьдесят, это сколько… это шестнадцать тысяч, да?
– Что вы, всего четыре…
Посмеиваюсь. Сейчас бы забрал у нее шестнадцать штук, она бы и не пикнула… Ладно, я, конечно, наглый, но не до такой степени.
– Три… четыре. А на десять лет вперед предсказать можете?
– Без проблем, – снова дежурно улыбаюсь, – только… мне годик-два жизни у вас взять придется.
– Ой… а это как?
Снова хлопают длинные ресницы.
– Да… не бойтесь, это не больно… Мне это, понимаете, нужно, чтобы посмотреть вашу жизнь, линии судьбы, вероятности событий… Не бойтесь, я вам потом эти два годика верну, по электронке скину… вы их потом раскройте файлы эти, и годы жизни к вам вернутся…
– Ой… страшновато как-то…
– Да что страшновато, у нас все без обмана, вот, я вам даже чек распечатаю, что два годика жизни взаймы у вас взял…
Включаю кассовый аппарат, одновременно кладу ладонь на холодный лоб девушки, пудрой он посыпан, что ли, неважно… Считаю секунды, мир темнеет перед глазами, мне кажется, что я задыхаюсь… Это пройдет, пройдет…
– …все, – долго не могу найти свою руку, убрать ее со лба гостьи, долго раскачиваюсь в кресле, долго возвращаюсь в этот мир, который никак не хочет обретать привычные очертания, – та-ак… – делаю вид, что задумываюсь, – ну… в ближайшие десять лет вы поступите в престижный ВУЗ и с отличием его закончите. Там же, в ВУЗе встретите свою вторую половину, свою судьбу…
– А какой он будет? – огромные глаза вспыхнули.
Та-ак… что бы еще ей напророчествовать, девочке этой… Что девушки в таком возрасте хотят, о чем мечтают, черт их знает… про мужчину я вроде, правильно угадал, даже образ ей понравился…
– Та-ак… вижу, что вас ждет большой успех на сцене… вы же поете?
– Немножко, – она смутилась.
Знаем мы это немножко, горланишь на вечеринках, душа компании… Ни слуха ни голоса, ворона каркнула во все воронье горло… Неважно, главное, красиво наврать тебе…
– Что-то у вас тут с бизнесом связано… фирму свою откроете, что ли… а, свою линию косметики…
Она зарделась. Ага, опять угадал… И вот вся наша жизнь, приходят люди, люди и люди, просят предсказать что-то, подправить судьбу, а мы всегда пожалуйста, к вашим услугам, только дайте нам годик-два вашей жизни, мы посмотрим… Мы вам потом вернем…
Черта с два мы что-то вернем… с того годик, с этого годик, с этого три – глядишь, прибавишь себе к жизни десять лет, двадцать, пятьдесят…
С миру по нитке…
Нет, последние не берем, какого-нибудь старикашечку обирать не будем, с которого песок уже сыплется… Говорят же, последнее и вор не берет… А вот молодых пощипать, это святое, сами виноваты, что на удочку попались, никто насильно в наш лохотрон не тянет… вот так месяцок поживу в городе, посмотрю в театры и музеи, повытяну из людей их года, их богатство, и – дальше, земля наша велика и обильна…
И судьбы… у каждой жизни своя судьба, вот пришел человек, ему на роду написано жить в особняке и править крупной компанией, ан нет, я вытягиваю из него те самые два-три годика, когда будет пик его карьеры, его судьбы, и вот уже мне наперебой летят приглашения из крупных фирм, и откуда-то берутся деньги на хороший домик от трех этажах…
А что? Насильно-то никого к себе не тянем…
Она… нет, черт возьми, она идет сюда… и странно, вроде бы видел девчонку эту в Саратове, нет же, откуда-то принес ее черт в Иркутск, мир тесен… и идет ко мне… Так, главное, все отрицать, пять лет прошло, хрен ты мне что докажешь, я тебя не знаю, никакую судьбу тебе не предсказывал…
– Здравствуйте… а можно к вам?
Так… вроде бы не узнала меня… ладно, попробуем…
– П-пожалуйста.
– А вы мне судьбу предсказывали… не сбылось что-то…
Наивно улыбается… чувствую, как мороз бежит по коже.
– Ну, знаете, это от ряда факторов зависит…
– А может, еще раз попробуете? Может, получится?
Сердце подпрыгнуло. Ого, это что-то новенькое…
– Ну… давайте, попробуем. Только, имейте в виду, вам придется еще годика два жизни мне дать на пробу.
– Давайте… хорошо. А чек выпишите?
Я чуть не прыснул. Дался тебе этот чек, бумажка липовая…
– Да, конечно, и чек выпишем… Так… – я прижал ладонь к ее холодному лбу, высасывая год за годом, удачу за удачей, – так… вижу, что в ближайшие пять лет вы откроете свою фирму…
– Ой, здорово… а отец у меня что-то покашливать начал, он поправится?
– Обязательно. Отцу вашему повышение будет по службе… ого, он вообще куда-то во власть пойдет… а вы в следующем году встретите мужчину, который…
– Документики ваши.
Я обреченно протянул паспорт. Так, держать, не отдавать, а то потом заберут раз и навсегда… нет, выхватил человек в форме мою книжечку, черт…
– Так… прописка где?
– Так проездом на два дня…
– Гхм, много вас таких…
– У меня уже и билет есть до Воронежа, показать могу…
Билет… похоже, придется показывать не билет до Воронежа, а билет банка России, и побольше, побольше. Ничего, командир, договоримся…
– Вот, – я протянул оранжевую бумажку.
– Это что?
– Билет… до Воронежа.
– А почему на этом вашем билете «Хабаровск» написано?
– Так…
Я рассеянно смотрел, как он прячет банкноту. Вроде, пронесло…
– Так… а будущее ваше глянуть можно?
Сердце екнуло. Это что-то новенькое… Не успел обернуться, не успел прикрыть лоб, человек в форме уже вонзился в мое будущее хитроумными приборами, сканировал мои грядущие дни…
– Т-ак… Молодой человек, можно поинтересоваться, почему вам на роду три тысячи лет жить написано?
Я сам ахнул от такой цифры. Много же я взял от людей, ой, много… Полицейский смотрел на меня стеклянными глазами, снова и снова проверял показания своего судьбометра, как я в сердцах окрестил прибор: нет, не врет проклятый экранчик… Да, что-то перебрал я, ну двести, ну двести пятьдесят лет набирают люди – в наследство от погибших родственников, выигрывают в лотерею, но три тысячи…
– А до этого жил сколько? – человек в форме прищурился, – Ивана Грозного не помнишь? А Тутанхамона? Стой, куда понесся-то, дай-ка лобик… тю, это кто ж тебе такую судьбу наколдовал?
Я сам виноват. Можно было сказать, что и правда выиграл судьбу в какой-нибудь лотерее, в шоу, мало ли их сейчас развелось, или еще что…
Сам виноват – даже не задумался, что сказать, бросился через улицы, через ограды, через дворы, в снег, в ночь, в мокрые заросли, бегом, бегом…
Свист…
Сигналы…
Окрики, в клочья рвущие ночь… Так и кажется, что за мной бежит весь город, нагоняет, настигает, захватывает щупальцами со всех сторон…
– Сюда! Сюда!
Так и есть – из каждой двери на меня бросается кто-то, хватает, тащит на крыльцо…
– Сюда! Да скорее же, прячься!
…отбиваюсь, как могу…
– Парень, тебе что, жить надоело? Могу к полиции пустить, иди, разбирайся с ними…
Кто-то толкнул меня в неприметный подвальчик, захлопнул дверь, в таких подвальчиках ремонтируют технику по гарантийным талонам, такие подвальчики завалены проводами, мониторами, внутренностями машин неизвестного происхождения и содержания, большое спасибо, приходите еще…
И правда от пола до потолка набросано черт знает чего, как они сами в этом разбираются… они… кто они… чего ради они меня защищать стали, вот сейчас нагрянет к ним полиция, вот спросит, а такой-то у вас?
Такой-то…
У них уже и имя мое, и паспортные данные, и все при всем, от кого бежал, только хуже себе самому сделал…
– Что, достали тебя понты эти? – сочувственно спросил парень.
Понты… понты… С трудом догадался, что речь идет о полицейских, закивал.
– Еще бы… парень, ты себе сколько жизни набрал? Ничего, что люди столько не живут?
– Ну, в наследство получил, брат у меня в машине разбился, у него еще годы жизни остались…
– В насле-едство… и что, твой брат три тыщи лет жить собирался? Да, парень, с такими годами у нас по улицам не ходят… мои года, мое богатство… – парень пододвинул мне красную кружку с какой-то бурдой, напоминающей кофе, – если бы их где-нибудь припрятать можно было, хорошо бы получилось, верно?
– Где… спрятать? В землю закопать? Надпись написать?
– Ну как вы их в землю закопаете… – парень засмеялся, неожиданно перешел на официальный тон, – года же на флешку скинуть можно, верно?
– И найдут у меня ее при обыске…
– Не найдут… в нашем ломбарде все без обмана, кладете на неопределенный срок, десять процентов в год платите…
– Нехило.
– Лучше в полицию загреметь?
Я прислушался к шорохам там, наверху, так заяц прислушивается к копошению борзых над его норой. Ату его, ату, а ну, Быстрый, ищи! Да, ваша светлость, удалась охота, трех русаков затравили…
– Вы договорчик посмотрите, вот, все без обмана… чуть что, сразу к нам, Курчатова, дом девять, три этажа, красный кирпич…
– Подозрительно как-то…
В дверь постучали – мягко, но нетерпеливо.
– Флешку… давайте, – прошептал я, – как это у вас делается-то?
…настигают…
Вот незадача, настигают. Я в проулок, и они в проулок, я на улицу, и они на улицу, я в арку, и они спешат за мной следом, щелкают подошвами… Полиции, конечно, придраться будет не к чему, только что сдал все свои года, свое богатство всерьез и надолго. Только они, чего доброго, меня в розыск объявили, план-перехват по городу…
– Постойте! Да постойте же!
Меня покоробило. Ой, пигалица, только тебя мне еще не хватало, чего доброго, и понтов с собой ведешь, или как их там зовут, скажешь, вот этот парень два раза меня обманывал…
– А я вас еле нашла… – она шагнула ко мне, вся какая-то взъерошенная, в задрипанном пальтишке, – сказали, вы в Норильске, а там сказали, вы в Архангельск уехали, а оттуда в Питер…
Еще бы, подумал я, меня еще никто не находил, дольше двух недель в одном городе не задерживаюсь, больно надо накликать на себя беду… Ты-то как меня нашла, пигалица, вот ведь настойчивая, делать тебе нечего, года свои обратно требовать…
– А вы мне мои пять лет так и не вернули… – спохватилась она, будто читала мои мысли, – что-то не получилось? А то ни одно из ваших предсказаний не сбылось почему-то…
Я тихонько усмехнулся, еще бы они сбылись…
– А год назад у меня отец умер от рака, тоже ничего не сбылось… – она протянула мне две помятые шоколадки, – помянем?
– П-помянем, – отозвался я, оглядываясь, не идет ли полиция.
– А может, еще попробуете? – она подставила мне лоб. Как издевается, ей-богу…
Я пригляделся к ней, к какой-то нехорошей ауре легких, к линии жизни, которая обрывалась во времени где-то близко-близко, вот здесь, к судьбе – какой-то блеклой, серенькой, с темными вкраплениями еще не известных бед… эх, барышня, вытяну из тебя судьбу твою, годы твои, удачи твои, что останется?
– Да не волнуйтесь, у вас получится… может, вы тогда какой-нибудь уставший были… это вот бывает, я вот тоже, когда не высплюсь, потом за скрипку возьмусь, ничего не получается…
– Играете?
– Играла… скрипку-то продала, чтобы к вам сюда приехать…
Я прислушался к себе, ощутил непонятную пустоту. Ах да, я же только что свои года, свое богатство в банк подкинул… Что-то маловатенько себе оставил, лет десять, и удачи оставил кот наплакал, так и кирпич на голову получить недолго…
– Ну давайте посмотрим… – я прижал ладонь к неожиданно горячему лбу, что-то как будто вспыхнуло в сердце, – та-ак… скрипка ваша к вам вернется… нет, вру, не ваша, какая-то сильно дорогая у вас будет… чуть ли не от Страдивари… Вижу вас на сцене какой-то… слушайте, это на Кремлевский дворец похоже…
Так, кажется, про Кремлевский дворец я напрасно загнул… Хотя нет, глазенки горят у девки, верит, вот черт, верит…
– Так… годы жизни ваши можно посмотреть?
– П-пожалуйста.
– Ого, это сколько будет… пять тыщ лет, что ли, жить собрались? Вы, случаем, не Дункан Маклауд?
– Случаем нет.
– Судьба-то какая… чем дальше, тем лучше…
– Уж какая есть…
– Это где же вы жизнь такую себе прибрали?
– Скупал.
– Скупали? – человек в форме усмехнулся, – или сжульничали? Знаете, есть сейчас такое, просят годик жизни, два годика посмотреть, судьбу предсказать, так вот кое у кого тысячелетия жизни и набегают…
– Да нет, что вы…
Я усмехнулся. Кто же признается, что жульничал, кто же признается, что брал годик, два, три… Плотный парень получил свой паспорт из рук полицейского, сдержанно кивнул, юркнул в свою машину. Вот черт, не боится расхаживать по улице с пятью тысячами лет за душой… А что бояться, законы-то у нас что надо стали, покупай, продавай жизнь, выкупай судьбу, закладывай в ломбард…
В ломбард… я прислушался к себе, к тихонько тающей во мне жизни, да, что-то поистратился я, пора бы и в ломбард… Тут, главное, не ошибиться, не прощелкать этот красный домик, затертый среди двух высоток… Курчатова девять а… Курчатова девять а… Был там от силы раза два, не больше, уже по себе знаю, это вам не тот дом, который чинно стоит в ряду других зданий, этот дом невозможно найти, это нужно битый час плутать по дворам, закоулкам, чтобы случайно натолкнуться на красное крылечко…
Курчатова, девять…
Ага, есть… горячо, горячо, холодно… теплее…
Курчатова, десять…
Так, рехнулся я, что ли… медленно, медленно, будто блуждая по лабиринту, я обошел высотки, снова вернулся туда, откуда начал свой путь… Курчатова, девять, Курчатова, десять…
– Где Курчатова девять а, не подскажете?
– Да нет такого… – женщина в стеганом пальто посмотрела на меня так, будто я был в чем-то смертельно виноват перед ней.
Нет… Так, весь город сошел с ума… я прислушался к себе – время моей жизни таяло, как-то стремительно таяло, только что, вроде, оставалось лет семь, сейчас года три жизни…
Сам виноват, что так мало себе оставил… И так мало времени найти этот чертов подвал, где сдал в ломбард свои годы… Долго же я не был в Зауральске, уже и забыл все… Начал рыться в сумке, в отчаянии выпотрошил ее содержимое на снег, кому какое дело до моих грязных носков… Найти бы эту окаянную визитку и договор, там номер телефона был…
Вроде бы здесь, в папке… я вытащил папку, затаившуюся среди каких-то термосов и чайников, распахнул – на снег выпорхнули рыбьи чешуйки и кусочки змеиной кожи…
В груди зашевелился тихий смешок – вот здорово, не я один здесь шарлатаном слыву… Главное, сам ведь отдавал им свои годы, еще просил побольше взять, да ладно, я себе лет десять оставлю, остальное вам, у вас целее будет… И договор подписывал, да вы не волнуйтесь, у нас все по правилам…
По правилам…
Выигрывает тот, кто первый нарушает правила игры…
Я одновременно в спешке собирал шмотки в сумку и мысли в голову. Найти человека – любого, девушка, девушка, у вас судьба проклятая, давайте я вам просто так помогу… из одной девушки годика два, из другой десять… Кто бы еще клюнул на мою удочку…
– Парень, ты в курсе, что тебе жить года три осталось?
Я подскочил, как подброшенный взрывом – я-то это знаю, а вот ты-то это откуда знаешь…
– Парень, судьба у тебя тяжелая… – продолжал плотный мужчина, шагая ко мне, – ты смотри, я тебе помочь могу… за так… а то что такое, славный такой парень, и пропадает…
Я посмотрел на него, узнал – только что этот мужичок отбивался от полиции, только что допытывались, откуда у него пять тысяч лет жизни…
– Откуда, откуда… вот оттуда… парень, я тебе судьбу подправлю…
– Ну давайте, – я сделал вид, что верю, сжал его руку…
Я набросился на него раньше, чем он на меня, на какие-то доли секунды раньше, этих-то долей мне хватило, чтобы открыть канал, выкачивать из него жизнь. Годы, десятки, сотни лет текли и текли в мое будущее… Ага, отбиваться вздумал… врешь, не уйдешь…
Три тысячи лет… пожалуй, хватит… нет, еще немножко, там у него в будущем что-то хорошее… что-то…
И не отобьешься, не ожидал ты, мужик, что наброшусь на тебя… выигрывает тот, кто нарушает правила игры…
Еще…
Человек обмяк, рухнул к моим ногам… обморок, что ли… я повернул к себе его лицо, отшатнулся, глядя в стеклянные глаза, на тонкие струйки крови на губах…
Я прислушался к себе, не сразу поверил своему счастью – не просто удачная судьба мне досталась, не просто хорошая… Я и не думал, что так бывает, не какие-нибудь там двадцать-тридцать лет – в запасе у этого человека были века, века, мне даже казалось, переходящие в тысячелетия…
И судьба… какая там удача, какое там везение, большой доход и мировая слава – там было что-то большее, много большее, какое-то величие, о котором я даже не мог мечтать, не знал, что так бывает…
Торопливые шаги сзади так и подбросили меня на месте – черт, стою посреди улицы в двух шагах от трупа, и руки в крови, и одежда заляпана… Я свернул в проулок, в другой, в третий, шаги не отставали, кто-то спешил за мной, именно за мной, догонял, настигал, вот ведь черт…
– Постойте! Да постойте же! Камышов? Вы?
Черт, этого еще не хватало… Она как издевалась надо мной, эта Вера, чертовка эдакая, еще чего доброго, видела, как я убивал… Нет, не может Вера этого видеть, дура она и есть дура, увидит и то не поймет…
– Камышов! – она выпала из сумерек мне навстречу, тоненькая, хрупкая, в тонкой курточке, – здравствуйте. Вы… я не помешала?
Меня передернуло. Тут, главное, не сорваться, не накинуться на нее, держим марку, держим марку, футуролог, проанализирует ваше будущее…
– Девушка… я домой иду.
– А, вы не работаете сейчас? А можно я к вам завтра зайду? А у вас где офис сейчас? слушайте, я вас еле нашла, сказали, вы в Воронеже, в Воронеж приехала, говорят, вы в Саратове, а там сказали, в Москву улетели, а оттуда в Лондон…
Я еле удержался, чтобы не фыркнуть – денег у тебя, что ли, куры не клюют, голубушка, за мной по всему свету колесить… Посмотрел на драненькие колготки под замызганной юбкой – да, голуба, с деньгами у тебя туговато, и судьба у тебя не ахти, всю судьбинушу свою хорошую мне отдала…
– А то я к вам зайду, понимаете, ваши пророчества не сбылись, может, вы не учли что-то? – бормотала она, щелкая за мной на оббитых каблучках.
– Ну… это много от чего зависит, есть ряд факторов, которые необходимо учитывать, и которые в комплексе могут дать не ту картину, которая ожидалась…
Сказал… сам не понял, что сказал, главное, что-то умное. Да уйди ты от меня, уйди, вот ведь, не отстает ни на шаг, с любопытством разглядывает кровавые пятна на моем пальто… еще чего доброго спросит, что это такое… как не замерзла только на улице, да и закоченела ведь, вон, мурашки по бледной коже…
– А может, попробуете сейчас? – спросила Вера, снова закашлялась, – шар-то у вас с собой…. Взяли бы у меня годик жизни, посмотрели бы…
Я обернулся на нее – кто-то как будто хлестнул меня по щеке. Эх, детка, жить-то тебе осталось как раз год, не больше, ты еще какую-то судьбу на себя примеряешь… В голове шевельнулась шальная мысль, забрать у нее последний год жизни, оставить в запасе день-два, уедет в свой Уфалей или где она там живет, там и свалится замертво на перроне…
Нет, что я делаю, сдурел, что ли… Конечно, не было никаких правил, но как-то старались последние годы из людей не высасывать, говорено же – последнее и вор не берет…
– Девушка… выходной у меня сегодня, – строго повторил я.
– Да я понимаю… я к вам, понимаете, только что с поезда… Может, для меня исключение сделаете, а то как-то странно получилось, ни одно ваше предсказание не сбылось…
Я почувствовал, что краснею. Вера, Вера, как ты вообще на этом свете существуешь, как дожила до таких лет, и все еще веришь во все, ты, наверное, на Новый Год не спишь всю ночь, сидишь с фотоаппаратом в углу, ждешь Деда Мороза… Думаешь, весь наш мир – одна большая сказка, да так оно и есть, только сказка очень страшная, и единственное, что отличает человека от животного – умение лгать. На лжи строили мы свою цивилизацию, во лжи родились, во лжи умрем…
– А то, может, вам проверить еще те года, которые вы у меня взяли? А то вы мне их не вернули, может, что-то не так?
– Да откуда ты такая взялась? – взорвался я, – ты что, не поняла, в каком мире живешь? Ты, может, в деда мороза веришь? В Бабайку веришь? Думаешь, детей аист приносит, да?
Она вытаращилась на меня – испуганная, удивленная, огромные глаза на худеньком, бледном до синевы личике, и тут я понял – она действительно не понимала. Сколько жила она на свете – двадцать пять, тридцать лет, и не понимала этого мира, такого темного, мира, грызущего и жующего самого себя тысячи лет…
– Пошли… – что-то как будто опрокинулось во мне, – пошли быстрее…
Я набросил на нее свое пальто, ледяной ветер бросил мне в спину горсть колючего снега, дохнула в грудь поздняя осень. Не помню, как вытягивал руки, как ловил такси, все придерживал Вилю, боялся, что испугается чего-то, сбежит, растворится в осени… Я как будто сам перестал понимать, в каком мире нахожусь, где я, кто я…
– А мне заплатить нечем, – спохватилась она.
– Ничего, ничего, я заплачу. Поехали…
– А вы судьбу мою посмотрите?
– Обязательно… и в качестве компенсации подкорректирую…
– Ой. Спасибо…
– Да не за что… Дайте-ка ауру вашу посмотрю… вот так…
Притворяясь, что смотрю ауру, я обнял ее худенькие плечики, прижал к себе, откуда ей знать, что никакой маг так ауру не смотрит, да и невозможно ее увидеть, ауру эту… Снова что-то перевернулось во мне, дохнуло чем-то давно забытым, из детства, когда весь мир казался таким большим и красивым, и делился на добро и зло, на людей хороших и плохих, на героев и злодеев. Тогда-то я верил, что у меня в жизни все будет красиво и правильно, я-то никогда не буду обманывать, делать кому-то больно, я буду защищать слабых…
Видишь, как нехорошо врать…
Голос матери – из бесконечного далека, мне тогда было года три, украл на кухне эскимо, спрятал под подушкой, потом вся постель была мокрой и липкой, а я все повторял – это не я, это не я…
Стыдно…
Первый раз за столько лет – стыдно…
– Пойдемте…
– Это вы здесь живете? Как красиво…
Да, красиво, Вера, на награбленные деньги построено… вот колонны эти, зеркала, витые лесенки, фонтаны… а у меня еще бассейн, зимний сад… Ты, девочка, и не знаешь, сколько так заработать можно…
Стыдно…
Первый раз за столько лет – стыдно…
– Да вы замерзли совсем… – я сжал в ладонях ее худенькие пальчики, – давайте, что ли, кофейку… у меня эклеры есть…
– А будущее посмотрите? – она смотрит на меня доверчивыми глазами.
Глаза матери… да, у матери были такие глаза, только сейчас вспомнил, столько лет забывал…
– Посмотрю, посмотрю… ауру вашу проверю… карму…
Она не знает, как проверяют карму, она не знает, что для этого не нужно расстегивать блузку, прижиматься щеками к теплой девичьей груди… И почему в объятиях этой хрупкой девушки чувствуешь себя безопасно, как в гнездышке…
…как в детстве…
– А эклеры у вас вкусные… сами печете?
– Ага, конечно… и кофе, знаешь, сам варю, и сам выращиваю, у меня тут плантация кофейная в саду…
Меня разбирает смех.
– А как же зимой? Или у вас там парник?
– Ага, парник… тропический климат…
Верит, всему верит, доверчиво прижимается ко мне мой ангел… Создал же кто-то на небесах такое существо, пустил на нашу грешную землю… И странное дело, только что куча мыслей роилась в голове, и все, нет ни одной, да это и неважно, все неважно, мои аферы, заработки, как я обманывал, как меня обманывали, кто искал меня, кого искал я, весь мой путь – по городам и континентам был проложен только для того, чтобы встретить ее, мы не могли не встретиться…
…прислушался к ее робкому дыханию на широкой постели, кто ее знает, спит, не спит, а может, вот так же прислушивается ко мне. Моя Вера, моя женщина… Она не уйдет, я не позволю ей уйти, мы будем вместе – века, века…
Екнуло сердце. Какие века, черт возьми, ей год жизни остался… Бедная девчонка, я же ее дочиста высосал…
– Вот что… Вера, я тебе тут пару лет жизни хочу вернуть…
– Ой, что вы, неудобно…
Как ты здорово краснеть умеешь, подумал я.
– Да что неудобно… неудобно на потолке спать, одеяло падает…
Она хихикнула. Я обнял ее, прижался губами к ее губам. Лет десять жизни дам сразу же, и судьбу счастливую, а там посмотрим, уживусь я с ней или ет…
Десять лет… эй, стоп, стоп, я только десять лет жизни отдать хотел… двадцать лет… тридцать… кто-то или что-то неумолимо высасывает из меня год за годом, десяток за десятком лет… черт, век за веком… да пусти же ты… дурра… сучка драная… скотина ты эдакая, пусти, пусти, пусти!
Не пускает, пьет и пьет мою жизнь, мою судьбу, мое счастье… посмеивается… вот тварь, долго же она ждала момента, долго высматривала, пока я накоплю достаточно сил, – чтобы прийти, прошибить у меня слезу, прокрасться в мой дом, и…
Я очнулся уже на улице под мерзким снежочком, хорошо хоть дешевую курточку оставила мне эта дрянь… Поймал себя на том, что стою напротив своего дома, который больше не мой, смотрю на зажженные окна… Где-то там она сейчас сидит у камина, пьет кофе…
Долго же мне придется восстанавливать силы… Долго придется карабкаться по лестнице жизни, на последнюю ступень которой меня бросили… Погоди еще, доберусь до тебя, окаянная… Уж дай только до тебя добраться, я тебя не пощажу…
Да никого теперь не пощажу, воруют все, воруют всюду, все вцепились друг другу в глотки, пьют друг из друга кровь, высасывай, а то высосут тебя, и вся цель жизни – подмять под себя всех… Огляделся, ежась под снегом, юркнул в задрипанный трактирчик, завертел головой, выискивая жертву… Вон старичок у стойки чай пьет… высосу из него годика два жизни… ему, может, эти годика два и осталось, а мне-то что…
Побеждает тот…
…кто нарушает все правила…