Глава 7
Не придавай важности сегодняшним огорчениям. Завтра у тебя будут новые.
Эльма Тьери Эл’Сиран
От вида с холмов на раскинувшийся вдоль излучины широкой Меры город захватывало дух. Высокие сияющие на солнце, увенчанные шарами шпили храмов, светлые дворцы, кущи садов с терракотовыми крышами прячущихся в них особняков и изящные, кажущиеся отсюда невесомыми дуги мостов через реку. До чего же красиво! Я и не представляла, что Кентар такой.
Особенно приятно, что я могла сколько угодно вертеться на облучке, дёргать за рукав дядьку Фернапа и тыкать в пространство пальцем, спрашивая снова и снова: «А там что? А там?»
Настроение было отличным, даже каким-то летящим. Почему-то сейчас, когда мир до самого края лежал впереди как на ладони, верилось в лучшее. В то, что я со всем справлюсь и всё закончится хорошо.
Замечу, что вчерашний день тоже был неплох. Можно даже честно и полноправно сказать – удался. Провела я его творчески, то есть натворила что могла, добавив пару капель в копилку свершённой мести. А что? Тётя любила повторять, что карма существует. А за то, что учинил их светлость Кабан, расплачиваться ему и расплачиваться…
А я помогу.
Началась моя мелкая месть позавчера, когда в небольшом саду за конюшней придорожного трактира, где мы остановились на ночлег, я наткнулась на забытый таз со свежесваренными цукатами. Хихикнула: наверное, ещё одна помощница кухарки разум от вида бравых сабельников потеряла. Даже марлей лакомство не прикрыла, вон ос вокруг сколько летает. А некоторые уже и не летают, а сыто и неспешно ползают по скамейке, на которой стоит таз. Хихикнула второй раз, вспомнив по аналогии, как драпала их светлость от наших пчёл.
Гм, а что-то в этом есть… Мысль заработала: осы – пчёлы – пакости. Что бы такое учинить при помощи ос? На ночь осы возвращаются в гнездо и спят до рассвета. А дело теперь близится к закату – низкое солнце уже не жёлтое, а красное, тени длинные… Если ос ловить, то прямо сейчас. А как? Гм, вроде я видела, стояла на открытом окне большая жестяная кружка, позаимствую её. И кусок деревяшки, чтобы прикрыть посудину сверху. Отлично! А теперь той же деревяшкой соберу десяток обожравшихся ос в кружку. И, как начнёт смеркаться, высыплю их на сиденье кареты. Дверцы там застеклённые, до утра мой улов никуда не денется. Осы – твари настырные. Летать ночью вряд ли станут, но наверняка расползутся и попрячутся по щелям между подушками и по складкам бархатных занавесок. А утром, как начнёт жарить солнце, а экипаж примется громыхать и качаться на дорожных ухабах, тут-то зловредные насекомые и проснутся!
Главное, чтоб меня никто не засёк рядом с каретой.
Попадусь – лёгким испугом не отделаюсь, тем более что Кабан сильно не в духе: фея в розовом помахала ручкой и испарилась, отвергнув герцогские авансы. Надо же, умная девушка попалась!
Ос удалось подсунуть уже затемно. Мне было слегка не по себе, ведь за случайность такое не выдать. Ничего, что-нибудь придумаю!
Утро началось совершенно заурядно. Вычищенных накормленных коней запрягли в карету. Сегодня это были не два, как обычно, а все четыре меровенца. В Кентар их светлость желал въехать именно цугом, так что опробовать, насколько съезжена четвёрка, стоило заблаговременно. Сабельники взлетели на коней, Кабан с секретарём погрузились внутрь экипажа, и мы тронулись.
Полчаса не происходило ничего. Лошади мерно рысили, карета покачивалась, Фернап зевал, солнце ползло вверх по небосклону. Я уж решила, что осы нашли какую-нибудь щель и улетели восвояси, когда изнутри раздался вопль. Я даже не сразу поняла, что это орёт герцог. Куда ж его ужалили? Хочу знать! И вот беда – ведь не спросишь… а до того любопытно! Но какая я талантливая – уже дважды заставила их светлость заголосить. И обещаю, склепом моей прапрабабки клянусь, это – не предел!
– Откуда тут эта… – дальше следовала гирлянда эпитетов, за употребление которых тётя Анель мне бы рот с мылом вымыла, – …оса взялась?
– Позвольте погляжу, – раздался голос секретаря.
Угу, сейчас тяпнувшая герцога оса предъявит ему подорожную. Стиснула зубы, силясь сохранить серьёзную мину, и тут изнутри раздалось:
– Аа-а! Ещё одна!
Да там ещё десяток должен быть. Это вы пока не всех отыскали.
После третьей счастливой находки из недр кареты раздалось:
– Стой, мать твою, стой!
Ну что за герцоги пошли! Ругается как сапожник, а рвётся в опекуны к благовоспитанной юной девице! Ну, вот дорвался – и нарвался.
Покосившись на вылезшего из кареты на дорогу герцога, с удовлетворением отметила: гад потирает зад. Сел он, что ли, на несчастную насекомую?
Секретарь остался в карете – обыскивать ту на предмет обнаружения незаконных пассажиров. Нашёл быстро. И больше, чем искал. После чего тоже вывалился на дорогу, попеременно потирая руку и щёку. Ага! Осы – это вам не добронравные пчёлы. Полосатая зараза может укусить много раз, и ничего ей от этого не будет. А вот покусанному – будет!
Началось стратегическое совещание, что делать с осами в карете.
Сабельники от борьбы с внутренним врагом отчего-то уклонились. Я сидела, пытаясь сохранить на физиономии подобающее выражение трагической озабоченности. Судя по всему, выходило не очень, потому что секретарь вдруг уставился на меня и произнёс:
– Тьери, или как там тебя, ну-ка марш в карету, перелови ос!
Ну, спасибо. Я свою норму по пленению перепончатокрылых ещё вчера выполнила, но никому об этом не скажу! Но придётся лезть. Если только… Стукнувшая идея была несколько шальной, но с виду выглядела разумной:
– Надо попробовать дымом их выкурить! Дыма все насекомые боятся!
Господин Мерсьен ещё раз потёр покрасневшую щёку и задумался. Заглянул в лицо патрону. Кабан пожал плечами:
– Делайте что хотите, но чтобы через десять минут мы были в пути.
Того, что произошло дальше, я не планировала. Оно случилось само. Распоряжался всем секретарь, который велел раскрыть в карете обе двери и, прикинув, с какой стороны ветер дует, выбрал, на которой из обочин развести костёр. Ясное дело, топлива, кроме сухой травы, поблизости не оказалось. А для дыма надо вообще зелень в огонь кидать. За травой и зеленью отрядили сабельников. Пока те занимались собирательством, я соскочила с козел якобы размяться. А на деле прикидывала, как бы ещё навредить.
Куча сухой и полусухой травы загорелась, задымила, окутывая карету сизой пеленой. Фернап зачихал. Я решила, что момент самый подходящий, и, пользуясь каретой как прикрытием, беззвучно свистнула. Кони – все четверо – послушно рванули с места. Дядька Фернап чуть не улетел с козел, но справился и удержался. Натянул вожжи – кони остановились. Вот только костёр остался где-то позади…
Заставить пятиться по сельскому ухабистому тракту несъежженную четвёрку, запряжённую в тяжёлую карету, – дело гиблое. Слишком велик шанс оказаться в придорожной канаве.
Пришлось разжигать ещё один костёр на новом месте.
Герцог уже не ругался – он просто стрелял убийственными взглядами и был белым от гнева.
Я трудолюбиво, не поднимая головы, выдирала вдоль обочины кочки вместе с корнями и молилась Девам-Заступницам, чтобы никто ни о чём не догадался. Сабельники отправились за очередной партией зелени.
Я чуть язык не прикусила, увидев, что они принесли. Конопля! Ну, в принципе, её выращивали как для изготовления верёвок и парусной ткани, так и в лекарских целях, но эти горожане что, совсем ничего не соображают? Где нашли-то? Но нашли, целый пук.
Дальнейшее описанию не поддавалось.
Густой дым стелился вдоль дороги, окутывая карету, застывшего на козлах дядьку Фернапа, сабельников, которым герцог раздражённо приказал оставаться на местах. Кто-то начал чихать, кто-то мечтательно произнёс: «Дыней пахнет…»
Окуривание продолжалось до тех пор, пока секретарь, перетряхивающий подушки в карете, не выпал из неё, успев перед тем, как потерять сознание, сообщить герцогу:
– Ваша светлость, я вас ненавижу!
Однако!
Потом запел Фернап. Басом. А кони, почувствовав свободу, побрели вперёд уже безо всякого моего вмешательства. И хорошо, а то б конвой так и полёг на той дороге в дыму…
К вечеру мы еле дотащились до следующего трактира. Секретарь дрых в карете, их светлость злилась, сабельников качало в сёдлах. Что случилось с осами, мне было неведомо. Может, тоже где-то ползают и празднуют. Четвёркой пришлось править мне, поскольку кучер витал в облаках. И, если бы не свист, не исключено, что я б и не справилась.
Но день определённо удался!
И вот теперь мы подъезжали к Кентару.
Моё эйфорическое настроение продержалось ровно до последнего поворота перед городом, когда слева от дороги взгляду открылся полускрытый рощей холм со стоящей на нём виселицей. Там качались трое – уже не разобрать, кто именно – мужчины ли, женщины ли, так, тела в лохмотьях. На горизонтальной перекладине переругивалась пара ворон.
На меня как ведро ледяной воды выплеснули: это не игра! И, если не буду осторожна, могу закончить жизнь так же плачевно. Так что, Эль, думать забудь о подбрасывании мух в герцогский суп или устройстве муравейника в Кабаньих парадных сапогах. Попадёшься – пропадёшь!
Резиденция герцога Ульфрика Тауга Эл’Денота располагалась на вершине одного из прибрежных холмов, занимая добрую часть оного. Огромный особняк с помпезной центральной частью и уходящими вглубь сада крыльями, парадный подъезд с широкой аллеей, обрамлённой незнакомыми мне прихотливо стриженными кустами с крохотными тёмно-зелёными листочками, белые дорожки и ни одного одуванчика или другого плебейского сорняка на огромных изумрудных газонах. Имелся фонтан. Поодаль высились несколько огромных раскидистых грабов и дубов, скрывавших хозяйственные постройки.
Это сколько ж тут должно быть слуг, чтобы держать дом размером с целое поместье в идеальном порядке?
Угадала: народу, включая трёх садовников, шесть горничных, повара и кухонную прислугу, в доме было предостаточно. Правда, квартировались все в небольшом флигеле, дальнем от господского крыла. Только секретарь Мерсьен жил в особняке.
Я озадачилась. Выходило, что по вечерам внутри господского дома должно быть пусто. Если герцог и секретарь спят, то можно спокойно ходить по комнатам. Или тут имеются ещё и сторожа? Кстати, а куда поселят меня? Ох, ожидаемо, во флигель, в одну каморку с помощником садовника. Вот это нехорошо. Очень нехорошо… Надо срочно что-то придумать, чтобы перебраться в особняк. А пока посплю на конюшне. Там должно быть спокойно, потому что сабельники по приезде в Кентар отправились в родные казармы. Хотя резиденция герцога и находилась под их охраной, тут они не жили.
Случай выдался на следующий же день.
Переодевшись в чистую рубаху и приличный синий суконный жилет, я отправилась искать секретаря, чтобы напомнить о своём существовании и о том, как мечтаю стать его помощником. Раскланялась с натиравшими паркет горничными, за что была названа «милым мальчиком», и, узнав, где находится кабинет, двинулась туда.
Мерсьен сидел за столом, заваленным бумагами и нераспечатанными письмами. На полу рядом стояли ещё три корзины, набитые корреспонденцией.
Остановившись в дверях, кашлянула и, когда секретарь поднял на меня взгляд, поклонилась:
– Здравствуйте, лорд Мерсьен!
Наверное, когда на тебя смотрят как в известной поговорке про солдата и вошь, это нехорошо? Попробую исправить положение дел.
– Могу ли я чем-то быть полезен? Вы видели в дороге, я старался изо всех сил!
Секретарь сморщил длинный нос, став похожим на озадаченную облезлую крысу, и фыркнул:
– И чем конюх может быть тут полезен?
– Посыльным послужить! Или, вот… – взгляд упал на гору писем, – помочь ответить на те, что неважные. У меня почерк хороший!
– Конюх будет писать ответы на письма, адресованные герцогу? А выпороть тебя не пора?
– А вы позвольте попробовать! Если испорчу лист бумаги, так вычтите из жалованья.
Усмешка секретаря стала нехорошей, хищной.
– Ну ладно, нахалёнок, пиши. Если что – заплатишь! – И кинул мне один из конвертов.
– Вы только на словах коротко скажите суть ответа. А дальше я сам.
Письмо было заурядным приглашением на давно уже прошедший званый вечер. Что тут писать-то? Выразить сожаление, что был в отъезде по служебным делам – ага, сирот грабил по приказу родины – и присутствовать никак не мог.
Присела за угол стола, примерилась к перу, попробовав то на уголке конверта, и начала писать, стараясь, чтобы почерк выглядел твёрдым, мужским: «Дорогая леди! Благодарю за приглашение, хотя получил его слишком поздно по причине отъезда по долгу службы». Задумалась: а дальше-то что? Откуда мне известно, в каких отношениях Кабан с этой леди? Может, у той большие связи в столице или она его бывшая пассия. А может, сие просто надоеда вроде меровенской крапчатой жабы.
Додумать не дали – секретарь выдернул лист прямо у меня из-под локтя. Прочёл написанную фразу и прищурился в упор:
– И кто ты такой? Только не говори, что деревенский мальчик с конезавода. Отвечай правду, иначе разговор продолжится в другом месте! Ты – подосланный шпион?
К подобному повороту я была готова, хотя обвинения в шпионаже не ждала. Всё ж это как-то чересчур.
Уставилась прямо в глаза Мерсьена:
– Клянусь памятью мамы с папой, никакой я не шпион! Я ж сам сказал, что грамотный и что пишу хорошо!
– Слишком хорошо! Ни единой ошибки в такой фразе!
– Так меня, пока был жив лорд Эл’Сиран, специально учили! Даже преподаватели приезжали!
Сущая правда, кстати. За небольшим дополнением: и после смерти родителей тётя не дала мне расслабиться – педагогов стало даже больше, а не меньше.
– С чего бы сиротке такая честь?.. – начал Мерсьен и осёкся. Было видно, как крутятся колёсики в мозгу. Ну, как же он сформулирует сделанный вывод?
– Ты Сиран не просто по названию деревушки, так?
Кивнула. Прости папа, но мне придётся сказать, что я – твой ребёнок.
– Забавно.
Тон был каким-то нехорошим. Сейчас меня явно мысленно взвешивали, обмеривали и прикидывали, в каком именно виде – жареном или просто освежёванном – потребить.
– Так возьмёте вы меня в помощники, лорд Мерсьен? Я буду стараться!
То, что секретарь чувствует себя недооценённым, я уже поняла. Так что назвать его «лордом», кем бы по происхождению этот скунс от канцелярии ни являлся, значило лишний раз подольститься и стать персоной, приятной для общения. Ну, «персона» – это слишком громко сказано, но важно поднимать своим присутствием настроение, а не раздражать. И наконец – это объясняла тётя – для установления контакта нужно как можно чаще употреблять имя того, с кем беседуешь. Для слуха большинства людей нет ничего приятнее собственного имени. Исключение – и то не всегда – составляет звон монет.
Конец ознакомительного фрагмента.