Глава 4
Я никогда не повторяю сплетен, так что запоминайте с первого раза.
Закончилась гонка закономерно – герцогский кортеж пролетел мимо нужного поворота и помчался дальше, к лежавшему за холмом тренировочному кругу. А что? Пусть себе скачут – там и набегаться можно, и удобно развернуться, когда носиться надоест.
А у нас будет достаточно времени, чтобы переговорить с управляющим – господином Арно – и подготовиться к встрече дорогих гостей.
В принципе, на случай, если пчёлам не приглянется герцог или погода будет нелётной, тётя подстраховалась, заранее послав указания относительно нашего визита. Но лучше проследить за всем самим. Надёжнее.
Господин Арно покосился в мою сторону, заморгал, открыл было рот – и тут же захлопнул, встретив твёрдый взгляд леди Анель и вспомнив переданные утром распоряжения. Тётя нежно улыбнулась и громко, на весь двор, произнесла стальным голосом:
– Кому случайно почудится, что они узнают кого-то из присутствующих, не стоит этого показывать. Приехавшего со мной мальчика зовут Тьери Сиран, он сирота, работающий у вас на конезаводе помощником тренера.
Господин Арно и конюх, как раз заводивший лоснящегося и сияющего на солнце бодрого Фарша в демонстрационную леваду, дружно закивали. Почему-то с тётей Анель никто никогда не спорил. И я даже знала, почему. Себе дороже. При всей порядочности и справедливости по отношению к работникам, разгильдяйства или предательства тётя бы не простила. Зато и верность награждалась достойно.
Мы уже заждались, когда на повороте дороги показалась коляска. Лошади еле плелись, на удилах висели клочья пены. Вот же! Загоняли бедных. А нечего было руками на пчёл махать – сидели б тихо, может, и обошлось бы.
На лицах сабельников читалось нечто такое-эдакое, что благовоспитанным леди знать не положено. Хорошо, сделаем вид, что не знаем.
Герцог Ульфрик был зол. Очень зол. Это было видно безо всякого лорнета. Крылья носа даже побелели. Костяшки сжатых кулаков тоже. Тем страшнее было то, что он даже не повысил голос, когда скомандовал кучеру:
– Останови коляску!
Тётя на секунду зажмурилась, словно призывая всех святых заступников, а потом шагнула вперёд – встречать грудью прикатившую бурю.
– Ваша светлость, не пострадали? Вы же знаете, что пчёлы плохо относятся к чёрному и не любят резких движений. Не стоило вашему секретарю руками махать…
Угу, секретарю. Но тётин политес герцог оценил, чело слегка прояснилось.
Однако мне было тоже интересно – пострадал или нет? Неужели ни одна не укусила? Обидно, если плюнули на герцогский филей и ужужжали восвояси.
Сабельники соскочили с коней. Один озабоченно ощупывал у своего гнедого ноги, второй свистнул пробегавшему с тачкой конюху:
– Бросай тачку, води коня, пока не остынет.
Забота похвальна, но вот такая манера распоряжаться в чужом доме, как – нормальна? Хотя не возразишь…
Кучер тоже, кряхтя, сполз с козел и, чуть прихрамывая – зад, что ли, отбил на ухабах наших каменистых просёлков? – заковылял к лошадям.
Тем временем герцог, забыв о неурядицах, зачарованно уставился на выписывающего в леваде плавные стремительные виражи Фарша. Широкий круп коня сиял ярче моего медного таза, длинные золотые хвост и грива стелились по ветру, ход был размашист и летящ… Не конь – мечта! И впрямь засмотришься, пока не вспомнишь, на что способна эта дурноезжая скотина при попытке использовать её по назначению.
Кстати, сейчас, наверное, Верна как раз покупает на базаре гуся…
Управляющий хлопнул в ладоши, подавая знак конюху. Тот направился к леваде с недоуздком в руках, якобы собираясь увести Фарша.
– Стойте! – скомандовал герцог. – Я хочу этого коня!
– Но он не до конца выезжен, – как договаривались, запротестовал управляющий. – Мы не можем отдать его вам!
Угу, теперь герцог уверен, что ему под надуманным предлогом не дают взять особенно ценную лошадь – ведь отсутствие физических пороков, скорость и красоту он видел сам! Спорить могу, теперь без Фарша его отсюда не выпихнешь.
Но мы предупредили, что конь не выезжен.
А ещё могу спорить, что даже медяка ни за этого, ни за остальных коней – а Фаршем дело явно не ограничится – мы не получим.
Узаконенный грабёж, и не возразишь…
Эх, отвлеклась я, а стоило бы послушать.
Сейчас герцог, объявив, что теперь распоряжаться здесь будет он, интересовался у управляющего ценой завода и содержащегося на нём племенного поголовья. Интересно, он верит, что господин Арно, ещё прадед которого работал тут, будет разговорчивее тёти?
– Последние годы дела шли не очень. Мы пробовали заменить покупной овёс более дешёвой покупной же пшеницей, но это чуть не закончилось катастрофой. Зерно оказалось заражено спорыньёй, часть кобыл скинули жеребят, а несколько лошадей даже погибли, и среди них наш лучший производитель. Потому и продажи упали. Хотя сами понимаете, мы это не афишируем.
Герцог поджал губы, обретя удивительное сходство с сердитым сомом.
– Но и это не всё. Один из секретов успеха – мы продаём коней вместе с точно подогнанной по ним сбруей из лучшей кожи. Так откуда-то взялся жучок-кожеед – и все запасы, и даже часть готовой сбруи пропали. Вытравить не удалось, всё пришлось сжечь. Положение дел таково, что даже пришлось… – управляющий закашлялся и виновато покосился на тётю.
– Пришлось что? – прищурился и раздул ноздри герцог.
– Взять кредит.
– Кредит?
– Кредит.
Печали в голосе господина Арно позавидовали бы профессиональные плакальщицы. Даже мне захотелось всхлипнуть.
– Кредит где?
– В банке.
– Вот я и спрашиваю, в каком банке?! – герцог, уже не сдерживаясь, рычал.
– В Центральном Фалерийском, – промокнула уголком платка глаза тётушка Анель. – Мы подумали, что он самый большой, значит, надёжный.
– Когда отдавать деньги?
– В следующем году… – всхлипнула тётя.
Пояснять, что к тому моменту Эльма Эл’Сиран станет совершеннолетней и распоряжаться здесь, если, конечно, сам на мне не женится, этот паук не будет, не требовалось.
Герцог нахмурился и уставился в землю. Потом поднял голову, обвёл нас холодным взглядом:
– Коня, который мне понравился, желаю взять сейчас. Подберите к нему пару и заложите в коляску. Ещё двух пришлёте не позднее, чем послезавтра. Да, своих лошадей я пока оставлю тут, позаботьтесь о них как следует. Как отдохнут, отгоните в дом городского Главы, где я остановился.
Угощаться вином, которое предложил управляющий, герцог почему-то не захотел. Застыл чёрным столбом посреди чисто выметенного двора и стал ждать, когда запрягут Фарша и его пару.
Парой выбрали одногодку Фарша, получившего прозвище Кусака за редкий талант закусывать удила, невзирая на два надетых на морду капсюля. Правда, команд, поданных свистом, Кусака слушался хорошо, на что я и рассчитывала.
В какой-то момент Паук поманил перстом маявшуюся у стенки меня и, покрутив в пальцах мелкую серебряную монетку, поинтересовался:
– То, что тут говорили, – верно?
– О кредите все работники слышали, – закивала я. – А конь и вправду с норовом. Я здесь тренеру помогаю, так непростой этот Ферраш, с секретом. Но зато выносливый и ход на редкость плавный!
– Ладно, лови! – снизошёл герцог.
Монетка сверкнула в солнечных лучах… вот же! Я ж не кошка, так подпрыгивать! Хорошо, что постриглась, а не стала пытаться косы под париком или беретом прятать. Хотя каким беретом? Он мне теперь не положен, Тьери же по легенде не дворянин.
Поймав, зажала награду в кулаке и решилась:
– А возьмите меня с собой, за конями смотреть!
– Зачем мне деревенская шпана нужна?
– Я не шпана, – на всякий случай решила я обидеться на незнакомое слово. – Я про меровенцев всё знаю! А ещё грамотный!
– Пшёл вон, – равнодушно произнёс герцог и отвернулся.
Вот же гад мой новый опекун!
Когда Длани уже усаживались в коляску, запряжённую парой золотых красавцев, произошёл ещё один интересный разговор.
– Полагаю, про несметные богатства моей племянницы вам напел лорд Беруччи? – чуть ехидно осведомилась тётя. – Вынуждена огорчить: как сами видите, слухи сильно преувеличены. Но утешу вас, заодно ответив нашему уважаемому городскому Главе любезностью за любезность. Знаете, у нас чудесный городской парк с бесподобным прудом с лотосами. Заверните туда на обратном пути, полюбуйтесь на достопримечательность, обошедшуюся три года назад городской казне в тридцать тысяч золотых эйлеров.
Герцог озадаченно уставился на леди Анель. Та, сохраняя невозмутимый вид, чуть повела бровью.
– Я проезжал мимо парка и не видел никакого пруда… – робко вмешался стоящий за герцогским плечом секретарь.
Леди Анель лукаво улыбнулась.
Герцог прищурился – и понимающе усмехнулся:
– Обожаю, когда верноподданные оказывают друг другу такие «любезности».
Ну вот, кажется, о фамильном конезаводе можно больше не беспокоиться – интерес к заложенному имуществу Паук потерял. А попавшего в фокус герцогского внимания лорда Беруччи мне было ни капли не жаль – никто не заставлял того воровать из городской казны и подставлять меня.
Обратно наша коляска снова ехала сзади. Пчёлы, утомившиеся от внеплановых лётных учений, пропустили герцога без боя, так что до города мы добрались без приключений. Приключения поджидали нас впереди, на мощённой брусчаткой улице, ведущей от ворот к особняку городского Главы. Где-то там, в боковом переулке, по тётиному наущенью притаилась в засаде Верна с гусем…
Гуся с привязанной к лапе верёвкой полагалось выпустить – вроде как тот сам вылетел из корзины, – когда коляска окажется за два-три дома от переулка. А дальше дело за Фаршем. Если не выйдет, повторим позже.
Но Фарш не подкачал. Испуганное ржанье слышала, наверное, половина улицы. Потом мерин попытался встать на дыбы. Не вышло – помешало дышло, к которому кожаными постромками крепилась седёлка. Но это было только начало представления.
Я выпрыгнула из ландо и помчалась вдоль фасадов домов вперёд, чтобы не упустить нужный момент.
Могла бы и не торопиться.
Выпучив глаза на жуткую птицу, невесть откуда возникнувшую на дороге и очевидно собиравшуюся на него напасть, Фарш начал резво и решительно пятиться задом. К манёвру оказались не готовы ни кучер, ни не разделявший страха собрата перед гусями Кусака. Кусака отреагировал в привычной манере: мотнул башкой и клацнул зубами. Ясно, опять закусил удила и сейчас… Додумать не успела – «сейчас» наступило слишком быстро: Кусака задрал храп к небесам, а потом резко, рывком, опустил к копытам. Вцепившийся в вожжи кучер явно не ожидал такой подлянки на ровном месте и, так и не выпустив вожжей, рыбкой полетел с облучка. Угу, мягкого приземления на нашу чисто вымытую брусчатку.
Нервный секретарь опять вскочил на ноги и, как мельница крыльями, замахал руками. Это он так оригинально коней успокаивает или гусю помогает Фарша пугать? Похоже, второе. Фарш, заложив уши, дал мощного козла, с грохотом въехав по передку коляски копытами размером с суповую тарелку. Коляска подпрыгнула и дёрнулась назад. Фарш переступил, по-прежнему пятясь от страшной птицы, и долбанул снова… Пожалуй, так ещё раза три – и герцогу придётся раскошелиться на новое средство передвижения.
Кучер цыплёнком табака лобызал камни мостовой. Секретарь от толчка свалился на сиденье, чуть не на колени патрона, но продолжал жестикулировать в стиле «ветряная мельница в грозу». Сабельники успокаивали своих пританцовывавших коней и – поскольку вроде как при деле – благоразумно не вмешивались. Герцог вцепился в поручни коляски и метал молнии из глаз. Я старалась не захихикать: так и виделось, как их светлость предъявляет паре меринов обвинение в покушении на представителя Владыки при исполнении…
Но, пожалуй, пора проявить инициативу.
Подскочила к коляске:
– Сейчас помогу!
И метнулась вперёд, одновременно доставая свисток.
Лошади, как и собаки, улавливают звуки в ином диапазоне, чем человек. Наших коней с жеребячьего возраста дрессировали не только слушаться вожжей и команд, поданных голосом, но и свиста. Сигналов был всего десяток: разные аллюры, остановка, повороты, но я обучалась нужному тону и темпу почти три года – сложно воспроизвести что-то, чего сам не слышишь, а только щёки дуешь.
Кусака, услышав знакомую трель, немедленно встал как вкопанный. Фарш сдался не сразу – пришлось потянуть за удила и закрыть собой обзор, пока Верна резво утягивала хлопающую крыльями птицу назад в переулок.
Ну вот, кони успокоились, коляска цела… ну, почти цела… А сейчас, пока помятый, потирающий плечо кучер забирается назад на облучок, проверим, удалась ли операция «Гусь лапчатый».
– Всё в порядке, ваша светлость, – подскочила я к коляске снова. – Просто кони молодые, пугливые, обращаться с такими надо уметь. Говорил же, что пригожусь! Возьмите меня на службу, не пожалеете!
Герцог пристально уставился на меня:
– Кем, говоришь, на заводе был?
– Тренеру помогал.
– А почему уехать хочешь?
– Сирота я, тут оставаться мне незачем. Хочу мир посмотреть, стать кем-то. А лошадей я знаю. Примите на службу – вашим меровенцам все обзавидуются!
Рот герцога сжался, сделав губы ещё тоньше.
– Посмотрим. Я подумаю.
Это да или нет?
Как однажды сказала тётя: «Отсрочка – самая неприятная форма отказа».
– Мне платить много не надо, а кони тыщи стоят! Что, если опять испугаются и покалечатся?
Как в подтверждение моих слов ещё не до конца утихомирившийся Фарш всхрапнул и звонко долбанул кованым копытом по брусчатке.
– Ладно, беру, – кивнул герцог.
– Спасибо, ваша светлость!
Неужели вышло?
Три оставшихся дня я провела бурно, болтаясь и мотаясь между домом и особняком городского Главы. Надо было и успеть собраться, и явить пользу от своего найма, и умудриться не попасться на глаза никому из тех, кто хорошо знал в лицо Эльму Эл’Сиран, например, лорду Беруччи. Впрочем, Главе было не до переодетых стриженых девиц – судя по шепотку слуг, кроме призрачного пруда ценой в тридцать тысяч в отчётности нашлось много чего занимательного для пытливого ума. Но ещё интереснее был способ, которым Длани Правосудия это правосудие отправляли. Оказывается, казнокрадов в нашей стране не сажают в темницу и даже не прогоняют с тёплых мест – их просто штрафуют на сумму, сравнимую с ценой украденного. Интересно, куда пойдут эти штрафы?
– Эль, я понимаю, что ты нервничаешь, но не задавай риторических вопросов! – усмехнулась тётя. – Сама же понимаешь, что штраф, не подтверждённый никакими документами, – суть взятка. А кроме того, оставляя нечистых на руку чиновников на местах, ты получаешь идеально управляемых подчинённых – ведь каждый в чём-то виноват.
Берём взятки конями, сиротками и деньгами. М-да…
Кстати, бурно проводила время не я одна: мой новоиспечённый опекун, как выяснилось, кроме манипуляций, махинаций и мздоимства обожал вечерние «приёмы». Принимал исключительно особ женского пола, ни с одной из которых я знакома не была, но о паре слышала. Скажу мягко: тётя их вряд ли бы пригласила на чай. Мне даже стало жаль крапчатую жабу – терпеть такое у себя в доме!
Сабельники тоже не скучали.
Леди не так часто удаётся наблюдать мужчин в их естественной среде обитания. Я смотрела во все глаза. И чем больше смотрела, тем меньше почему-то картина мне нравилась. В сабельниках самым романтичным и симпатичным оказались, пожалуй, их кони. Честные животные не хлебали вино вёдрами, не ругались, вставляя «неопределённые артикли» даже в невинные фразы о том, что надо б лошадям задать овса, не играли день и ночь в кости и не обсуждали стати и нравы меровенских девиц. М-да, знали б наши прелестницы, в каких выражениях будут их поминать бравые кавалеры, обыкались бы!
И мне как-то надо жить в этом окружении полгода? Эх, не ценила я наш провинциальный застой…
Ещё через два дня, когда моя лохматая голова достаточно примелькалась на конюшне и герцогский кучер стал мне кивать, мы с тётей решили, что пора бедняжке Эльме Эл’Сиран в расстройстве и помрачении рассудка сбежать из дому. Потому как от раздвоения личности я уже стала нервной. Вытанцовывать со скребницей вокруг Фарша, насторожив уши, дабы не пропустить момент, когда их светлость прикажет запрягать, чтобы выехать по делам, а по пути заглянуть к недужной мне, – от такого же спятить можно!
Тётя, кстати, была вынуждена подписать документ о передаче опекунства. Единственное, что леди Анель сумела выторговать у герцога, это расписку со словами «Никаких претензий по управлению имуществом подопечной и воспитанию оной на момент передачи прав опекунства не имею». Тётя прямо сказала, что без такой гарантии подписывать что-либо боится, и, если бумаги не будет, лучше она пойдёт под суд за медный таз бедняжки Эль. Паук поморщился, но подмахнул, очевидно решив, что ничего не теряет – расписка денег не стоит. Напоследок ехидно осведомился:
– Умываете руки?
– Но ведь хорошо, когда руки – чистые? – мило улыбнулась леди Анель.
На следующий день с утра я пропала.
Верна, опустив глаза и комкая край передника, стояла перед злющим герцогом и, запинаясь, пыталась объяснить, что очнулась я вчера к ночи, а как услышала новости, так зарыдала, начала бормотать что-то про мамину родню и Кентар, а потом снова лишилась чувств. Никто и предположить не мог, что на рассвете меня уже не будет в доме.
– Что за материнская родня?
– Н-не знаю… – испуганно проблеяла белая как мел Верна.
– А кто знает?
– Н-не з-знаю…
– Вы знаете? – уставился герцог на тётю.
– Только слышала, – всхлипнула та.
Вид у леди Анель сейчас был наивно-беспомощным и расстроенным донельзя. Время от времени тётя подносила к глазам кружевной платочек и всхлипывала: «Бедная Эль, бедная сиротка…»
Паука, явно сентиментальностью не страдавшего, от этой картины тошнило. Наконец он развернулся на каблуке и отправил меня за сабельниками – пусть придут и обыщут дом.
Услышав о грядущем обыске, тётя сначала вскинулась было с негодованием, но потом вдруг всплеснула руками:
– А вдруг она где-то потеряла сознание и лежит сейчас одна, бедная, больная, беспомощная… Да, да, пусть помогут искать!
Я, отвернувшись, прикусила губу, силясь сохранить серьёзный вид. Накануне вечером тётя объяснила мне, что одно из самых действенных оружий женского арсенала – резкая смена настроения и дыры в логике. Мужчин такое либо сбивает с толку, либо бесит. Причём сильнее всего злит то, что поделать что-либо с этим психологическим феноменом, не выходя из цивилизованных рамок, невозможно.
Тётя была права: крылья герцогского носа снова побелели, их светлость отчётливо заскрежетал зубами.
Ладно, бегу за сабельниками…
Потом мы битый час длинной процессией ходили по комнатам, открывая все дверцы на предмет обнаружения пропавшей девицы. Я таскалась следом, по мере сил помогая – то есть заглядывала в поисках самой себя под кровати.
Один сабельник даже залез на крышу. Интересно, зачем? Вроде как у меня истеричное состояние, а не лунатизм. В трубе юную леди, что ли, собрался искать? Или это у него лунатизм? Странный какой-то.
Но самым перспективным местом для поиска пропавших был признан винный погреб. Там сабельники искали целых два часа и вышли на белый свет шатаясь от усталости и с песнями.
На сём розыскные мероприятия завершились.
Ничего, в Кентаре мы продолжим, я уже сказала герцогу, что хорошо знаю Эльму Эл’Сиран в лицо!
Наступил последний день пребывания герцога Ульфрика Тауга Эл’Денота в Меровене. Утром следующего дня Длани Владыки собирались покинуть город. Сабельники, с печальным вздохом оторвавшись от костей, проверяли снаряжение. Вокруг дома Главы кипела суета – там готовились к балу по случаю отбытия важной персоны. А меня отчего-то снова понесло на кладбище. Хотя что значит «отчего-то»? Я боялась, очень боялась неизвестности, ждавшей впереди. Одна, без привычной поддержки в лице тёти, в незнакомом окружении – справлюсь ли? Хотя куда денусь? У меня что, есть альтернатива? То-то и оно… Так что наберу в ладанку земли – пусть будет эфемерная, призрачная, непрочная, но какая-то связь и опора.
Ночь я провела вместе с тётей. Почти до рассвета мы сидели, взявшись за руки, на кровати. Я старалась не показать, как испугана и расстроена, а тётя делала вид, что верит, и по пятнадцатому разу повторяла наставления, как себя вести.
– Эль, хоть рубашки сейчас и носят свободными, не забывай перевязывать грудь. Пусть та пока невелика, но мягко быть не должно. Схватится кто-нибудь случайно – и всё раскроется. И тонкие не надевай, старайся обходиться плотным полотном, оно скрывает форму лучше.
– Мне всего полгода продержаться! – попыталась я выразить оптимизм, которого не испытывала.
– Сто восемьдесят дней и ещё неделю, – фыркнула в ответ тётя Анель. – Да, я сразу же выеду следом. Остановлюсь в гостинице «Кубок короны».
– А сколько до Кентара добираться?
– Две недели примерно. Это если на хороших лошадях и не останавливаться по пути надолго.
Продержусь. Буду ночевать рядом с конями, меня те знают, а остальных – нет.
Эх, и с чего я взяла, что герцог отправится прямо в Кентар?