Вы здесь

Папа, ты сошел с ума. Котелок (Уильям Сароян, 1957)

Котелок

«Рис по-писательски» – это нечто такое, что в доме моего отца можно обнаружить в любом углу – в кладовке, в холодильнике, на буфетной полке, на кухонном столе, в чашке, в банке, в пакете и в чем придется – нечто, приготовленное из риса и единственное в своем роде.

– Из риса можно состряпать что угодно, – не раз пытался доказать мой отец моей матери, но тщетно – она никак не брала это в толк и сыпала вопросами: «А можно положить в рис сыру?» Или: «А можно залить рис томатным соусом?» Или: «А можно в него добавить зеленого луку?»

– Ну как, нравится? – поинтересовался отец.

– В жизни не ел ничего хуже.

– Кастрюля еще почти полная.

– Где мой стакан молока?

– Вот прекрасная вода. Тебе уже десять лет.

– Что на сладкое?

– Ничего сладкого.

– Видать, с едой тут у тебя небогато.

– Еды в этом доме хватит на целый месяц. А если понадобится, и на три.

– Для нас обоих?

– Конечно. Что такое еда? Еда – это то, чем набивают желудок, и только. Завтра я приготовлю для нас полный котелок красной фасоли.

– А как насчет жареного мяса?

– Никакого жареного мяса.

– А как насчет пирога?

– Никаких пирогов.

– А как насчет денег?

– Брось. Я не намерен превращаться в правильного папашу ради какого-то десятилетнего комика.

– И все-таки, как насчет денег?

– Никаких денег.

Мой отец принес и поставил на стол горячую еще кастрюлю, снова наполнил свою тарелку, потом мою, и наконец в кастрюле ничего не осталось.

Это было далеко не лучшее из всего, что я ел когда-либо, но все равно я съел все, что мне полагалось, не забыв на тарелке ни единой крупицы. Я набил себе желудок. Голодным я сел за стол, был голоден, пока ел, и голодным же встал из-за стола.

– Ешь то же, что я, – сказал мой отец, – и ты вырастешь сильным и стойким.

– Может, фасоль повкуснее этого риса?

– Когда нам завтра придет время ее поесть, она окажется вкуснее всего на свете.

– Каким это образом?

– Ты и я, – сказал мой отец, – мы оба писатели. И каждая вещь на свете для нас больше и лучше, чем для кого бы то ни было. Ты все время пишешь свою повесть.

– Я не знаю, с чего начать.

– Этого не знал ни один писатель. И ни один не знал также, когда именно он начал. Что ж до твоей повести, то она начата уже давно.

– Без шуток?

– Без.

Я вскочил с места и пустился в пляс, и мой отец разразился смехом, тем самым смехом, который так мне нравится, чудесным смехом сумасшедшего голодного писателя.