Осечка
– Безупречная красота скучна до невозможности, – приговаривал Петрович, выстригая волосы из ушей, – должна, должна быть пусть крохотная, но щербинка.
– Я бы даже сказал – обуза, – согласился Васисуалий, ровняя маникюрными ножницами кончики усов:
Пусть меня критикуют, пусть.
Приму плевки, как лобызанья.
Гнет спину перед Солнцем грусть,
Пыля тропою на закланье.
– Не иначе, быть дождю. С утра коленка ноет, – ляпнул некстати Петрович, пряча глаза в пол.
– Вряд ли. Глянь, на небе ни облачка. Ты бы фикус полил, – кот извлек из несессера тюбик с бриолином, – Мается.
Петрович взглянул на растение:
– Он привычный. С помойки принес. Там не забалуешь – не в больнице. Оранжерейные условия, мон шер, для слабовольных либо потомственных дегенератов, что в сущности одно и то же. Вспомни свое детство: чай не с блюдца ел.
– Попрекаешь?
– Отнюдь. Но и ты, чем советы раздавать, взял бы лучше швабру. Она соскучилась по мужскому вниманию.
Швабра кокетливо тряхнула подолом и подбоченилась.
– Что за квартира такая? – Василий посмотрелся в зеркало. – Кругом озабоченные, на подвиги мотивированные. Ты дрозофила давно не видел?
И действительно, муха не наблюдалось ни на стене, ни на крышке вишневого варенья.
Кот нырнул в шифоньер. После непродолжительной возни он плюхнулся в кресло и многозначительно закурил:
– Плохо дело.
– Скрипку дать? Или сразу в полицию звонить?
– Послушайте, Ватсон! Ваши дурные манеры хороши на плацу или поэтическом журфиксе. В обители кошерной овсянки и утонченного порока они, пардон, неуместны. Извольте принести мне десятичасовую рюмку Шерри и секунду помолчать.
Петрович на цырлах смотался к бару, отсчитал семьдесят семь капель, водрузил поднос на сервировочный столик и подкатил к креслу.
– Сильвупле, мусье Командор.
– Что я могу сказать, – Василий проигнорировал ехидный тон Хозяина, – из квартиры пропали две вещи: зонтик-трость и моя концертная бабочка. Какие предположения?
– Будет дождь. Я же говорил.
– И все?
Петрович, заложив руки за спину, стоял у окна. Напротив него, на краю помойки точно в такой же позе стояла ворона. Молчание длилось добрых минут пять.
Птица развела руками:
– Сдаюсь.
Петрович повернулся к Василию:
– Вечером в Большом «Аиду» дают.
– Хм, для поэта-склочника, вы довольно сообразительны. Однако: во-первых, Зинка авто не мыла, стало быть, дождь не собирается, во-вторых, бабочка легкомысленной расцветки и для классического репертуара не годится. Смените пепельницу.
Конец ознакомительного фрагмента.