Глава 3
Спал ли он? Ричард не мог этого понять. Всю долгую ночь он пролежал на постели, даже не откинув нарядное покрывало, не расстегнув пластинчатый пояс, просто рухнул и замер. Причем надолго. И это так не походило на всегда кипучего, переполненного силами, идеями и планами короля Англии, носившего прозвище Львиное Сердце.
Видимо, в какой-то миг он все же отключился и теперь не мог вспомнить, когда догорела свеча, оставив после себя лужицу расплавленного воска, из которой торчал огарок высотой меньше дюйма. Пламя угасло, но сквозь высокие округлые окна в покой уже просачивался слабый утренний свет. Настало время хвалитны[28], и Ричард слышал, как с городских колоколен Акры доносится перезвон, созывающий верующих к ранней мессе. Значит, вскоре придет час, когда он должен будет сказать главам крестового похода, какое решение им принято.
Но было ли у него это решение? К какому выводу он пришел за долгие ночные часы раздумий?
Ричард рывком поднялся. Спал он или нет, но заставить себя очнуться Ричард умел. Итак… Король Англии обеими руками провел по пышной шевелюре золотисто-рыжих волос, оправил пояс. Итак… Сегодня он выскажет свою волю, и от этого будет зависеть дальнейшая судьба крестоносцев в Святой земле.
Этот крестовый поход был детищем короля Ричарда Английского: именно он ратовал за войну с завоевателем Иерусалима Салах ад-Дином, именно он скликал союзников для выступления и комплектовал войска, собрал казну для похода и оплачивал его, воевал, побеждал, наступал… Пока вдруг не понял, что вся его затея может пойти прахом. Да, его храбрые крестоносцы могли бы взять Иерусалим, но вот удержат ли они его в своей власти? Кто из них останется защищать Святой Град? Ричард знал, что большинство его воинов только и живет надеждой, мечтая о том, как после посещения святой Гробницы они вернутся в Европу, к своим землям, родне, хозяйству. Конечно, в Иерусалиме останутся рыцари созданных в Святой земле орденов – госпитальеры и тамплиеры. Но их было слишком мало… А ведь вокруг Иерусалима лежат огромные, объединенные под властью султана Саладина владения, откуда рано или поздно опять явятся войска, и вновь будут противостояние, осада, штурм… Сможет ли горстка орденских рыцарей удержать под своей рукой Гроб Господень или же крестоносцы отступят, как вынуждены были отступить пять лет назад?
Была еще одна проблема, не дававшая Ричарду покоя. Пока он сражался и побеждал в Святой земле, в его собственных владениях в Европе случилось непредвиденное, в результате чего он мог лишиться короны. Ричарду теперь надо было срочно уезжать, оставив поход и крестоносцев, которых сам же и привел в далекую Палестину. Но, к его облегчению, другие вожди войска крестоносцев поняли важность причины его отбытия и поклялись продолжать войну за Иерусалим. Это воодушевило Ричарда. Однако его воодушевление несколько поутихло, когда крестоносцы на совете решили передать управление войском Креста Конраду Монферратскому. Маркиз Конрад был недругом Ричарда, вечно интриговавшим против него и строившим козни. Но все же он был воином, опытным и умелым, страстно желавшим получить под свою руку земли в Леванте. Поэтому английский король, как бы ни был разочарован выбором вождей похода, смирился с их волей, даже пообещал передать под власть Конрада три сотни своих самых умелых рыцарей с их отрядами и оруженосцами, а также оставить в Святой земле несколько тысяч пехотинцев.
Но из всего этого ничего не вышло – маркиза Монферратского убили ассасины. И самое ужасное, что ярый сторонник Конрада, епископ де Бове, уверял, что это было совершено по приказу Ричарда Английского.
Когда Львиное Сердце услышал это, он просто онемел. Даже не нашел слов, чтобы выступить против столь жестокого обвинения, а просто покинул шатер, где заседал совет крестоносцев. И хотя де Бове кричал ему вслед, что так Плантагенет признает правоту его обвинений, Ричарду нечего было возразить… Ибо раньше, еще до избрания на совете Конрада предводителем, Ричард и впрямь страстно желал его смерти. Когда он узнал, что коварный маркиз втайне от всех договаривается с султаном Саладином и даже готовится выступить с ним против своих единоверцев, Львиное Сердце послушал тамплиеров, советовавших при помощи убийц-ассасинов избавиться от опасного предателя Конрада. С потаенным стыдом король принял их предложение. А потом… Потом Конрада Монферратского провозгласили вождем похода и его договор с Саладином уже не играл никакой роли.
Однако посланцы к главе ассасинов Старцу Горы уже были отправлены. Надо было срочно посылать новых людей, отменять соглашение, даже откупаться, если понадобится.
Новое тайное посольство к Старцу Горы возглавлял кузен Ричарда, маршал ордена Храма Уильям де Шампер. На этого человека Львиное Сердце мог полностью положиться… Однако храбрый тамплиер погиб, выполняя задание, а из сопровождавшего его отряда вернулись только два человека… Конрад к тому времени был уже убит. Оказалось, что Старец Горы Синан сам жаждал расправиться с Конрадом Монферратским, ему и дела не было до требований крестоносцев, у него с маркизом были свои счеты.
Но слухи о причастности Ричарда все же разошлись. Несносный де Бове! Мало ли кто к нему прислушается! Но, как выяснилось, Ричард зря переживал: гневные речи епископа ни на кого не произвели впечатления. Крестоносцы верили в своего вождя Львиное Сердце, а убийцей считали султана Саладина, который, узнав, что опасный Мелек Рик уезжает, хотел таким образом избавиться от нового вождя крестоносцев. Правда, одновременно они подозревали в причастности к убийству Конрада Монферратского местного барона Онфруа де Торона, у которого Конрад год назад насильно увел жену. Последнее предположение было даже смешно, учитывая мягкий нрав и нерешительность Онфруа, однако многие поговаривали, что именно так, из-за угла, руками ассасинов, и мог разделаться с соперником оскорбленный барон. И все же ни Ричард, ни Онфруа де Торон не поехали в Тир на свадьбу Генриха Шампанского и вдовы Конрада Изабеллы – незачем было раздражать тех, кто пытался их уличить. После свадьбы все эти слухи постепенно сошли на нет. Латинские земли в Палестине получили нового короля – умного, сильного, храброго, полюбившего эту далекую от его родной Шампани землю. Однако именно потому, что на Генриха столько теперь возлагалось, он и не мог оставить только что приобретенное королевство и идти походом на Иерусалим.
Крестоносцы по-прежнему оставались без предводителя. И опять выходило, что все надежды на продолжение похода вновь ложились на Ричарда. А ему необходимо было уехать… спасать собственные владения, собственное королевство…
Вчера в Акре состоялся очередной совет предводителей воинства Креста. И после всех споров и препирательств глава французского воинства Гуго Бургундский, прозванный среди крестоносцев Медведем, высказал всеобщее мнение, что если они хотят отвоевать Святой Град, то вести их должен именно Ричард Львиное Сердце.
– У нас не раз были с тобой разногласия, Плантагенет, и все же я повторю то, что уже однажды говорил тебе: скорее баллиста будет стрелять без винта и рычага, чем христианское войско побеждать без короля Ричарда. Ты нужен нам!
Вот тогда-то Ричард и поделился с ними своими планами: им не имеет смысла проливать кровь своих воинов, осаждая Иерусалим, который невозможно будет удержать, а лучше начать военную кампанию по захвату Египта. Еще мудрый маршал Уильям де Шампер – мир его праху! – советовал это. Ведь Египет – житница султана Салах ад-Дина. Оттуда он получает подкрепление и войска, оттуда к нему идут караваны, оттуда он черпает силы. Завоевать же Египет, эту богатую и плодородную землю… О, это значит поразить султана в самое сердце! Не говоря уже о том, что после победы крестоносцы могут даже выдвинуть условие султану – обменять Египет и его столицу Каир на Святой Град Иерусалим!
Ричарду казалось, что он говорит убедительно. Ведь у крестоносцев были завоеванные ими мощные крепости Аскалон, Газа, Дарум, которые располагались у самых границ Египта, и именно оттуда они могут начать наступление на владения султана… Однако какой крик поднялся на совете при этих словах английского короля! Никто из них не пойдет на Египет, заявили главы войска, ибо крестоносцы прибыли в Палестину ради Святого Града, им нужно освободить Гроб Господень и получить отпущение грехов. Да и никто из простых солдат не пожелает воевать за Египет, когда все они живут надеждой на Иерусалим.
А тут еще почитаемый многими барон Балиан Ибелинский заметил, глядя прямо в глаза Ричарду:
– Сдается мне, Плантагенет, что ты не столько ради освобождения Святого Града хочешь повести нас в Египет, сколько ради собственных корыстных целей.
Взор барона Ибелина, героя защиты Иерусалима, был проницателен, и Ричард отвернулся от него. Что ж, были у него такие мысли о владычестве как в Европе, так и за морем. Но чем тот же Ибелин лучше Ричарда, когда для него самого куда важнее удержать свои, уже отвоеванные владения тут, на побережье Леванта, а не сражаться где-то за много лиг. И ни Балиан Ибелин, ни другие палестинские бароны не желали слышать никаких доводов Ричарда. Им нужен только Иерусалим, и при условии, что поход возглавит Ричард Львиное Сердце! Войска пойдут за ним, войска ему преданы… но только в случае, если он поведет их на Святой Град. Однако именно это теперь казалось королю невыполнимой и бессмысленной задачей.
И все же сегодня он должен дать ответ – возглавит ли в походе приведенных им людей или бросит их на произвол судьбы, решив спасать собственные владения в Европе.
О Господи, как же тяжело на душе! Как трудно принять приемлемое решение!
Ричард медленно шагнул к двери. Под сводами королевского замка в Акре было еще сумрачно, еще не были погашены светильники вдоль сверкавших восточной мозаикой стен. Понурив голову, Ричард неспешно двигался по арочной галерее, пока не услышал нежное пение литании. В конце галереи находилась часовня, где в эту пору должна была молиться королева Беренгария. Супруга Ричарда всегда поднималась до рассвета, стараясь не пропустить ни единой мессы.
Львиное Сердце остановился у створчатой двери. При свете горевших на алтаре свечей он увидел коленопреклоненную Беренгарию. Ричард слышал ее голос, когда она проговаривала слова молитвы, а вот сопровождавшие Ее Величество придворные дамы, казалось, подремывали, склоняясь друг к дружке.
Обычно Ричард не мешал королеве молиться, но сейчас громко окликнул ее:
– Мадам, мне надо переговорить с вами.
Если Беренгария и была недовольна, что ее прервали, то не выказала недовольства и сразу поднялась с колен, напоследок осенив себя крестным знамением. Она вообще была покладистой супругой. Не всегда, как уже понял Ричард, но старалась быть ему хорошей женой. Как она это понимала.
Ричард взял королеву за кончики пальцев и повел ее на открытую террасу, выходившую во внутренний сад замка. Из сада доносился аромат цветов, слышалось мелодичное журчание фонтана, над перистыми опахалами пальмовых крон светлело утреннее небо. Ричард усадил Беренгарию на небольшой скамеечке у каменной балюстрады и опустился рядом, не выпуская руки жены из своей ладони. Королева смотрела на него снизу вверх своими кроткими карими глазами, ее личико в обрамлении складок легкой вуали казалось нежным и трогательным. Подле своего крупного осанистого супруга миниатюрная Беренгария выглядела совсем крошкой, может, поэтому король чувствовал себя ее защитником и покровителем… подавляя потаенное раздражение, какое все чаще стало возникать в его душе, когда он понял, что эта наваррская принцесса, на которой он женился, отнюдь не та женщина, какую он желал бы называть своей супругой.
Они давно не спали вместе, и, казалось, обоих это устраивало. Но, как и ранее, Ричард при встречах держался с супругой нежно и учтиво.
– Беренгария, – начал он, стараясь говорить мягче, хотя присущие ему рычащие интонации все же прорывались в его низком глухом голосе. – Я мог бы начать разговор с заверений, что нет такого поэта, который бы воспел мое счастье быть супругом столь чистой и добронравной дамы, но сейчас я не буду произносить этих куртуазных речей, ибо мне надо поговорить с вами не как с женой или христианкой, а как с королевой, как с правительницей земель, кои после нашего венчания принадлежат нам обоим. Это Англия, Анжу, Нормандия, Мэн, Пуатье, Аквитания…[29]
– О, Ричард, я вас не понимаю, – поспешно произнесла Беренгария, но тут же будто испугалась своих слов: она осмелилась перебить супруга! Однако Ричард смотрел на нее, и она решилась продолжить: – К чему весь этот перечень? Или думаете, что я не знаю, какая огромная держава находится под вашей рукой?
– Под нашей, Беренгария. Вы рождены в королевской семье, и вас, как и меня, сызмальства наставляли, какие обязанности накладывает на нас полученная с рождения власть. Быть владыками земель и проживающих на них подданных – это удел, далекий от того, как живут обычные смертные. Мы знаем, что дела наших держав превыше всего… даже превыше общепринятых человеческих ценностей. Пойти на все ради блага государства – закон каждого правителя. И если вы понимаете это, то постарайтесь дать мне совет как государыня.
Он вздохнул, стараясь больше не смотреть в глаза супруги, ибо видел в них только замешательство. Но все же это была его королева! Королева Англии.
– Вы знаете, что у меня есть младший брат Иоанн – Джон, как называют его в Англии, где он в основном проживает. Еще Джона называют Безземельным, так как он единственный из детей моего отца Генриха Плантагенета, кого старик не наделил земельными владениями. Правда, одно время Генрих хотел сделать Джона правителем Ирландии, даже отправил его туда, но братец предпринял столь неразумные действия, что настроил против себя местное население, в результате чего ирландцы восстали, и королю Генриху пришлось приложить немало усилий, чтобы подавить этот мятеж. Больше он не осмеливался давать земли под руку своего младшего сына, что, впрочем, не мешало Джону оставаться его любимцем. Будучи порой во хмелю, король поговаривал, что однажды он сделает его наследником трона.
Львиное Сердце выдержал паузу, памятуя, что послужило поводом для подобных высказываний Генриха Плантагенета: и сам Ричард, и его братья Генрих и Джеффри восстали против своего отца-короля, приняв сторону матери, Элеоноры Аквитанской. Джон же всегда оставался с Генрихом… пока его не переманил на свою сторону хитрый французский король Филипп. И весть об измене любимца так подкосила старого короля, что, по слухам, это и послужило причиной его смерти. Однако Ричард сейчас беседовал с чистой в своих помыслах Беренгарией, и ей не стоит знать все дрязги в семье Плантагенетов.
Ричард прижал маленькую ручку королевы к своему лицу. О, как ему было нужно, чтобы она поняла его, чтобы поддержала! Его жена и королева…
– Мой братец Джон не забыл, что отец хотел видеть его на троне, но он всегда был слишком слаб и непопулярен, чтобы я всерьез видел в нем угрозу, когда отправлялся в крестовый поход. К тому же Джон обязан мне – я выдал за него наследницу графа Глостера и теперь он перестал быть безземельным: он граф Глостер, имеющий владения по всей Англии.
Беренгария слушала мужа, слегка наклонив голову, словно так ей было лучше воспринимать его слова. Ну да, она в курсе, что в Англии остался брат ее мужа, но зачем Ричард ей о нем рассказывает? Тем не менее она с пониманием кивнула, когда король поведал ей о противостоянии Джона и канцлера Ричарда Лошана. Да, да, должностные лица королей не помазанники Божьи, их часто недолюбливают, и Джон мог этим воспользоваться, высказалась она вслух.
Ричард обрадовался: кажется, Беренгария начинает что-то понимать. И он поведал, что, несмотря на противоречия между канцлером Лошаном и Джоном, его матери удалось подавить волнения, какие мог устроить его брат. Хвала Пречистой Деве – Небо даровало Ричарду умную и верную мать! Элеонора Аквитанская смогла собрать поднятых Джоном баронов, выслушала их и согласилась признать отставку канцлера, тем более что Ричард учел подобный вариант и оставил рекомендации относительно другой кандидатуры на пост канцлера – многими уважаемого епископа Руанского. Казалось бы, дело улажено, однако Джон уже закусил удила: теперь он уверяет, что Ричард уже не желает быть королем Англии, ибо присмотрел для себя иной престол – престол Иерусалимского королевства. В таком случае он, Джон, готов воссесть на английский трон и править своими подданными как их добрый король. Причем он уже собрал немало сторонников, которым весьма выгодно возвыситься при новом монархе, пока Львиное Сердце будет воевать с сарацинами где-то на другом конце земли.
При этих словах Беренгария слабо ахнула и опустилась на колени, молитвенно сложив руки. Но Ричард удержал ее.
– Прошу вас, не отвлекайтесь, Беренгария. Вы должны все выслушать, и тогда мы обсудим, как поступить.
Он ударил кулаком по перилам каменной балюстрады и продолжил: пока что королеве-матери удается сдерживать сторонников Джона, она даже сумела внести в их ряды раскол, объяснив, чем для них обернется подобная измена помазаннику Божьему королю Ричарду, когда тот вернется… Но на днях он получил от Элеоноры еще одно письмо, в котором королева настоятельно требует возвращения Ричарда, ибо в игру вступил еще один недруг Львиного Сердца – король Филипп.
– И поверьте, Беренгария, Капетинг не просто вышел на Джона, а предложил поддержать все его устремления на пути к трону, если тот согласится отдать ему Нормандию. Слышите – нашу Нормандию! И дабы прельстить Джона этим союзом, Филипп предложил ему жениться на его сестре Алисии, моей бывшей невесте!
– Но ведь Джон женат? – не поняла Беренгария.
Ричард так поглядел на нее, как будто только что вспомнил, с кем разговаривает. Ну да, она же женщина, а их больше всего волнуют альковные дела.
– Дело в том, Беренгария, что, когда заключался брак Джона и Ависы Глостерской, существовали некоторые… эээ… некоторые препятствия. Ибо Ависа приходится моему брату родственницей. Ее дед и моя бабка были братом и сестрой.
Королева ахнула, прижав ладони к щекам:
– Зачем же вы позволили столь кровосмесительный союз, Ричард? Вы взяли на душу такой грех!..
– Никакого греха, если сам Папа позволил им обвенчаться! – не сдержавшись, рявкнул Ричард.
И Беренгария, увидев неудовольствие супруга, поспешила заговорить о другом:
– О, супруг мой, думаю, вам незачем беспокоиться, вряд ли принц Джон решится посягать на английский трон в ваше отсутствие. Ведь по сути это означает войну против вас. А Его Святейшество Папа наложит интердикт[30] на любого, кто посмеет посягать на земли короля-крестоносца, воюющего в Святой земле.
– Я бы тоже так думал, если бы в дело не вмешался Филипп Капетинг. – Львиное Сердце потер кулаком свою золотистую бородку. – Капетинга называют Ангелом… И, клянусь копьем Господним, он знает, как подать себя таковым. По крайней мере даже сам Папа проникся к нему симпатией и, вместо того чтобы осудить Филиппа за то, что вопреки всем обетам он оставил крестовый поход, признал его участие в войне с неверными выполненным. Теперь же Филипп с Джоном придумают еще какую-нибудь интригу, выставят меня перед Святым Престолом как зачинателя смут в рядах крестоносцев, а сами тем временем начнут делить мои владения. Но эти владения были даны мне Богом, я их государь! О, раны Господни! Неужели эти двое не понимают, что я сражаюсь здесь и за них! За всех христиан, коим дороги наши вера и честь! Коим необходима милость Неба, ибо на что же мы можем рассчитывать, когда сам Гроб Господень попирается ногами неверных?
Ричард по своему обыкновению разгорячился, но маленькая королева Беренгария успела поймать его руку, прижалась к ней щекой.
– Успокойтесь, Ричард! Я с вами. Я не оставлю вас и буду молиться за наше дело со всем пылом моей души…
– Если бы мне нужно было только это, – вырвал у нее руку король.
Он встал, прошелся по террасе. Откуда-то издалека послышался одинокий крик муэдзина, а потом зазвучал и колокольный звон – окончилась ранняя служба. У Ричарда еще есть время принять решение, прежде чем в полдень отзвонят час шестой[31]. Но обычно ни в чем не сомневающийся, не колеблющийся король Львиное Сердце еще так и не принял никакого решения. Поэтому и чувствовал такое отчаяние…
– Беренгария! – Рослый Ричард вдруг кинулся к ней, припал головой к ее коленям. – Королева моя, жена! Мы – короли огромной державы, но мы и паладины… И если я останусь в Святой земле… Конрад убит, у похода нет главы. И вожди нашего воинства просят меня остаться и вести их на Иерусалим.
– О, это такая честь, Ричард! Вы рождены для этого! – воодушевленно воскликнула Беренгария.
Он выпрямился. Оставаясь на коленях подле восседавшей на скамье Беренгарии, он смотрел ей прямо в глаза.
– Беренгария, я король. Я правитель, а в моих землях назревает заговор. Моя мать, которая некогда сама несла крест в походе, умоляет меня вернуться. Ибо иначе я могу лишиться королевства. Это мой долг! Кроме того, никто не знает, удастся ли нам вернуть христианам Гроб Господень, а королевство я могу потерять уже сейчас!
Сжимавшая руки Ричарда Беренгария резко отпустила их, почти отбросила. Ее обычно кроткие глаза сердито полыхнули.
– Мне стыдно слышать от вас столь малодушные речи, Ричард! Как вы можете сомневаться, что отвоюете Иерусалим, когда вас об этом просят… умоляют тысячи людей, взявших крест ради борьбы с неверными. И это вы, самый прославленный паладин!
Она резко встала:
– Да будет вам известно, что до того, как королева Элеонора приехала сватать меня в Наварру, я вообще не помышляла о браке. Я хотела остаться в монастыре одной из невест Христовых, и это было моим самым страстным желанием. Но когда сказали, что мне предстоит стать супругой и соратницей короля-крестоносца, поднявшего весь мир на борьбу с султаном, осквернившим наши самые ценные святыни… Поверьте, я не раздумывала ни единого мига. И я готова была претерпеть все трудности похода, готова была служить вам, выполнять ваши прихоти… даже смириться с вашим попранием моих супружеских прав… Но вот теперь вы говорите о своих владениях и больше не помышляете о славе освободителя Гроба Господнего…
– Беренгария, я думал, вы меня выслушаете и поймете, – раздраженно произнес Ричард и поднялся. – Моим землям в Европе угрожают война и разорение, моя мать не стала бы беспокоить меня по пустякам, однако она умоляет меня поспешить домой…
– И я умоляю вас, Ричард! Умоляю остаться.
Голос маленькой королевы неожиданно набрал силу:
– Как вы могли подумать о том, чтобы отказаться от похода?! Вам угрожают в ваших европейских владениях? Но это только угроза. Никто еще не развязал там войны, а Папа пока не поддержал ваших соперников. Вы же переживаете о том, что еще не случилось! Но даже если подобное произойдет… Что вам до этого, когда вы король-крестоносец, давший обет Господу освободить Святой Град.
Ричард медленно поднял на нее глаза. Лицо его побледнело, скулы напряглись.
– Таков ваш совет? Не думать о своих владениях, оставить их на произвол судьбы…
– На волю Господню!
Она взмахнула руками столь резко, что длинные широкие рукава ее блио взлетели и опали, как крылья птицы.
– А какого совета вы ждали, Ричард? Вы сказали, что будете говорить со мной как со своей королевой. Что вы хотите от меня? Хотите, я поеду с вами на войну? Хотите, облачусь в доспехи и буду молиться во время каждой вашей битвы даже под градом сарацинских стрел. А хотите…
– Довольно, – остановил ее Ричард. – Я понял, что вы желаете. Я пытаюсь вам объяснить, к чему меня обязывает долг короля и правителя, но вы глухи к моим словам, как жена Лота.
Он сказал это, едва сдерживая гнев. Да, королева абсолютно его не понимала. Она была его женой… но он был бы глупцом, если бы надеялся найти в ней хоть крупицу того разума государыни и советчицы, какой была его мать.
Чуткая от природы Беренгария сразу уловила раздражение в его голосе. На ее глаза тут же навернулись слезы.
– О, Ричард… Неужели вы хотели бы, чтобы я отправилась в далекую, чуждую мне Англию и стала там бороться с Джоном и Филиппом?
Ричарду это показалось даже забавным. Несостоявшаяся монахиня Беренгария Наваррская и столь коварные противники, как Филипп и Джон.
– О нет, госпожа моего сердца, – произнес он негромко. – В далекой и чуждой для вас Англии уже есть женщина, которая с этим справляется куда лучше, чем могли бы вы.
Беренгария поникла, понимая, что он говорит о мудрой Элеоноре Аквитанской. Конечно, куда ей до этой правительницы, прозванной подданными Золотой Орлицей. И Ричард это понимает, он даже не смотрит более на нее, он разгневан. Но – о Небо! – неужели он желает, чтобы она отговорила его от похода? Немыслимо!
– Ричард, святая война за Иерусалим важнее всего, важнее вашего трона в Англии, – начала Беренгария и оглянулась. Ричарда рядом не было. Она была так потрясена его намерением оставить крестовый поход, что не заметила, когда король ушел.
Ричард пожалел, что открылся в своих сомнениях перед женой. Хотя чего он от нее ждал? Совета и поддержки, какие привык получать от матери? Или думал, что она и впрямь поедет в Европу, к Папе, чтобы просить за него? Такая крошка сама нуждается в защите, ибо она ни на что не способна. И зря он так громко разговаривал с ней… а она с ним. Но как же она уверена, что все его дела в Европе ничто по сравнению с Иерусалимом. Иерусалимом, воюя за который он может лишиться своего положения, стать изгоем в собственных владениях.
Их громкий разговор действительно не остался незамеченным. Когда Ричард поднялся по ступеням террасы, он неожиданно столкнулся со своим капелланом Николя – лицо священника было залито слезами. Ричард криво усмехнулся:
– Подслушивали, святой отец?
– Я просто стоял тут. А вы говорили так громко…
Ричард прошел мимо, не придавая значения оправданиям Николя.
Итак, Беренгария считала его Англию чуждой страной и видела миссию супруга только в войне за Иерусалим. Но Ричард знал, что некогда один из английских принцев так же не очень-то спешил проявить свои права на английский трон, сражаясь в Святой земле. Это был старший сын Вильгельма Завоевателя Роберт Кургёз[32], который прославился в Первом крестовом походе. Пока он совершал подвиги у стен Иерусалима, его нормандские владения захватил его младший брат, короновавшийся в Англии как Генрих I[33]. И после возвращения в Европу Роберта Кургёза ждала долгая кровопролитная война за свои наследственные права. Но Генрих уже укрепился на троне, заручился сторонниками, и в итоге Роберт проиграл ему и был заточен в Глостерском замке, где провел в плену двадцать восемь лет до самой своей смерти. Говорят, в заточении он сочинял песни, одну из них Ричард прекрасно знал, она начиналась словами «Горе, что я недостаточно стар, чтобы умереть». И хотя сама личность Роберта Кургёза – обаятельного, щедрого, рыцарственного – вызывала у Львиного Сердца симпатию, но все же не настолько, чтобы он согласился повторить его судьбу. А ведь он по сути близок к этому…
Нет, он должен вернуться в свои владения, должен выполнить свой долг короля и правителя!
Ричард подумал, что он уже принял решение. Даже отдал приказ готовить корабли и паковать вещи. Он отказался принять магистра тамплиеров, только что прибывшего из Яффы. Черт с ними со всеми! Или они не могут обойтись без его советов? Пусть привыкают, раз не захотели прислушаться к его планам насчет обходной войны за Египет. Теперь же пусть воюют так, как сами сочтут нужным. А вот он считает, что весь этот поход изначально был ошибкой. И не потому, что опасается проиграть Саладину. Победить султана он сможет, что не раз уже доказывал. Но он не сможет победить эту землю, которая вновь и вновь будет восставать против небольшой кучки отчаянных храбрецов, решивших пойти против самого Провидения.
Резко повернувшись, Ричард едва вновь не налетел на капеллана Николя, стоявшего на коленях на выходе из королевского покоя.
– Да что вы все плачете, преподобный?
Невысокий капеллан в обтрепанной, выгоревшей до рыжины сутане всхлипывал, дрожа всем щуплым телом. Но при этом он держал на вытянутых руках меч Ричарда.
– Мой король, возьмите это.
Ричард неожиданно попятился. Он понял, на что рассчитывает Николя: взять сейчас у священника меч означало принять у самой Церкви оружие и продолжить борьбу.
– Я уже все решил, Николя.
– Нет, мой государь, вы в сомнении, и я предлагаю вам разрешить его. Сомнение есть признак веры. Апостол Павел говорил: «Каждый оставайся в том звании, в каком призван, но помни – разум часто оборачивается драконом». Так что ваши раздумья… они от лукавого. Ведь вы уже взяли крест, значит, вы раб Божий и должны оставаться у Него на службе во славу Его!
Ричард насупил золотистые брови. В его серых глазах появился темный отсвет кремня.
– Меня ждет мое королевство, отец Николя. Мое королевство – лен, данный мне в удел самим Господом. И я не раб Всевышнего, а вассал. Поэтому должен служить Ему там, где у меня это лучше выходит. Тут не вышло…
– Нет, все вышло. Вы, сир, сделали больше, чем мог бы сделать кто-либо другой. Люди шли за вами, ибо верили вам, верили в вас. Это ли не знак Всевышнего, что вы Ему нужны? Все наши паладины смотрят на вас как на опору самого Христа, а ваш отъезд повергнет их надежды в прах. Как вы сможете жить дальше, великий Ричард Английский, если, собрав такой поход и оставив его, лишитесь не только воинской славы, но и гордости, даже веры в самого себя?
Ричард вздрогнул. Николя хорошо знал его и понимал, что Ричард, как бы ни пытался убедить себя в своем долге правителя, в душе прежде всего был воином и христианином. И признаться самому себе, что он уступил… проиграл, ушел тогда, когда еще мог бы победить… когда его просят победить и готовы следовать за ним… пусть и туда, где он сам не видел надежды, – это было для Ричарда самым страшным.
И король принял меч из рук священника. Но рука его опала, будто привычное оружие неожиданно стало для него тяжелым.
– У меня нет надежды на победу, Николя.
– Это только минутная слабость, – поднимаясь и вытирая слезы, сказал с одышкой священник. – Но вы не получали знака, что ваше дело обречено. Был бы такой знак, я бы не посмел препятствовать вам уехать.
«Но такой знак был, – подумал король, вспомнив послание матери. – Или это я просто решил, что это и есть знак свыше?»
Король глубоко вздохнул и велел готовить его к началу совета. Как говорится, взял в битву булаву, не жалуйся, что тяжела. И он, король Английский Ричард Львиное Сердце, пойдет в новый поход на Иерусалим… но уже без радости и надежды. Пойдет, ибо не имеет права оставлять тех, кого сам же сюда призвал.
Позже, когда к нему все-таки допустили магистра тамплиеров Робэра де Сабле, Ричард уже был готов предстать перед вождями крестоносцев: на его пышных золотисто-рыжих волосах сияла корона, он был облачен в длинную алую тунику, на груди красовался герб Плантагенетов – три важно шествовавших льва. Смотрелся он великолепно, но давно знавший Львиное Сердце де Сабле был поражен потерянным видом короля. Где его горделивая уверенность в себе, где решительная сила и тот внутренний пламень, зажигавший всех верой в победу?
– Как вы себя чувствуете, Ваше Величество?
Ричард сурово посмотрел на него из-под сведенных к переносице бровей и пожал плечами.
– Зубы не болят, малярии не ощущаю, арнольдией[34] я давно переболел. Чего ты придираешься ко мне, Робэр, как навязчивая нянька? Других забот нет?
Когда Львиное Сердце в таком настроении, его лучше не задевать. Однако магистр как раз и пришел, чтобы сообщить новость, которая не сможет не взволновать короля.
Де Сабле начал издалека: сказал, что до того, как Ричард пойдет на совет, он хочет отчитаться, как обстоят дела на южных границах отвоеванной крестоносцами земли: наскоков сарацин в последние дни не было, взятые крепости Газа и Дарон полностью подконтрольны новому королю Генриху Шампанскому, там ведутся строительные работы по их укреплению, а некогда разрушенный людьми султана город Аскалон почти весь поднят из руин. Ричард никак не отреагировал на это известие. К чему теперь заботы об этих расположенных у границ с Египтом цитаделях, если никто из соратников не принимает его план победить сарацин ударом по основным владениям султана? Ричард даже еще более приуныл, слушая эти новости, и магистр заметил это. Он постарался разбудить интерес Ричарда сообщением о тяжбе Салах ад-Дина с халифом Багдада, который опять отказывается присылать войска на помощь Иерусалиму, но и эта новость не взбодрила короля-крестоносца. Взгляд его серых глаз казался отсутствующим и туманным, он равнодушно смотрел в проем окна на паривших над башнями приморской Акры чаек.
Де Сабле умолк. Его все больше тревожила полнейшая апатия Ричарда. Неужели правы те, кто утверждает, что Львиное Сердце откажется возглавить поход? Но спросить об этом короля его старинный друг де Сабле не решался. И он в который раз пожалел, что рядом нет маршала де Шампера. Вот уж кто говорил все прямо в глаза королю, не опасаясь ни его гнева, ни его возражений. Вот кто умел убеждать Львиное Сердце в правильных решениях. Но Уильям умер – да пребудет с ним милость Всевышнего!
И все же де Сабле должен был оказать погибшему маршалу последнюю услугу, как бы ни отнесся к его сообщению Ричард.
– Сир, у меня есть еще одна новость.
Он поведал о том, что Уильям де Шампер сомневался, что его сестра Джоанна де Ринель погибла, как было сообщено Ричарду посланцами Саладина. Поэтому Уильям, с разрешения магистра де Сабле, отправил своих людей на ее поиски. Надежда была более чем слабая, просто какое-то интуитивное чутье де Шампера, но оказалось, что он был прав. И магистр рассказал, как недавно произведенный в маршалы ордена Храма рыцарь Юг де Мортэн сообщил, что, когда они с де Шампером побывали в Гнезде Старца Горы, глава ассасинов Синан поведал им о леди Джоанне: дескать, английская дама находится в замке Шобак, как ныне называют сарацины величественную крепость Монреаль в землях Заиорданья.
Показалось де Сабле или нет, но Ричард вдруг перестал следить за полетом чаек и прислушался к его словам.
– Слова такого лжеца, как Синан, это только слова, – продолжил магистр. – И я не очень поверил, что он сказал правду, когда услышал эту новость от Юга де Мортэна. Но недавно в Яффе кое-что произошло. Не далее как пару дней назад под двери башни, где расположился наш интендант мессир Обри де Ринель, супруг леди Джоанны, подкинули грудного ребенка. Девочку. Совсем малютку, не более месяца от роду. Причем при ней была записка, что она крещена именем Хильда и что это ребенок рыцаря Обри от его супруги. Но какой же скандал поднял Обри! Он доказывал, что ввиду принятого им обета целомудрия он уже больше года не имел плотской близости с супругой, так что пусть ребенка заберет кто угодно, пока он не сбросил его в ров под башнями Яффы. Мне пришлось вмешаться, – вздохнул магистр. – Ведь Уильям предупреждал, что его сестра на момент исчезновения была беременна, что бы там ни утверждал интендант Обри. Поэтому я велел позаботиться о ребенке, препоручив девочку людям из свиты леди Джоанны. И теперь маленькая Хильда под присмотром, а у меня есть все основания предполагать, что ваша кузина Джоанна все-таки жива, родила ребенка и вполне может оказаться в Монреале. Чтобы убедиться в этом, я уже отправил туда надежного человека, некоего венгра Ласло Фаркаша, рыцаря нашего братства тамплиеров.
Ричард неожиданно произнес:
– Я помню, что святая Хильда является покровительницей рода де Шамперов. И хотя ныне это не самое популярное имя в Англии, моя кузина Джоанна и впрямь могла назвать так свое дитя. А еще… – Он глубоко вздохнул и продолжил: – Когда Уильям узнал о кончине сестры, он сказал, что столь красивых пленниц сарацины не убивают, а отправляют в свои гаремы, чтобы те ублажали их. А Джоанна, к слову, весьма нравилась брату султана. Но участь наложницы сарацина… Ужасная участь для дамы, которая в родстве с домом Плантагенетов. И все же хвала Иисусу Христу, если она жива! Однако… Как они посмели мне лгать! Какое невероятное вероломство! Неужели Саладин и его сластолюбивый брат аль-Адиль рассчитывают, что я прощу им это пренебрежение, эту коварную ложь! Они что, уже совсем списали меня со счетов?
Де Сабле смотрел на Ричарда и не верил своим глазам. Он был поражен, что весть о считавшейся погибшей кузине так повлияет на короля. Тот ведь и не упоминал о Джоанне де Ринель в последнее время, и вот теперь… Магистр увидел злой блеск в глазах Ричарда, заметил, как его лицо вспыхнуло багрянцем и приняло надменное выражение. Король резко рубанул кулаком по воздуху, будто разя невидимого противника.
Все знали, что английский король мог пойти на любой риск, но никогда не оставлял своих людей в беде. Сейчас же он просто разъярился. Сбил пинком высокий шандал[35], заходил по покою из угла в угол, будто обозленный лев по клетке.
– Адам, поди сюда! – окликнул он дежурившего у дверей покоя рыцаря. – Подай мне меч, и пусть глашатаи трубят, что я готов идти на совет. Ибо я принял решение!
Ричард шел по переходам замка стремительно, так что свита едва поспевала за ним. Солидному магистру де Сабле тоже пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать от короля. Но тамплиер был доволен: он и не ожидал, что известие о пленении кузины короля так его подстегнет. А может, и ожидал? Ведь в душе Львиное Сердце был пылким человеком, тяготы и неудачи повергли короля в уныние, но капля ярости вновь заставила вспыхнуть пламя в его душе. И вот король Ричард опять стал самим собой!
Чтобы дойти до зала, где должен проходить совет, нужно было миновать открытую галерею над входом в акрский замок, и, шагая под ее сводами мимо каменных колонн, Ричард сверху увидел множество крестоносцев, собравшихся на главной улице города: все они пребывали в ожидании, что же решит Львиное Сердце и кто теперь возглавит поход. При появлении на галерее короля, облаченного в алые одеяния и корону, крестоносцы, подняв головы, воззрились на стремительно двигавшегося Плантагенета. Толпа колыхнулась, многие указывали на Львиное Сердце, однако, сколько бы их ни было, они не шумели, а просто смотрели на него в надежде услышать наконец о принятом им решении.
Ричард остановился. Отсюда, с галереи, он видел их лица, ощущал на себе множество взглядов, казалось, даже чувствовал исходящее от собравшихся напряжение. В зале совета английского короля ожидали главы похода; но крестоносцы, которые откликнулись на его призыв и съехались в Святую землю со всей Европы, тоже ждали его решения. Когда-то Ричард пообещал им победу. А отныне он не верит в нее… Но в победу верят все эти люди, если он будет с ними. Для них он символ этой победы.
У короля гулко забилось сердце. Власть – это и свобода, и невероятная ответственность. Ответственность за тех, кто тебе верит… И тогда даже свобода собственного выбора не так важна.
– Я остаюсь с вами! – внезапно крикнул Ричард. – Обещаю, что не вернусь в Европу до Пасхи следующего года и пойду с вами на Иерусалим.
Словно вздох облегчения прокатился по толпе. А потом суровые лица крестоносцев осветились улыбками, послышались радостные возгласы, перешедшие в хохот, счастливые выкрики, вопли восторга и ликования.
На другом конце галереи показались привлеченные шумом другие вожди похода – новый король Святой земли Генрих Шампанский, барон Балиан Ибелинской, герцог Бургундский, магистр госпитальеров и многие другие командиры ратей. Они сразу догадались, что могло вызвать такой восторженный рев собравшихся у замка крестоносцев. Ибо люди на улицах Акры скандировали имя английского короля, и все громче раздавалось радостное:
– Deus vult! Deus vult![36]
Ричард остается с ними! Так хочет Бог!
Гуго Бургундский подошел и радостно пожал Ричарду руку.
– Ты согласился, Плантагенет. Теперь ты с нами до конца!
Лицо Ричарда было бледным, а улыбка казалась натянутой.
– Да, я буду с вами… сколько смогу. И да простит меня Господь.