СТРАННОЕ ЗНАКОМСТВО
В пятницу рано утром я, уже по привычке, подъехала к дому Кэти. Подруга, как всегда, опаздывала. Дважды посигналив, я высунула голову из окна автомобиля и, приложив руки ко рту, прокричала на всю улицу:
– Кэтрин Элизабет Эндрюс, шевели своей задницей!
Миссис Престон, пожилая соседка из дома напротив, бросила осуждающий взгляд. Я, растянув губы в ангельской улыбке, хорошенько напрягла легкие и от всей души пожелала ей доброго утра. Терпение уже было на исходе, когда, раздраженно копаясь в бардачке в поисках подходящего музыкального диска, краем глаза я заметила, как Кэти выходит из дома, на ходу натягивая белую курточку. Наконец-то, не прошло и часа.
– Доброе утро, Джесс, – зевая, пробормотала она, садясь в машину.
– Знаешь, если ты и дальше собираешься каждое утро опаздывать, то лучше тебе пересесть на вело… Ого! – повернувшись к подруге, воскликнула я.
Прежде длинные, цветные волосы теперь были подстрижены до самых ушей, открывая тонкую шею с татуировкой в виде полумесяца.
– Что? Захотелось освежить имидж, – смущенно проговорила Кэти, проводя рукой по затылку.
– А что, неплохо. Мне нравится. Делает тебя еще более дерзкой, – ободряюще отметила я.
Кэти и без того отличалась бунтарским характером, так почему бы просто не поддержать подругу. Но, хотя мне действительно нравилась новая стрижка Кэт, импульсивность, с которой она появилась, в нынешних обстоятельствах несколько настораживала. По крайней мере, волосы все еще фиолетовые.
– Круто, пусть все сразу знают, с кем собираются связаться, – девушка весело подмигнула. – Что будем слушать?
– Сегодня ты выбирай, – сказала я, выезжая на дорогу.
Кэти немного покопалась в бардачке и выудила оттуда потрепанного вида диск «The Rolling Stones»4, давным-давно подаренный кем-то из кузенов.
– Да будет рок-н-ролл! – воскликнула она, включая музыку. – Тебе бы, кстати, не помешало коллекцию обновить.
– Спасибо, Капитан Фиолетовая Очевидность.
Ранним утром «Пайнуорд Хай» всегда напоминала копошащийся муравейник. К восьми часам школьная парковка уже заполнилась учащимися – все спешили на занятия. Мы оставили машину и уныло побрели ко входу в главное здание.
По дороге я бросила взгляд в сторону спортивного зала, у дверей которого футбольная команда расположила мемориал памяти Курта Джонса. Целая конструкция из цветов, плюшевых мишек и зажженных свечей, а в центре – тот самый портрет в деревянной рамке с красноречиво лежащим рядом футбольным мячом. Со стороны создавалось впечатление, будто еще немного, и «Пайнуорд Хай» единогласным решением увековечит своего защитника в камне.
Несмотря на всю мою обоснованную неприязнь к личности Курта и его сомнительным достижениям, назойливая мысль о том, что кто угодно может просто перестать существовать в один день, не давала покоя. Всего лишь семнадцатилетний парень, кем его запомнят? В лучшем случае заурядным спортсменом, одним из многих, в худшем – задирой из старших классов. И он уже никогда не добьется большего просто потому, что кто-то другой возомнил, что имеет право лишить человека жизни. Вчера утром все мечты и амбиции этого парня оказались навечно погребены на глубине шести футов под слоем могильной насыпи. Бедные его родители, какое это горе – потерять ребенка, но, во всяком случае, они смогли устроить настоящие похороны и по-человечески попрощаться с сыном. Матери Пейтан даже и этого утешения не предоставили.
Пройдя вглубь главного здания, мы с Кэти направились к шкафчикам: первым уроком в моем расписании стоял английский, поэтому необходимо было забрать учебник. Ступая по переполненному учениками западному коридору, невозможно было не заметить, что лица большинства из них, за исключением спортсменов, коллективно надевших на руки черные траурные повязки, не выражали ни малейшего признака скорби. Каждого занимали его собственные, куда более волнующие проблемы: экзамены, влюбленность, социальный статус. Типичные трудности в жизни обыкновенного подростка из маленького городка, спрятавшегося от остального мира в густых сосновых лесах.
Кабинет мистера Кармайкла, учителя английского, располагался в дальней части школы, и мы с Кэти, отдав друг другу наше фирменное эффектное рукопожатие, разошлись по разным сторонам. Всю дорогу до класса на глаза то и дело попадались расклеенные по стенам листовки с высказываниями известных писателей. Предполагалось, что мысли людей, живших три сотни лет назад, должны нас мотивировать.
Мистер Кармайкл, вечно подавленный, с постоянно влажными глазами – в них, должно быть, скапливались невыплаканные слезы от работы школьным учителем, – был мужчиной средних лет в толстых очках, отличавшимся склонностью к подчеркнуто затянутым монологам. Кроме того, речь его была такой монотонной, что порой от скуки хотелось заснуть и не проснуться. Сегодняшний день не стал исключением: вот уже двадцать шесть минут учитель меланхолично повествовал о становлении американской поэзии пятидесятых годов. В такие моменты я бы, пожалуй, отдала любую конечность, лишь бы обрести способность перематывать время.
Отсчитывая буквально каждую минуту до окончания урока, я, стараясь не зевать слишком уж откровенно, принялась искать, чем бы развлечь себя на оставшееся время. Аудитория мистера Кармайкла была занята кто чем, но точно не поэзией: одни тоскливо рисовали закорючки на полях тетрадей, другие, подперев голову рукой, задумчиво озирались по сторонам, как и я. Один из студентов лепил оригами. Некоторых учеников в классе я знала лишь через других школьников, но с большинством была знакома лично. Через две парты от меня, тщательно перебирая каждую бусинку на плетеном браслете, сидела Натали – моя коллега по газетной редакции. Встретившись взглядом, мы одновременно закатили глаза. Натали и я никогда не были в особенно близких отношениях, так, просто хорошие приятели, но общие трудности, как известно, сближают людей.
Глядя на Натали, я вспомнила о предстоящем выпуске «Пайнуорд Хай Дайджест», который должен был выйти уже во вторник. Джастин Хилл, пропустивший вчерашнее собрание, сославшись на мигрень, так и не прислал материалы. Тихонько вырвав из тетради листок бумаги, я нацарапала на нем три слова крупными буквами:
«ДЖАСТИН. СОБАКИ. СРОЧНО».
Немного поразмыслив, добавила приписку:
«P.S. как себя чувствуешь?».
Мистер Кармайкл, казалось, уже и сам был готов заснуть – его речь с каждой минутой становилась все тише и монотоннее. Если современная действительность и не высосала из человека жизненные силы, то это точно сделала государственная школа.
Удостоверившись, что учитель не заметит, я одним ловким движением перебросила записку Джастину, сидевшему по диагонали от меня. Парень, казалось, сперва вообще не заметил листка – так сильно он задумался, но потом вздрогнул и рассеянно развернул клочок бумаги. Испуганно взглянув на меня, он сделал пару закорючек карандашом и перебросил записку назад.
«прости. закончу к понедельнику. уже получше, спасибо, что спросила».
Я подняла большой палец в знак одобрения, и Джастин смущенно улыбнулся, пряча глаза. Выглядел он, откровенно говоря, не очень. Темные круги под глазами сильно выделялись на болезненном лице. Пожалуй, не стоит наседать на парня, пусть немного отдохнет. В конце концов собаки из приюта главной звезде выпуска не конкуренты.
Если честно, о Джастине я знала не так уж и много. По сути, только то, что его родители были очень религиозны. Этот факт и то, что парень частенько приходил в школу в синяках, уже служили достаточным поводом, чтобы сделать его объектом для насмешек среди избранного сообщества болванов-качков «Пайнуорд Хай». Не то чтобы Джастину доставалось больше остальных, но проблем, очевидно, хватало и дома, а тут еще и школа. Все это подкреплялось его природной застенчивостью и ожидаемо выработавшейся в таких тягостных условиях замкнутостью. Тем не менее на доброе отношение к себе он старался отвечать взаимностью и вообще производил впечатление тихого, но смышленого парня.
Резкий звонок, громовым раскатом раздавшийся в ушах дремлющей аудитории, едва не заставил меня подпрыгнуть на месте. Сон как рукой сняло. Быстро сложив тетради и остальные вещи в сумку, я хотела было сказать Джастину, чтобы он не беспокоился о статье, но, обернувшись, увидела, что его уже и след простыл. Ничего удивительного, мне и самой не терпелось поскорее сбежать отсюда.
Суета школьной жизни в некотором роде помогала нам с Кэти отвлечься от мыслей обо всех ужасных вещах, происходивших в городе. Исчезновения, убийства – все это было слишком для пары подростков. В конце концов мы были всего лишь детьми, а преступлениями должна заниматься полиция. Вот только она-то как раз ничего особо не предприняла. Когда исчезла Пейтан, в первые сорок восемь часов – самое критическое время, определяющее успех в поисках пропавшего человека, шериф полиции не обнаружил ничего, что могло бы считаться серьезной зацепкой. Да, офицеры осмотрели дом семьи Роуди. Да, они проверили школьный шкафчик и машину. Записали показания миссис Роуди, друзей и знакомых Пейтан. Но это так ни к чему и не привело, и, в то время как мы с Кэти в отчаянии расклеивали по городу листовки с надписью «ВЫ ВИДЕЛИ МЕНЯ? СООБЩИТЕ В УЧАСТОК» и с ужасом прочесывали леса вместе с группой добровольцев, опасаясь, что подруга стала жертвой нападения случайно забредшего в городскую зону медведя-шатуна, шериф полиции сидел в своем кабинете и спокойно попивал кофе. И эти люди когда-то посмели обвинить в непрофессионализме моего отца, обнаружив бутылку бренди у него в ящике стола, сместив его с должности. Уж он-то всю душу бы вытряс из каждого, кто хоть отдаленно связан с пропавшим ребенком.
Едва прозвенел звонок, муравейник «Пайнуорд Хай» снова зашевелился, чтобы после непродолжительного веселья опять затихнуть – ученики в очередной раз разбежались по классам. Остаток утра и немного послеполуденного времени пролетели очень быстро, как это бывает, когда перестаешь устало отсчитывать минуты до освобождения, и покорно сдаешься в плен академической успеваемости.
В обеденный перерыв я, прихватив с собой сэндвич и стаканчик вишневого йогурта, отправилась на ланч во внутренний дворик школы, где меня уже по традиции ждала Кэти. Не успела я бросить сумку на скамейку, как по громкой связи раздался голос директора:
– Добрый день, «Пайнуорд Хай», говорит директор Филлипс. Сообщаю о том, что сегодня после занятий в пятнадцать часов в большом спортивном зале состоится церемония прощания с Куртом Джонсом. Напоминаю, что посещение является обязательным, так как все факультативные занятия на сегодня отменяются. Повторяю: в пятнадцать часов в спортивном зале. Спасибо за внимание.
– Зато на физкультуру идти не надо, – пожала плечами Кэти.
К трем часам ученики уже столпились у входа в спортзал, гул стоял невообразимый. Все болтали, некоторые травили шуточки, страстный поклонник Эминема высокохудожественно насвистывал знаменитую мелодию из «Расшатанных нервов»5. Меньше всего происходящее было похоже на поминки.
Войдя в помещение, временами напоминавшее мне большую операционную из-за характерных сине-белых цветов школы и массивных прожекторов под потолком, мы с Кэти сразу направились к ненавязчиво расположенным местам сбоку, в самом верхнем ряду трибун. Тут Кэт резко дернулась в сторону так, что я даже не сразу поняла, насколько сильно ее толкнули в плечо.
– Смотри куда идешь, раскраска! – высокомерно мотнула головой светловолосая девица.
Ханна Дьюк. Воплощение зла в «Пайнуорд Хай». Нет, серьезно, если бы у дьявола было лицо, то он, определенно, выглядел бы как Ханна.
Кэти хотела было что-то выкрикнуть в ответ, а после еще и хорошенько приложить наглую чирлидершу по лицу, но я вовремя успела одернуть ее за руку. Не стоит затевать драку на глазах у всей школы – в сине-белом море спортивной формы вокруг мы явно оставались в меньшинстве.
– Спишем это на синдром скорбящей вдовы, – прошептала я на ухо подруге, потащив ее к местам в глубине зала.
Сплетни в «Пайнуорд Хай» всегда были практически одним из видов спорта. И последние сводки докладывали, что Ханна Дьюк, буквально сошедшая со страниц гламурного журнала с легким проблеском провинциальной романтики, была брошена Куртом незадолго до его кончины. Бессменная королева школы, капитан Пайнуордских «Лисиц» осталась не у дел. Кто знает, насколько далеко могла зайти отвергнутая девушка, желая отомстить за свое унижение?
Мы с Кэти заняли места в самом верхнем ряду трибун. Пока Кэт сердито бормотала себе под нос бессвязные ругательства, я вынула из сумки блокнот, чтобы сделать несколько пометок для статьи. Но, только взяв в руки карандаш, услышала над головой вкрадчивый голос:
– Здесь не занято? – я повернулась, пара темных глаз уставилась на меня из-под вопросительно приподнятых бровей.
Тот самый парень, на которого я бессовестно пялилась пару дней назад во дворе.
– Да. В смысле, нет, – от неожиданности я так растерялась, что начала мямлить несуразные вещи.
– Свободно, короче говоря, – вклинилась Кэти.
– Круто, – подмигнул парень, присаживаясь рядом. – Я Лукас.
– Я Кэти, – подруга с дружелюбной улыбкой протянула руку новому знакомому.
Мои губы будто склеились. Ну же, Джесс, не будь грубиянкой и назови Лукасу свое имя. Кэти пихнула меня локтем в бок, я густо покраснела.
– Д… Джесс.
– Ты же работаешь в школьной газете, да? – Лукас обратился ко мне.
Давай, Джесс, это не сложно. Газета. Просто еще один человек, которого ты можешь замучить рассказами о своей газете.
– Да, я главный редактор, – произнесла я довольно гордо, получилось чересчур напыщенно.
Лукас хотел было еще что-то сказать, но тут в центр зала вышла директор Филлипс, и все затихли. Мягкой походкой она прошла к стойке с микрофоном, ритмичный стук ее каблуков раздавался эхом по залу.
– Сегодня траурный день для всех нас. Сегодня мы прощаемся с Куртом Ройстоном Джонсом, юношей, который покинул нас в столь молодом возрасте. Его трагическая смерть наложила отпечаток на каждого из нас…
– Не чувствую на себе никаких отпечатков, – ехидно прошептала Кэти.
– … он был прилежным студентом, выдающимся спортсменом и добрым христианином….
Лукас саркастически вздохнул.
– … он был дружелюбен и открыт для всех и каждого, кто в нем нуждался…
Резкая вспышка от камеры осветила лицо директора Филлипс, отчего она скривилась.
– Вот это выражение лица уже больше похоже на то, какое впечатление Курт Джонс производил на людей, – наклонившись ко мне, тихо прошептал Лукас.
Я, не удержавшись, хохотнула. Со всех сторон на меня осуждающе зашикали.
– Извините, мэм… – неловко пролепетала Натали, слишком близко подобравшаяся к директору с фотоаппаратом.
– Ты знал его? – прошептала я на ухо Лукасу. – В смысле, как человека?
– Года два назад он и его компания затолкали меня в шкафчик Курта в этом самом спортивном зале. Они решили, что будет смешно. Я просидел там где-то сорок минут в полной темноте среди его вещей, пока тренер Чип Прайс не вытащил меня. Так что, в каком-то смысле я знал его получше многих.
Настал черед Кэти хихикать.
– … давайте послушаем добрые слова друзей Курта. Пожалуйста, Ханна.
Нервной походкой, Ханна Дьюк вышла в центр зала.
– Вы все знаете, каким был Курт. Он был классным другом, с ним всегда было весело…
Лукас снова наклонился ко мне:
– Очень жаль твою подругу.
От неожиданности я обернулась. Несмотря на то, что прошло уже несколько месяцев, любое упоминание Пейтан по-прежнему болезненно отдавалось во мне.
– Накопала что-нибудь о ней? – спросил он.
Директор снова заняла место у стойки с микрофоном. Ханна села обратно под бурные аплодисменты футбольной команды.
– С чего ты решил, что я что-то копала? – я свела брови, глядя на него.
К чему этот вопрос? Куда он вообще клонит?
– Ну, не знаю, люди ведь не растворяются в воздухе. А ты журналист. Неужели твоя творческая жилка не трепещет при одной только мысли об исчезновении человека? Тем более, близкой подруги. Какое было бы захватывающее расследование. Готов поспорить, она не рассказывала тебе все свои секреты, – он, не мигая, смотрел мне в глаза.
Я молчала. Прямо сейчас он говорит о Пейтан. Моей лучшей подруге, которая вышла из дома четыре месяца назад и уже не вернулась. О Пейтан, которую никто не ищет. О Пейтан, до которой никому нет дела.
– Для этого есть полиция, – отрезала я, отвернувшись.
– … поэтому я призываю вас быть осторожными. Наши сердца и молитвы сейчас не только с родителями Курта, но и с семьей Пейтан Роуди…
Вспышка озарения снизошла на меня с большим опозданием. Ну конечно, ведь с тех пор прошло несколько лет и мы никогда не общались, так с чего бы мне его помнить. Теперь же он сильно вырос и изменился в лице, но остались все те же темные волосы и длинные руки. Господи, и как я раньше-то его не узнала! Вот почему лицо Лукаса казалось страшно знакомым…
Я сорвалась с места, буквально перепрыгнув через парня, пробежала вниз по трибунам мимо раскрывшей рот директора Филлипс и выскочила из дверей спортзала.