I. Оказывается, существовало только двое египтян
Хеопс, или Хуфу
Египет издревле называют «Даром Нила». И не случайно. В определенное время года река выходит из берегов, покрывая иссохшуюся землю толстым слоем плодородного ила. А когда разлив отступает, окрестности, насколько хватает взора, кишат египтологами.
С давних времён Египет делится на две части – Верхний Египет и Нижний Египет. Нижний Египет занимает верхнюю часть карты, и посему для личного знакомства с ним вам придётся совершать путешествие в южном направлении. Местным обитателям это представляется вполне нормальным: ведь Нил зарождается на юге. Поднимаясь вверх по реке, вы, естественно, держите путь на юг и рано или поздно достигнете Верхнего Египта, и тогда Нижний Египет будет находиться совсем в противоположной стороне, то есть на севере.[1]
В политическом отношении Египет также делился на две части до тех пор, пока царь Верхнего Египта Менес не покорил Нижний Египет и не основал в 3400 году до н. э.[2] первую династию Верхнего и Нижнего Египта. Поговаривают, что его сбили с толку кровожадные гиппопотамы, что, скорее всего, маловероятно, поскольку до сих пор никто не слышал, чтобы эти травоядные животные кого-нибудь съели. Может быть, именно по этой причине современные исследователи склонны считать и самого Менеса лицом мифическим. Другие же утверждали, что лёгкая неточность относительно рациона гиппопотамов вовсе не обязательно служит веским доказательством того, что Менеса не существовало. В конце концов, судя по прессе, египтологи начали замечать этот персонаж.[3]
Египтяне Первой династии были цивилизованными во многих отношениях: в наличии у них имелись иероглифы, металлическое оружие для убийства чужестранцев, множество государственных чиновников, смертная казнь и налоги.[4] Одни египтяне были смышлёнее других. Именно представители этой категории изобрели противомоскитную сетку, астрологию и календарь, который был бы куда более эффективным, приходись в нем Новый год не на четвёртое июля.[5] Они свято верили в то, что Солнце отправляется в парусной лодке в ежедневное путешествие по Египту и что свинья пожирает Луну через каждые две недели.[6]
Рано или поздно эти люди захотели бы запечатлеть свои идеи для потомков, дабы и другие имели возможность повторить их ошибки. И они достигли своего при помощи иероглифов, иначе – письменных картинок, которые изображали быков, канареек, змеиные кольца и внутренности будильников.
Собственно говоря, цивилизация – это то, что мы имеем сегодня. Однако небесполезно узнать, что более пятидесяти веков тому назад в крошечной стране, удаленной от Нью-Йорка на тысячи миль и занимающей каких-то несчастных 13 000 квадратных миль, кто-то весьма напоминал нас.[7] Некоторые авторитеты полагают, что шумеры цивилизовались ещё ранее. Я, например, так не считаю: у меня такое предчувствие, что шумеры упустили свой шанс.[8]
Невзирая на столь прекрасное начало, мало что примечательного происходило в Египте до времён Третьей династии, когда мудрец, врач и зодчий Ахотеп и главный министр царя Джосер изобрели пирамиду – новый тип огромной царской могилы, сооружаемой из камня. Новинка гарантировала покой праху фараона и защиту части его имущества на вечные времена. Но если говорить откровенно, Аменхотеп Мудрый предложил упрятывать царский труп и его богатства в такой выдающийся момент погребальной церемонии, что грабители и воры просто не могли не видеть, что и где было спрятано.[9] Пирамиды регулярно «чистили», однако фараоны упорно строили их несколько столетий, прежде чем обнаружили непрактичность такого способа сбережений.
Пирамида Аменхотепа не была совершенна. Ее ступени, или террасы, не были монолитными, к тому же ее высота не достигала и 200 футов. Основатель Четвертой династии Снофру соорудил пирамиду куда лучше – с гладкими боками и ступенями, обложенными кирпичом, которые, к сожалению, вскоре отпали.[10] Снофру сейчас известен как отец Хуфу,[11] или Хеопса, как его называли греки,[12] – строителя великих пирамид в Гизе. Самая известная из них некогда имела высоту в 481 фут. Она всё ещё возвышается на 450 футов, но уже без верхушки, которая куда-то исчезла.[13] Хотя это строение оказалось совершенно ненадежным в качестве усыпальницы и хранилища драгоценностей, оно до сих пор считается одним из чудес света, хотя бы потому, что это – самая большая вещь, построенная по ошибке.[14]
Хеопс построил Великую пирамиду в Гизе около 3050 года до н. э., после чего почувствовал себя гораздо лучше. Великая пирамида занимает площадь в 13 акров (52 900 кв. м) и состоит из 2 300 000 блоков весом, в среднем, в две с половиной тонны каждый. Ее общий вес – 5 750 000 тонн, общий кубический объём – 3 057 000 кубических ярдов, не считая пустот, таких как погребальная палата царей, вентиляционные каналы и проходы в северной части для удобства воров.[15]
Если эти камни распилить на блоки по одному квадратному футу каждый и выложить их в один ряд, они создали бы линию длиною в две трети окружности Земли по экватору, или, приблизительно, 166 662 мили. И, тем не менее, мы часто слышим, что Хуфу, или Хеопс, не был по-настоящему великим человеком, достойным нашего глубокого восхищения и уважения. Есть такие люди, которые просто не могут понравиться.
Хуфу построил Великую пирамиду так, что после своей смерти он мог преспокойно оставить в ней свою мумию и отправиться в Долину Булрушей.[16] Ему также захотелось немного паблисити. Он точно знал, что достигнет цели, соорудив самую большую пирамиду. Мир проторит к ней дорожку. О ней будут писать статьи тысячи лет подряд.[17]
Конечно, Хеопс сам камней не носил. Он был гением и позаботился, чтобы самую тяжёлую работу делали другие люди. Он открыл удивительное явление: если кому-нибудь приказать что-то сделать, в девяти случаях из десяти это будет сделано.[18]
Называть Хуфу жестоким тираном только за то, что он заставлял 100 000 феллахов работать двадцать лет на его могилу, было бы не совсем верно. Учёные говорят, что он позволял себе это только три месяца в году, да и то в сезон дождей, когда они не были заняты сельскохозяйственными работами и изнывали от безделья. Простонародье Египта особой моралью не отличалось. Оно изрядно выпивало и все такое прочее… Хуфу делал им одолжение, занимая их работой, несколько напоминающей настоящий пикник. В то же время это занятие развивало их способности и обучало благородному труду. Большинство строителей пирамид не были рабами, как нам внушали в школе и во что мы привыкли верить. Они были свободными людьми с правами и привилегиями, провозглашенными в Конституции.
Хуфу позволял феллахам жить в прекрасных невентилируемых глиняных хижинах, построенных из грязи вблизи пирамид. Он кормил их редисом, луком и чесноком, обеспечивал достаточным количеством касторового масла для натирания тела.[19] Сэр Флиндерс Петри поведал нам, что старые истории о страданиях феллахов являются выдумкой. Сэр Флиндерс обожал бродить под палящим солнцем, нагруженный камнями в две с половиной тонны каждый, и думал, что все остальные люди также любят такое занятие.
Возможно, кто-то из феллахов и мог намекнуть Хуфу, что сделал для него вполне достаточно и вполне может сам превращаться в мумию и отправляться в Долину Булрушей.
В нынешние времена методам строительства Великой пирамиды посвящено немало исследований. Египтологов поражает факт, что такая грандиозная задача была осуществлена раньше, чем они родились. Наши инженеры заявляют, что они не взялись бы за такое дело, обладая лишь несколькими медными инструментами и при полном отсутствии механизмов из нержавеющей стали. Едва ли древние египтяне были такими же разумными, как наши эксперты. И всё же они продвигались вперёд и делали свое дело. А теперь можете думать, что хотите.
На самом деле постройка пирамиды – занятие сравнительно лёгкое. За исключением поднятия тяжестей. Вы просто располагаете стопку камней в уменьшающейся пропорции, осторожно размещая один ряд над другим, и вскоре получаете пирамиду. И тут нечего больше сказать.[20] Однажды оказавшись там, где ее поставили, она там же и останется. А почему бы и нет? Другими словами, пирамидам не свойственно падать, и это хорошее объяснение тому, почему Великая пирамида по прошествии стольких лет всё ещё стоит.[21]
Хуфу также построил три маленьких пирамиды на восточной стороне от Великой пирамиды. Они предназначались для трёх его жён. Это подводит нас к другому аспекту жизни фараона, ибо вы можете быть уверены, что они у него были.
Египтологи говорят, что они не имеют понятия, чем занимался Хуфу, когда не строил пирамид, поскольку он не оставил никаких записей о своих ежедневных занятиях. Они бы многое отдали, чтоб узнать об этом. Они также утверждают, что у него было шесть жён и полный гарем наложниц. Они не вполне связывают одно с другим, но вы понимаете, о чём идёт речь. И я понимаю. Нам не нужны какие-то иероглифы, чтобы представить себе, как Хуфу время от времени отправлялся посмотреть на продвижение работ и поделиться с дамами новостями, например сколько кубических ярдов песчаника он уложил после обеда.
Лично я назвал бы царский гарем одним из главных занятий Хуфу, которое заслуживает нашего внимания. Хотя мы не располагаем соответствующей статистикой, но все же допускаем, что он мог быть одним из самых больших сластолюбцев древнего мира, окруженный самыми лучшими наложницами, которых только можно было добыть в Африке, – все искусны в танцах, пении и в игре на семиструнной цитре и не только…
Как видим, Хуфу не был человеком полумер: он вряд ли чувствовал бы себя комфортно с какими-то семидесятью сожительницами – количество, которым обладал царь Джер в Первой династии. У него наверняка было их несколько сотен, хотя бы для того, чтобы побить рекорд. А ещё спрашивают, чем он занимался в свободное время!
Если вам кажется, что управлять подобным хозяйством дело пустячное, то вы ошибаетесь. Такая работа сродни строительству нескольких пирамид, если вы, конечно, не пытались делать этого ранее. Совершенно очевидно, что Хуфу поднял на новую высоту свои руководящие способности и был вполне доволен тем, чем упорно занимался на протяжении двадцати трёх лет своего царствования.
Весьма возможно, что шесть жен Хуфу не приносили ему громадное удовольствие. Ведь, согласно обычаю, он обязан был жениться на одной из своих родных или двоюродных сестер. О многочисленных тещах и говорить нечего. Естественно, столь напряженная семейная жизнь не могла не вызывать определенных воспоминаний во время эпизодически возникающих любовных связей. Поэтому, когда он переутомлялся, он всегда мог отправиться в Гизу и поруководить работами по строительству пирамиды.
Имя его старшей жены, приходившейся ему сестрой, родившей будущего фараона, известного в истории под именем Хафра (но еще более известного под древнегреческим именем Хефрен. – Прим. пер.), историкам восстановить не удалось, и она известна египтологам как дама, покоящаяся в «Джи 1-а», первой маленькой пирамиде. Другая его жена, приходившаяся ему двоюродной сестрой, царица Хенутсен, выбрала пирамиду «Джи 1-б», а вот в средней маленькой пирамиде «Джи 1-си» оказалась блондинка неизвестного происхождения, какая-то выскочка, которая непостижимым образом втерлась в доверие царской семьи. И правильно сделала. Судя по оказанным ей погребальным почестям, эта особа, очевидно, приносила Хуфу большое утешение. По крайней мере, она не была родственницей.
О блондинистой даме нам известно немного. Хотя… не исключено, что одна из дочерей Хуфу Хетеферес II была блондинкой. Во всяком случае, на настенной росписи в погребении Мересанха III она изображена с ярко-желтыми волосами, что позволило некоторым исследователям сделать вывод: она должна была иметь мать той же масти, значит, иностранку, поскольку египтянки были исключительно брюнетками. Боюсь, что это пока все известные науке факты.
Если вам нравятся сложности, вы, конечно же, вольны предполагать, что настенное изображение не всегда является доказательством того, что при жизни его оригинал имел волосы такого же цвета, или того, что ее мама в момент похорон была блондинкой. Но зато с твердой уверенностью можно заявлять, что у художника, оформлявшего эту могилу, в наличии была красная и желтая краски.
Геродот поведал нам совершенно иную историю о маленькой средней пирамиде. По его версии выходит, что, внезапно обанкротившись, Хуфу поручил одной из своих дочерей собрать необходимые средства и закончить сооружение Великой пирамиды. Шустрая девочка потребовала ошеломляющей платы за свой труд – целый блок от каждой партии поставляемых на строительство камней. И дела у нее пошли настолько хорошо, что ей удалось не только выплатить отцу необходимые средства на сооружение его детища, но и собрать достаточно камня для строительства своей собственной маленькой пирамиды. Казалось, что она вложила в это дело свое сердце.
Египтологи единодушно считают эту историю выдумкой. По их мнению, основывающемуся на тщательном и многократном измерении пирамиды с основанием в 150 кубических футов, с неизбежностью следует, что реализация такого проекта невозможна. Полагаю, что они знают, о чем говорят.
В любом случае, сын Хуфу по имени Хафру, или Хефрен, построил вторую пирамиду в Гизе, конечно, не такую большую и прекрасную, как Великая пирамида, или Великий сфинкс, но зато с собственным каменным изображением, в котором его лицо сочеталось с телом льва – символом силы фараонов.[22]
Сфинкс является символом нескольких вещей,[23] и те, кто думает, что сфинкс – это феминистская скульптура, которую можно называть «она», крупно ошибаются.
Сооруженная его сыном третья пирамида в Гизе была наполовину ниже, чем объект его отца, и располагала местом для погребения лишь двадцати младших жен.
А вообще-то жизненный путь Хуфу был непростым. Он был решительным и одновременно разумным человеком, верным другом феллахов, так что под его правлением страна начала ослабевать и уже так никогда полностью не смогла восстановиться.
Из-за того, что он всегда раздавал подарки тем людям, которые в этом нуждались, он лишился их уважения. Они думали: раз он столь добр к ним, значит, он должен быть полуумком. И они отказывались подчиняться ему.[24] В довершение всех бед его сын Шепсескаф однажды уронил царское достоинство, позволив своему любимому придворному вельможе Пташепсесу поцеловать свою ногу вместо земли, по которой ступала эта нога. Шепсескаф пирамид после себя не оставил, и Четвертая династия тихо и постепенно угасла. Должно быть было забыто золотое правило – в семье может быть только один Хуфу.
Осталось поведать совсем немногое. Фараоны Пятой династии были перегружены щербатым камнем и булыжниками. Одного из них назвали Нефериркара, другого – Неферефра, а третий вообще оказался остряком. Пепп II из Шестой династии попытался было вернуть стране процветание путем сооружения новых пирамид. Но, как оказалось, новые пирамиды приносили новые проблемы и не смогли существенно помочь его стараниям. Затем фараонам пирамиды наскучили и они принялись за игру в шашки.
Хатшепсут
В Восемнадцатой династии Египтом правила царица Хатшепсут[25] и Тутмос III,[26] которого она нередко «оглаживала» увесистым камнем по темечку. Слишком сурово судить ее за это не стоит, поскольку всю жизнь Хатшепсут окружало семейство маленьких уродливых фараонов со скошенными назад лбами, выпученными глазами и неестественно выпяченными зубами, что здорово действовало ей на нервы. Она страдала прогрессирующей формой болезни под названием «тутмос» – своеобразного состояния, при котором перед глазами непременно возникает какой-нибудь Тутмос, безразлично в каком направлении смотреть. Таким образом у нее появилось обыкновение швыряться всем, что попадется под руку.
Хатшепсут была дочерью Тутмоса I и уже в детском возрасте помогала ему править Египтом. Он был слишком ленив и апатичен, чтобы заниматься этим делом в одиночку. Дабы укрепить свои позиции при троне, она выскочила замуж за своего сводного брата Тутмоса II, тем более, что в ее жилах текла царская кровь по обеим линиям, а в его – нет.
Тутмос II был сыном Тутмоса I и какой-то неизвестной особы – факт, на который Хатшепсут время от времени обращала его внимание.[27] Это был болезненный юноша с прыщеватым лицом – самый слабый из Тутмосов. Тем не менее Хатшепсут удалось разобраться в его натуре, и они имели двух дочерей, Неферуре и Меритре.
Тутмос II умер в 1501 году до н. э.,[28] оставив Хатшепсут наедине со своим девятилетним сыном от одной из наложниц – Тутмосом III. Современные исследования показали, что грудные кости фараона, его плечи, ребра, таз содержали следы крысиного яда, а нос был деформирован до такой степени, будто по нему кто-то бил плашмя утюгом. Египтологи теряются в догадках, кто все это мог сотворить.[29]
Итак, на руках царицы оказался другой тип, самый безобразный из всей семейки – у него практически отсутствовал лоб, а затылок был абсолютно плоским.[30] К тому же он обладал противной привычкой огрызаться по каждому поводу.[31]
Поскольку Хатшепсут была единственным выжившим ребенком Ахмос, великой царицы и жены Тутмоса I,[32] ей пришлось выполнять нелегкую работу регентши своего юного племянника и, одновременно, пасынка. Такой ход событий не сулил ничего хорошего ни той, ни другой стороне, но фараонша все же сумела выдать свою дочь Неферуре замуж за Тутмоса III. Чего не сделаешь ради блага семьи, даже если для этого приходится превращаться одновременно в тёщу, мачеху и тетю Хатти. Но, увы, все ее жертвы не приносили искомых результатов.
Так продолжалось лет шесть или семь, и Хатшепсут решила принять меры. В конце концов, она была законной представительницей династии, и ей опостылело служить прикрытием для детей от наложниц, не получая при этом равных с ними почестей.
Коль уж такие люди, думала она, могут быть фараонами, почему бы не попробовать и ей самой. И Хатшепсут решила не отходить в тень, когда Тутмос III достигнет полнолетия.
Однако ее планам препятствовало то, что по обычаю старины Египтом мог править только мужчина. Увы, для такой работы формально у нее не было никаких данных. За то, что она все же сумела справиться с этой ситуацией, Хатшепсут назвали первой великой женщиной в истории. И покончила она с этой проблемой простенько и изящно – взяла и назначила себя царем Египта. И этим все сказано.
Для того чтобы показать своим подданным, что она великолепно соответствует данной роли, Хатшепсут установила множество статуй и всюду понавешала портретов, представлявших ее обычным фараоном с бородой.[33] Хотя это никого не ввело в заблуждение, тем не менее, воспринималось как законное подтверждение ее прав, потому что олицетворяла она закон. Хатшепсут поражала египтян, которые до этого верили, что их страна – мир мужчин. Конечно, так оно и было. Но с некоторыми исключениями.
Хатшепсут позволила Тутмосу III сохранить титул фараона и действовать в качестве юного совладельца трона. Иначе говоря, она позволяла ему курить в её честь фимиам, пасти её стада, служить ей на побегушках и маленькими иероглифами высекать своё имя на монументах вслед за её огромным именем. Он мечтал быть солдатом и воевать с Месопотамией, подобно Яхмосу I[34] и Тутмосу I, но стоило ему заикнуться о своих планах, как она принималась поглаживать его камешком по темечку. За пределами своего дома Хатшепсут стремилась к миру.[35] И хотя при ней армия вроде бы стала вялой, в лени обвинять её не приходится, ибо обычной работы у неё было немного: во время правления Хатшепсут нубийцы вели себя тихо, как мыши, а месопотамцы ни разу не осмелились поднять бунт. Видать, они кое-что прослышали о её характере.
Были у фараонши и нежные стороны. А у кого их нет? Проявились они в связи с красивым архитектором из незнатного рода по имени Сенмут. Его расчёты и чертежи приводили её в восторг. Она познакомилась с ним раньше своего мужа Тутмоса II, который советовал ей поменять архитектора.
Когда и где они повстречались, неизвестно, но вскоре после похорон Тутмоса II их как-то вечером видели в платановой роще, занятых обсуждением важных строений. А на следующее утро Сенмута назначили верховным правителем царских работ. С тех пор Хатшепсут и Сенмут проводили совещания почти ежедневно, поскольку она всё более и более испытывала потребность в архитектуре. Каждое утро Сенмут приходил во дворец показывать чертежи, а по вечерам они занимались проверками выполненных работ, не забывая при этом повесить на дверь табличку – «Не беспокоить».
В конечном итоге Сенмут стал самым могущественным человеком в Египте, насобирав столько титулов и приобретя такое множество богатств, что воспользоваться ими вряд ли было под силу одному человеку. И все это, разумеется, благодаря его собственным талантам. А фавора он лишился после двадцати лет активной службы.[36]
Сенмут был рождён архитектором – он доказал это при строительстве храма, который Хатшепсут заложила в Дейр-эль-Бахари в свою честь и в честь сына бога Амона.[37] После семи лет строительства всё ещё незавершённый храм оказался втрое большим, нежели планировал Сенмут, и обошелся в восемь-девять раз дороже, чем он рассчитывал, и, в общем, не имел никакого сходства с оригинальным планом, за исключением того, что это строение оставалось храмом. Кстати, его сооружение он так никогда и не окончил.[38]
Хатшепсут отличалась большой набожностью: как только на глаза ей попадалась подходящая стена, она спешила украсить её своими портретами и иероглифами, поясняющими, что она – дочь сына бога Амона, который лично короновал её, что дает ей значительно больше прав на трон, нежели Тутмосу III. Вообще-то это было отличительной чертой её характера – придумав что-нибудь эдакое, тут же извещать мир об этом на стенах.
Время от времени Хатшепсут и Тутмос сооружали незаконченные храмы, однако их главным увлечением были обелиски. Ей ничего не стоило установить пару обелисков, усеянных иероглифами, повествующими о том, какая она хорошая, и с изображениями египтян, одновременно идущих в противоположных направлениях. Буквально на следующий день Тутмос спешил установить два еще более высоких обелиска, рассказывающих, что хороший именно он.
Представлению о наружности Хатшепсут на определённых этапах её карьеры мы обязаны различным настенным надписям, гласящим, что «смотреть на неё было прекраснее, чем на что бы то ни было, ибо её великолепие и её формы были богоподобны». Кое-кому может показаться довольно странным, что женщина-фараон отличалась подобной откровенностью, когда ей уже стукнуло пятьдесят. Вовсе нет. Она чистосердечно рассказывала людям о том, какой она имела вид за тридцать пять лет до того, когда принялись высекать эту надпись, то есть еще перед тем, как она вышла замуж за Тутмоса II и начала поколачивать Тутмоса III. «Она была прекрасной и цветущей девой», – гласят иероглифы. И у нас нет причин сомневаться в этом. Наверняка нет никакого вреда в том, чтобы поведать миру, как кто-то там выглядел в 1514 году до нашей эры.
На что бы не намекали свидетельства о Хатшепсут и её друге, невозможно отрицать тот факт, что вместе они свершили великое множество строительных работ. Остальное – лишь слухи и сплетни.
Люди любят о ком-нибудь посудачить. Титулы вроде «Верховного правителя царских работ», «Управляющего царской спальни» и «Распорядителя личных апартаментов» просто так никому не даются, равно как земли и золото. Для этого надо было уметь в короткие часы проводить длительные беседы – таков уж был стиль Хатшепсут в ведении дел. К тому же совсем не просто найти хорошего архитектора, а это было так необходимо для успеха ее карьеры.
Одним из главных событий правления Хатшепсут было путешествие в Пунт, или землю Сомали, за вещами, которые используются в храмовой службе, и растениями для террасовых садов Амона.
Пять маленьких суденышек в 1492 году до н. э. отправились в Красное море и вернулись с тридцатью одним саженцем миртового дерева, многими сортами других ароматных и декоративных деревьев,[39] а также смолой мирры, игмутовым фимиамом, цинамоновым, хеситовым,[40] чёрным, или эбеновым деревом, слоновой костью, золотом, янтарём, тремя тысячами животных, в том числе борзыми, обезьянами и жирафами, несколькими аборигенами Пунта, коллекцией местных копий и некоторыми неведомыми предметами.
Пунтское приключение считается важным моментом в развитии египетского грузопотока. Истина заключается в том, что с самого начала египетской истории движение грузов совершалось стихийным образом. Путешествия по Красному морю были обычным делом со времен V династии, и Пунт был обычной остановкой. В VI династии чиновник по имени Хумхотеп одиннадцать раз отправлялся в Пунт за миррой и всем прочим, не поднимая вокруг этого никакого шума.
Но вы же знаете Хатшепсут. Она украсила стены изображениями, этаким графическим отчетом об экспедиции, провозглашая ее величайшим событием эпохи благодаря некоему определённому лицу.[41]
Умерла Хатшепсут в 1479 году до н. э. в возрасте пятидесяти девяти или что-то около того лет, после двадцати одного года и девяти месяцев правления, если вести отсчет от времени смерти ее мужа Тутмоса II. Никто не в состоянии доказать, что Тутмос III убил свою тётю Хатти или, по крайней мере, нанёс ей какой-нибудь вред. Но мы: то знаем, что она заставляла сидеть его в углу и кусать ногти, хотя в это время он официально являлся единственным правителем Египта. Так продолжалось двадцать лет, пока не произошло нечто из ряда вон выходящее. А что бы сделали вы на его месте?[42]
Виновен или нет Тутмос III, мы не знаем, но вёл он себя неподобающим образом, во всяком случае, не так, как должен себя вести человек, когда умирает его тётя, тёща и мачеха. Прежде всего он ушёл в запой на две недели, а некоторые утверждают, что и на все три. Затем поотбивал носы у всех статуй Хатшепсут и утопил их в глубоких каменоломнях, выскоблил ее лицо и даже имя изо всех папирусов и оббил ее лучшие обелиски так, чтобы потомство никогда не догадалось о ее существовании, по крайней мере, до такой степени, чтобы невозможно было прочесть иероглифы, рассказывающие о том, какой она была прекрасной.
Конечно, так поступать нельзя. Некоторые статуи выкопали, отреставрировали и выставили для обозрения в музее искусств Метрополитен и других музеях.[43] Каменные изображения с обелисков поотпадали, оставив сами обелиски в великолепном состоянии: даже многие века не смогли повредить иероглифы, которые легко дешифровать, – вот таков был результат неблаговидных выходок Тутмоса. В конечном итоге последнее слово осталось за Хатшепсут, что вовсе меня не удивляет.
Однако попробуйте догадаться, что сотворил этот мстительный парень после того, как у него не осталось носов для отбивания? Он отправился в Азию с огромной армией, перебил такое количество местного населения, что это, наконец, утешило его сердце, и награбил столько добычи, что Египет довольно долго купался в достатке.[44]
Так Тутмос III стал одним из первых представителей идеи интернационализма, или визитов в другие страны для уничтожения их обитателей. Он предпринял семнадцать экспедиций в Азию и затем расслабился на двенадцать лет, возводя свои собственные обелиски и оставляя на стенах свои мемуары. Сей фараон убивал нубийцев лишь затем, чтобы не подзабыть, как это делается, и на этом примере воспитывал самого младшего из внуков, Тутмоса IV. За это многие ученые считают его величайшим из фараонов. Вы обнаружите его имя в любом из списков действительно выдающихся людей.
Тутмос III умер в 1447 году до н. э., на тридцать второй год со дня смерти Хатшепсут. Ни единого из обелисков с надписями, повествующими чудовищную ложь о его семнадцати кампаниях, в Египте нет. Все они были перевезены в далёкие страны как сувениры.
Один из них известен под названием «Игла Клеопатры». И хоть Клеопатра никогда не имела ничего общего с Центральным парком Нью-Йорка, тем не менее эта ее «игла» заставляет прохожих остановиться на мгновение и среди дневной суеты задаться вопросом» А какого чёрта она тут стоит?» Её называют «Иглой Клеопатры» потому, что мир полон людей, которые размышляют над вещами такого рода. И если вы спросите меня» Почему?» – я отвечу» Так оно будет всегда».[45]