Глава 2
Палтанас
Идти в город с Луком вызвалась Нега. Он даже возразить не успел, как сестра смыла с лица краску, мгновенно натянула на себя любимое льняное платье, спрятала косы под хиланский платок, обратившись в скромную селянку, ухватилась за руку названого брата и едва ли не вприпрыжку зашагала рядом. Вроде бы ничего похожего: он чуть повыше, она пониже и значительно тоньше, она в платке, он в колпаке, у него глаза зеленые, у нее – черные, она в льняном в синеву платье, он в серых холщовых портах и такой же рубахе. Ничего похожего, а посмотришь издали, приметишь, как ноги ставят, как спину держат, как руками взмахивают, – ну точно, если и не двойняшки, все одно брат и сестра. Лук давно знал об этом, не раз слышал в спину: одна кровь или вылупки из одного гнезда, – даже удивляться перестал. Вот только сам он не мог понять: сестрой считает Негу или еще кем, все ему чудилось, что больше она ему, чем сестра. И Самана казалась большим, чем мать, хотя бы потому, что возилась с ним как с родным, хотя ни кровь, ни родство не заставляли ее тратить время на упрямого мальчишку. И Курант был большим, чем отец, пусть и не баловал парня ни добрым словом, ни взглядом. Лук даже улыбнулся этой мысли.
Конечно, и не могло быть у старика никакого взгляда, но, когда обращал он на мальчишку пустые глазницы, ему всякий раз казалось, что старик видит его насквозь. Вот Харас был ему братом, мог и по затылку щелкнуть, и посмеяться над младшим, а Нега, Самана, Курант все-таки чем-то большим. Вот и теперь Лук чувствовал пальцы Неги в своей ладони и нет-нет да косил на нее взглядом, все разглядеть пытался, что изменилось в девчонке за последние полгода? Отчего вместо того, чтобы дернуть ее, как прежде, за косу или ущипнуть за девичью округлость, он замирает и словно язык проглатывает? Так бы и смотрел на тонкий профиль, глаз не отводил, но и на высокий столб, возле которого как раз теперь суетились стражники с принесенной откуда-то лестницей, взглянуть хотелось. С озорной улыбкой, пусть и смешанной с болью, взглянуть. Не думал Лук подводить старика, но не смог остановиться, когда под утро народ разошелся и на становище торговцев наполз туман. Не удержался, в мгновение вскарабкался по скользкому столбу к щитам, добрался до покрытого белой эмалью щита клана Паркуи – клана Чистых – и ловко вывел углем глаз. Как бы и в самом деле не накатило каких-нибудь бед от его шалости! Впрочем, Куранта вроде бы больше обеспокоил сиун? Не просто побледнел старик, затрясся, когда понял, с кем пришлось скрестить меч Луку. Едва сиун исчез, тут же отозвал Хараса, отправил куда-то с поручением. Да, встреча с сиуном, как слышал Лук, плохая примета. Однако напрямую таинственное существо зла никогда никому не делало. Так чего тогда волноваться? Все же хорошо закончилось?
На плече у Лука висел мешок с половинками меча, который, едва публика разбежалась, сам собой развалился на части в его руке, пальцы девчонки стискивали кошелечек, в котором позвякивали три монетки Лука – гиенская чешуйка и два серебряных да горсть медяков, что добавила Самана, заплатить за проход в город. Крохотный глиняный квадратик-печатка от сиуна, с закругленными уголками и отверстием с краю, что обнаружился в плошке, висел у Лука на шее. На одной стороне коричневатой безделушки было изображено солнце, но не тусклое и мутное, которое ползло по летнему, красноватому небу Текана, а ненастоящее, четкое, окруженное короной лучей. На другой стороне – Храм Пустоты. Долго старик ощупывал глинку, нюхал ее, прижимал к щеке. Потом проскрипел, словно месяц не открывал рта:
– Храм Пустоты. Только не знаю, где такой стоит. Не видел такой. На ощупь – словно в колоннах, что ли? Обычно они простенькие, что здесь, в Хилане, что в других местах. Башня, плоский верх, низкий вход. Внутри пустота. Служба-то снаружи идет.
– С чего ты взял, что это Храм Пустоты? – удивился Лук.
– Крапины посчитай на макушке. Сколько их? Двенадцать? Точно так же, как и на знаке любого смотрителя, пусть даже это какой-нибудь вонючий соглядатай-храмовник самого мелкого пошиба. На всяком Храме Пустоты сверху двенадцать зубцов. А если зубцов нет да верхушка круглая, какой же это храм? Тогда это оплот. А на оплоте должна быть дверь. А где тут дверь?
Лук недоверчиво приблизил к глазам изображение. И на взгляд-то упомянутые Курантом «крапины» было нелегко разглядеть, а уж на ощупь…
– И что это значит? – нарушил Лук непривычную тишину. Даже болтушка Нега вдруг примолкла.
– А ничего, – почти безучастно пробормотал старик, словно мысли его уже были где-то далеко.
– А может, это печатка для пряников? – пискнула Нега и тут же затараторила: – А если это и есть всамделишный Храм Пустоты? Ну самый главный? Есть ведь такой? Почему все Храмы Пустоты маленькие, а этот с колоннами? А почему на всех храмах по двенадцать зубцов? А почему мы его не видели? А мы разве не во всех городах были? А что это вообще такое – Пустота? Почему ее все боятся, если она – пустота? Пустота ведь, это значит – «пусто»? Ничего нет? А почему храмовники ходят в жару в черных балахонах? А этот сиун почему был весь черный? Может, он тоже храмовник? Сиуны – кто такие? Колдуны, что ли? Так ведь колдовство запрещено в Текане? А если не колдуны, тогда почему меч Лука сломался, а меч, которым сиун махал, уцелел? Они же одинаковые. Или нет?
– Цыц! – гаркнул Курант, отчаявшись остановить поток словоизвержения жестами, и с раздражением повернулся к жене. – Самана, ты хоть заткни этот фонтан.
– Сам справляйся, – отозвалась от жаровни Самана. – Пока мелочью была, рот не затыкали, теперь уж поздно. Ничего, лишние слова вылетят, тут и примолкнет. Хочешь человека от глупости избавить, дай ему выговориться. Не мешай мне, скоро Харас овощи принесет с рынка, мне нужно все приготовить. Или куда ты его послал? Ты, что ли, будешь за меня кашу доваривать?
– Вот так вот, – пробурчал Курант. – Пока мелкая была, не давала окоротить, говорила, не трогай девчонку, а то характер переломишь. Теперь выросла – оказывается, раньше надо было окорачивать. Бросай свою кашу, жена.
– Что так? – выпрямилась Самана.
– Так вот, – пробормотал Курант, поглаживая скулы здоровой рукой.
– Может, это храм из какого-нибудь мертвого города? – заинтересовался Лук, продевая шнур в отверстие пластинки. – Ну в том смысле, что его уже нет? Да мало ли в Текане храмов? Да и только ли в Текане? Мы же не могли все углядеть? Разве нет поселений в Вольных землях? Или за горами?
– Хочешь заняться поисками? – поднял незрячее лицо Курант.
– Не знаю, – признался Лук. – Но ведь должен же быть в этом подарке какой-то смысл?
– Иногда смысл как раз в том, что его нет, – отрезал Курант. – А если бы он тебе бросил в плошку речную гальку, ты тоже искал бы в этом какой-то смысл? По-любому обманул ведь. Что говорят про сиунов на ярмарке? Ты ж ходил вчера по рядам, обещался слухов подсобрать, баек?
– Так-то ничего не говорят, – вздохнул Лук. – А вот если расспрашивать, кое-что узнать можно. Я, правда, о сиунах специально не расспрашивал. Но говорят, что сиуны – это те колдуны, которые перемудрили. Ну или постигли суть вещей. Победили смерть. Или пережили ее. И теперь они как ветер или как дождь. А ты разве не то же самое мне рассказывал когда-то?
Старик снова опустил голову. Так же молча стояла и Самана у котла. Лук помолчал, застегнул ворот рубахи, продолжил:
– Я слышал, что убить сиуна нельзя, даже вся гвардия иши не сможет с ним справиться. Все равно что воду мечом рубить. Впрочем, они и не лезут ни в чьи дела. Их замечают, но и только. Если они сами этого хотят. И еще – их очень мало. Сколько городов, столько и сиунов. Или сколько кланов, столько и сиунов. У каждого свой, выходит?
Старик продолжал молчать.
– О черном сиуне тут болтают порой, да. Мелькает он и в Хилане, и в других городах, но редко очень, да и зла никому не делает. Иногда по рядам ходит, порой фрукты пальцами плющит, ткани мнет. Озорует. Он вроде как не в себе. Больной, что ли? Если бы я знал, что он нынче появится, я бы поподробнее о нем расспросил. Но говорят, что местный сиун другой. Он вроде каменного столба, только столбов-то в Хилане много, и какой из них сиун, никто не знает. А этот черный – может, и не сиун никакой? Но если сиун, тогда, думаю, что повезло мне и увидеть его, и даже сразиться с ним. Кто еще может этим похвастаться?
Лук заметил дрогнувшие пальцы старика и добавил неуверенно:
– Или не повезло.
– Или не повезло, – наконец подал голос Курант и погрозил пальцем Неге, которая даже глаза выпучила, пытаясь сдержать очередное словоизвержение. – Болтаешь много, парень, тлен в глаза. От сестры заразился? Забыл правило? Из десяти слов, что на язык просятся, одно вымолвить можно, и то про себя.
Солнце только собиралось сползти с точки зенита, и его свет пронзал внутренность повозки через прорехи в тенте красноватыми иглами. У задранного полога позвякивал развешанной на веревке кухонной утварью ветер, всхрапывали лошади, рядом слышалось гудение толпы – представление продолжалось в других балаганах.
– Выкинуть надо эту безделушку, – проскрипел Курант. – Не к добру она. Все, что от сиуна, – все против человека.
– Ты уже встречался с сиуном, – понял Лук. – У тебя в руках был такой же знак?
– Не было у меня никаких знаков, – ответил Курант. – Но сиуна я видел. Не такого, которого считают придурком. Считай, что это было последним, что я видел. И говорить об этом я пока не хочу. Я правильно понял, что выбрасывать глинку ты не собираешься?
– Правильно, – упрямо мотнул белой головой Лук.
– Тогда будь готов к неприятностям, – тяжело вздохнул Курант. – Хотя на кочку пенять надо, пока не спотыкнулся. Потом уж поздно. Потом только на себя. Вот и отгуляли, считай…
– Хорошо подумал? – поинтересовалась Самана, затягивая волосы в тугой пучок.
– И думать нечего, – пробормотал Курант. – Поздно думать. Я сказал, бросай свою кашу.
– Так бросила уже, или оглох? – спросила Самана.
– Вот, – кивнул Курант и вдруг в мгновение стал собранным и строгим. – Беги к пристани, жена, найди щербатую, я брата ее в толпе слышал. Скажи, что помощь мне ее нужна. Уходить будем. Так-то, парень. Ведь знал, когда брал тебя, что этим все кончится. Ладно, потом обговорим. Пока отправляйся-ка в город, найди лучшего кузнеца, чтобы мог быстро сварить меч. Обходиться надо тем, что есть, даже плохонькие мечи на дороге не валяются. А они нам теперь могут ой как пригодиться. Двух серебряных хватит, может, и одним обойдешься, если деньги останутся, купишь сладостей Неге и Самане. Подсластить надо дорогу.
– Я пойду с Луком, – вскочила на ноги Нега. – А то он по дороге половину съест!
– Пусть идет, я справлюсь, – вздохнула Самана. – У меня во всякий момент все собрано.
– Давай, – кивнул Курант. – Только хорошенько присмотри за дружком, а то я слышу, возня какая-то началась у столба со щитами, мнится мне, без него там не обошлось. Попомни мои слова, парень, шуточки твои до добра не доведут. Собрался яму копать, нечего ленточки на рукоять лопаты вязать. Хотя чего уж теперь, поздно уму учить, если учителя перерос.
Лук покраснел, забросил за спину сумку с мечом и стал спешно выбираться из повозки.
– Не задерживайтесь, – буркнул вслед приемышам старик. – Мало у нас времени, очень мало. Харас встретит вас на обратном пути. Да не светитесь попусту. Чтобы незаметно и неслышно. Как учил.
В ряды со сладостями Лук решил зайти позже, да и не принял всерьез слова Куранта насчет того, что подсластить дорогу старик собрался, поэтому сразу направился к городским воротам. Кузнеца можно было найти и в слободке, и ремонт клинка дешевле бы обошелся, но уж больно Луку хотелось посмотреть Хилан, тем более если старик решил уходить с ярмарки. В прочие города повозка Куранта закатывала как в собственную вотчину, располагалась или на площади, или на пустыре, которым обычно ремесленные кварталы отделялись от остальных построек, а вот в Хилан заезжать не приходилось. Всякий раз балаган останавливался за стеной, да и нечего было делать возле Хилана во все прочие дни, кроме первой недели лета, всякий – что артист, что бродяга – старался держаться подальше от высоких стен столицы: еще попадешься под горячую руку какого-нибудь ловчего, ищи потом защиты у урая да приготовься обыскаться. Да и непросто было войти в город, только в дни водяной ярмарки можно было прогуляться по столичным улочкам за одну медную монету, в прочие дни пришлось бы выложить все пять, а уж с повозкой и десятью не обойдешься. Другой вопрос, что как раз в дни водяной ярмарки Хилан пустел, горожане сами уходили из города, кто на день-другой, а кто и на всю неделю. Но Луку-то какое было дело до зевак, торговцев и покупателей? Вот медяки, вот сломанный меч, вот город… Когда еще представится такая возможность? Шагай себе вперед, держи за руку щебечущую сестричку и раскрывай пошире глаза, чтобы все рассмотреть да не упустить ничего.
Сложенные из идеально ровных блоков известняка высокие стены Хилана и сами по себе были красивы: башни тянули их от одной к другой, словно кружевные ленты гиенских пастушек, но над ними вставали еще более красивые башни внутренних крепостей и зубцы замка самого иши. Жаль только, красотами столицы приемышам Куранта предстояло любоваться издали, в центральную часть Хилана Лук не собирался, но и издали было на что посмотреть. Замок иши был сложен из розового хурнайского туфа и в лучах солнца казался вырезанным из лепестков болотной лилии. Даже не верилось, что внутри этого великолепия мог жить обычный человек. По крайней мере, Курант говорил, что иша – самый обычный человек, который удачно родился и сумел потратить большую часть удачи на то, чтобы остаться живым до того самого момента, когда собрание ураев – Большая Тулия – провозгласит его очередным ишей. Да еще сберег достаточно везения, чтобы хватило на долгую властную жизнь. Или недолгую. Хотя что могло угрожать правителю великого Текана? Соперников у него под солнцем Салпы не было. Так что главное – удачно родиться.
– А почему иша перестает откликаться на старое имя и становится просто ишей, когда его избирают правителем? – осознал очередной вопрос Неги Лук и посмотрел на сестру.
Против обыкновения, она не стала обрушивать на названого брата следующие вопросы, а замолчала, склонив голову к плечу, и Лук в который раз подумал, что так и не заметил, когда говорливая черноглазая девчонка-непоседа обратилась в красавицу. Да не просто красавицу, а такую, равной которой он не встречал ни разу. Исключая собственную мать.
– Ты что так смотришь? – шевельнулись чуть припухлые губы.
– Любуюсь тобой, – вогнал сестру в краску честным ответом Лук и потянул ее за руку. – С чего ты взяла, что он перестает откликаться на старое имя? И какая нам разница? Ладно, пошли быстрее, если старику взбрело уходить с ярмарки, забот еще будет выше тента – сундуки собрать, повозку проверить, лошадей запрячь, шатер свернуть. До вечера можно провозиться. Поторопимся.
– А где мы будем искать кузнеца? – пролепетала Нега.
– В ремесленных кварталах, – пожал плечами Лук.
Ремесленные кварталы находились в северной части города, как раз со стороны ярмарки. В торговых рядах не делали секрета из того, что лучшие мастера обосновывались за стенами Хилана. А среди них встречались и искусные кузнецы, и загадочные оружейники, и еще более загадочные механики, которые вместе с оружейниками изготавливали для гвардии иши согласно строгим канонам страшно дорогие ружья, а помимо того и всякие чудные штуки вроде часов на городских воротах, весов, затейливых замков на любые двери, с которыми так трудно бывало порой разобраться, и хитрых лебедок, с помощью которых обычный человек мог поднять груз в несколько раз тяжелее себя самого. Конечно, все эти мастера если и не торговали своими изделиями, так уж точно бродили между рядами ярмарки или вовсе толпились у одного из балаганов, но один или два кузнеца непременно должны были оставаться у горнов: мало ли что потребуется воинам правителя? Об этом, да еще о странном черном противнике Лук и продолжал размышлять, тем более что Нега вновь защебетала о чем-то своем, между делом пытаясь выпытать: правда ли ее брат сражается с противниками на слух или что-то все-таки видит сквозь плотную ткань?
Между тем главные ряды ярмарки остались по левую руку, уходя к пристани. У самых городских стен пробираться пришлось уже между шатрами, за которыми поблескивала Хапа и возле пологов которых крутили головами мальчишки-приказчики, присматривая за хозяйским добром. Потом из-под шатров выползла пыльная дорога, обратилась вблизи ворот в мостовую, а там уж и Нега примолкла, придавленная тяжестью кладки, крутизной башен и тонкой резьбой барельефов и бойниц. Горожан у ворот было немного, да и те все больше выходили из города, чем возвращались в него. На жаре изнывали два молодых стражника, которые безо всякого интереса взглянули на деревянные ярлыки артистов и на две медные монеты, которые Лук заплатил за вход, и оживились только тогда, когда парень добавил еще монетку за добрый совет. Совет оказался простым: если имеется нужда в кузнеце, надо входить в город, поворачивать у третьей улицы направо и двигать в ремесленные кварталы, потому как у реки проживает знать, а справа как раз и кузнецы, и ювелиры, и всякий прочий отборный ремесленный люд.
Курант, конечно, объяснил приемышам, что северные ворота не были главными воротами Хилана, вели к торговой пристани и использовались прежде всего торговцами и цеховиками, но и на этой окраине города Лук, против ожидания, увидел чистую, незаплеванную мостовую, тщательно выбеленные фасады двухэтажных каменных домишек и поразился блеску стекол во всех, даже самых крохотных, окошках.
– Зачем? – неожиданно коротко и внятно произнесла Нега.
– Ты о чем? – не понял Лук, вертя головой.
– Зачем нужны решетки на окнах? – пояснила Нега. – Почему во всех домах железные двери? Все боятся Пагубы? Но разве грозит Пагуба горожанам? Разве слуги Пустоты нападают на города? Штурмуют стены? Есть города, которые были покорены ими?
– Я слышал об одном таком городе, – задумался Лук, покосился на водоноса, тянущего мимо тележку с кувшинами. – Араи его имя. Курант говорил о нем в тот день, когда меня оставили у вас. Помнишь?
– А ты разве помнишь? – открыла рот Нега. – Ты помнишь, что было десять лет назад?
– И десять, и одиннадцать, и двенадцать, – твердо сказал Лук, останавливаясь у начала третьей улицы, на которой вовсе не было видно горожан. – Двенадцать уже смутно, отдельными днями, даже мгновениями. Но о том, что было десять лет и семь месяцев назад, я не забуду никогда в жизни. Ты хотела бы жить в этом городе?
– Нет, – покачала головой Нега, вглядываясь в ровный, как луч солнца, ряд домов и невольно прижимаясь плечом к названому брату. – Тут все мертвое.
– Разве? – удивился Лук. – Тут все живое, просто слишком чистое. Хилан не похож ни на один город. Кстати, я первый раз вижу такую прямую улицу. Словно попал в лес, где вместо деревьев стоят ошкуренные бревна.
– Вот я и говорю. – Нега вздохнула. – Мертвое. Посмотри. Кругом камень. Ни земли, ни листочка, ни травинки. Вот как тут, к примеру, полежать на траве?
Лук рассмеялся, но тут же оборвал смех, который эхом разнесся по пустой улице, и подмигнул сестре.
– Я слышал, что в замке иши пол покрывают пластины из золота и серебра, и правитель ходит по ним в шерстяных носках.
– А я бы пробежалась босиком, – прошептала Нега и выставила тонкую ногу в стоптанной сандалии. – И мне кажется, что даже камень будет милее моим пяткам, чем золото или серебро. Как ты будешь искать кузнеца?
– По дыму, – ответил Лук. – Над жилищем кузнеца должен стоять дым. Даже если не слышно ударов молота. Если кузнец продолжает работать и в праздничную неделю, значит, он хороший мастер.
– Или плохой, – хмыкнула Нега. – Не успел сделать работу вовремя и корпит над железом в праздники.
– Так даже лучше, – позволил себе улыбнуться Лук. – Плохой мастер – дешевая работа. Хороший мастер, чтобы заварить неказистый меч, не требуется. Больше монет останется на сладости.
– Я не люблю сладости, – вздохнула Нега. – Самана любит. Харас. Я не люблю.
– Что же ты любишь? – спросил Лук.
– Не скажу. – Девчонка рассмеялась и побежала вперед, оживляя только что казавшуюся мертвой улицу. – Я вижу дым. И молот позвякивает. В самом конце улицы. Мы, кстати, могли бы дойти до этого домика напрямки, если бы пошли вдоль стены!
Лук постучал по двери деревянным молотком, который висел на короткой цепи, потом ударил по ней ногой и уже подумывал, не вытащить ли из мешка обломки меча и не громыхнуть ли по кованым перильцам, поднимающимся вместе с тремя каменными ступенями к входу в жилище, когда за дверью все-таки заскрежетал засов. В приоткрывшуюся щель над парой натянувшихся цепей высунулся конопатый курносый нос, затем показалось все конопатое, но милое лицо, из тонких губ прошелестело что-то вроде: «ой» или «кто это?». Лук встряхнул звякнувший обломками мешок, и дверь открылась. Из темного коридора повеяло прохладой, впереди мелькнуло серое платье, усилился звон, и, ступая по поскрипывающим деревянным ступеням, Лук вместе со спутницей прошел во двор дома. Проводница, оказавшаяся рыжеволосой круглолицей девчушкой – ровесницей Неги, шмыгнула в сумрак навеса, перед которым охаживал молотом на закрепленной на кряжистом пне наковальне какую-то железку кузнец. Он был не стар, но лыс, морщинист и невысок ростом. Вдобавок кузнец не мог похвастаться особым разворотом плеч, но состоял, казалось, из одних сухожилий. Покосившись на гостей, мастер сбросил зашипевшую железку в кадушку с водой, повесил на крюк, торчащий из столба, щипцы, сложил руки на груди.
– Ты ведь хороший мастер? – спросил Лук. – Работа срочная.
– Спрашиваешь, какой я мастер? – удивился кузнец. – О том за порогом спрашивают, да не у мастера, а у прохожих. Или у тех, кто железо мое пользует.
– Так пусто на улице, – пожал плечами Лук. – Народу в городе мало, у твоего дома так вообще ни души. Ярмарка. Да и выбора у меня не было, только твой молот звенит, только твой горн дымком попыхивает. Даже имя твое спросить не у кого было.
– Меня зовут Палтанас, – отрезал кузнец, зыркнул взглядом на Негу и протянул руку. – Что у тебя? Утварь в негодность пришла? Или жаровенка перегорела? За срочность приплатить придется.
– Меч, – протянул мешок Лук и едва не уронил его, потому как кузнец отдернул руку.
– Ты же не воин? – отчего-то побледнел Палтанас. – Мальчишка еще. Колпак сними.
– Всякий воин был когда-то мальчишкой, – недоуменно потянул с белобрысой головы колпак Лук.
Кузнец шагнул к столбу, сорвал с веревки тряпицу, вытер покрывшийся потом лоб, обернулся к навесу и крикнул:
– Лала! А ну-ка сбегай в дом, возьми сверток у меня под кроватью да неси его сюда. И кувшинчик вина не забудь.
Кудряшка вынырнула из тени и прошмыгнула мимо Лука, окатив парня завороженным взглядом и не преминув показать ему язык. Кузнец наконец выдернул у него из руки мешок, вытащил обломки меча, покачал головой:
– Гвозди им рубили, что ли?
– Почти, – кивнул Лук. – А один из гвоздей оказался прочнее других. Сварить надо. Хотелось бы конечно, чтобы меч балансировку не потерял, но уж как получится. Оружие не боевое, мы артисты с ярмарки. Циркачи. Развлекаем публику. И вот, остались без одного меча. У старика есть старенький меч, но он не дает его никому. Бережет.
– Так ты приемыш Куранта? – скривил губы кузнец. – Наслышан, как же. Чудеса о тебе рассказывают. А почему не слепой?
– Да лучше вроде с глазами-то? – хмыкнул Лук и тут же натянул колпак до подбородка. – А я так.
– Два серебряных, – бросил Палтанас.
– Курант сказал, что и серебряного хватит, – расстроился Лук. – Нам же красоты никакой не надо…
– Красота золота стоит, – отрезал кузнец и швырнул обломки меча в корзину. – А серебро беру за прочность. Меч перековывать придется. Иначе обломится в том же самом месте. Меч, конечно, простецкий, но не барахло, между прочим. Хотел бы я посмотреть на этого умельца, что его перерубил.
– И я хотел бы, – продолжил фразу кузнеца Лук. – Не разглядел я его. И перерубил он его таким же мечом. Только ногтем сначала по нему провел. И странно так перерубил – только коснулся, а развалился тот уже после. А перековывать меч долго придется? А то мы спешим…
– Долго, – мрачно бросил кузнец и крикнул через плечо Лука: – Ну что замерла, Лала? Иди сюда.
Девчушка, раскрасневшаяся, как колпак шута-затейника, протянула кузнецу длинный и, судя по всему, тяжелый сверток и загремела корзинкой, выставляя прямо на наковаленку глиняные чашки.
– Так положено, – пробормотал Палтанас, наполняя чашки из кувшина темным вином. – Нужно выпить. Работа может и год длиться, и два, а рождается меч в тот день, когда покидает кузнеца. Потом-то уж, конечно, как повезет, но и человек тоже так. Рождается, когда выбирается из лона. А там уж будет уходить от смерти, – добавил кузнец вполголоса, – пока однажды не сможет разминуться.
– Нам нельзя, – пожал плечами Лук. – Нельзя пить. Мы все время или работаем, или упражняемся. Я фехтую. Нега стоит на канате. Нельзя пить.
– Губы смочи, можешь не глотать, – кивнул кузнец. – И девчонка пусть губы смочит. Это ж не пьянка, обряд.
– А что за меч-то родился? – не понял Лук, слизывая сладкие капли с губ. – Пока, как мне кажется, как бы не наоборот…
– Не торопись, парень, – хмуро бросил Палтанас. – Всему свое время. Едешь на заднице с горки не по своей воле – не спеши отталкиваться, вдруг обрыв впереди? Деньги с собой?
– Вот, – выудил две серебряные монеты из раскрытого Негой кошелька Лук.
– Вот и ладно, – кивнул кузнец. Сунул монеты в потертый кисет и шагнул под навес, откуда уже крикнул: – Иди в дом, Лала. И смотри в окно, увидишь Далугаеша – беги ко мне со всех ног. Да не высовывайся потом, пока не уйдет. В чуланчике схоронись! – Вот, – вынес он примерно такой же меч, какой и просил отремонтировать Лук. – Возьми этот. Ничем не хуже твоего, даже и получше. Хотя такой же затупленный. Зато отбалансирован на совесть. Такими молодые ловчие в замке иши забавляются да время от времени приносят мне в починку. Забирай, а я твой сварю и отдам им. Не разберут.
– Подожди, – остановил мастера Лук. – Он стоит дороже двух серебряных. Сломанный меч пока не стоит ничего.
– Считай, что я починил его за два серебряных, и он стал не хуже этого, – поморщился Палтанас. – Бери, не тяни время. Запомни, парень, нет лучшего мастера в Хилане, чем Палтанас, и нет скупее мастера, чем Палтанас, и если я что-то отдаю дешевле, чем кажется, поверь мне, так надо, иначе цена непосильной выйдет. А теперь смотри сюда!
Кузнец сдвинул фартук, и Лук разглядел на крепкой груди багровый ожог. Красный квадрат с закругленными краями, в центре которого сочилось сукровицей ненастоящее солнце.
– Ой, у Лука такая же… – прошелестела Нега.
– Не рви ворот, – осадил Лука Палтанас. – Верю на слово. Времени нет. Вот. – Он поднял сверток. – Здесь меч. Год я его делал. Не месяц, не два, как обычно, а год. Заказала его какая-то женщина, из знатных, судя по всему, но кто – не знаю, лица не показывала. Отвалила мне за него столько, что я, как мальчишка-подмастерье, все ее капризы выполнял: чего только в сталь не добавлял, как только над заготовкой не измывался. Лала уж замучилась бегать по Хилану – нужные материалы доставать, но в итоге меч я выковал. И вот что я тебе скажу, парень, – это мой лучший меч. Думаю, что это лучший меч и во всем Хилане. В последний день ярмарки я должен был сдать его той самой женщине. Но с неделю назад в мою кузню заглянул старшина ловчих. Страшный человек. По слухам, лучший фехтовальщик Текана. Из тех, кому убить человека легче, чем прихлопнуть комара. Так вот он увидел этот меч. Я как раз полировал его. Увидел и сказал, что забирает его. Бросил мне пять монет серебра и объявил меч своим. Я, конечно, рассказал ему о том, что у меча есть заказчик, но он только рассмеялся и приказал заканчивать полировку. Он придет за мечом сегодня.
– Так почему ты хочешь отдать его мне? – не понял Лук.
– Меч он не получит, – медленно выговорил кузнец. – И не только потому, что я не хотел бы, чтобы лучший мой меч висел на поясе у самого отъявленного мерзавца. Я не воин, парень. У меня есть дочь, за которую я несу ответственность. И выбираю меньшее из двух зол. А та женщина, лица которой я не видел, много страшнее даже Далугаеша. Так мне показалось с самого первого дня, когда я начал работать над ее заказом. И вчера я в этом убедился. Определяй правителя по его слугам. Вчера на ночь глядя в этом дворе появился самый настоящий сиун. Он принес мне ровно ту сумму, которую заказчица обещала заплатить за готовый меч, и сказал, чтобы я отдал новый клинок белоголовому воину, который придет со сломанным мечом завтра.
– То есть сегодня, – потрясенно прошептал Лук.
– Я, хотя еле на ногах устоял, спросил его, – продолжил кузнец, – что мне сказать самому страшному ловчему Текана, который положил на этот меч глаз, но вместо ответа получил вот этот отпечаток на грудь и слова, что меч забрал сиун. Он сказал, что, увидев этот знак, самый страшный ловчий Текана не будет меня долго мучить. Ты понял? Если что, меч у меня забрал сиун, а уж как он оказался у тебя, не мое дело. Вот тряпка, примотай к нему старый меч, что я тебе дал: если на воротах лентяи захотят посмотреть – сдвинешь тряпицу и покажешь старый. Если Далугаеш узнает, где этот меч, тебе придется худо, парень. А мне так уж по-любому не поздоровится. Не покалечит, и то ладно. Но с сиунами не спорят. Говорят, встретил сиуна – меняй всю свою жизнь. Сразу меняй. Иначе пожалеешь. Правда, не меняет ее почти никто…
– Но почему… – не понял Лук, покосившись на сверток.
– Если ты не знаешь, я и подавно, – прошептал кузнец. – Я встретил сиуна первый раз в жизни и, знаешь, радости никакой не испытал. Забирай сверток. Там меч, ножны и ярлык на ношение оружия. Так вот ярлык тоже принес сиун, и на нем печать самого иши. И ярлык на подателя. Ты можешь это объяснить?
– Нет, – пробормотал Лук.
– Тогда забирай свое барахло и уматывай! – рявкнул кузнец.
– Папка! – закричала с галереи второго этажа Лала. – Далугаеш подходит к дому.
– Сюда! – зарычал кузнец, подталкивая Лука и Негу под навес. – Вот дверь. Дальше коридор, воротца и выход на улочку вдоль стены. Сотня шагов – и вы у ворот. Ясно? И чтобы я вас больше здесь не видел. Дорогу сюда забудьте. Эх, спаси меня и мою дочь Пустота…
Хлопнула дверь, и Лук с Негой оказались в полутемном коридоре.
– Ты что-нибудь понял? – спросила Нега. – Белоголовый воин… Ты разве уже воин?
– Подожди, – отмахнулся Лук, припадая к двери, за которой послышался раздраженный низкий голос.
– Что там? – прошептала Нега, не дождавшись ответа, присела, прижалась к щели и разглядела трех воинов в белых плащах ловчих, один из которых – с длинным носом и спадающими на плечи светлыми волосами, в желтых кожаных доспехах – был выше прочих на голову. Он стоял перед кузнецом и что-то негромко выговаривал ему, на что тот пожимал плечами и тыкал пальцем в рану на груди. Нега услышала странный звук, подняла глаза и с удивлением разглядела лицо Лука. Припав к той же щели в двери, он скрипел зубами, и по его лбу, скулам, щекам скатывались капли пота.
– Значит, «не будет долго мучить»? – выговорил он сдавленным голосом.
– Ты что? – прошептала она чуть слышно, но Лук не ответил. Нега вновь заглянула во двор и обмерла. Кузнец лежал на земляном полу крохотного дворика с рассеченным горлом, из которого толчками била кровь, высокий воин вытирал длинный нож содранным с несчастного фартуком, а один из спутников убийцы ковырял другим ножом тело. Вот он поднял какой-то окровавленный лоскут, высокий кивнул ему и, развернувшись, двинулся к выходу. Второй его спутник направился к лестнице в дом.
– Ужас, – прошелестела Нега. Она, дрожа, прислонилась к стене.
– Уходим, – прошептал Лук, лицо которого даже в темноте казалось сравнявшимся белизной с волосами, и взял ее за руку.
– Подожди. – Ноги ее не слушались. – Минуту. Как же так…
Она вовсе сползла на пол, обхватила колени руками. Лук присел рядом, положил ей дрожащие ладони на плечи.
– Нега… – Он говорил медленно и тихо, но не шепотом, а так, словно дышал словами. – Надо уходить, иначе я не слажу с самим собой. Больше десяти лет назад я жил в доме урая клана Сакува. В доме своего деда. Как-то утром ему доложили, что у ворот Харкиса остановился смотритель всего Текана в сопровождении полусотни стражников – ловчих иши. Обычное дело, раз в год смотритель появляется в любом городе. Проверяет, как соблюдаются законы иши, чем занят местный смотритель, не расплодились ли колдуны, не воздвигнуты ли тайные алтари каким-то богам, не нарушают ли каноны оружейники, не оскверняется ли священная Пустота. Но в тот день у главных ворот города прозвучали выстрелы. И началось избиение горожан. Всех. И мужчин, и женщин, и детей. Наш дом примыкал к одной из башен, мы могли вырваться и спастись, но моя мать тянула до последнего, ждала, когда все воины иши войдут внутрь города. И вот, когда рядом с нею остались только я и десяток окровавленных воинов, когда уже было принято решение уходить через башню-конюшню, ворота в которой только казались заваренными, в дом ворвался отряд ловчих. До второго этажа добрались два десятка вот таких же воинов в белых плащах. И эти трое были среди них! Правда, плащи на них были уже красными. От чужой крови. Нам пришлось прорубаться к нужной двери, даже я отмахивался кинжалом, хотя меня все-таки зацепили в трех местах. Вот этот длинноволосый чиркнул по голове. А потом они убил мою мать, понимаешь? Когда мы пробились к лестнице и ловчих осталось с десяток, она приказала старшине башни спасать меня, шагнула вперед с мечом, она была отличной мечницей, положила в тот день многих врагов. Но один из них махнул рукой, и… они выстрелили в нее из ружей, ее просто разорвало, и я это видел!
– Тихо. – Нега коснулась ладонями лица Лука. – Успокойся. Это было давно. Успокойся. Нам действительно нужно идти. Надо спешить. Кузнецу уже не поможешь.
Из-за двери послышался визг. Оставшийся воин, закинув на плечо мешок с каким-то добром, волочил за собой по лестнице за волосы рыжую девчонку.
– Не успели, – пробормотал с уже посеревшим лицом Лук и начал распутывать сверток. – Минутка у нас есть?