Социализм
О чем мы думаем, когда думаем о футболе? Футбол – сложнейший механизм, который состоит из огромного количества деталей, порой взаимоисключающих и противоречивых: память, история, положение, социальный класс и даже гендерная принадлежность – здесь возможны варианты от сугубо мужского начала до возрастающей год от года женской идентичности. К слову, идентичность в футболе затрагивает не только маскулинность и фемининность, она объединяет роды, нации и целые группы – как футболистов, так и фанатов. Последние склонны к самовыражению – в агрессивной форме (что чаще) либо в миролюбивой (случается и такое), когда одна группа болельщиков с уважением относится к представителям других «кланов».
Футбол – это игра, в основе которой лежит тактика. Не будем забывать и о строгой дисциплине, равно как и о беспощадных тренировках для поддержания физической формы игроков и (что гораздо важнее) оптимального состояния всей команды. Говоря о команде, мы обычно имеем в виду целостную систему, выстроенную в динамической конфигурации. Это матрица движущихся и постоянно меняющихся местами узлов, стремящихся сохраниться в едином формате. Команда – это мобильная трансформирующаяся конструкция, противостоящая некоей тождественной системе соперника. Главная цель команды заключается в том, чтобы вне зависимости от выбранного стиля игры – агрессивного либо пассивного – захватить и контролировать пространство.
Футбольная команда это делает по очевидной аналогии с тактикой полицейских или военных, будь то атака или отступление, оккупация или осада. По структуре своей организации она должна быть как маленькая армия: компактная, единая, мобильная, квалифицированная и с четкой системой субординации. Нередко приходится слышать, что футбол – это не что иное, как продолжение войны иными средствами. Тем не менее эти средства достаточно воинственны, ведь их в полной мере оправдывает поставленная цель: «Победа любой ценой» (или же при самом пессимистичном сценарии – героическое поражение)[1].
Билл Шенкли оттачивает походку на поле «Уэмбли», 1973 г. Evening Standard/Getty Images
Как любил говорить Билл Шенкли, герой моего детства и легендарный менеджер ФК «Ливерпуль» с 1959 по 1974 год, суть футбола заключается в двух принципиальных моментах: это контроль мяча и умение играть в пас. Когда же на поле удается сочетать и контроль, и пас и к этому добавляется движение и скорость, то в итоге команда обязательно забивает гол – разумеется, при условии, что после качественно сделанной передачи игрок выбирает правильный вариант развития атаки из двух-трех опций. Доводя данную мысль до логического завершения, можно сказать следующее: побеждает тот, кто забьет больше. Тут все предельно просто. Тем не менее великий Йохан Кройф в свое время заметил, что «играть в футбол очень просто, но играть в простой футбол – сложнее всего».
В отличие от гольфа, тенниса или даже бейсбола, крикета и баскетбола футбол нельзя назвать индивидуалистичным видом спорта. И хотя не вызывает сомнений тот факт, что главной движущей силой всей футбольной системы является воспитание «звезд» и ориентация на них, когда зарплаты игроков достигают нереальных высот на фоне постоянно растущих требований финансовой автономии, футбол – это не только индивидуальные игроки, независимо от уровня их таланта. Это командная игра, требующая синхронности совместных маневров на поле. Игроки находятся в постоянном движении, взаимодействуют друг с другом и «плетут хитрую паутину» общекомандных действий. Футбольные гранды уровня «Барселоны» могут себе позволить состав из талантливых мастеров высочайшего уровня, в то время как другие клубы довольствуются менее даровитыми профессионалами, которые тем не менее функционируют как сплоченная группа, как эффективная единица с механизмом самоорганизации, где каждый игрок в точности знает свое место и выполняет свои уникальные обязанности. На мой взгляд, «Лестер Сити» в английской Премьер-лиге сезона 2015/16 (тогда этому клубу действительно удалось вернуть футбол болельщикам), национальная команда Коста-Рики на ЧМ-2014 и сборная Исландии на Евро-2016 убедительно доказали, что футбол – это не просто сумма слагаемых игроков на поле.
И не случайно Жан-Поль Сартр в своих размышлениях о природе организации обратился именно к футболу[2]. Свобода и порядок действий отдельного игрока, называемых Сартром праксисом, подчинены команде: они могут быть как интегрированы в систему, так и выходить за ее рамки, но коллективная деятельность группы позволяет совершенствовать индивидуальные показатели путем погружения в организационную структуру. Происходящие в организованной среде процессы можно охарактеризовать как постоянную диалектическую взаимосвязь коллективной ассоциативной деятельности группы и благоприятно развивающихся индивидуальных действий игроков, существование которых возможно лишь в рамках команды.
Сартр постоянно заостряет внимание на том, как организация способна структурировать индивидуальные и коллективные действия в условиях перманентно меняющейся динамики футбола. Персональные движения каждого игрока предопределены его задачами на игру. Например, хороший вратарь, достойный центральный защитник или полузащитник выполняют на поле свои особые функции, ценность которых возрастает по мере совершенствования на практике совместного созидательного процесса всей команды. Когда команда не в состоянии показывать целостную игру, ее коллективные действия распадаются на разрозненные – слаженность исчезает, футболисты начинают обвинять друг друга, а фанаты обрушиваются с критикой на всех подряд. Подобное положение дел недопустимо с любой точки зрения.
Коллаборативная сущность футбола распространяется и на модель коммуникации между игроками. Команда, в которой игроки работают на общий результат, разительно контрастирует с командой, где футболисты играют лишь для себя. Наглядным примером такого рода диалектики является противостояние Лионеля Месси и Криштиану Роналду. В данном случае я рассматриваю процесс взаимодействия внутри команды как функциональный элемент – своего рода эффективную интерактивную систему. Если у команды все получается на поле, то и за его пределами игроки будут ладить друг с другом. Хотя и необязательно. Так, некоторые игроки сборной Франции – чемпиона мира 1998 года – никогда не контактировали между собой за пределами поля. Великий Эрик Кантона тоже был не слишком общительным, хотя именно он в значительной степени определял стиль игры «Манчестер Юнайтед», доминировавшего в 1990-х годах в английской Премьер-лиге. Учитывая возрастающее мультиязычие команд и различия в культурном диапазоне игроков (не говоря уже о том, что многие из них крайне молоды и их менталитет явно принадлежит другому поколению), мне любопытно, о чем они вообще могут разговаривать и что у них может быть общего. Однако гораздо важнее то, как они взаимодействуют на поле, общаясь на «языке футбола».
Эта модель коммуникации находит отражение и подпитку в коллективной жизни фанатов (а меня их мир интересует особо, и мы к ним еще вернемся). Кроме того, коммуникабельность как объединение распространяется и на само название спорта, который мы обсуждаем: полное англоязычное название игры – association football (футбол по правилам Ассоциации), оно появилось в 1863 году и со временем было сокращено, трансформировавшись в soccer (соккер). Позже этот термин был ошибочно признан американизмом, и им до сих пор пользуются в США и ряде других стран, однако и в Великобритании вплоть до 1970-х годов он часто употреблялся.
Итак, футбол – это «движение социума, свободная ассоциация людей», как сказал Карл Маркс в своей книге «Капитал» (хотя, к сожалению, он говорил не о футболе)[3].
Почему футбол так важен для многих из нас? Прежде всего потому, что эта игра сплачивает людей по зову сердца, а не по принуждению и дает каждому живое чувство общности интересов. И, развивая данную тему, рискну предположить, что оптимальная политическая форма футбола – социализм.
Свобода в этом случае не рассматривается в отрыве от других членов социума и является коллективным достоянием людей, причисляющих себя к одной ассоциации, где коллективные действия включают в себя действия индивидуальные и приумножают их ценность. В этой связи уместно привести цитату Билла Шенкли, хотя в том же ключе высказывались и легенда бразильского футбола Сократес, и марксист Западной Германии, чемпион мира 1974 года в составе сборной ФРГ Пауль Брайтнер, и экс-капитан национальной сборной Аргентины Хавьера Санетти: «Социализм, в который я верю, – это не политика. Это образ жизни. Это гуманизм. Это когда все работают с одной целью и каждый получает свою долю вознаграждения. Так я вижу футбол, так же я вижу и жизнь».
Пауль Брайтнер на послематчевом банкете. Пауль забил гол в финале ЧМ-1974, принеся сборной Германии победу над Голландией со счетом 2:1. Rolls Press/Popperfoto/Getty Images
Брайан Клаф, который входил в число активных пикетчиков во времена забастовок английских шахтеров в середине 1980-х годов, говорил следующее: «Для меня социализм исходит из сердца. Я не понимаю, почему определенная часть общества владеет привилегией на шампанское и большие дома?» Как отмечает Барни Роней: «Большинство клубов Премьер-лиги уходят своими корнями или в местную церковь, или в местный паб… Красноречивая иллюстрация заблуждений тэтчеристов, утверждающих, что общества как такового не существует»[4].
Конечно же такие социалистические настроения кажутся смешными, в самом деле забавными, особенно когда речь заходит об автократии и коррупции в FIFA – в этом центральном органе футбольной власти, с буржуазным комфортом расположившемся в Цюрихе. Но еще подобная сентиментальность смехотворна из-за массового и постоянно растущего влияния денег в футболе, где игроки поощряются или во многих случаях принуждаются своими ненасытными агентами-торгашами вести себя как наемники, где клубы всего лишь игрушки для супербогатых и влиятельных, где преданность болельщиков служит только инструментом монетизации, а их лояльность воспринимается как нечто само собой разумеющееся и используется в корыстных целях при любом удобном случае.
В этом, пожалуй, как раз и заключается одно из самых серьезных и глубоких противоречий футбола: его общественная формация – это ассоциация, социализм, общительность, коллективизм футболистов и болельщиков, и тем не менее его материальный субстрат – это деньги, грязные деньги из очень сомнительных источников, происхождение которых нередко вызывает вопросы у компетентных органов.
Футбол полностью коммерциализировался, насытился спонсорским финансированием, пропитался вульгарным и глупым брендингом (в этой связи достаточно вспомнить бесконечные рекламные ролики во время трансляций матчей Лиги чемпионов UEFA – Heineken в США, Газпром в России и так далее, а также вездесущие McDonald’s и Budweiser, которые регулярно выступают в качестве главных спонсоров чемпионатов мира FIFA). Зрелище тотальной монетизации порой невыносимо вне зависимости от периода капитализма (позднего, самого позднего, последней минуты или даже конца света), который мы пытаемся пережить. Это может быть отвратительно. Но я по-прежнему настаиваю, что футбол – не только это. Футбол – это гораздо большее.
Здесь уместно привести еще одну цитату Кройфа: «Почему нельзя выиграть у более богатого клуба? Никогда не видел, чтоб мешок с деньгами гол забил». Возможно, то, что нас объединяет как зрителей и любителей игры, – это одновременная правда и неправда высказывания Кройфа.
Президент FIFA Зепп Блаттер объявляет Катар страной – хозяйкой ЧМ-2022 в Выставочном центре Цюриха, 2010 г. Laurence Griffiths/Getty Images
С одной стороны, нам необходима решительная и строгая критика коррумпированной транснациональной корпоративной структуры футбола. И в этом нам призван помочь анализ потоков капитала и распределения средств производства согласно Карлу Марксу либо же анализ соотношения сил в футбольном мире в духе Мишеля Фуко. При этом мы не должны оставлять вне поля нашего внимания неразрывные, имманентные связи между футболом и насилием, футболом и войной, футболом и колониализмом, футболом и расизмом, футболом и формами ретроградного и атавистического национализма (ярким свидетельством которого могут служить жестокие столкновения между английскими и российскими фанатами во Франции во время чемпионата Европы в 2016 году, но таких печальных примеров много, имя им – легион). Необходимость в такой критике сегодня стоит как никогда остро – особенно в свете перспективы двух предстоящих Кубков мира (Россия-2018 и Катар-2022), решения по которым, бесспорно, принимались в условиях системной коррупции в FIFA.
С другой стороны, футболу в неменьшей степени требуется поэтика, более сфокусированная на форме и способная одновременно воспеть мощь и трогательную красоту этой игры. Аргентинский футболист и тренер Марсело Бьелса, вдохновитель для одних (убедительный пример тому – наставник «Тоттенхэм Хотспур» Маурисио Почеттино) и безумный гений для других (на родине Бьелсу окрестили «Сумасшедшим»), говорит, что «сущность футбола – это жест на страже интересов красоты»[5].
Аргентинский футболист Диего Марадона против группы бельгийских защитников в матче ЧМ-1982, который его сборная выиграла со счетом 1:0. Steve Powell/Allsport
Ибо красота здесь везде: красота игроков, насыщенная зелень травы, пересеченная четкой геометрией белых линий, красота постоянно меняющихся очертаний, взаимосвязанных и переплетенных движений, захваты и столкновения во время игры, динамика и комбинации на поле, красота баннеров и флагов, покачивающихся в руках фанатов, звук, сила и ритм их песен. И конечно же это изящество, элегантность, раскованность и пластичность движений. В этой связи я часто вспоминаю выдающегося футболиста Зинедина Зидана – особенно то, каким он предстал в прекрасном фильме Филиппа Паррено и Дугласа Гордона 2006 года. Свежа в памяти и невероятная уравновешенность движений таких игроков, как Роберто Баджо, Паоло Мальдини, Тьерри Анри, Андреа Пирло и Андреса Иньеста.
Но при этом я также впечатлен простой грацией и изяществом целых команд. Взять хотя бы рисунок игры сборной Германии в полуфинальном матче против Бразилии, когда южноамериканцы были повержены со счетом 7:1 на своем же, «домашнем», ЧМ-2014. Самое сильное впечатление производила именно простота немецкой игры: контроль мяча, пас, проход, передача, прием мяча, удар, гол.
Футбол нередко называют прекрасной игрой без какого-либо скрытого подтекста. Почему же он такой красивый и в чем заключается его очарование? В своей небольшой книге я попытаюсь ответить на эти вопросы, используя метод, который философы называют феноменологией.
Феноменология – это философская традиция, которая проявилась в самом начале XX века в работах немецкого философа Эдмунда Гуссерля, а затем нашла свое продолжение в трудах Мартина Хайдеггера, Жан-Поля Сартра и Мориса Мерло-Понти. На самом деле все очень просто: феноменология – это описание того, с чем мы сталкиваемся в своем повседневном бытии. Это попытка довести до уровня рефлексии все то, что мы оставляем без внимания во время неосознанного течения нашей жизни. Это попытка четко указать, что именно прячется в накопленном нами опыте. Именно поэтому Мерло-Понти описывает феноменологию как переосмысление взглядов на мир.
Именно феноменологический подход способен привести нас к поэтике времени, пространства, драмы и всех элементов того, что Уильям Джеймс называет «эта таинственная сенсорная жизнь», которые и составляют все многообразие футбольного опыта. Я надеюсь, что подобный подход позволит читателю увидеть красоту футбола несколько другими глазами.
Как можно достичь разумного компромисса и сгладить противоречие между необходимостью критики футбола и возможностью существования его поэтики? Можно ли разрешить конфликт между ассоциацией и социализмом футбола по форме и безудержным капитализмом угрожающих масштабов по содержанию? Я мог бы трусливо заметить по этому поводу, что поставленная задача выходит за рамки моей компетенции в этой книге, но это прозвучит как дешевая отговорка. Но скорее я считаю, что противоречие должно оставаться неразрешенным: не столько в смысле диалектики, бросающей вызов любому примирению, сколько в виде свербящей раны, которую мы продолжаем расчесывать в начале каждой игры, каждого турнира, каждого сезона.
Футбол – это игра, которая увлекает и восхищает нас в той же степени, в какой и раздражает. Восторг и отвращение – две одинаково оправданные реакции на игру, и они чередуются с завидным постоянством в любом матче, который мы смотрим. Я бы хотел в своей книге сосредоточиться в первую очередь на восторге, на поэтике футбола, на феноменологии этой прекрасной игры.
Внесу ясность: я здесь не пытаюсь написать «философию футбола» и разработать ряд аксиом, категорий или принципов, не говоря уже о целой системе, базируя свои выводы на основе просмотров матчей[6]. Напротив, феноменология, философская традиция, которая мне наиболее импонирует, пытается сделать обратное: максимально приблизиться к структуре, текстуре и экзистенциальной матрице опыта в том виде, в котором он был получен, и разрешить словам эхом отражаться от переживаний таким образом, чтобы позволить нам увидеть приобретенный некогда опыт с другой стороны и в новом свете.
Раньше считалось, что футбол, будучи занятием обыденным, заурядным и даже в чем-то вульгарным, вряд ли достоин быть объектом философского внимания (помнится, в 1988 году, когда я заканчивал докторскую диссертацию по философии, мне даже пришлось сдержать свой порыв написать посвящение легенде «Ливерпуля» Кенни Далглишу). Однако за последние двадцать пять лет все изменилось: футбол утвердил себя в качестве легитимного субъекта для серьезного писательства. Здесь я имею в виду Эдуардо Галеано, Дэвида Голдблатта, Пола Симпсона, Ули Гессе, Саймона Купера, Джонатана Уилсона, Барни Ронея, Барри Глендиннинга и многих других, кого я очень уважаю и чьи работы внимательно изучил, почерпнув там немало ценного. Если бы я носил шляпу, я бы снял ее в их коллективном направлении.
К своему удивлению и восторгу, в процессе написания этой книги я обнаружил, что многое из того, что я считаю истинным с философской точки зрения, такие общие понятия, как пространство, время, страсть, разум, эстетика, мораль и политика, оказывается верным и по отношению к футболу. На самом деле, возможно, эти понятия – единственно подлинные в футболе. И безусловно, это может также подразумевать, что философия сводится к какому-то предположительно тривиальному виду спорта или что футбол дает нам привилегированный доступ к постоянному пониманию того, что значит быть человеком в этом мире. Я очень надеюсь, что сумею убедить читателя в этом.
Я страстно влюблен в футбол всю свою жизнь, ведь смело можно утверждать, что это – одна из очень немногих вещей, которая связывает мою жизнь с жизнью других людей. Некоторые из них очень близки мне, как, к примеру, мой отец и сын, другие отстоят чуть дальше, хотя одно из самых невероятных свойств футбола заключается именно в том, что это отличный способ постоянно приобретать новых знакомых, отношения с которыми со временем перерастают в крепкую дружбу. В своей книге я предпринимаю попытку объяснить эту страсть с помощью единственных доступных мне средств: философских концепций и текстов, которые, как мне кажется, наиболее тесно резонируют с футбольным опытом.
Голый болельщик «Ливерпуля» на поле во время матча Кубка Англии против ФК «Брайтон энд Хоув Альбион», стадион «Энфилд», февраль 2012 г. Paul Ellis/AFP/Getty Images
Также признаюсь, что данную книгу я написал, будучи далеко не беспристрастным. Моя единственная религия – футбольный клуб «Ливерпуль». Вся моя семья родом из Ливерпуля, и, хотя по материнской линии были какие-то отклонения в сторону «Эвертона», «Ливерпуль» всегда занимал доминирующую позицию в наших сердцах.
Я воспитывался в атмосфере фанатичной преданности этому клубу и всегда был уверен, что моя команда – лучшая, а ее болельщики – особенные, со своей уникальной культурой. Поэтому не вижу большого смысла скрывать свои пристрастия: лояльность к команде, чувство идентичности с ней, с ее городом и историей – это и есть футбольный опыт и то, о чем эта книга. И я в значительной степени повинен в «исключительности» стадиона «Энфилд». Я отдаю себе отчет в том, насколько эти слова раздражают поклонников других клубов, поскольку фанаты «Ливерпуля» всегда кажутся самодовольными: они уверены, что все с ними происходящее – значительнее, лучше, сильнее и глубже, чем где-либо или у кого-либо еще.
Очевидно, что все это совершенно бредово и эмпирически неверно. Когда преданность своей команде впадает в догматизм или переходит к вербальному или даже физическому насилию, то дело уже не только в том, что нечто пошло наперекосяк. Скорее, теряется сама суть футбола. Со своей стороны я попытаюсь сконцентрироваться на присущей футболу рациональности – именно она позволяет страстно болеть за свою команду, при этом проявляя толерантность и понимание к чувствам сторонников других клубов. В тот момент, когда встречаются фанаты противоборствующих команд, начинается спор, часто весьма интересный спор – с обоснованными аргументами и доказательствами с обеих сторон. Футбол – это и есть спор, и смысл моей книги заключается не в том, чтобы урегулировать этот спор, а в том, чтобы описать его и побудить к нему читателей.