О том, что будет, когда тебя не будет
После смерти ты сначала даже не поймешь, что твое тело умерло. Ты будешь видеть, что тело лежит, а ты существуешь отдельно от тела.
Сразу после смерти твоя душа будет смотреть на твое безжизненное тело и поначалу даже не понимать, что произошло.
«А живых разве хоронят?» – кричит душа своим родным и близким, но не может докричаться до них. – «Ведь я живой, живу, живууууу…. слышите?»
После смерти ты будешь все видеть, но уже не телесными глазами, а каким-то непонятным для тебя теперь ощущением, говорить слова не членораздельными звуками, а мыслью; не руками осязать предметы, а чувством.
Двигаться не ногами, а одной силой воли, и то, к чему ты смог приблизиться с великим трудом, медленно, через большие пространства места и времени, теперь ты настигаешь мгновенно; никакие естественные препятствия тебя не будут задерживать. Теперь тебе и прошедшее видно как настоящее, и будущее не так скрыто, как прежде, и нет уже для тебя разделения, ни малых, ни больших, все сливается в один момент – вечность.
Такого понятия, как время, после смерти уже не существует. Время есть только на Земле. Отсутствие времени мы называем бесконечностью, вечностью.
Невыразимым ужасом поражает тебя открывшаяся вечность; ее беспредельность поглощает твое ограниченное существо; все твои мысли и чувства теряются в бесконечности!
Ты видишь предметы, для которых у нас нет ни образов, ни названий; слышишь то, что на Земле не может быть изображено никаким голосом и звуком; его созерцания и ощущения не могут быть выражены никакими словами. Ты находишь свет и мрак, но не здешний: свет, пред которым наше яркое солнце светилось бы менее, чем свеча пред солнцем; мрак, пред которым наша самая темная ночь была бы яснее дня. Ты встречаешь там и подобные себе существа и узнаёшь в них людей, так же отошедших из этого мира.
Но какое изменение! Это уже не здешние лица и не земные тела: это одни души, вполне открывшиеся со всеми их внутренними свойствами, которые и облекают их соответственными себе образами. По этим образам души узнают друг друга, а силою чувства узнают тех, с которыми сближались в здешней жизни. Встречаются духу нашему существа, сродные ему по естеству, но такие, которых одно приближение дает ему чувствовать неизмеримо высшую над ним силу их. Одни из них выходят из беспредельного мрака, и все существо их – мрак и зло; неизобразимы страдания в них самих, скорбь и гибель отличают их каждое движение и действие.
Но это еще в низших сферах духовного мира, ближайших к миру земному.
А там, далее, дух видит бесконечное море непостижимого света, из которого выходят и другие существа, еще более могучие: их природа и жизнь – одно необъятное добро, неизобразимое совершенство, невыразимая любовь; божественный свет наполняет все существо их и сопровождает каждое движение…
Итак, в этом чудном мире дух человека летит все далее и далее до того места, или лучше сказать, до той степени, какой могут достигать его духовные силы, и весь, поразительным для него образом, перерождается. Это тот дух, который жил в человеке на земле, дух ограниченный и связанный плотью, едва заметный под массою тела, всецело ему служащий и порабощаемый так, что без тела, по-видимому, и жить и развиваться не мог! Что с ним сталось теперь? Теперь все: и доброе, и худое быстро, с неудержимой силой раскрывается; его мысли и чувства, нравственный характер, страсти, стремления воли, все это развивается в необъятных размерах; сам он ни остановить их, ни изменить, ни победить не может; беспредельность вечности увлекает их до бесконечности; его недостатки и слабости обращаются во зло; его зло делается бесконечным, его скорби обращаются в беспредельные страдания.
Представляешь ли ты себе весь ужас такого состояния? Твоя душа, теперь не добрая, но еще подавляющая и скрывающая в себе зло, там явится злой до бесконечности; худое чувство, здесь еще чем-нибудь сдерживаемое, если не искоренить его здесь, обратится там в бешенство; если здесь ты владеешь собою, там ты уже ничего не сможешь с собою сделать: все в тебе и с тобой, дорогой читатель, перейдет туда и разовьется в бесконечности…
Душа человека, отрешаясь от тела, с многократной силой продолжает развивать в себе те качества, которые она приобрела в земной жизни…
Вследствие этого праведники бесконечно утверждаются в добродетели и преданности святой воле Божией, а нераскаянные грешники – в нечестии и ненависти к Богу. К концу мировой истории и на Небе, и на Земле будут только две категории людей: беспредельно любящие Бога праведники и так же ненавидящие Его грешники.
Чем же ты сделаешься там, неверующий, грешный человек? Если ты здесь не хорош, то там будешь темным, злым духом. О, тогда ты сам себя не узнаешь, или нет: ты тогда слишком хорошо себя узнаешь, и понесет тебя твое зло собственным своим тяготением туда, где живет вечное, бесконечное зло, в сообщество темных, злых сил. И на этом пути ты ни остановиться, ни возвратиться не сможешь и во веки веков будешь страдать, – чем? Бешенством от своего собственного зла, которое не даст тебе покоя, и от той среды, которая будет вечно окружать тебя и терзать без конца.
А что же душа добрая, что с нею?
И добро также раскроется во всей своей полноте и силе; оно будет развиваться со всей свободой, которой здесь не имело, обнаружит все свое внутреннее достоинство, здесь большей частью сокрытое, неузнаваемое, неоценимое, весь свой внутренний свет, здесь всячески затемняемый, все свое блаженство, здесь подавляемое разными скорбями жизни. И понесется эта душа, всей силой своего нравственно-развитого и добродетельно-возвышенного стремления в высшие сферы того мира, туда, где в бесконечном свете живет Источник и Первообраз всякого добра, в область светлых и чистейших существ и сама сделается Ангелом, т. е. таким же светлым, чистым блаженным существом. Она будет уже на веки тверда теперь в добре, и никакое зло, ни внутреннее, ни внешнее, не сможет уже ни колебать ее, ни изменить, ни повредить ее блаженному состоянию. Но и не праздно будет жить душа и наслаждаться блаженством: она будет действовать своим просвещенным умом в созерцании и постижении тайн, здесь не разгаданных и неизвестных: тайн Бога, мироздания, себя самой и вечной жизни. Состояние наше в будущей жизни не будет состоянием бездеятельного покоя, мертвым, мистически-созерцательным: оно будет представлять гармоническое, всецелое удовлетворение всех потребностей и стремлений нашей души, путем непрерывного, бесконечного развития. Ум, сердце и воля человека найдут для себя много достойных предметов и обильную пищу в этом развитии. Непосредственное общение с Богом, как всеозаряющим Светом, должно раскрыть нам всю беспредельность законов бытия: пред нами откроется такой кругозор, о котором мы в настоящей жизни не можем иметь и понятия. Только тогда удовлетворится та духовная жажда знания, которой томится человек в настоящей жизни. Один Бог – беспредельное море сущности – будет уже служить неисчерпаемо-возвышеннейшим предметом для нашего ума в его вечном стремлении – постигнуть Виновника всего существующего.
У Господа нет мертвых, у Него все живы. А мы, насмотревшись на тело, – синеватое, глаза впали и т. д. – именно это изображение запечатлеваем, и этот-то обман раздирает сердце. Потом придет в голову мысль: сырая могила… мрачная… увы!… бедный, несчастный наш умерший! А на самом-то деле: он в светлом месте, в состоянии, полном отрады, свободный от всех связанностей… прелесть как ему хорошо. И все так же жив, как был вчера, накануне смерти! Только ему было хуже, а теперь лучше. Что его не видно, это не потеря, он сейчас тут. Отошедшие двигаются быстро, как мысль, они еще ближе становятся нам.
У отошедших скоро начинается и подвиг перехода через мытарства. Тут нужна им помощь. Думайте об этом, и вы услышите вопль: помоги! Вот на что надлежит нам устремить все внимание и всю любовь. Самый действенный показатель любви к усопшим будет то, если Вы с минуты отхода души погрузитесь в молитву о них в новом ее состоянии и новых неожиданных нуждах. Начав так, непрестанно молитесь Богу о помощи ей, особенно в продолжение шести недель, да и далее. В сказании Феодоры – мешок, из которого Ангелы брали, чтобы отделываться от злых духов, были молитвы ее старца. То же будут и ваши молитвы. Не забудьте так сделать – вот и любовь! А слишком горевать и убиваться – мало имеет смысла».
Люди, говорящие легкомысленно о смерти, люди, сами прерывающие свою жизнь самоубийством, – глубоко несчастные и слепые! Ведь самоубийство уничтожает только тело, но не бессмертный дух его, который, по разрешению от тела, перейдет в вечность и некогда вновь соединится с тем же телом, хотя и измененным. И тогда самоубийца даст отчет не только за свое нравственное поведение на Земле, но и за насильственное прекращение своей земной жизни посредством самоубийства, так что, следовательно, освобождая себя самоубийством от временных страданий, он через это подвергает себя величайшему страданию в жизни будущей, вечной. Человек не должен оставлять своего поста на Земле, пока не отзовет его Тот, Кто послал его сюда.
Даже в дохристианском мире строго каралось самоубийство. В Греции от тела самоубийцы отсекали руку, которой он лишил себя жизни, и полагали отдельно. В Спарте и Кипре совсем не погребали. В Риме Тарквиний Приск повелел тела самоубийц распинать на крестах и отдавать их потом на съедение диким зверям и птицам. Аристотель порицал самоубийство, как проявление трусости: страдание и терпение лучшая школа героизма, вот для страдания-то, для терпения и недостает самоубийце сил и мужества, почему он и бежит от жизни. Много сил нужно чтобы переносить жизнь, которая нам не обещает ничего, кроме страданий, гораздо больше сил, чем для решения убить себя. И храбрость самоубийц – слепая – и только потому кажется некоторым отважной. Индийская поговорка вещает: «Грудной ребенок не боится тигра». И храбрость самоубийцы сильна только до момента смерти, а в момент смерти душа прозревает, и скажи, храбрая душа, будешь ли ты так же сильна и там, пред тем, что тогда увидишь?
А. Н. Смерти нет. – Мюнхен: «Милосердный самарянин», – 1949.