Глава 5
Как много мы можем иметь родственников, и каких из них мы можем назвать любимыми? Простившись с Эммой и Тобиасом отбывшими на учёбу, мистер Вудс, хотел было порадоваться, что внимание его будет занято лишь лечением миссис Грант. Он старательно наметил план лечения, сделал наброски занятий, которые проходили весьма успешно и как истинный знаток своего дела, с хорошим настроением шёл в библиотеку, что бы увидеться с Мэри. Он, кажется, мог достойно объяснить причины возникновения путаницы букв, и без сомнения это было вызвано не ударом, который она могла получить в результате несчастья, а травмою душевной. В момент этих мыслей, проходя через холл, в дверь постучали. Погруженный в свои раздумья, Джон не сразу понял, что происходит. Огромная свора собак ворвалась в дом, как только слуга открыл дверь. Они лаяли и бегали по чисто вымытому полу, оставляя за собой грязь и желание обласкать каждого, кого они увидят. Джону Вудсу выпала такая честь. Не менее эффектно было и появление небольшой по росту старой женщины, закутанной в рыжие лисьи меха. Её голос, казалось, перекрикивал лай своры, и не смотря на небольшой рост, фигура её казалась внушительной, возможно благодаря именно лисьей опушке.
– Ах, проказники. А ну-ка, пошли вон! – голос старой дамы поистине был басист. – Джексон, неси скорее вещи и веди моих малышей на кухню, пусть их накормят, натерпелись они, однако за время поездки. – Обратилась она к слуге. И громко стуча тростью, зашагала в сторону Джона. – Смотри-ка, новое лицо в этом захолустье, ну надо же. Кто-то сподобился завести друзей. Как неожиданно. – Не останавливаясь, милая старушка говорила все это Джону в лицо, который и шагу не мог ступить из-за прыгавших на него собак. На шум и лай из библиотеки выбежала взволнованная Мэри.
– Тётушка, ох тётушка, – она кинулась к старухе и начала её обнимать. В это время, слуге наконец-то удалось собрать всех собак на один поводок и с силой тащить эту разномастную свору в сторону кухни.
– Какая я тебе тётушка, дорогуша, – словно кричала она. – Так ты меня скоро и в старухи запишешь, а мне нет ещё и пятидесяти, – она с интересом опять взглянула в сторону мистера Вудса. Мистер Вудс слегка растерялся от её кокетливого взгляда и от значительного, лет на двадцать преуменьшения возраста.
Мэри, казалось, совсем не обратила внимания на замечание тёти и все так же сжимала её за плечи, с улыбкой глядя на неё. Тётка же не без довольства высвободилась из объятий Мэри и повернулась к Джону.
– Представь-ка меня, джентльмену лучше, да как подобает! – пробасила она.
– Простите, тётя. Разрешите, вам представить мистера Джона Вудса, старинного приятеля Оливера. Мистер Вудс, это графиня Изабелла Вудхаус горячо любимая тётушка Оливера. И моя тоже.
– Вдовствующая графиня, прошу заметить, – добавила леди Вудхаус, многозначительно поглядев на Джона и протягивая руку для поцелуя. – А ты моложе моего племянника, что же у вас общего не пойму? Да и лицо, не такое напыщенное, как у Оливера, а, должно быть, ради Мэри и поддерживаете дружбу, она в этом доме единственный нормальный человек, даром, что память отшибло. Ум-то на месте остался. – И развернувшись от него, пошла в сторону лестницы.
Джону показалось, что Мэри слегка покраснела, и с извиняющимся взглядом и улыбкой пошла за собой леди Вудхаус, обнимая последнюю за плечи.
– Пойдёмте тётя, я проведу вас в вашу комнату.
– Надеюсь, ты никому не давала в ней жить, когда меня не было?
– Нет, тётя никому, – заверила её Мэри, помогая пожилой женщине подняться по ступеням.
– А, что Вильям, все так же здесь гостит? Вот уж поистине вылитая мать, мой покойный брат не вынес бы мысли о разорении одного из его сыновей, так это все отвратительно и неприятно. Кэтрин, небось, теперь и рта не раскрывает, боясь потерять ваше расположение? – И все в таком духе говоря практически сама с собой, леди Вудхаус, наконец-то преодолела ступени, но её голос доносился до Джона ещё несколько минут, прежде чем Мэри провела её в свою комнату.
Вздохнув, Джон решил, что сегодня ему по всей вероятности не удастся позаниматься с Мэри, он вернулся в свою комнату и от нечего делать взял, наконец-то в руки её сказки. Вот и настало время их прочесть.
Переполох, вызванный приездом леди Вудхаус, казалось, зацепил каждого жителя дома. Слуги суетливо натирали и без того чистые полы, гоняли пыль и натирали серебро. Все это происходило в суматохе и с огромной скоростью, так, чтобы успеть навести порядок до того как вдовствующая графиня спустится к ужину. Леди Вудхаус не была столь строга к порядку, но стоило ей заметить хоть пылинку или не начищенный до блеска сервиз, её было не остановить, так как она пускалась в поучения и нравоучения, что касалась каждого из присутствующих, а так же слуг. Помня в её возрасте все имена и даты, а ей было уже за семьдесят, все происшествия и события, тётушка казалась вездесущей. Так, по вечерам, после отбытия её ко сну, все слуги дома Грантов, в который раз обсуждали того, кто, по их мнению, мог доносить леди Вудхаус об их личной жизни. Правда, все быстро приходили к мнению, что никто из присутствующих не мог на это пойти, ведь каждого она могла задеть и подшутить, что было хоть и неприятно, но совершенно беззлобно.
Сегодня под удар попал несчастный Симонс, которого графиня поддела, когда он подавал ей ужин.
– Что, мистер Симонс, женились ли вы на экономке миссис Пратчет? Коль мне не изменяет память, лет восемь вы похаживаете к ней на вечерний чай. – Бедняга Симонс покраснел до самых корней своих седых волос, но продолжал обслуживать гостью с невозмутимым видом. – Не стоит отвечать, мой старый друг, какие же в твоих летах могут быть похожденья, да и миссис Пратчет моложе тебя лет эдак на пять, вон Джексон мой к ней приглядывается. – Симонс покраснел ещё больше, а старушка меж тем, уже переключила своё внимание на членов семьи. Больше всех страдала Кэтрин, которую графиня за глаза называла красивой, но совершенно бесполезной кокеткой. «Что толку от её красоты, если она не может родить таких же красивых детей, впрочем, она никаких детей родить не может», – бывало, говаривала она, но между тем, никогда не разрешала обидеть её кому бы то ни было.
К Вильяму она относилась нежно и спокойно, ей казалась трогательной его тонкая душевная организация, и поэтому именно поэтому, считала она, он должен был родиться женщиной. Оливер и Тобиас были по её мнению настоящими мужчинами, вот где глава рода по достоинству и по манерам, хотя излишнюю холодность и невыраженнье чувств, она считала недостатком. Любимицей же её была, конечно, Мэри, хоть и не по крови, а по духу были близки они, и тетушка, бывало, сокрушалась, что так долго они не были знакомы, и ей следовало бы выйти замуж за Оливера намного раньше, хоть и десятилетней, шутила она. С приходом Мэри в этот дом, все стало намного гармоничнее и теплее, вот и Эмма, как говорила графиня, перестала заниматься ерундой в виде чтения слезливых книг, от которых неизменно впадала в меланхолию, а стала так похожа характером на настоящую женщину, какой и пристало быть молодой леди.
Так, обласкав своим вниманием каждого из членов семьи, графиня на десерт оставила мистера Вудса. Мистеру Вудсу к счастью краснеть не пришлось, так как тайн известных тётушке у него не было.
– Так, значит вы друзья, – громыхала она, поддакивая сама себе. – Что ж это прекрасно, Оливер, у тебя снова появился близкий друг. И пожевав немного добавила, – как жаль, что твой бывший приятель так поступил с тобою, – и, повернувшись снова к Джону, добавила строго, – надеюсь, вы не станете испытывать нежных чувств к нашей Мэри? Её конечно сложно не любить, но уж запомните, не стоит этого делать, если вы настоящий друг, а не предатель всего святого как этот подлый Том Найтли. Он хоть и красавец был, должна признаться, и любоваться его лицом мне доставляло огромное удовольствие, да и манеры были отменны, все руки целовал, но повел себя как настоящий подлец. Возжелал нашу Мэри, замужнюю женщину, жену лучшего друга. Благодаренье господу, что бедняжка этого не помнит, вот и нам бы всем об этом позабыть.
Джон бросил на Мэри быстрый взгляд, она, как показалось ему, немного побледнела.
– Но, тем не менее, тётя, вы сами об этом и напоминаете, – сказал Оливер слегка раздражённо. Ему был не приятен этот разговор, тем более, что он велся при постороннем человеке, то есть Джоне.
– Ах, брось учить меня, – махнула рукой тётка, она была не менее раздражена, чем он. – Здесь нет большого секрета, наша любимая Кэтрин, недолго смогла держать язык за зубами, одно радует, что дальше семьи это не ушло. Правда, Кэтрин? – Гаркнула она и посмотрела в её сторону.
Спина Кэтрин была настолько прямой, что по ней можно было чертить ровные линии. Она с начала самого ужина, боялась привлечь к себе внимание тётушки, теперь же и вовсе хотела оказаться невидимой. Повернув к ней лицо с красными, под цвет своих волос щеками, Кэтрин нервно улыбаясь и стараясь не смотреть на графиню, ответила тете:
– Нет, конечно, тётушка. Я никому ничего не говорила. А в тот раз, это вышло случайно, я не хотела, – и она покраснела ещё больше.
– Как же, не хотела. Сначала – думаешь, потом – говоришь, сколько раз тебе объяснять? – И отвернулась от неё. Джон подумал, что, по крайней мере, ещё один человек должен об этом знать, и это был не кто иной, как Люси Перри, ведь они так дружны с Кэтрин и похожи в желаниях посплетничать. Но скоро эта тема была забыта, и Мэри принялась расспрашивать тётку о жизни в Лондоне. Той дай только повод обсудить последние новости, и разговор плавно перетёк в другое русло, где главными героями выступали бесчисленные подруги леди Вудхаус, которых, невзирая на её характер у неё было достаточно, а так же, не менее бесчисленные родственники, этих самых подруг.
После ужина, рассиживаться в компании молодых людей тётушка не захотела, и ссылаясь на усталость после поездки ушла в свою комнату наказав дремлющему на софе Вильяму приглядывать за женой, дескать, она тоже раскрасавица писаная и не смотря на повышенную болтливость последней, может найтись какой-либо джентльмен способный ею увлечься, а привыкать к новой его жене, в случае развода, она не намерена. Тётушка была заверена о надёжности их брака, о взаимной любви со стороны обоих, и с чистым сердцем отправилась спать.
Немного позже, лежа в своей постели, мистер Вудс, делал для себя кое-какие выводы, основанные почти на месячном пребывании в доме Грантов. Его, как врача, безусловно, более всего заботило душевное состояние его пациентки, которое было в порядке, за исключением, пожалуй, трудностей с письмом. Но благодаря послеобеденным занятиям, которые они проводили вместе, дела медленно, но все же шли на поправку. Конечно, его волновал вопрос её памяти, которому, как ему казалось, уделялось слишком мало внимания. Мистер Грант не выразил особой озабоченности по этому поводу, сказал, что достаточно того, что нынешние воспоминания, она уж точно не забудет. Сама же Мэри, по его мнению, страшилась чего-то, её опасения теперь можно понять, после того как он стал вовлечён в разговор о бывшем друге мистера Гранта. Конечно, не удивительно, что Мэри была так сконфужена. Ведь зная её, как он мог себе позволить о ней судить, и зная её осуждающее мнение насчёт супружеских измен, она возможно боялась, что могла как то невольно, конечно же невольно, в этом мистер Вудс был совершенно уверен, подтолкнуть того самого Тома Найтли, к каким-либо решительным действиям по отношению к ней.
И все же мистер Вудс полагал, что не только проблемы с письмом миссис Грант заставили мистера Гранта пригласить в дом психиатра. С деньгами мистера Гранта и его положением в обществе он мог нанять лучших врачей не только Англии. Он так же мог отправить жену в прекрасную клинику, где ей бы, несомненно, оказали самый должный и профессиональный уход. Сам же Джон отчаянно нуждался в заработке, практически все деньги его семьи ушли на его учёбу в Америке, куда семья переехала в надежде на лучшую жизнь. Будучи, человеком не богатым, его отец смог обеспечить единственного сына достойным образованием, и его единственная мечта была видеть его великим врачом. Джон полностью оправдал надежды своего отца, но дальнейшие успехи сына ему увидеть так и не довелось, он скончался, когда Джон был на третьем курсе университета, мать покинула его годом ранее. Оставшись совсем один, молодой человек с головой ушёл в учёбу, и заканчивая образование был самым лучшим и подающим надежды молодым специалистом на курсе. Проработав в Америке, в больнице для душевно больных, а после, поднабравшись опыта в европейских клиниках, мистер Вудс мечтал о своей собственной.
Он работал в клиниках Америки и Австрии, лечил солдат в Индии, теперь же судьба забросила его на родину, и здесь он надеялся, удача улыбнётся ему. Мистер Вудс разрабатывал собственные методы лечения больных, с которыми не совсем согласны были его коллеги, они считали, что многих пациентов невозможно вылечить, и они годятся только в качестве испытуемых для новых средств лечения, в то время как Джон думал совсем иначе. Поэтому, находясь в той обстановке и видя страдания несчастных больных, Джон поклялся это изменить. Уйдя из последней клиники и зарабатывая частными посещениями, Джон писал статьи в научные журналы, но весь научный мир не мог сразу поменять подход к лечению и постановке диагнозов. Но именно это, заставляло Джона трудиться еще усерднее.