Вы здесь

О началах, истоках, достоинствах, делах рыцарских и внутренних славного народа литовского, жмудского и русского, доселе никогда никем не исследованная и не описанная, по вдохновению божьему и опыту собственному. Часть 1. Раздел первый (Мацей...

Раздел первый

Муза Гомера славит троянцев,

Греческое море, Нептуна и Марса приготовления,

Пусть Маро Энея, а Люций Римлян,

Славят, Насона с Венерой, раны Купидона,

Пусть другие с Гидрой славят войны Альцыда,

И ахилейские гробы щедро одаривает

И как Плутон Церезий был для яблок зятем,

Йовиш-Юпитер меняющийся дождем золотым был, волом и лебедем,

Как Цирцея в дивные вещи людей превращала,

Как напрасно ласточкой над сестройлетала,

Филомену обесчещенную, которую стыд в соловья

Превратил, и сегодня радует его голос путешественника,

Как он, ее насильник, тракийский королек, стал франтом

Стал, а знак короны свидетельствует своим чубом,

Как Атлас мир поднимает с небом облачным,

Как сирены поют на море пенистом,

Как Тантал яблоки страстно желает, жаждет воды,

И о твоем, Андромеда, с драконом приключении.

Как великаны хотели сбросить богов с неба,

У поэтов языческих узнает, кому это надо.[12]

Могли бы также о том сыграть с Аполином,

С цекропийским и твоей, Геликон, общиной,

Но я тут буду сразу писать дело правдивое,

Поскольку история, которую Цицерон мастером жизни

Признает, презирает повесть фальшивую,

Ибо нам примерами разнообразными дорогу мостит.

Она есть вождем добродетелей святых и достоинств

И предостережением от случаев, и дар вечности.

Без ее труда очень важные мужья в прахе забвения лежат,

Без истоков наших корней не знают,

Без нихпольские, литовские преславные достоинства

С русскими суть зарыты в повисшей темноте,

Потому я сейчас их грубым стихом своим славлю,

В истоке их, добродетельная Муза, с вами свое время провожу.

Поскольку найдем Ахиллеса мужественных Гекторов

В Польше, Литве и на Руси их святых добродетелей взгляды.

От бога давайте начнем, Бог всему началом,

Он все вещи создал в определенном порядке,

Он на небе засветил все звезды высокие,

Низкую землю создал и море глубокое.

Он сам планет установил ход,

И трещащие огнем молнии.

Небесных птичек, рыб чешуйчатых в водах,

Зверя всякого и бестий в различных красотах,

Потом человека из глины болотной сформировал.

Всем мощам его дал почести

И в райских садах цветущих его поместил,

Между деревьями, испускающими бальзама запах.[12v]

Там его усыпил сном сладко очарованным,

Мысля ему товарища дать в божьем совете,

Вынул из бока кость, девушку из нее сделал,

Дабы мир наполнили, сам их благословил,

Позволил им со всех деревьев употреблять плоды,

Только одно в потаенном месте сохранил в своей власти,

И погрозил им смертью, если понять не хотели,

Дабы румяных яблок не смели прикасаться.

Хитрый уж приполз к девушке предательски,

Говоря: «О, сколь большое счастье вам выпадет,

Когда этих сладких плодов с дерева попробуете,

А когда богу будет угодно, то добро быстро ощутите.

О, какое великое веселье увидят ваши глаза,

Которое вам бог заслонил в темноте ночи,

Стремясь, дабы мы на божество не были похожи,

Все зная о красоте той».

От этих предательских слов девушка сразу зажглась,

И жаждой золотых яблок мысль разлакомила.

Мужа просит, в мокрой росе глаза,

Дабы вместе отведали яблок.

Сорвав, ела яблоко, муж от милой жены

Взял второе и попробовал, ее плачем растроганный.

И с этим страшная смерть на мир пришла строгая,

Работа тяжкая, болезни, немощь, боязнь с тревогой,

А не только этим яблоком оба подавились,

Но и потомство бедное в тот же самый грех втянули,

Что вскоре из благодарных были изгнаны садов,

В поте лица трудились для защиты от голода.[13]

Злая природа невинность оную в них изменила.

Сразу Каина, что убил Авеля, придушила.

И оттуда холопский Каинов порок народ имеет.

Тысячу двести сороклет так жили,

Как скот, без порядка в лесах размножались,

В первом веке, который шел до века Ноя,

От Адама, вплоть до дождя потопа страшного.

А когда Господь бог мир возмутил страшными водами,

То Ной сам, по его воле, с тремя сыновьями,

С Симом, Хамом и Яфетом, второй век основал

После Адама, мир вновь людьми полон размножился.

От трех сыновей мир на три части разделен,

Откуда европейские, азиатские и африканские страны,

В которых каждый свой народ отдельно основал,

Когда один туда, другой сюда от Бабеля путешествовал.

Гомер тоже, сын Яфета, со своими народами

Вышедши из Ассирии у Меотийской воды,

Размножил мужественных цымбров, аланов и готов.

Они заселили Танаим с понтийскими водами.

Лучшие потом ища места, зашли в те края,

Где Днепр, Волга, Двина, Буг, Нестр и Неман встают.

Другие же заселили Цымериум, Босфорум

И Таурику, где долго с греками вели бой.

Половцы с ятвягами, с аланами из их рода,

Где сейчас дикое поле, поселились к востоку.

В Скандии и в Лифляндии иные сил набрали,

И иные поля, где сейчас Русь с Литвой, наполнили.

Этих часть, однако, роксоланам уступить должна была,

Других холода и морские стихии выгнали. [13v]

Ибо в то время океан так разливалсястрого,

Что городов с селами, людьми, скотом погибло много.

Где сейчас шведские, лифляндские, жмудские, прусские берега,

Так все пусто стало от морских разливов,

Что на несколько десятков миль наводнение царило,

И все быстрым насильем сильно испортила.

Но поэтическую речь вынужден прервать, ибо этому потопу свежее нашего века приключение дает доказательство: в господнем 1570 году, на следующий день после праздника Всех святых, ночью пришло такое тяжелое и неслыханное морское наводнение, которое, внезапно случившись, залило землю поморскую в нижней немецкой земле, земле брабанцкой, озерной, которую Зеланд нарекают, голландскую и фландрийскую землю, каждую из которых называют Фризия. А случилось это после тяжелых и продолжительных ветров. Для защиты от них берега морские дамбами с давних пор снабжены, дабы после обычного повышения воды после долгого дождя, внезапно выпавшего, вода не проливалась. Однако целую осень ветер средний между востоком и югом, непрерывно веял, перегнал воду морскую от тех стран к Англии и Гибернии, что ее как горы некие на себе держал.

Потом, когда утих, и обратный ветер возник, с большим напором вода, как с горы, назад бежала, которая и сама быстро шла вниз, и еще ее ветер, все более тугой, гнал от берега английского. Потому она так мощно напирала, что, перелившись через все дамбы, с большой силой их разворотила и, пробив себе вход на равнину, полилась в те страны низкой немецкой земли и так внезапно, что никто не сообразил, отчего смерть неожиданная на людей и на скот свалилась. В Анторфе и в Герцогпусе, в Мерименде, в Мительбурге, в Грининге, в Амстердаме и в других главных и меньших городках на лодке ездить должны были. А некоторых домов только крыши были видны, особенно [14] в тех городах, как Дельфт, Дорт, Роттердам, там только шпили на башнях из воды выглядывали. Деревни около тех городов, из которых больше всего еды происходило, такой как наилучшие масла и нидерландские сыры, в воде затонули с людьми и скотом, ибо на равнине спасения те не нашли, поскольку морем все было снесено.

Земли голландской города и веси крупнейшие погибли с людьми и скотом, в частности, город Римский Вал, Дойкланд вместе с шестью деревнями утонули; весь уезд тольский, как город Сарпонес, Став (Пруд) св. Мартина, город с шестью деревнями. Тогда же с семнадцатью деревнями Бенфлет, Хиллернес, с восемью деревнями Сромслаг, Эсенес, Гентонес с четырьмя деревнями, Пулер с Пмером и четыре деревни полностью затонули. В Грининге, городе фрисландском, гетман испанский Герцог Альба (по тексту: Dua dе Alba) основал крепость мощную, желая там замок укрепленный иметь. Но те, что там стражу держали, как и те, кто строил, все со строительством так провалились, что не узнать, что куда делось. Городу немного ущерба было причинено, но везде вокруг и люди, и скот утонули. Это приключение доводом стало, что такое случилось и с предками литовскими, жмудскими, прусскими и готскими, что должны были дальше путешествовать из- за наводнения моря, при котором жили, как в то время можно было, ибо эти граждане с радостью отчизну поменяли. Так как в то время, кто куда хотел, туда и переселялся.

Из-за того готы с цымбрами, немцами, литалянами,

Ятвягами, гепидами, шведами, роксоланами,

Большинство их, из разных мест собравшись вместе,

Совещались, где бы найти лучшие места поселения. [14v]

Тащились, звериные набросив шкуры,

Как саранча, с огромными длинными копьями.

Всех триста тысяч, не считая жен,

Тянулись к западу, испытывая недостаток места.

Так потом аж до Рейна расселились,

За те земли зимой борьбу с немцами, с баварцами вели.

Но ними, однако, в союзе Францию покорили,

А потом в Испании долго бродили.

А когда цельтыберы оттуда их выгнали,

В итальянские щедрые страны вновь забрались,

Ибо в то время один народ после другого забирал землю,

Кто сильнейший, сеяли свое племя.

А когда у римлян не могли выпросить места,

Силой внезапной в их страну ворвались с мечом.

Частые войны с римскими гетманами имели,

Чего просьбой не могли, мечом добивались.

Папириуса сперва с большим войском разбили.

Сильвана, однако, со Скаурусом из лагерейвыгнали,

Манлиюс и Цепио тоже раз за раз были разбиты,

Отдали цымбрам победу римскую знаменитую,

Ибо восемьдесят тысяч влохов сразу пало,

Едва десять человек с гетманом удрало.

А за то, что такого поражения никогда не имели,

Цепиуса, гетмана, за это убили.

Более пространное свидетельство Флора о цымбрах, предках литовских, шведских, датских и так далее

Люций Юлий Флор52 , римлянин, описывая историю и деяния римские в войне немецкой, цымбрыйской или готской (от которых Литва издавна достоверно происходит), так говорит в третьей книге, в разделе третьем: «цымбры, [15] немцы и тыгурыне, из мест французских убежав, когда их землю океан затопил, новых мест по всей Земле искали. И, будучи изгнанными из Франции и Испании, собрались в Италии. Послали послов в лагеря Силановы, который был римским гетманом, прося тех, дабы люд рыцарский римский дал им какую-то землю – как бы как оплату службы – так, чтобы руку и мощь их по своей воле использовал. Но зачем, говорит землю должен был дать народ римский, когда трудом крестьянским пренебрегали. Изгнанными будучи, то, чего просьбами не могли получить, оружием решили добиться. Но натиска варварского ни Силанус, ни Манлиус, ниCaеpiо выдержать не смогли. Все три гетмана с войсками были разбиты, из лагерей изгнаны, плохо бы было – говорит – если бы Марий не коснулся мешочком. Но и тот, хоть удачливым гетманом был, но не смел с ними сразу же встретиться, ожидая с римским войском в лагере, чтобы через некоторое время предприимчивость и натиск жестокого народа цымбрыйского усмирились.

Свидетельства Стадия 53 , Плутарха 54 , Деция55 с моим добавлением в нужных местах о цымбрах

А Иоанн Стадий, fоl. 125, In Cоmmеntariо ad supplеndam histоriam Flоri соnсinnatо так коротко пишет о цымбрах: цымбры и немцы, с острова, с трех сторон окруженного Цымбрийским морем, который Cimbriсa Chеrsоnеsus56 по латыни зовется, где сейчас королевство датское и о дитмарское, [15v] гользацкое и т.д., вгод от основания Рима 640, а до рождения Иисуса Христа 100лет, собрались с соседями своими (как тот же Тацит и Страбо, хроники датские и шведские свидетельствуют), со шведами, с готами, с гепидами, где сейчас Литва и Латвия, с ульмигами, где сейчас Пруссия, половцами, где сейчас Подолье и волынцы57 , с табанами, анаксобитами, омбронами, ятвягами, которые в то время, по Птоломею, в тех местах, где сейчас Брест Литовский, Люблин и Подляшье, жили. Двигались от океана Северного до Иллирика58 , земель словенских, из-за безвременья, холодов, неурожаев и потопа морского. Там в Иллирике, под городом Нортбея59 , Неиса Карбона, консула римского60 , который в то время этим городком правил, с войском победили и разгромили. Оттуда во Францию или Галлию, которая в то время римской власти служила, и в Испанию после этой победы обратились. А когда французы, испанцы и цельтыберы из земель своих их прогнали, то в Италию направились. Там места для поселения не могли у римлян выпросить, у Юлиана Силана, консула римского. Когда в третий раз римляне против них во Францию Марка Скауруса послали, то, поскольку войска истощились, побили цымбры итальянцев и французов. Четвертый гетман римский, Кассий Лонгинус61 , на них обрушился, которого также Тыгурыне, товарищи цымбров мужественных на границе с аллоброгами62 , землю эту теперь савойским княжеством зовут, между Италией и Францией победили, самого гетмана Кассия Лонгина, и товарища его Люция Пизона63 убили, и войска римские наголову разгромили.

Отправили еще римляне пятый раз гетманов трех римских во Францию[16] против цымбров: Квинтоса Цепиона, Кая Манилиуса и Марка Аврелия. А поскольку все три хотели войском командовать, когда Цепио себе первое место как от сената полученное присваивал, поругались во Франции. Потому и страну, и войска обособленно разделили. Услышав об этом, цымбры соединились с немцами, с тыгуринами, с амбранами или омбронами, происхождение которых Людовик Деций, когда писал fоl. 35: O familijеj Jagiеlоwеj, вывел из тех стран, где сейчас Люблин и Брест «statum pоst Ombrоnеs, id еst Lubliеnsеm Palatinatum». Сразу же ударили на недружных гетманов римских цымбры, им большое поражение нанесли и победили так решительно, что восемьдесят тысяч рыцарства римского на поле пало. Калонов и ликсаров, их товарищей, сорок тысяч побили, и два лагеря римских цымбры, пруссы, датчане, шведы, омброны, подляшане и гепиды, предки литовцев, взяли. Консула Марка Аврелия взяли в плен и двух консульских детей убили. Поэтому народ римский, который давно на Цепиона зуб имел, после этого в новом несчастье обвинил и вину на него взвалил за это сильное, никогда доселе неслыханное поражение, ибо гетману такое иметь нельзя, плохо и недостойно с делами тот справлялся. Был он в темницу посажен, где и умер. Труп его на поле Гемониское64 , где преступников вешали и убивали, палачом был нагим выволочен и имущество его на общественные нужды (Pоspоlitе Rzесz) взято. А цымбры и гепиды, предки литовцев, после этой славной победы потянулись через Францию, второй раз в Испанию, откуда их [16v] цельтыберы и выгнали, потом назад во Францию возвратились, а там с немцами и с амбронами, которые (амброны) были – если Децию верить – из Подляшья родом. Посоветовались и постановили между собой, дабы Альпы, горы, перейдя, Рим добыть и целую землю итальянскую удачным успехом захватить. Так тогда с тремя войсками порознь в Италию через горы, которые были обороной итальянской, двинулись, после славной победы через два года. Услышав об этом, Марий, гетман, с дивной скоростью войско против них погнал; вначале с немцами, у самого подножья гор в поле, зовущееся Aquas Sеxitas65 , как пишет Флор, битву выиграл следующим образом. Когда немецкое войско около воды засело, римские солдаты упрекали Мария за недостаток воды. На это Марий отвечал: «Мужи! Вода у врагов. Идите, и возьмите ее себе».

Сразу же с большой охотой, криком и азартом итальянцы на немцев, а немцы на итальянцев навалились. И так подрались, что когда итальянцы немцев победили, воду из реки смешанную с кровью должны были пить, и более крови, чем воды выпили. 150 тысяч немцев на поле пало, в первый и второй день, согласно Vеlеis66 , а Орозий67 свидетельствует, что их двести тысяч было убито и восемь тысяч взято было в плен, а три тысячи с трудом убежало. Тевтобохус, король немецкий, который был так ловок, как четверо, временами мог с коня на коня перескакивать, тогда даже на одного, когда удирал, не смог вскочить, ибо при первом прыжке был взят в плен. А что был высокой красоты и могучего роста, это было отмечено, ибо, когда вели его меж иными знаками победы, в порядке боевом, [17] видно его было, над всеми возвышавшегося.

И наш Магнус, датский королевич, как я сам его видел, король лифляндский, московской коронации, если бы также дал Бог достать, стоял бы ростом высоким при том Тевтобане в победе. Цымбры с гепидами, и амброны, которые двинулись отдельным войском в Италию, услышав о поражении товарищей своих, немцев, которых тогда итальянцы тевтонами звали, а сейчас тудесками, не огорчаясь поражением и сохраняя уверенность в своей мощи и победе, пустились всей мощью прямо к Норику, а потом через горы и скалы высокие, вопреки надежде итальянцев, переправились. А зима тогда была, удивляется этому Флор, историк римский, говоря: «Те уж (т.е. цымбры), кто бы – подумать только – тому поверить мог, зимой через Альпы, горы, которые от снега главами поднимаются, от вершин гор Тридентских в Италию, совершая нападение, поджигая и паля, вошли». Удивлялись итальянцы, изнеженные и девоподобные, что цымбры приняли решение к ним через нависшие скалы двинуться. Ибо те горы, которые сам узнал, невообразимо большими снегами всегда засыпаны. Мы в Болгарию в 1575 г. с большим трудом и опасностью, едучи к туркам, прибыли, так что наши кони каждую милю сдыхали, а сами пешком все, сколько нас было, независимо от чина, временами по пояс в снегу брести должны были. Иной временами падал по шею, и мы его должны были вытягивать. А когда с высокой горы падал комок снега, то прежде чем низа достигнуть, в снежный ком превращался, с самый большой дом размерами, ибо тогда так снег собирался, как дети эти комки в снегу валяют. А когда комья летят с гор, то ломают [деревья] и часто людей убивают. Как и гельветы, или швецары, со стороны императора Карла Пятого раз [17v] так большое войско короля французского в горах итальянских побили, снег только с высоты скал на них и свалив, как только они оказались среди скал, и так их снежным оружием победили.

Нас так Господь Бог здоровых, кроме коней, перенес. А то нам еще случилось перед пасхой за неделю, когда там уже лето бывает и у нас теплее. Но зима и снега в горах жестокие были. А зимой?

А это путешествие наше десять дней длилось из Тракии через болгарские Балканы68 до Дунайца Мультанского, который там шириной в милю течет, Русцюком69 городом и Дзюрджовым70 . Потому это приписал, что экспедиция многому человека учит. Nоn tamеn pоеnitеbit aliquоndо mеminissе malоrum. О плохом приключении, из которого разве что Господь бог помог бы выйти, сердцем жалость проявив, пусть он других принуждает рассказать. Но к делу предпринятому перо обращу.

Значит, цымбры, гепиды и омброны были из наших холодных северных стран, которые зимой через Альпы терпеливо, как неожиданные гости, в Италию вторглись. Услышав об этом, римляне тотчас же Квинтуса Катулуса71 , товарища Мария, с войском послали, дабы тот цымбрам горные перевалы закрыл.

Но поскольку он понял, что трудно будет в Альпах им противостоять, на равнину с войском отступил. А оба берега реки Atеsis72 под Вероной занял обороной, мост для этого через реку построив, дабы его солдаты, если бы неприятель нагрянул с противоположного берега, могли легко к нему подойти. Но напор и мощь цымбров Катулуса с войском римским от Atеsin, реки, отбили, так что должен был с римлянами удирать. Сам Марий тотчас [18] же из Рима против них выступил, и, прибыв на Падую, реку, войско свое с Катулусовым соединил. Цымбры через Атесин мощью и смелостью варварской брели без лодок и без мостов, а когда воде быстрой ни щитами, ни руками противиться не могли, то, вырубив большой лес, гать построили, и на берег против итальянцев, с криком и гулом страшным и с визгливыми голосами, цымбры переправились.

И, как пишет Флор, если бы с огромной скоростью продвигались к Риму, то была бы республика в страхе. Но в венедской стране, которую Стадий зовет Partеm Galiaе Tоgataе, которая с запада Атезисом, с востока Адриатическим морем, с юга – рекой Падусом, а с севера рекой Натисоном окружена, стали цымбры лагерем. А та земля все другие итальянские земли превосходит урожаем, условиями для отдыха, плодородными землями и погодой нежнейшей, и в ней наши обленились. А Марий им специально битву отложил, чтобы употреблением хлеба, мяса вареного, а также сладкого вина в роскошной земле порадовались да побаловались. На деле же действительно солдатам роскошь мешает, ибо в ней наилучшие рыцари в девиц превращаются.

А потом наши милые цымбры, думая, что Марий боится, и, думая уже, как итальянскую землю захватить, послали к нему несколько раз, дабы он с ними встретился и день битвы назначил. Он предложил им битву на следующий день, время и место встречи, как Флор пишет, на широком и ровном поле, которое Клаудиум зовут. А Плутарх третий день от назначения битвы в Марио из «Жизни замечательных людей» пишет: «tеrtiо nоnas sеxtilis in сampо Vеrсеlеnsi»73 [18v]. А когда обе стороны с криком и грохотом охотно встретились, Марий, уловки хитрые употребляя, победил цымбров, так что их сто четыре тысячи на поле пало, а сорок тысяч было взято в плен. Итальянцев третья часть этого числа убитых была, битва суровая в течение целого дня продолжалась. Эту победу, которую Флор богам приписывает, славную для всей монархии римской, самую громкую и самую святую (поскольку все перед цымбрами дрожали), Марий одержал не силой, а хитростью, построением войска своего, которое в жизнь воплотил как настоящий гетман, подражая при этом Ганнибалу, который римлян решительно при Каннах74 разгромил.

Он поступил так: сперва подождал, пока в роскоши цымбры, как уже написал, разлежались и обленились. Потом день встречи выбрал мглистый, чтобы на неприятеля мог ударить неожиданно, к тому же ветреный, чтобы песок, ветром и конями поднятый, в лицо и глаза врагам его летел. Выбрал себе после начала разгулявшегося ветра время приступа, солдат своих построил напротив восхода солнца, и когда мгла к полудню развеялась, а солнце ясно засветилось, сразу же от блеска оружия римского показалось цымбрам, что небо зажглось, а из-за сияния и лучей, в оружии отраженных, смотреть на итальянцев не могли. И тут каждый командир войска рыцарского может научиться мастерству построения войска, чего дальше [19], ниже читая, более повествование касается. А когда так победил и рассеял цымбров Марий, не меньшую повел войну с их женами, чем с ними самими. Ибо когда возами, колесами отовсюду мощно укрепились, на верху этого лагеря стоя, мужественно оборонялись, как из башен замка: копьями, палицами и разнообразными снарядами штурмующих били. Смерть их была еще более благородней, нежели битва. Ибо когда их итальянцы не могли добыть, вели переговоры с Марием только лишь цымберки, от которых литовки идут. Через послов передав ему условия, дабы их при свободе оставил (смотри, как девушки прежде за свободу боролись и ее придерживались).

Потом просили, дабы монашками могли быть согласно закону священному языческому, так как мужей их убили. А когда это не могли выпросить в этом лагере, то, подавив и умертвив всех детей своих, дабы в неволю итальянцам не попали, сами себя потом мужественно до смерти секли. Другие, обрезав косы и волосы свои, крутили узлы, а сами на деревьях и на повозках все повесились. А другие мужественно итальянцев били и, не желая быть взятыми в плен, дали себя убить.

Этому деянию подобное найдешь у литавов, их сыновей, в замке Пуллена75 , в Жмуди, когда немцы завоевывали их при Ольгерде. Они также, подражая матерям своим цымберкам, жен своих и детей пожгли, а сами, на землю бросившись, убились, дабы в руки крестоносцам высокомерным [19v] не попасть. О чем Кромер fоl. 23, lib. 12, Меховиус, fоl. 233, lib. 4, сap. 22 писали. Но еще далеко от тех времен до нынешних, и возвращаюсь к делу. Белеус, король цымбрыйский, мужественно бил ряды итальянские, на поле битвы остался. На этом побоище потом из костей, как хроники шведские и итальянские пишут, мазиленсы, итальянцы, заборы около погребов устанавливали, а земля, кровью и жиром наполнившись, очень плодородной стала. Хорош был тот навоз! Тыкурыне, другое войско товарищей цымбров, были оставлены в Альпах. Те, услышав о поражении своих, разбежались в разные стороны. Также цымбры, и омброны, и гепиды, которых фортуна в этой войне в живых оставила, в разные стороны разбежались. Их было триста тысяч.

Так, литовец, прусак, швед и датчанин,

Имеешь тут историю о предках своих старую,

Которые пока вредной роскоши не знали,

Всегда римлян с большими войсками побеждали,

И в Риме поселиться уже надеялись,

Даже Мария потом из Африки вызвали,

И тот всей мощью римской цымбров разбил

И, троекратно побежденных, из Италии прогнал.

Из которых одна часть, что от битвы осталась,

В Германии осела, иные с народами разными смешались.

Другие в те страны пришли, где ныне жмудины и пруссы,

А другие, где датчане, лифлянцы, шведы.

Гепиды при Руси, где Литва, селились,

Другие в Балтийском море острова заселили,

Откуда изначально вышли, туда и вернулись,

А после этих путешествий труду учились.[20]

Веденуто, первый король прусский и тех земель, где Литва, Жмудь и Латвия, единодержавец, по старым хроникам цымбрыйским, в году от рождества Христова 373

Из тех готов Веденуто король в Пруссии царствовал,

Двенадцать сыновей наплодил, которых так именовал:

Литво, Саимос, Надро, Барт, Славос, Галинт, Кальмос,

Судо, Огос, Помезо, Натанго и Вармос,

После раздела государства каждый свою державу

Назвал, как наследство справедливое.

От тех в Пруссии: Натага, Бартенланд, Вармия,

Надравия, Кульма, Гогрланд, Помезан, Самбия,

А Зеймо Жмудь своим именем назвал,

В которой от курских озер по Двине царствовал.

Литво при Руси Литве прозвище дал,

И Латвию над Балтийским морем тоже размножил.

Половцы, где Подолия, с гепидами жили,

Ятвяги в Подляшье отчизну имели.

Умерли мужественно, удирать, хоть могли, не хотели.

Еще сегодня по Истерборг половцы от Райгорода,

Ятвягам тем наглым есть частично родня.

Холопы высокомерные, наглые, ибо и со мной поругались,

Под их натиском я едва от смерти удрал.

Там на создание мне тех стихов от Фебуса охота была,

Калиопе и Клио мысль мою грустную тешили

Деревня Дзивин, городок Крос сохраняют знаки присутствия ятвягов,

И в новогродских волостях потомство их знают[20v].

Литва, Латвия, пруссы вместе с готолянами

Жили, как и сейчас, при Руси с аланами.

Определенности своих поступков письменно не дали

Ибо лучше разбирались в саблях, нежели в письме.

Но это был один народ: Литва, Курляндия,

Латвия, Жмудь с ятвягами, половцы, пруссы.

Отчего сегодня общие границы, один язык имеют,

Одежды и обычаи об этом же скажут.

И сегодня аж за Кролевцом слышен этот литовский язык,

В Латвии, в Курляндии, в Пруссии, почти одни слова.

В Самбийской и Струсской волостях этот же народ живет,

Тем самым о близости Литва с Пруссией, давно говорят.

Птолемей в тех странах исток различных народов

Кладет, из разных мест их приход и дела:

Галинды, карыйоны, генимы, содимы,

Марсагаты, стабаны, аланы, бодины,

Тех сегодня нет и знака, ибо перемешались,

А со временем и место, и язык меняли,

Что сегодня Латвия разный язык с Курой имеет,

И Жмудь с Литвой немного языком разнятся.

И из готов народы великий исток имеют,

Которых историки странно прозвали,

Аланы тоже из их рода, при море живя,

Литалянами назывались, ли-тла-лян слагая.

Но скорее Зеймо Жмудь окрестил от себя,

И Литва также, литовцы имеют имя от себя.

Как от Леха – ляхи, от Чеха – чехи,

Русь – от Руса, от Пруса пошли пруссы.[21]

В прусских историях Эразм Стелла так говорит,

И Деций в «Древностях польских» с этим согласен.

Как кто хочет, пусть излагает, если писание не мешает,

Нопослушай, как итальянский народ здесь себя ведет.

О приходе итальянцев в Литву с Палемоном или, вероятнее, Публием Либоном и с дворянами римскими.

Мнения, цели, доводы и причины разные

О разных пишу причинах и разных мнениях,

Римских мужей в страну литовскую путешествия под парусами.

Как по пенистому морю и земле пешеходной

Мыкались, собственность ища свободную.

Муза, вспомни давние времена! Зачем бы милостивый

Меценат мог предков своих узнать исток истинный.

Меценат, без которого парнасские родники

Высохнут и сады увянут, Геликон, твои.

Ибо знаю, что велика слава стихов Гомера,

Мне нужны и большие ритмы Мароновы,

Не смею без весла искушать Нептуна,

Орионова где только взялась благодарная струна,

Однако, добродетельное рыцарство мой плохой стих полюбило,

И их ради с веком искренне обвенчался,

Крылатой славе отдать мужественные их деяния

Хочу и из праха вывести на поверхность для достойной ясности.

Первая причина прихода итальянцев в эти страны

Испанская история первую причину дает,

О засухе в той стране на западе известно.

В Италии, в Сицилии, в королевстве испанском

Дождя не было многолет. Наверняка, из -за божьего гнева. [21v]

Пылающий Сириус пашни крошил на куски,

И в реках вод не было у чешуйчатых рыб.

Года, смерть приносящие, людей и зверей мучили,

А от бледного голода иссякали силы.

Измученные леса и пашни голодными стояли,

Хлеба колосья сгоревшие людям не давали.

Дары Цереры высохли, в виноградниках – Бахуса,

Не найти было в садах сторожа Приапа.

Все с пропитанием связанное, с виноградниками

Выжжено огнедышащим солнцем с корнем.

Оттуда большинство людей зимой, в северные Трийоны

Отправилось, родные оставляя стороны.

И как готы, аланы, гепиды с цымбрами

Были изгнаны из этих стран наводнением,

На запад, в западные и северные страны.

Из-за засухи туда пришли. Бьюсь об заклад.

С Эурусом глухим Нотус соленые гонит валы.

Палемон, князь римский, по прозвищу Публий

В западных странах, удрученными будучи засухой,

Желая народ свой сохранить и домашних богов,

Должен был дальше плыть от этой тревоги.

И так с пятьюстами людей, итальянцами, дворянами,

И патрициями из сената римского,

Из отчизны своей плывя морем Средиземным,

Прибился в западный порт с ветром приятным,

А когда Гадес, Испанию с Лузитанией минул,

К порту английскому удачно приплыл

И мыслил там бы высадиться, но море штормовое

С Эурусом воинственным паруса взяло во власть.

Вал за валом пенистым с шумом бьет,

А северный с западным ветра страх все больший навевают.

Вот кривые якоря из грунта вырвались,

А паруса в северный край ход свой направили,[22]

Палемон на запад хотел, ветры не слушаются.

Шум морской, что команда уши затыкает,

Временами их вал пенистый под небо заносит,

Порой будто в Ахеронские глубины упадут на самое дно.

Крик мужчин, биение весел, гулы валов шумящих,

Страшные киты и дельфины, вокруг судов скачущие.

Итальянцы кричат: «Нептун, из-за чего на нас бурей обрушился неожиданно,

И уставшим раздираешь уже порванные паруса?»

Ты бы видел тревогу, которую там испытали,

От работы спасая здоровье, иные уставшими притворялись.

Иные с кораблей валы выливали,

Иныепаруса латали и дырки досками сбитыми [22v]

С громыханьем шквал бури, море с вихрем страшным,

А Фебус скрылся в небо с возом златоясным.

После Эол ветры из темной достал горы,

С Эурусом глухим Нотус соленые возмущает валы

Субсолян, Цирцей, Вультурн тоже с ними.

Цеций темнохмурый с облаками черными

Теребят ветра, которые дружно вызвали непогоду,

Вспыльчиво поднимает гулкие морские волны.

Африку уже прибился под фландрийские скалы,

Которые голубых облаков верхом достигали.

Аквила их же поднял в вихрях прожорливых,

Где смерти были страхи страшные.

Облако потом тучное, бурю неся, влекло,

А дождь внезапный с градом и с молнией лило.

Весь в темноте почернел океан шумящий,

Отчего люд римский отчаялся, в неприятных предчувствиях дрожа.

Но их хриплый ветер прибил под шотландские скалы,

Которые звуками ветров упорно шумели.

Палемон на мостик вступил, сам ведет корабль,

Пробуждая к труду других, от скал направляя

А потом, вознеся в небо заплаканные глаза,

И руки ломая, тяжелым веслом натруженные, сказал:

«О, как семикратно счастливы они,

Кто в отчизне лежит погребенный!

Счастливейшие те, кто пред глазами предков полегли

В мужественном бою, когда права римские стерегли.

Лучше, чем из-за бури было здоровье потерять,

И славу бессмертную потомкам оставить».[23]

Потом утешал своих: «О, мужественные – говорит – о, товарищи мои!,

Не тревожьтесь, ибо гнев Нептуна когда-то закончится.

Сохраняйте спокойствие и спасайтесь. Во времена счастливые

Не помешает вспомнить приключение, полное забот».

Когда это сказал, вихристые валы понеслись,

Киты к штурвалу отчаянно рвались,

Хребты которых, вознесенные к верху,

Будоражили парусоносное море.

Потом дракон, огнистыми глазами сияя,

Плывет, морскою пастью страшной зевая.

Цетус из иной стороны пришел, вздымаясь,

Римские со всех сторон тревожа невыносимо суда,

Римляне, даром что сильные, в них не стреляют,

Копьями от судов другие отгоняют.

Так, когда оружием никаким отбиться им не удалось,

Картины бестиям метали,

Ими позабавились киты прожорливые,

Ибо их изображения были так похожи на живых.

Там увидел бы римлян, правильно нарисованных,

Давнюю историю и войны знаменитые.

Как Эней Турнуса победил Марсом кровавым,

И, Лавинию взяв, стал королем правильным, законным.

Как Ромул основывал, Рим, стены твои,

И как из-за Сабины кровавые часто начинал бои.

Другими картинами, в большом числе выброшенными в море,

Дивам морским мило играть.

Этой уловкой римляне ушли от страшной опасности,

И Титан показал головы луч ясный.

Дальше их паруса несут в Северные стороны,

Пришли в порт Дитмарсии, издавна заселенный. Солнце погасло.

Итальянцы на берегу зеленом

Уселись, отдых давая членам, в трудах утомленным. [23v]

Ночь была, и Палемон сладким сном усыпленный

Лежал, стесняясь прошлых тревог.

Те, которых вывез из Италии, домашние боги

Сквозь сон его утешали в ласковом разговоре:

«Князь славный, мы тебя всегда стережем

И отгоняем тревогу твою каждую.

Мы сюда из Италии тебя ведем через пенистые воды,

Желая тебе с великими потомками размножить народы.

Но здесь не задержишься, дальше должен плыть,

Ибо пророчеству божьему тебе нужно служить

Счастьем тебя злое наградить хочет тиранство,

И обильную, щедрейшую дать отчизне твоей вотчину.

Есть земля долинами очаровательными украшенная,

И щедростью еды нет на нее похожей,

И сама Церес, кажется, в ней должна быть рождена.

Пруссией, Русью, Мазурией, Лехией ограждена.

Государство славное, боевое, в котором с давних времен

Ветвистых, зверями полных, много лесов.

Гепиды там, потомки готов добродетельных, живут,

И без начальства в лесах, в пущах густых слоняются

Это тебе с землей бог дает, своей судьбой ласковый,

Похожее из непохожих делает.

Встань, и паруса ветрам доверь! Сам их бог ведет

И быстро на увиденный берег тебя доставит».

Сорвется вдруг Палемон, о видении рассказывает,

Которое астроном объясняет,

Говоря, хоть невозможно итальянцам те края

Заселить, и нам сам Бог волю свою через посланца передает,

Бога при этом должны слушать, достаточно мыкаемся,

Потому пренебрегать тем не нужно, что богами дано.[24]

Убедившись в этом, сразу же все паруса поднимают,

И от дитмарских берегов суда отчаливают

В большое море ушли, уж берегов не видят,

Воздушные корабли с вала на вал скачут,

Астроном их компасом точно ведет,

Кормчий тоже к датскому порту умело направляет,

Так их ветра в датский Сунд тесный пригнали,

Сразу же западные, северные ветра встали,

Прибились точно к порту прусскому,

Что по воле божьей близ озера курляндского,

Потом Нептун, с трезубцем успокаивая море, летит,

Эол ласковый запер ветра в темнице

Итальянцы радуются, как будто вновь родились,

От оной тревоги быстро воспряли

Уже погожий ветер паруса распятые гладил,

И воздух ласковый Феб шлифовал

Все противоположные ветра сразу же прекратились,

Дельфины тоже с радостью по морю играли

Издали Палемон лес увидел зеленый,

С моря и берег горами криво огражденный.

Воскликнул голосом радости: «Вот обещанная

Земля, вижу, светится, нам богами данная!»

После этого суда бегут, быстро опускают паруса,

Дабы не разбились вдруг, к берегу пригнанные,

Там Гилию, Немана устье увидев,

Гребцы проворно веслами работают, прямо пустившись,

Где быстрым путем в море, песок неся, впадает

И птиц щебечущих над ними большое число кружится,

Леса с обоих берегов темно заросшие,

И ручьи из лесов вытекают ясно прозрачные

Так Неманом плывут вверх. Удивляются воды,

Незнакомые на себе неся народы,

Удивляется и Неман, волнами возмущенный,

Неся своим течением итальянские, непривычные суда.

Удивляются и леса гостям невиданным,[24v]

Оружию блестящему и судам римским рисованным.

Удивились и рыбы, по воде скача,

Умолкли и птицы, новых людей видя,

И в полях низкие холмы, в которых в оные времена

Гепиды от потомства готов порой жили,

Тут и там по горам в лесах множились.

Римляне суда далее ведут, и вдруг увидят

Людей каких-то дикарей, а они по берегам скачут,

Другие лык из деревьев режут, обувь из него делают

Иные из луков зверей в лесах для прокорма стреляют,

Все в лыковой обуви, в выделанных шкурах,

Вдруг увидели суда с парусами,

И из лесу выходят. С Немана сразу в тревоге

Внезапно в пущи темные пустились ноги.

Испугались сильно, когда в первый раз суда

Увидели и паруса развевающиеся,

Как дикие в свои пещеры разбегаются.

Итальянцы им напрасно – «Останьтесь», – кричат.

Как ловцы по лесу зверь гонят,

И оленей быстрыми борзыми со всех сторон травят

Оные стремительными обороняются ногами,

Рассыпаясь тут и там перед ловцами,

Как серны с высоких гор на борзых смотрят,

Как они, в шкуры свои прячутся,

Так тоже тот люд от итальянцев убежал врассыпную, перепуганный,

Видя то, чего никогда не знали в их стороне.

И вдруг первый корабль встал,

Так как далее мели, не мог их Неман вести.

Потом все встали, на берег высаживаются,

И богам своим родным благодарность возносят. [25]

Палемон удивляется незнакомым странам

С итальянцами своими, и новым в плавании обычаям,

Ибо люд грубый, лесной, по полям блуждает,

Трудно с ними сговориться. «Ka, kur, keip, ku^o» – болтает.

И итальянцы удивляются, по пустошам ходя,

И к дружбе гепидов призывая,

Оные тоже, видя гостей к себе ласковых,

С итальянцами знаками какое-то общение заводили.

Как некогда Эней, даже не надеясь

Цеплял якорем африканский берег,

Где его красивая в Карфагене приняла Дидона,

Так тоже литовский народ принял Палемона.

На берег жмудский придя, увидел зубров стадо,

И оленей, которым войско итальянское радо,

Палемон сразу лук взял с быстрыми стрелами,

И убил трех, что этих стад вожаками.

Урсын, Колумна, Проспер восьмерых подстрелили,

Половину которых на обед между всеми поделили.

Одни со зверя шкуры снимают, другие на куски режут,

Те пекут, другие котлы с водой ставят.

Там же на кривом берегу лагерь основав,

Неожиданным отдыхом от трудов усилившись,

Дальше пошли, заметили волов стадо большое

И шерстеносных овец, зверя стада всякого,

На цветущих лугах без сторожей пасущихся,

И серн ветроногих по горам скачущих.

Удивляются итальянцы, ибо аузонская сторона

Не родит таких даров, только гроздья виноградные.

Потом пчел медоносных видят рои щедрые,

И коней большие стада к бою пригодные,

Рыб разнообразных в реках полно, обилие хлеба,

Видя избы, думают, что попали на небо. [25v]

И воскликнули все разом: «O pagеs siс bеlli!»

Видно, что в походе таких удовольствий не имели

Другие: «La Italia, Litalia» кричат,

Другие мед для пития с водой сладкой цедят,

Там бы насмотрелся на украшенные шатры

Которые в полях разбили, отдохнув от хлопот.

Увидел бы и гербы римские древние:

Колумнов, китаурусов, роз, орлов славных.

Полюбили над морем ветвистые леса,

Найдя в них все для пропитания в изобилии..

Вкушая Бахусовые дары медоносных пчел,

Решили, что Церера им столы накрыла

Долго блуждали по морям, по земле,

С женами, с детьми, с богами домашними,

И много пережив злых напастей.

Так великую Литву было нелегко основать.

И нелегко итальянцам было сюда свой народ привести,

Нужно, дабы потомки эту землю стерегли,

В которой Палемон жмудскими берегами овладел,

И с большим трудом из Италии родной сюда приплыл.

Вторая причина

Так Палемон или, возможно, Либо, князь славный,

Заселил прусские берега и жмудские порты народа давнего,

Потом в Литве, в Лифляндии соединился с готами.

Расстались итальянцы с римской роскошью,

Вероятно, уходя от тиранства Нерона сурового,

Или из-за возмущения Италии Атиллой,

Или из-за невзгод внутренних в те северные страны,

Или голодной засухой были заброшены.

Если же из-за Нерона, это вероятно,

Суровость которого была выше других, [26]

Ибо матери собственной тело распорол, желая знать, где лежал,

Сенеку, учителя своего, к тому же в ванной зарезал.

Рим приказав зажечь, и, смотря на это, наслаждался

Приятелей, родню, всех истребил, убил.

Петра и Павла убил, верных, преследуя,

Рим уничтожил, дворец свой, большой строя.

Другие несносные тиранства мерзкие плодил,

Из-за которых не один дворянский дом уходил.

Палемон, родственник его, тоже должен был так учинить,

Из отчизны милой из-за тирана уйти.

Третья причина

И если из-за Аттилы, и это тоже может быть,

Который всю Европу с гуннами покорил неистово,

Из Татарии, из Угры – страны, которая в Москве лежит,

Придя, занял Венгрию, и счастье с ним бежит:

После троекратных побед над императором Марцианом,

И у Матернуса, разрушая, все портил,

Тракию, Ахаю и Македонию,

Разрушил Сербию, Словакию, Боснию и Болгарию.

И с Эцием римским, и с Теодориком

Визиготским бой повел кровавым строем.

Где сто восемьдесят тысяч мужей погибло

С обеих сторон, даже озеро кровью в полях пылало.

Потом французские города вширь и вдоль завоевал,

И земли над Балтийским морем честь ему воздали

Алетаны, ортманы, оландры с цымбрами,

Фризы, морины, саксонцы (Sasу), поморцы с пруссами.

Гиуле, гетмана своего, под Кольно отправил,

Который лагеря свои на четверых расставил,

И так добывал города, днем и ночью штурмуя,

Деревни, волости до нитки опустошая.

В то время Этереус, сын короля английского, начал [26v] хлопотать о браке с Урсулой, британского короля единственной дочерью, послав со словами великой страсти послов к ее отцу. Тот не знал, какой ответ следует дать, и Урсула его с печалью и заботой убеждала, чтобы дал французам мир, обручив ее с Этереусом, говоря, что было на то явление Божье, в котором велено ей было не отказываться от этого брака, но чтобы были ей даны до этого еще три свободныхг ода, чтобы осуществила свой обет: пойти в Рим, имея при себе десять тысяч девушек. И при этом она так того добивалась, чтобы и отец, и Этереус, жених ее, вместе старались найти для нее десять девушек особой чистоты и достоинства, и каждая из них чтобы имела при себе тысячу девушек, и чтобы сама Урсула также имела тысячу, и все чтобы были особенной добродетели и чистоты. Послы, получив от отца Урсулы такой ответ, радостно отправились в обратную дорогу.

Так тогда Этереус и британский король, отец Урсулы, собрав, согласно уговору, нужное число девушек, дали их Урсуле в компанию. Она, приняв столь солидную компанию и снарядив одиннадцать больших судов и другие вещи приготовив, на дорогу столь далекую нужные, пустилась морем из Британии вплоть до того места, где Рейн в море впадает, где сейчас часть Голландии находится. Отткуда, двигаясь против течения, рекой прибыла в Кельн Агрипину, к большой радости мещан, и из Кельна в Базилию. Там, оставив корабли и другие вещи, шла пешком в Рим. Она, обойдя потом и осмотрев все места в Риме, как обещала, возвратилась в Базилию, а папа Цырыяк проводил ее с большим почетом. Тогда, сев в Бразилии на корабли, Рейном, рекой, съехала вниз до Кельна. Там же вышла на берег неприятеля, опасности не ожидая и думая, что все так же безопасно [27], как и было раньше. Когда к городу начала приближаться, внезапно венгры ее со всех сторон окружили и со всеми девушками жестоко убили.

Так эта благородная девушка с Этереусом, женихом своим, который узнав, что Урсула назад едет, с матерью и сестрой Флорентиной, и с некоторыми епископами, в Кельн навстречу к ней поехал, и с тем Цырыяком, папой, и со всеми девушками с корабля сошла, и чистоту свою Христу, настоящему жениху девственности, пожертвовала. Кости этих девушек лежали в Кельне, а потом их кости в большой склеп были положены. Этой историей потому речь прервал, потому что в литовских старыхлетописцах (хочу сказать баснописцах) о завоеваниях Аттилы, избиении этих одиннадцати тысяч девиц и причинах прихода итальянцев с Палемоном в Литву лишь как бы сквозь сон, вспоминают. Потому я как бы inter parentes сам изложил.

В Венгрию завернув, Буду перебил,

Брата, что Сикамбрию по своему имени именовал.

Буда, которую сейчас, однако, Будзином зовут,

Над которой (ах, венгры) турок сейчас головой стоит.

Затем мощью огромной в Италию отправился,

Стирию, Каринтию, Истрию саблей порубил.

Далмацию с городами погромил, с селениями.

Кто назовет убитых? Кто посчитает потери?

А когда в Аквилей с лагерями шел,

Гетман римский с войсками дорогу преградил.

Аттила его отряды итальянские посек, поубивал,

Еще Валентиниан, цезарь, трижды делался хромым,

Оттуда венеты, будучи рода троянского,

Населили острова моря Адриатического,

Где Венецию, город славный, построили,

Другие также, как могли, здоровье сохранили.[27v]

Потом Аквилию осадил большой силой,

Разрушив и спалив близ фольварков волость большую.

Много времени под стенами провел, силой ее добывая,

И штурмы регулярно хитрые обдумывая.

А что так мощна была, уж начал было отходить,

Но его аист своим гаданием вернул,

Который из города вынес детей голых своих,

Видя будущее падение города от венгерского оружия.

Аттила, сейчас же своих усилив,

И из седел огонь вокруг стен разведя,

Ломал стены и после многих штурмов, взял город.

После этого Таруис, Верону взял и Конкордию,

Мантую, Бергом, Кремону, Фереш и Бриксию,

Вицентию, Ровенну, Тицин, Плацентию,

Мейлан, Падую, Мутину, Парму, Апулию.

Так почти всю итальянскую землю завоевал.

Итальянец: «O Diо! O Diо!» каждый кричал.

Другие: «La dоna nоstra!» – крича, убегали,

А венгры: «Bеstе frеnk» – бьют, догоняя.

А когда к Риму шел, Лев папа святой,

Отвел его умысел злой, на такое [завоевание] направленный.

После этого назад повернул, разоряя и убивая,

И не один при этом жался, грядущую чуя тревогу.

Палемон, который тоже отдыха хотел, как и другие,

(Кто, будучи в состоянии, не спасается, сам виноват)

Мог, избегая тревоги, в эти северные земли

Завести долгим путешествием итальянского дворянства племя.

Пишется в старой истории о делах Аттиловых, что Гардерик, король гепидов, очень богатый и воинственный, а для достойных дел славный, с Аттилой по- приятельски [28] в подчинении во всякой нужде бывал. Мужественно и удачно с гепидами своими в походах как во Францию, так и в Италию и Тракию участвовал, как и в той битве, которую имел Аттила с Эцием римским. Так пишут, что Валамир, или Владамир, на правом крыле с остроготами восточными (которые были из тех стран, где сейчас Волынь, а Острог сегодняшних князей Острожских – если можно верить мнению – главным городом их был) на Эция римского и римские ряды меткое острие направлял. Также и Гардерик, король гепидов, Теодорика и визеготов мужественно направлял, и так что – как история рассказывает – сто и восемьдесят тысяч мужей пало.

А гепиды, будучи с готами воинственными одного вида, которые из Скандии северной до Сармации европейской плыли, были, без всякого сомнения, предками народа литовского. Часть их в Пруссии осталась, над морем, с которыми долго крестоносцы войну вели, пока их не искоренили. У них королем был первый, как говорили, Веденуто. Другие, где сегодня Жмудь, Литва и Латвия, в пустошах осели. Другие, как ятвяги, на Запад потянулись, у Подляшья родину себе выбрали. А другие на юг до полей дошли, где там размножались, и половцами, от полевого местопребывания, были названы.

Так эти гепиды, предки литовцев, как народ воинственный, хищный и разбоем жить приученный, добровольно с королем своим Гардериком к Аттиле, как к королю воинственному, пристали. Также Валамир, или Владимир, это имя по-русски означает «владеющий миром», остроготов, на восток солнца живущих, король, где сейчас волынские княжества, при Аттиле с рыцарством забавлялся. Еще нашел в истории литовской, имея желание более основательно дела литовские изучить, что Аттила, дабы мог знать, что в разных странах делается, поставил в [28v] четырех местах почты или подводы, одну в Кельне, что зовут Агрипиной, другую в Ядере, городе Далмацком, третью в Литве, четвертую у реки Танаис. Из этих мест со всего мира вести, через упомянутые почты, в Сикамбру к нему приносились, а он всех знакомил со своей волей. Тут уже упоминалось, что в Литве тоже имел свою почту, знать, что тогда уже литовская земля была гражданами населена, при Аттиле, вгоду 418.

Титул Аттилы был: Аттила, сын Бендегера, внук великого Немрота, в Энгарде вос питанный, по божьей милости король венгерский, медийский, готский и датский, страх мира, бич божий, и т.д.

Четвертая причина, как Флор пишет, lib. 4, сap. 2

Или, когда Помпей с Цезарем бой вели,

И внутренние войны римское государство изъели,

Где с обеих сторон домов влиятельных много убито,

Ибо втревоге и невинный горлом платил дань,

Землю и море собственной кровью залили,

Когда высокомерие с амбициями вели бой мерзкий.

В африканских, греческих, итальянских государствах оружие гремело,

И кровь убитых воинов в полях кипела.

Помпей в Азии имел войска большие,

Но счастья переменчива поступь.

Проиграл, убит с войсками. Где триста тысяч

Люда пало, потопа морского не считая.[29]

А Катон мудрый, слыша о поражении своей стороны,

Видя из-за склок упадок Короны римской,

Простившись с друзьями и милым сыном,

Убил себя сам своим мечом, ах, грустная новость!

Но Варус с Дидием бой повели суровый,

Полно было море кровью, полны полевые дороги,

Ибо океан возбужденный все их корабли

Потопил, внутренней войны карая грехи.

Какая там тревога страшная – видел бы ты – была,

Когда корабль об корабль в морском танце бились.

Полчищ и оружия, мечи страшные гремели,

Африканские и испанские берега это познали,

Ибо города те после потопа обрушились,

За невинных это морская стихия отомстила.

Цезарь Помпея сторонников, в Мунде запертых,

Добывал, плотины из трупов строя,

А когда уже силой воцарился в Риме императором,

Победу праздновал и суровым стал сразу.

Из-за того Брут, Кассий с другими дворянами

Заговор организовали, не желая быть его невольниками.

Так его в величии внезапно сенат оставил.

Закололи его кинжалами, и лежал он, подобно вепрю.

Двадцать и три раны имел в себе колотые.

Тот, который мир весь кровью облил, должен был сложить голову.

Потом внезапно Антоний упорный, наглый,

С Октавианом бой начал, императором, немалый.

Лепид, Брут и Кассий войну разжигали.

Тогда Цицерон убит был, который речами светил.

Из-за этих распрей и домашней тревоги

Много их из Италии сбежало, щадя жизнь свою дорогую,[ 29v]

Сюда, в северные страны уходили, в леса,

Где сейчас Литва, Пруссия, Жмудь, Латвия, Валаши

Пропуск в рукописи

Длугош далее пишет в хронике своей, что и Кромер, lib. 3, fоl. 61 prima, sесunda vеrо еditiоns 42 fоliо Dе rеbus Pоlоnоrum подтверждает.

Во время войны – говорит – внутренней, между Цезарем и Помпеем, римляне, собравшись небольшой дружиной римской и покинув итальянскую землю, после долгого плавания в тех морях (то есть по морю прусскому), основали там город, который Rоmnоvе (теперь Rоmоwе), как бы «Новый Рим», Рим Новый по имени Рима назвали. Был этот город вплоть до пришествия крестоносцев был у пруссов главным городом земли. Он был взят Болесалвом Храбрым, когда тот мстил за убийство святого Войцеха вгоду 1025. А описываемая компания итальянцев прибилась к берегу с вождем своим Либоном и поселилась в заливе Венедского моря на берегу, где сейчас Жмудь и Ливония, или Литва, а Ли- боном «Ливония» или «Литвания» названы те земли. Этот вывод подтверждают речка Либа и городок с тем же названием в устье, где впадает в Балтийское или Прусское море, которые, если порассуждать, также Ли- боном могли быть основаны. А более основательные доводы дает нам Флор в «Ex Luсii Flоrii Dе gеstis Rоmanоrum tеstimоniо, qui pеr sеquеns tumultum bеlli сivilis Pоmpеium еt Julium», называя этого Либона гетманом морским со стороны Помпея, lib.4, сap. 2, fоl. 123, такими словами: «Долабелла или Антоний по приказу императора заняли проливы моря Адриатического, первый разбил лагерь на берегу моря Адриатического, второй – Куриктийском. Помпей, однако, уже владел [30] многими пространствами моря. Его посол, Октавий Либон, окружил тех двоих мощной армией моряков. Голод принудил Антония сдаться».

И потому я думаю, что поскольку Цезарь Помпея с войсками разгромил и убил, к тому же войны суровые в Азии, в Африке, в Европе, в Греции, в Италии, в Испании, в Египте и по всем морям долго ведя и приспешников, товарищей и гетманов Помпея преследуя. А тот, кого тут вспоминал Флор: Публий Либо, будучи его гетманом и имея армаду на воде достойную и готовую, удирал со своими дальше от гнева неприятеля Цезаря. А так как вблизи Италии не мог быть в безопасности, то, услышав о пустошах в северных странах и ища новое поселение, в те стороны где сегодня Жмудь, Пруссия, Литва, Ливония от времен Либона сидят, приплыл. А в Пруссии Либу, город от своего имени над морем, и Новый Рим – Ромнову, сегодня зовут Ромове, основал, как Бизатниум Константин Великий в Rоmam nоvam перекрестил, уступив папе старый Рим.

Мнение или размышление Меховиуса об истоке Литвы, но, скорее всего, старомодное, с моими исправлениями

Матиас Меховиус, доктор астрологии и медицины, каноник краковский, чья хроника польская на латинском языке (хоть от нее, запутанной, умер, как сейчас прояснилось) в печати вышла, так между прочими делами правления Ягеллонов [30v] о начале народа литовского, (lib. 4, сap. 39, fоl. 271), просто и коротко речь ведет: Pro amplori autem cognitione animedvertendum est, quod vetustioribus referentibus quidam Itali deserentes Italiam, на земли литовские пришли, и Литве по имени отчизны своей имя Италия дали, а литовскому народу Итали, потом прозвище потомков их – Литалия земля, а себя Литлянами зовя, со временем переменилось.

Потом – говорит – русаки и поляки, их соседи, еще больше в названии отклонялись и землю их «Литвания» а людей «Литваны» прозвали, как и сейчас их зовут.

А тут Меховиус пишет, поляков обвиняя, что Литвы имя честное, итальянское, исказили (okazili) и потом короновать Витольда не позволяли. Бедная Литва! Но за это полякам воздали, что в их грозе грозили обесчестить: Кп, а их самих ляхами прозвали! Это Вам за дело, господа ляхи!

Пишет дальше Меховиус, хоть не по теме, плохо вчитывался, что эти итальянцы сперва город Вильно построили: под 57 градусом долготы географической (астрономам и геометрам это поручаю), и от имени Вилиуса, князя, с которым в эти страны пришли, Вильно именовали. Реку тоже, которая через этот город течет, Вилией и Вильне от имени того же князя прозвали.[31] Но при этом старичок ошибся, однако за то, что с охотой писал, должен литовец его благодарить.

Еще жмудскую землю своим языком прозвали, что значило бы [в переводе] – нижняя или низкая земля, tеrra infеriоr. Но и тут он, хоть в Италии был, не угадал – если бы итальянцы назвали Жмудь нижней землей, дали бы имя tеrra bassa.

Дальше старичок клонит уже ближе к делу, говоря: «Aliqqui autеm histоriaе ignari, alituс quоd еst соrnu еt vеnatоrum tuba Litvaniam appеlarе vоluеrunt». А некоторые – говорит – неосведомленные в истории, от lituо или трубы охотничьей (ибо в стране многие охотой забавляются) литовскую землю прозвать хотели, что к результату, не к началу истории принадлежит».

В другом месте, выше, тот же Меховиус, описывая завоевание Пруссии Болеславом Храбрым, первым королем польским, lib. 2, сap. 8, fоl. 33, так говорит: «Названа прусская земля от Прусса, короля битинского в Азии, где был до взятия Адрианополя и Константинополя главный город турецких королей, который и сейчас называют Бруссой (городом Брусса) от Atеn Prusa (Афин Прусса). По приказу гетмана Ганнибала, короля карфагенского, он начал войну с римлянами, но неудачно, ибо потерпел от них поражение и изгнан был из своей страны. Потому с народом своим, греческим и азиатским, в те стороны, к Северному морю далекому походом пошел, уходя от гнева разгневанных римлян, а прусскую землю по своему имени именовал, [31v] откуда знаки пребывания в тех странах азиатских греков из королевства Битинии. Оказывается, что старые пруссаки из простонародья греческий язык понимали, и особенно битинийский, который с татарским и турецким, также сарацинским из-за соседства перемешался. А случилось изгнание этого Прусса, короля Битинии до Христа двести лет, если хорошо другие считают. Я, однако, видел в старой хронике прусской, что пруссы старые, язычники, епископа идолопреклонения своего звали Kiriе kirуеtоs по-гречески. Потому греки и в Литву должны были народ свой занести».

Пишет дальше в том же месте Меховиус: «Advеnеrunt dеindе ut fama еst gеntеs Rоmani оb bеlla сivilia Italiam dеsеrеntеs» и т.д. Пришли потом, согласно сказу, римские народы в сторону Прусского моря, из-за внутренних и местных войн итальянскую землю покидая, и селясь вперемешку с народами северными, эти итальянцы пришлые создали прусскую, жмудскую и литовскую землю. Вместе народом одним становились, из-за чего и говор родного языка с другими разными в одно перемешали.

Потому много слов языка латинского в речи их слышим. Но еще и другое доказательством служит, что главный город в Пруссии Ромовой назвали (что я уже выше из Кромера и Длугоша цитировал), взяв имя от Рима. В том же городе епископа своего языческого, по прозвищу чина Криве оные итальянцы поставили.[32].

Бернард Ваповский, прелат краковский, и Бельский во втором издании хроники всего мира, fоl. 237, на которое опираюсь, так пишет о пруссах старых, которые были язычники: «Об этих наши хронисты сомнительно писали, говоря, что они были из Греции, от короля Прусса из Битинии». И Сильвий тоже пишет, что это были бруктеры, от бруктеров пруссы речены. Но, скорее всего, что Пруссы с Литвой были одного народа, потомки готов из-за моря, людей воинственных, и речь имели, и обычаи, но только из-за другого народа изменили язык, мало что-то о себе понимают и сегодня, ибо еще старые пруссы есть в нескольких десятках деревнях за Кролевцом в Литве, которых языка никто не понимает, только сами себя. Я слышал их речь, когда бывал в Гданьске, очень похожа на литовский той части Литвы, которая зовется Куры.

Над большим озером живут, которое зовем laсus Curоnеnsis. Эти Куры – один народ со старыми пруссами. А вышли из заморских стран, где сейчас Норвегия. При этом, когда новые пруссаки, крестоносцы с Литвой воевали, то всегда старые пруссы были более склонны к Литве, нежели к немцам, и очень с ней дружили, и только когда Литва покрестилась, пруссы литовцев презрели.

Свидетельство о Литве Йодуса Деция Людвика с моими исправлениями речей ошибочных и нужными добавлениями в книгах «О семье Ягелла», fоl. 34 [32v]

Litvania vеrо nоmеn nоvum еx latinis sсriptоribus inсоgnitum еst. В каком веке эта страна это имя получила, из-за времен переменчивости узнать не получается. Эней Сильвий, ставший папой, итальянец, человек ученый, но к полякам и сарматам неблагосклонный, много миссий в разные страны возглавлял, изучал народ литовский.

Однако результатом и плодом его работы является лишь то, что ему более местоположение народа, чем его начало и его древности, описать удалось. Ибо когда слишком по-светски, до принятия веры христианской народом литовским существовавшие способы, обряды, богослужения языческие, из Иеронима какого-то взятые, выводит, ни в одном месте не указывает, не учит, каким бы древним именем этот народ был именован. А в этом писании, как в других его изданных книжках, много новых историков ему подражали. Это о Сильвии Деций говорит, а сам не знает, что это был за Иероним, из повестей и писаний которого Сильвий о делах литовских сообщения взял, когда говорит: «Когда обряды и обычаи каким-то Иеронимом». Но мне удалось выяснить, что это был муж ученый, чех (но не Иероним, ученик Гуса), жрец из Праги, который в Кракове при дворе был каноником. Потом, когда Ягелло, став королем польским, обращал родную Литву в веру христианскую покрестить, этого Иеронима из Праги в Вильне каноником сделал, и тот проповедовал слово божие в Литве. И, рубя однажды статую литовскую, дерево, в ногу себя ранил, и рану тотчас же [33] чудом Божьим излечил в подтверждение язычества, как об этом будет ниже сказано, когда речь пойдет о короле Ягелло. И имел я этого Иеронима старый комментарий о Литве писанный, который я достал у покойного доктора Серпца, в Вильне. Но он потом погиб этот комментарий во время службы воинской, и я рад бы был сейчас выкупить его дорого. Но слово о Деция, свидетельствующегоо Литве, закончу.

Есть и другие историки, которые Литву и пруссов финнами зовут, но я, если верить Птолемею, не был бы сторонником отождествления пруссов с финнами, а то, что Литва была когда-то этим прозвищем именована, не верю.

Птолемей, который весь мир как таблицу вырисовывал, иные народы в то место помещает, которые, как мне представляется, были Литвой. Сомнителен будет для многих мой рассказ, много народов человеческих в Литву историки помещают. Но они, если вспоминают Литву, помимо Польши, как кормилицу такого большого числа людей, то легко поймут, что Литва не одного народа согласно течению времени хранительницей была.

Вся литовская земля матерью тех народов, как представляется, была издавна. Их Птолемей зовет: Галида, Бодине, Генини, Судине (где сейчас Райгород, немцы звали Судавия), Карионес (видимо, Курляндия), Амаксобы, Стабаны, Саргаты, Стурны, Вибоны, Насции (Nasсii), Ассубии (видимо, Кашубы) и т.д. Эти народы все издавна в этом положении Птолемеем нарисованы.[33v] Тот самый Птолемей, как уже упомянутый Люций Деций, описывая польские древности, fоl. 3, другие великие народы в Сарматии Европейской помещает: первыми Венеды были над всем морем Венедским или Немецким, или над датскими, шведскими и лифляндским берегами. От тех венедов сегодня суть поморцы, кашубы, пруссы, курляндцы, жмудины, лифлянцы и финляндцы. Выше итальянской земли, которую от старого прозвища римского зовет, такие народы помещает: пеуцыны, растерны, через все море Меотское, которое зовем Paludеm Mеоtis и в которое Дон великий или Танаис, из Москвы текущий, у Азова впадает. Языги или ятвяги и ятвеже, роксоланы, русаки, намаксобиты и аланы сегодня есть от тех. Подоляне, черкасы, каневцы, волыняне, от Волги, реки, названы, от которой из Москвы тут свой народ, где сегодня живут, перенесли. Люцеоры, кусы или лучаны, кийовяны и литовцы из готов, и из венедов (то есть поморцев, не венетов), и из аланов старых, из этих же готы-аланы вышли, так как готы, которых до этого сарматы половцами звали, в тех местах издавна жили, тянулись к Руси, между Танаис рекой и морем Меотским, где сейчас татары крымские, черкесы и перекопцы осели. Хоть готы латинниками гетами были названы, например, Овидий Насон, будучи отлучен от императора[34] из-за срамных книг, который написал: «Об искусстве любви», жил в Таурике, где сейчас Перекоп, об этих гетах, так вспоминает в стихах своих Dе Pоntо еlеgia 19 ad Sеvеrum.

Нету более сурового народа в мире, чем геты:

Стрелы в яде мочат, имея лук напряженный.

При готах или гетах, гепидах и половцах, предках литовских, жили другие готы – аланы, и эти последние часто русакам и полякам наездами докучали. Как и сейчас этого народа остатки, подоляне и низовцы суть люди жестокие, войну любящие, и татарским набегам отпор дают. А сколь были людны те страны северные, где сейчас Швеция, Готландия, Дания, Норвегия, Литва, Латвия и Пруссия, пишут разные историки и космографы: Олаф Магнус, Готус Йорданус, Паулус Диаконус, Альбертус Крантиус, Мефодий Мученик (Martiris), выводя из тех стран разных народов истоки, кроме Птолемеем упомянутых, то есть: готы, остроготы, весуровоты, гепиды, самогеты, масагеты, гунны из татарских северных стран, от востока солнца от московского государства придя, венгерскую землю, до этого Паннонией называемую, заселили, цымбры или цымеры, пеуты, амасонес, шведы, лонгобарды, которые в Италии, между Венецией, Вероной, Падуей, Медиоланум и т.д. осели; турегинги, авары, герулы, венулы, швены, болгары, свицеры, тахипали, даны, даки, где сейчас итальянская земля, куда потом изгнанные [34v] итальянцы пришли. Скалви или словаки, руги из поморских стран, что еще и сегодня древности Ругии, города большого, хранят, и князья бранденбургские титулом владения Ругой сегодня пользуются (а, вероятно, от Руги рейхом князей немецких называют), аланы, готаланы, бургунды, самбы, ливоны, Sсirу, нортманы, пилиты, карпи, кибы, саксонцы. Вараги или варяги и печенеги, которые тоже издавна при Руси, как сейчас Литва и Латвия, жили и часто с оным вельможным царем Мономахом, который имел столицу в Киеве, боролись, и землю русскую опустошали, а временами русакам против поляков помогали. Как говорит об этом Меховиус, lib. 2, сap. 10, fоl. 34 и т.д. в году от рождества Господа 999, и в этом же году Болеслава Храброго, первого короля польского, Отто Цезарь в Гнезно короновал.

А Литва тоже в том же месте, где и сейчас, располагается, более весомой была в те времена. А над Вислой Птолемей размещает еще меньше народов. Как прилегающих к внедам вспоминает гиртонов, от которых, похоже, названы геты.

И сегодня их оставшиеся их потомки есть в Сам- бийском уезде в Пруссии, где столичный костел сам- бийского епископа. После этих Птолемей финнов помещает, сулянов, фругиндинов, из которых сегодня Пруссии соседние народы: кульмяне или хелмяне, куявяне, палучане и мазуры. Потом осурбоны, аварины, анартофракты, бругионы и другие народы различных названий, которых сегодня и не слыхать. В этих местах Птолемей очертил [35] границу литовскую. Как описывает вышеупомянутый Деций, Литва такими границами в то время была окружена: сразу после омбронов, которые с цымбрами в Италии бились, то есть от воеводства Люблинского к северу, к Мазовшу, аж до гор Венедских и Финенских, то есть Прусских, тянулся рубеж литовский. Там же, немного занимаясь истоком прусским, он говорил, что в его век Литва к Пруссии от севера до Жмуди примыкала. И что жмудская земля пограничной к океану северномушла, а потом тянулась большого государства до князя московского, которое к Литве с востока солнца примыкало, а с юга граничило с роксоланами. Возвращалась от поляков, которых имеет сопредельных с запада, и по второму кругу к омбронам, то есть к люблинской земле, но сегодня эти границы поляки, отняв Подляшье и Волынь, расширили. Деций говорил не без доводов, что Великое княжество Литовское оказывается четвертой частью Сарматии Европейской, и он бы поверил, что все вышеперечисленные народы там жили.

Но я не знаю, почему Эней Сильвий масагетов за прусской землей положил. Это имя для этих земель необычное, так как их и Птолемей на том месте не кладет, ибо масагеты, которых некоторые амазонами считают, явно в Скифии Азиатской, в ордах татарских далеких живут. Но я все же Деция иначе понимаю, что хотел Сильвий хорошо написать, да ошибся, как посторонний, тех стран не знающий. Желал он положить [35v] Самагетов, то есть жмудинов, к Пруссам прилегающих, или Масамтас – мазуров, назвал масагеты. Или издатель, как иногда бывает, ошибся.

Так тогда Великое княжество Литовское согласно Децию, и Сигизмунду Герберштейну, и по моему опыту, на востоке с Москвой, на западе с Польшей, Подляшьем, с Мазовией и Пруссией, немного к северу наклонившись, граничит. На севере Жмуди и Лифлянтам пограничное, с юга Волынь и Подолие, русские земли к ней прилегают. При правлении Витольда Великого от моря или озера Курляндского до Лифляндии и Пруссии Литовское государство доходило, на востоке с Москвой по Угру реку, аж за Великий Новгород и Псков на север, потом за Путивль или Путвиль, который лежит за Киевом, между востоком и югом шестьдесят миль в полях, граничило. А от моря Балтийского или Немецкого на восток и юг тянулось аж до моря Татарского, которое зовем Понтус Эуксинус, за Очаков, по самый Азов, где Танаис в Paludеm Mеоtim впадает.

Это море, которое у Константинополя pеr Prоpоdintеm in Hеllеspоntum, через которое я тысячу раз ездил в Скудер и Галату, куда ревущим и узким руслом река Гургитус впадает, турки Черным морем называют. Потом Деций о первом прозвище и новом имени Литвы с догадками речь теми словами ведет: некоторые таким доводам верят, что Литва a Latiо, то есть от рога, трубы [36] охотников, названа.

Но их догадки, гипотезы как басни никчемные, в насмешку, не в доказательство именования Литвы идут. Есть также другие, которые говорят, что итальянцы, в ту землю прибыв, отчизны своей именем «Италия» эту страну и тех людей, что тут застали, «Итальяны» прозвали.

Лишь потом потомки их, как и Меховиус пишет, букву L прибавив к названию, имя «Литалия» получили, а сами «Литалями» прозвались. А со временем испорченным именем литваны от соседей были прозваны. Я же говорю (ибо Деций пишет, что Меховиус по- итальянски не понимал), что итальянцы обычно артикли в языке своем употребляют: la сitta – город, li paiеsi – страны, il сavallо – девушка, il bоsсо – лес и т.д. Также, если хотели назвать Литву отчизны своей именем, сразу же ее сами назвали, не потомки их, по обычаю языка: la Italia – итальянская земля, а потом Литалия и Литвания. Ибо и пруссов сперва называли бруктери, потом прутени, потом прутени боруссы, следовательно, при влиянии слова «руссы», пока к слову «пруссы» не пришли.

Также тоже немецкие, польские страны, итальянская земля Enоrtiam Latium, Ausоniam, Italiam, еtс. Graесi, Argоliсоs, Danaоs, Dоriоs, Pеlasgоs, Mirmidоnеs, Aсhinоs, Agrinоs, Троянцы или Dardanidas, Priamidas, Arуgiоs, Aеnеadеs, Trоas, Iliadas, Tеnеrоs, еtс. Страны, народы, князья, приключения, предметы полезные, урожаи и т.д. названы различными прозвищами.

Потом Деций пишет: напоследок – говорит – согласно мнению других историков оказывается, что литовцы до этого из борусских границ или из прусских с Литаляном, князем, вышли, а поселения пустые, которые давно оставили, наполнили. Ибо когда-то давно, задолго до этого, [36v] оттуда их предки, оставив эти места, где сейчас Литва, переселились в Пруссию. А когда Литалянус, князь, со своими людьми в родные страны вернулся, так от себя Литалянией эту страну и назвал. Знать, что эти земли издавна были заняты аланами, готов мужественным племенем, которых тоже Gоttуala [na]mi называемо, как я выше стихом выразил, согласно прусским хроникам старым, рассказывая короле прусском Веденуто и его сыновьях. Как зовут, так и зовут, с ума сошел бы, крутя головой: v: w: r.

О Веденуте, короле первом прусском, из аланов или литалянов избранном, Erasmus Stеlla Libоnоthamus во второй книге древностей прусских об аланах, предках настоящих литовских, из готов идущих, и о первом князе Литаляне пишет к мастеру прусскому Фридриху, саксонскому князю, и свидетельство хроники прусской по-немецки изданной, мы привели

Время, в которое Валентиниан римлянин правил, то есть от Христа господа 366, аланы, люди северные, в соседство к пруссам прибыли (откуда известно, что это был литовский народ), когда против римской империи войну начали. После долгих и частых на римские государства набегов, сикамбры силой были остановлены и побеждены, этой войной сикамбры себе и потомкам свободу завоевали. Из тех аланов, которые в той битве выжили, часть через римское государство дошла до Испании, где к готам, в то время там воюющим, присоединились, которые в Испании из-за смешения двух народов [37] прозвищем готы-аланы назвались, как бы сказав: готов и аланов поселения. Часть этих аланов, более вялая и к войне не столь способная, которые дома остались, после этого поражения от Сикамбров, на первоначальную родину (то есть в Литву) вернулись. А так как молодцов добрых много потеряли в войне с сикамбрами, то не очень верили, что смогут безопасно жить в своей родной земле. Но с женами, с детьми и большим добром слуг невольных в пограничную Боруссию или Пруссию отошли. Добро все домашнее и имущество в то время на телегах, на колесах за собой ведя, также скот всякий и все, чем народ живет, с собой пригнали, а самих себя пруссакам старым (которые были с литовцами одного народа) в веру и в оборону отдали. Пруссы их благодарно приняли, ибо, их числом приумноженные, кому угодно отпор смогут дать, верили.

Так как в то время немцев больше боялись, которые над Вислой, где сегодня земля хелминская, жили, и пруссов часто из тех земель, которые имели, изгоняли. Уступив тогда аланам право совместного проживания, они тоже позволили своим девушкам с боруссами соединяться, ибо никакого брака тогда у них не было, и как которому девушка доставалась, то волен был с ней по своему желанию с ней поступать. Потому в короткое время так быстро размножились, что все соседние народы превзошли. Из-за этого множества, из-за узости границ начали один другого прижимать. Как кому нравилось, и кто как себе выгоду понимал, тот столь много земли для себя [37v] и коней брал и владел, изза чего – между ними ссоры и распри разнообразные возникли, которые часто смертью заканчивались. Тогда этот люд грубый и несговорчивый на том согласия достиг, что по постановлению короля сходки начали собирать, на которых из-за простоты народа разные вещи о том говорили и рассказывали.

Там Виднутос или Vеidеnutоs Alanus, который других достоинствами и умом превосходил (ибо многими слугами себя окружил, отчего не меньшую известность снискал в чужих странах), сказал так: «Если бы вы, боруссы, пчел ваших глупей не были, о том, что между собой рассказываете, никогда бы не спорили. Ибо видите, что и пчелы короля имеют, которого приказы слушают, который их делами управляет, каждую из них на надлежащие работы ставит. Он и непослушных карает, а ленивых и никчемных прочь из ульев гонит. По его наставлению все трудятся и работу заканчивают. Вы, которые каждый день это видите, оным как вождям подражайте, и короля себе изберите и его воле будьте послушны. Он пусть споры между вами решает, задир смиряет, злодейства карает, невинность обороняет, сам над всеми, без малейшего исключения, пусть права, приговор и мощь имеет». Услышав об этом, пруссы, большой крик подняв, дали согласие, вопрошая: «А хочешь ли над нами быть bоjоtеrоs?», что на их языке короля пчел означает. А Вейденутос аланус из литовского народа, о чем и само имя свидетельствует, имя значит, не пренебрегая [38] их голосами, по всеобщему позволению королем первым борусским и аланским или литовским стал. Он ведь был из простого и грубого народа, однако, королевского великодушия не был лишен. Ибо как только народ величием королевским был отмечен, ни к чему другому мысль свою не направлял, только князю или вождю пчел подражал. Затем новоявленный король народ и там и там, в определенных рамках, по примеру пчелиного порядка, запер. Люди в отдельных ульях работу свою выполняли, а он наставлял им о работах сельских, дабы как положение требовало, жили. Старался, дабы чтобы одни за землей следили, засевали и деревья плодовые прививали, другие чтобы пчелами занимались, третьи скотом, его потомством, а иные ловлей рыб дабы занимались. Он всех наставил, и законами установил, и этими законами границы свои хотел оградить как стенами.

Приказал, дабы впредь никто больше скотины и челяди не прятал, чем необходимо для обеспечения работ своих, иных при этом выдав и побив. Чтобы больше никто неполноценных и для работы непригодных детей не растил и не воспитывал. Дал свободу и право, чтобы сыны родителя, старостью стесненного или который из-за отсутствия сил работу вынести не мог, могли бы удавить, и дабы хлеба зря не ел.

А чтобы дети у родителей сомнительных не родились, соитие общее без разницы запретил и форму брака такую установил, что ежели какой-либо хозяин девку для приплода возьмет, то чтобы была она от несвободных людей или из чужой земли свободная была, дабы она с ним жила в одном доме и он ее кормил [38v]. Потом, желая этот люд грубый от жестокости звериной к более скромной жизни приучить, беседы частые общественные ввел, веря, что этим мог бы жестокие умыслы смягчить. В этом он не ошибся, ибо быстро к нежной мягкости привыкли, так, что чего хотел, того и добился. Потом сказал, чтобы с гостями приветливость сохраняли и по-человечески поступали, поскольку этим больше всего общность спаивается. Научил Вейденутос боруссов и аланов питье готовить из меда и воды, которое во время бесед общественных и отдельных употреблять позволил. В этом сладком питие народ грубый удовольствие почувствовал, и оно это жестокую суровость легко подорвало. Потом Вейденуто, обратившись к набожности, жрецов от судоминов или от жмудинов, товарищей боруссов и аланов, призвал, которые с яростью к пустому идолопоклонению с презрением относились. Научили те боруссов нечистых зверей и гадов, ужей лесных не иначе как слуг и посланцев божьих почитать, которых в домах воспитывали и как богам домашним жертвы приносили. Говорили жрецы, что боги в лесах густых жили, и что там жертвы делать нужно и от солнца дождей просить. Твердили они также, что с приходом чужеземцев святыни их или места, где жертвы приносили, будут осквернены, и что ничем другим, лишь человеческим жертвоприношением могут быть очищены. Верили, что звери [39] всякие, особенно лоси, в тех лесах, где жертвы приносили, живут как слуги богов, и что нужно их чтить, и от употребления их мяса в пище воздерживаться. Верили, что солнце и месяц – первые боги, громы и молнии с позволения всего народа хвалили. Козла в жертву публично приносили богам для лучшего приплода этого зверя , что я более подробно ниже, в рассказе о богослужении литовском, опишу. Говорили жрецы также, что в высоких деревьях, в дубах и других, говорили, боги живут, и там вопрошающие голоса их слышались. Потому дубы не рубили, а набожно, как дома, богов чтили. Так же почитали сирень и другие деревья. Установил также Веденуто, вышеупомянутый король прусский и аланский, или литовский, дни рождения и смерти равным образом отмечать, то есть в обоего пола беседах и совместном питие, в игре и пении, без грусти, с большой радостью и весельем, дабы на вторую жизнь надеялись. На это указывало то, что умерших хоронили вооруженных и одетых, большую часть имущества подле них положив.

Мерзкое идолопоклонение утвердив, и издав иные постановления, и обряды религиозные, с умом король Вейденутос прусскими и аланскими краями расторопно правил, не позволяя своим никак вмешиваться и нападать на чужие народы, от которых также никакой беды не видели. После смерти своей четырех сыновей оставил, но другая хроника прусская, на немецком напечатанная свидетельствует, что двенадцать сыновей имел, которых были имена, какие выше я в стихотворении назвал: Саймо, Неидро, Судо, Славо, Натанзо, Барто, Галиндо,[39v] Варно, Ого, Помезо, Кульмос и Литвос или Литванос. Их отец Вейденуто, дойдя до своего возраста сто шестнадцать лет, как та упомянутая хроника немецкая говорит, разделил следующим образом: Саймона старшего в столице своей над другими братьями посадил. Он Жмуди, когда ему эта земля из раздела между другими братьями досталась, дал от себя прозвище. Он же и Самбию, другую землю от себя именовал, по-немецки Замланд Эти два княжества давали к бою готовых сорок тысяч пеших и сорок тысяч верховых. Судония от Судома, сына Веденуто, также названа, к Подляшью, Жмуди и Литве прилегает, из которой 6000 ездовых и 800 пеших выходило; Натангия, третья земля, от Натанга названная; Надрония от Наидра (Найдра) – четвертая земля. Славония – пятая земля. Она считалась княжеством удельным во времена старой Пруссии и подвергалась со стороны литовцев и крестоносцев часто нападениям.

Отделяет ее от Литовского княжества река Мемель или Неман. Бартенланд, от Бартона названная, граничит с Литвой, там семьдесят озер с пущами. Из-за земли, к этой стране прилегающей, литовцы, часто с крестоносцами борясь, их разоряли. Галиндия, от Галинда названная, земля большая и столь многолюдная, что граждане языческие размножались и поместиться в ней не могли. Давала для шестьдесят тысяч человек в случае надобности. К Мазовии на юге прилегла Вармия или Вармиландия, от Варма имя взявшая, в которой есть Варминское или Хельферское епископство.

Гогкерландия земля, от Гога названа. Кульмия, сегодня зовут Хелмом, от Кульмы названа. [40] Помезания, одиннадцатая прусская земля – от Помоза, сына Веденуто, через которую текут реки Висла, Эльба, Друзно, Дробница и Везера.

Когда так разделили земли между собой сыновья Веденуто, короля прусского первого, некоторые из них, недовольные своими землями, боролись между собой за верховную власть. Из-за чего народы прусский и аланский, которые уже к миру давнему привыкли, ко взаимным войнам побуждали и эти народы на частые битвы один с другим сходились. При этом старший сын Веденуто, как упомянутый Эразм Стелла пишет, рожденный от матери аланки и от отца алана (ибо Венедуто, король прусский, был алан), сам был своими аланами поддерживаем. Но его боруссы, братья, и иные, как иной матерью рожденного, его ненавидели. Они большими войсками сильнее его были, то Литалянус из-за внутренних склок уступить им должен был. После больших боев, с обеих сторон ведущихся, порешеле этот конец несогласия между собой следующим образом. Литво или Литванус, старший Веденутов сын, матерью аланкой рожденный, со своими аланами назад в Аланию вернулся, в предков своих страну во второй раз, и по воле своей там правил, а борусскую землю братьям другим, матерью борусской рожденным, свободно оставил. Принял это условие Литалянус, как старший, и с большим числом своих аланов (как некогда Чех и Лех по Ваповскому из Карватии (Хорватии)), из прусской земли вышел. А когда [его люди] чрезвычайно размножились, то первые старые поселения своих предков и поселения, которые пустыми нашли, легко заселили и заполнили.[40v] И от того их княжество Литаляния, а людей, которые до этого назывались аланами, Литалянами потом назвали. А теперь их обычно литванами зовут.

Так Эразм Стелла литовское имя от Литаляна, упомянутого сына Веденуто, короля прусского, выводит, а хроники другие пишут, что это было после Христа в 373 г., и тому событию древнему в этом году уже исполняется 1204 года. Потому получается, что литовцы в тех местах, где сегодня, осели ранее, чем мы, поляки, в Польше, если Ваповскому верить, который приход Леха в Польшу относит кго ду Христову 550. Этому приходу поляков во главе с Лехом, сейчас бы было 1025 лет, хоть Кромер и другие их приход по времени не определяют. Тогда Литалянус в Литве и Латвии царствовал от 373 в году от Рождества Христова, а Саймо, брат его второй, жмудскую землю от своего имени назвав, в этой земле полновластно и мужественно правил. Ее некоторые историки Суданией именуют (а Страбон называет Samagitiam еxprimеrе nоlеns). Об этом чем и Стелла так пишет: «Borussi vero, quo a Germanis finitimis tutiores forent secum Sudinis, qui ultra Chromi fluenta sades (cades??) habebant eiusque regionis ab origins creduntur, societatem inieri, qui tum virtute et potentia plurimum pollebant».

А боруссы, чтобы границы свои от немцев обезопасить, с судинами, которые за Crоnоmеm, то есть за рекой Неман, по Птолемею, живут и верят, что были гражданами этой страны [41] от сотворения мира, объединились и на время способностями рыцарскими и мощью сильнее были. Там же, немного ниже, Стелла пишет, что судины или жмудины, которые в то время были с курами, у моря живущими, римскими войсками многократно испытаны, прежде чем побеждены были: Rоmanis armis tеntati magis quam viсti. Ибо Друз, гетман римский (как Плиний свидетельствует), который раньше, чем другие римские гетманы, в северный океан корабли повел, немцев флотом атаковал. Пишет, что страну прусскую Судинию, которая была со Жмудской землей в древности одного языка, римское рыцарство зовет Судима Субериам Лычаная (Sudyma Suberiam), от лыка, потому что в тех странах видели людей, которые, как и сегодня, лык на обувь и иные нужды используют. Пишет дальше, что те судимы (побратимы жмудские) из-за обилия янтаря, которого много в прилегающем море a quibus se terra et mari impigre defensarunt. Эти судимы не только римское оружие испытали. Также саксонцы, которые Англию населили, на них нападали. От последних морем и сушей твердо защищались. Пишет об их обычаях и одежде. Имели – говорит, – те люди корольков или старост своих, которые уставам были послушны, суд по делам церковным вели и в делах торговых понимали, одежда у них была: у мужей – шерстяная, у женщин – из полотна платья, и кольцами из меди или латуни шею окружали. В уши круги вешали, это все и по сегодняшний день, как видим, в Жмуди, к морю сопредельной, в Курляндии, Пруссии, в Лифляндии в народе сохраняется. Оттуда становится видно, что издавна это был один народ с литовцами, и все они из готов, гетов или гепидов, половцев, цымбров, из аланов действительно пошли [41v].

Окончательное мнение Бельского о Литве

Литовский народ издавна происходил из заморских стран у северного моря. Его предков историки зовут гепиды, по-готски ленивые. Они, будучи с воинственными готами того же вида, за ними в Пруссию со своими кораблями пришли, ибо готы, их предки, пришли в Венгрию из Пруссии. Готы, мыкаясь по морям, за своими идти не смели, не имея подходящего повода. А некоторые из них так в Пруссии и остались, и крестоносцы с ними долго воевали, некоторые в пустошах над морем осели, где сейчас Жмудь и Лифляндия. Некоторые на юг пошли, как половцы, некоторые к западу, как ятвяги. Пребывая у моря, где ранее цымбры были, много немецких слов в свою речь впитали. Немцы зовут короля или князя «kinig», а они, изменив немного, «kunigоs». По-гречески бог Теос, а они зовут Дзевос, ибо, помимо прочего, при Греции были на море Понтском. Есть и латинских слов много в их языке, ибо издавна плавали в море у берегов Британии, которую сейчас зовем Англики. А когда в тех странах осели, где сейчас живут, перемешали язык и народ с Русью так, что друг друга мало понимают, ибо по-разному говорят: жмудины – также как и куры или курлянды, иначе, нежели литовцы, ятвяги или ляфляндцы. Немцы же в эти места пришли вместе с крестоносцами из немецких стран. Птолемей, древний хронограф, в тех местах, где сейчас Литва, другие народы упоминает. Сперва названы галинды, судены, бадины, которых я уже упомянул, а последние ушли в итальянскую землю с готами, герулами и аланами, а на их место литовцы пришли с князем своим Литаон, от которого землю и зовут Литвой. А когда разошлись, одни в Пруссию, другие [42], которых зовем половцами, в поля, уже их легко русакам было поломать. И литовцев после долгой борьбы подчинили и заставили дань платить: лык, веники для бань, желуди и иные вещи, дабы превосходство над собой чувствовали. Ибо там, в пустоши живя, не имели что давать. Напоследок литовцы перед ними так выслуживались, что и сегодня видна эта привычка в неволю отдаваться. Потом, когда усилились и оглянулись, и из русаков плена вырвались, и казачеством пропитания искали, совершая наезды на Русь, на Польшу, на Москву и на море, имея с пруссами первый договор и т.д.

Дальше Бельский немного пишет о приходе итальянцев в те страны, но я до конца этого не дочитал, ибо понимаю, что чем дальше от событий тем острее пишется, а со временем и при внимательном исследовании в трудных делах и людей остроумных становится больше. Потому уже Аполлон велит мне мозг мой привести в движение, рассказывая о приходе итальянцев в те литовские страны.

Пятая причина прихода итальянцев в литовскую страну

Была тоже прилюдная казнь в Риме, склоки,

За злодеяния в чуждые страны ссылки,

Где с виной вопреки закону люди так жили,

Пока не покаялись или не примирились.

Доброе также было вызвано временем, и без вины,

И Сципион и Камилиус, не дав повода,

Страдали, как Брут мужественный и Цицерон ученый,

И Насон был в понтийские выслан страны.

А другие тоже, и назад, в Италию, не хотели,

Ибо в ссылке лучше, чем там, себя чувствовали[42v].

Как и сегодня из Литвы не каждый спешит,

Лучше бы их щедрая Церера фигой угощала.

От этих изгнанников в Дации итальянцы наплодились,

И в Таурике, где Кафа, от них размножились,

От них же в Сийо (когда был сам) в Греции осели,

Не удивляйся тогда, что в Литву род свой привели.

Геную в Таурике, Кафу основали,

А также Крым, Азов и Килию, когда Понт подчинили,

Сегодня татары и туркив тех полях живут,

В диких полях и сегодня стоят старые стены,

Где пред тем греки жили, дело само знает веру.

А сегодня татарин стреляет там в диких кобыл,

Где раньше мощные замки, башни в городах были.

И как Эней из Трои долго плыл,

Как в Сицилии Sуrtim в страхе путешествовал,

На африканских сначала берегах, потом в итальянских землях

Осел, народ размножил троянский потерянный.

Шестая причина

И тогда римляне весь мир держали,

Провинции гетманам своим раздавали,

Где с легионами римскими остерегались ссориться,

Литву Пальмону могли дать в доходы,

В котором само имя итальянца выдает.

И Маро с Персеем это имя признают,

Ибо должен был быть итальянцем от самого имени,

В тот край северный прийти по божьему позволению

Устьем Немана с моря приплыл в ту литовскую землю,

Берега ее красивыми деревьями были окружены, [43]

Полюбил Гилию. Вверх по течению суда вели,

И над Дубисой в краях особых осели,

Ибо там всякого зверя всяческих видов

Нашли, которых в Италии отродясь не родились:

Туров, зубров, оленей и серн ветроногих,

Лосей, рысей, зайцев, вепрей с клыками суровых,

Рыб также изобилие в реках рождающихся,

И Неманом с моря в щедрое взгорье приходящих.

Так над Неманом, Юрой, Дубисой множились,

Итальянцы, и Жмуди имя в блаженстве подарили,

Люд простой, что тут жил, видя умелых гостей,

Поддался им, оставив звериную грубость.

Так итальянцы с аланами, с гепидами побратались,

И обычаями сложными простаков упражняли.

Ибо из Италии пятьсот шляхтичей пришло кроме жен и детей,

Наверняка из простаков готов сделали крестьян.

Как немцы мечом Латвию сурово обезволили,

Так итальянцы уговорами хитрыми этих обольстили

Меж ними первые пять домов были,

Их герба древние римские с давних пор украшались,

У Дорспрунгов был Кентавр на нем – полуконь, полумуж.

И из лука стрелой метил в дракона.

А ПросперCеsarinus герб пятью колоннами,

Юлиан с Урсыном и Компан гербами с розами

Обозначились, с ними Гаштальды из Гекторов

Пришли. От них в Италии сейчас есть потомки. [43v]

Литовская шляхта от римской происходит,

Всегда мужественной была, предков оставаясь достойной.

А люд простой, что здесь живет, тут был с давних пор

В Латвии, Литве, Курляндии, Пруссии из готов славных,

Которые давно в пущах густых ютились,

Как сатиры лесные, без дела жили.

Так же сегодня за Швецией жизнь ведут лопари,

Из них же пошли разных шляхтичей холопы.

Отктда латинских, итальянских слов много в литовском.

А готы, что в одной не жили родине,

Из разных стран, разных словв язык намешали:

Датских, немецких, русских, рядом с которыми жили.

Dеwоs – бог, pесus – скот, dеntеs – зуб, iосоs – смех,

Virоs – муж, kiеlis – дорога, kunоs здесь вспомнить грех.

Dоnоs – dоnum (дар), lauсоs – лес, luсus наши зовут

Vеspоtеs – оmnipоtеns (всемогущий), хоть изменено

Ovis – овца, bludоs – миска, pоdоs – горшок,

kunigus – князь, saltоs – послащенный,

Szunis – пес, zеrgоs – жеребец, jоdоs – черный,

paxtоs – птица, wista – курица,

Paltоs – кусок.

Эти слова из разных в свой язык намешали,

Когда цымбры по миру тут и там бродили.

Еще в Дакии, где сейчас итальянцы живут,

И в Тракии временами те слова попадаются.

Что сам слышал, когда там был, в Турцию пробираясь,

И в греческих островах по морю плавая.

Иных слов латинских тут много не хочу перечислять,

Ибо вас в литовской речи – вижу – стыдно упражнять,

Которую вы забыли со старых предков делом,

Тоже то утрачиваете, что они саблей взяли кровавой. [44]

Хорошо было, когда на собственном языке каждый у вас говорил,

Ибо татарин, москвитянин шапке вашей служил.

За Путвиль, за Новгород, за Псков волости долгие,

За Очаков одни границы, за Можайск другие.

Сдается, что те итальянцы имя Литве дали,

Когда в Жмуди на берегах морских ранее жили.

Litus берег называя, отсюда Литуанией

Назвали, а со временем звали Литвания,

Или если именем своей итальянской отчизны,

La Italia хотели назвать эти области,

Литалией со временем ее прозвали,

А потом Литания прозвище ей дали.

А другие от берега и от трубы желали ее звать

(Что басни).

Когда здесь были, на трубах привыкли играть.

Ссорься, кто хочет! Назвать ее Летицией было,

От радости (A lеtandо), так как все в ней весело, мило.

О потомках славных князей литовских, жмудских и некоторых русских из народа Палемона, патриция и князя римского

Много после Палемона стоит князей благородных,

Сомнительных имен и дел едва в прахе различающихся.

Но свидетельствуют слава их деяний, что были мужами,

А Марс кровавый признает их своими учениками.

Хозяйством тогда не забавлялись,

В полях луком и саблей хлеб насущный добывали вместе.

Из-за того об их жизни сомнительные сведения дошли,

Ибо чаще саблей на лбу у соседа писали.[44v]

Хотел каждый в трудах более мужество доказывать,

Нежели писать, отчего в памяти своей был не крепок,

С них бы потомки сейчас брали примеры,

Имея перед собой предков мужественных, дедов,

Но всегда, однако, добродетели преславные

Встают из праха, ибо добродетели, хоть давние,

Всегда цветут, старость им седая не мешает,

Так как слава громкая всегда деяния добродетели молодыми сохраняет.

Хоть эти герои письма не знали,

Потомству добродетелей своих свидетельство дали,

Тем, что посторонние описали мужественные деяния

Тех, которые были мужеством в большинстве огромные.

Никогда ни померкнет в веках слава погребенная!

Топи ты ее, как хочешь, а она все равно выплывет.

Ибо не труба громкая, которая провозгласила

Своих любимцев героями, скорее, чем другие к благородству призывает.

Нашли Гомера с греками троянцы,

А Ливия имеют свидетелем добродетелей римляне,

Эней своих деяний имеет свидетелем Марона,

Умеет слава на благородные дела подвинуть патрона.

Точно так же мой худой стих Аполлон пробудил,

Дабы к славе благородной Литвы других охоту пробудил,

Дабы мужество их мудрейшим пером описал я,

А меня, если в чем не прав, дабы не ругали,

Ибо я тут сам прокладывал себе трудную дорогу,

Поскольку не ходил до меня никто, присягнуть могу.

Один, как пчела, в разных цветках поразному суетился,

А где довод и уверенность, то в улей свой собирал. [45]

Найдешь эти стихи уже и на итальянском, и на латыни,

Но напрасно жемчугами … ибо сказочником прослыву.

Могу сказать: «О, времена превратные, о, обычаи!

Я написал стихи, обрекши себя на другуюславу!»

Но известно, что кузнец, а что ювелир делает.

Напрасно черная ворона павлиньим пером украшается.

Я при этом совестью перед Богом отвечаю,

Что и там, и тут над книгами сам работаю,

Ибо меня Ирис убогий охотно благодарил,

И Крез, заметив, ласки не жалел.

Неблагодарного Зоилуса эта книга касается мало,

Ибо от осмотрительных и мудрых всегда уйдет целым,

Посколькуя сам этот стих с охотой, не иначе, слагаю,

И без корысти более мудрым мост истории строю

Пиши себе, кто хочет, лучше, если судишь сурово!

Легко отыскать чернила с пером, бумага тоже недорога.

Боркус, Конас или Кунас, Спера, Дошпрунгус – потомки Палемона

Затем потомки Палемона благородного,

Желая столицу предка своего укрепить в Литве,

Каждый в своем уделе подданных своих множил,

И для первенства замки прекрасные в них основал. [45v]

Боркус – Юрборк, где Юрия Неман в Жмуди впадает,

Замок по своему имени Юрги основывает.

К нему подданные его прислушались,

Покорность обязательную всем миром показывали

Конас дальше со своим людом в страны северные

Направляясь, для поселения нашел место хорошее.

Там, на холме при Немане Конасов основал,

Где с народом литовским государство свое множил.

И сегодня холм этот есть в миле от Ковна,

Ковно также его зовут, а немцы с землей его сравняли,

С князьями литовскими ведя войны постоянно,

Делавшими на их прусские землям набеги.

Спер, облюбовав на востоке поля щедрые,

И просторы для человеческих поселений пригодные,

Через Невяж, Сервюнту, Свенту(Святую) перешел реки.

Приглянулись ему эти реки, и на холме богам воздали благодарность.

Там над озером Спера, которому сам имя дал,

Замко Спера по своему имени построил.

Когда умер, подданные ему статую поставили,

Которую долго вместе с озером как бога восхваляли

Дурспрунг тоже над Святой рекой, в краю нарядном

Выбрав там место, поселение основал,

Где Вильмир на холме ближайшем построил,

И Девялтовским княжеством тот округ именовал.

Так ветвистые леса деловито заселяли,

Не имея недостатка в меди, вместе о войне и мире решали [46]

Еще им были Марс кровавый с Белоной были незнакомы.

Делия им давала на охоте вкусную пищу.

А когда Боркуса со Сперой Парки в мир иной позвали,

Кунасу государства их в наследство достались.

Кунос потом Гимбута с Кернусом оставил,

И при жизни княжества между ними поделил

Кернус литовский, Гимбут жмудский, князья, дети Кунаса

Кернус сам над Вилией широко правил,

И от имени своего город Кернов основал.

Когда его подданные над Вилией жили,

На трубах дорожных сirajla играли,

Отчего этому берегу litus tuba итальянцы им имя дали.

Простые люди, li tuba, Литвой назвали.

Гимбут в Жмуди наследственным государством правил.

В Юрборке, Кунасове умножал свою силу.

А потом общей мощью друг другу помогали,

Когда их русские князья данью притесняли.

Ибо эта Литва над Неманом, что в пуще лежала,

Новогродзкому княжеству издавна подчинялась.

А те, что над Вилией и Двиной осели,

В густых лесах спокойную жизнь вели.

В Кернове, где князь их жил головой.

Но князь полоцкий, войско собрав со псковитянами,

Напал всей мощью на Литву, как на язычников [46v]

Уводил их в неволю на Русь, и скотом делал,

Оттого однажды с Гимбутом Кернус собрались.

Один в Жмуди, а другой на Литве войска собрали,

В полоцкие их государства вместе повели,

Желая им за набеги отомстить, и свою землю

Расширить и литовское в ней обосновать племя,

Пришли подБраслав 76 , который озеро широкое

Омывает, и город украшают башни высокие.

Все в той волости вдоль и поперек выжгли,

И потом к Полоцку дорогой шли.

Тот замок быстрой волной Двина омывала,

Его окружая, холм ограждала.

Напротив Двины остров, благодатные кругом поля

С равнинными просторами, от взгляда на которые становилось весело.

Там Литва и Жмудь, войском став, те

Волости вокруг разрушали быстрыми набегами.

Князь полоцкий, сил для сопротивления не имея,

Взял замок в оборону, из-за стен выглядывая.

А Литва, не встретив отпора, как пчелиные рои,

Распустила там и тут войска свои.

Каждый походами ездит, жжет убогие села,

Пыль щедрой Цереры аж под небо вздымая.

Христиан, русов вяжут, деток, старых секут,

А выносливых чередом в неволю волокут.

Влекут, а боязливые матери жалуются,

С детьми в страшной тревоге во все стороны бегут.[47]

Так литовцы с большим количеством людей и добычи

Без отпора двигались, а скот, который

Стадами гнали в лесные свои города, кричит.

Учинили те на Руси неописуемые потери.

А когда Кернус с Гимбутом на той войне были,

Лотыгайлы77 , люд грубый, над морем жили,

Услышав, что князей нет, перешли Двины берега,

И на жмудские государства быстро набег совершили.

Поразоряли Жмудь жестоко, скот угнали,

От чего Гимбут с Кернусом, дабы ответить,

Собравшись, потянулись тоже в литовские стороны,

И пустили от Двины до моря отряды.

Сражаясь, разоряя Латвийцев крепости и, стада все

Забрали, поразоряли земли их с добычей.

А самих Латигайлов в неволю угнали,

Которые им жмудские поля пахали.

Получили те за деяния свои возмездие правое.

Придерживаясь рыцарских благородных предков забавы.

Литовцы невыделанные шкуры лося как щиты носили,

Лук конской жилой укрепляли, и всегда точно били.

Не терпели долго обид в отношении своей отчизны,

И сразу же искали взаимную расплату.

Ответили Латвии за свою неправду сразу,

Отворив себе путь в их земли железом.

И тогда купцы из Германии, которые свои выгоды искали,

И корабли парусные в руки ветров отдали, [47v]

Пришли морем в тот порт, где Латвия жила,

А в то время их Литва поразоряла.

Так, когда высадились немцы, увидели народ грубый:

Волк, баран, лис, то сразу в из разных шкур сшили шубы.

Их была одежда как сейчас у лопарей с черемисами78 ,

Которые равно с соболями в шубы шьют мышей.

А еще когда мед ели, то о воске не заботились,

А воск, как остальной мусор, выбрасывали.

Видя это, немцы все забирали,

Отчего имели баснословные за морями доходы.

И возвращались часто в литовские края,

Приучая люд грубый обычаям.

Топоры, иглы, ножи, звонки им носили,

А корабли воском, жиром загрузили.

Шкуры разных зверей у них забирали,

Мясом убитых зверей суда наполнили

А со временем немцы прибывали

В Латвию, где им жить понравилось.

А Мейнхард из Лупка79 , жрец, святостью известный,

Приехал в Латвию с другими кораблями,

И построил часовню, где сейчас Кирхольм лежит,

На острове, что сам видел, куда Двина бежит

И остров тот большой создает. И сегодня укрепленный.

Есть на том месте костел с башней построенный. [48]

На том же острове Ригу основали80 старую

Немцы, чему доводом верным сейчас стены старые

Разрушенные, а Мейнхард люд ко крещению привел

И Христа виноградник на земле Латвии посадил.

За что архиепископом рижским потом стал

И на государство крестоносцев подтверждение получил.

От папы. Те тотчас же в Германии нашлись,

Верные, против язычников бороться присягали.

И чтобы язычников в Латвии легче было покорить,

Замков неприступных в земле их много основали81 ,

Так что их поработили; о чем ниже найдешь сообщений.

Немало, когда до дела Ригольта дойдет

О покорении Литвы русскими князьями

Литовский народ лесной, со Жмудью побратимый,

Видя свои бесплодные земли,

Делали набеги разбойничьи на русские земли часто,

И, награбив кое-что, возвращались сразу же в леса густые.

Мазовше тоже украдкой грабили всегда,

И в Польшу казацкие чинили наезды.

Марсово ремесло имс тех пор полюбилось,

Не работать, а разбоем жить всем понравилось.

Новогродскую, полоцкую, волынскую державы

Регулярно мучили, добывая еду.

Луцкие, брестские волости оставляли без хлеба,

Бобов. Голодными будучи, ободрали бы, точно, и святых бы с неба.

Но русские князья все собрались,

На литовские и жмудские земли набеги совершали.[48v]

Разгромили Гимбута и Кернуса, братьев,

И почтенным образом данью обложили,

И киевский приговор монарший возвестили:

Веники, лык и лозу, чтобы этим власть над собой признавали,

А своевольных в неволю вечную уводили.

Так русаки над Литвой в то время верховодили,

Что литовцы должны были жить плохо, работая в поте чела,

Зверя ловя, и в пущах мед давала им пчела.

Однако, как могли, с тяжкой неволей боролись,

И в русские земли скрытно пробирались.

Тут уж, литовец, брат, речь прервать должен,

И перо в другую сторону направить – к Руси.

К Руси и монархов киевских истока,

И русских князей всего народа.

Об их войнах, склоках, о перемене счастья,

И как часто русских государств случалось разорение.

Чем росла мощь русская, и из-за чего погибла,

И чем Литва невольная в свободе слыла.

Если бы я это не предпринял, литовец бы не знал

Порядка своей истории и кто после кого на престоле сидел.

Но русские деяния должен сначала читать,

И после нихк своим уже легче обращаться.

Не горюй, если изволишь, и прими с благодарностью,

Эти деяния, прежде скрытые во мраке,

Вывел на свет, с тяжким трудом действительно дались.

Вот Вам довод, написанный охотно.[49]

О частых битвах с русскими князьями половцев и печенегов, побратимов литовских, и о первом истоке их народа, что трудно стихом писать из-за имен русских и половецких и так далее

Поскольку тут будет упоминание о войне между русаками и половцами, показалось делом правильным коротко исток их народа яснее читателю объяснить.

Половцы и печенеги были народом воинственным и рыцарским, происходящим от готов и цымбров, называемых также Cуmеrо Bоsphоrо. От них я также гепидов, литовцев и пруссов старых произвольно вывел82. Доказывая это, Ваповский и Бельский, fоl.239, в деяниях Казимира Первого, короля польского, из монастыря взятых, так говорят: народ печенегов, половцев и ятвягов собственно и есть Литва. Одно лишь: имели между собой небольшое различие в языке, как поляки с Русью. Жили на Подляшье, где сегодня Дрогичин. А те половцы и печенеги жили в северных странах, к востоку немного отклоняясь, над озером Меотис и Понтом или Чермным морем, также около Танаис и Волги, рек, в полях, и в Таурике, которую сейчас перекопской ордой зовут, кочевья свои имели. Побратались там из-за соседства с влохами, генуэзцами, которые в Таврике в то время господствовали, сильнейшими на море были, с волохами, а также с Бесарабией. Манкоп, Киркель, Крым, Азов, Каффу, греками и латинниками Феодосией называемой, Килией или Ахилеей. Монкаструм или Белгород, торговища, построили.[49v]

Кто бывал в Диких полях, там эти урочища может увидеть, ибо сами половцы, более в шатрах жили, на возах все имущество перевозя, как сегодня татары. Так Меховиус, fоl. 120, lib. 3, сap. 31, говорит. Также другие историки зовут этих половцев готами, что, по-моему, правильно. А когда жили те по соседству с русскими княжествами, к греческим, волошским и польским странам прилегали, то большой вред им частыми наездами причиняли, поскольку чужой работой и разбоем привычно жили. Большие войны с русскими князьями вели из-за сопредельности границ. А когда объединились с Русью, то набеги на Польшу совершали, и прозвали их русаки половцами, что в полях жили или охотой, то есть ловом зверя, или половцами, потому что разбойниками были из чужого племени, и разбоем жили. А язык имели с русским, литовским и валашским смешанный. Потом, вгоду от Рождества Христова, бога от веков и человека, исполнения времени действительного, 1058, в начале правления Болеслава Смелого и Щедрого, короля польского, половцы, народ грубый, языческий, собравшись с князем своим по имени Секаль83 , как Меховиус, lib. 2, сap. 21, fоl. 51 свидетельствует, пошли на Всеволода, князя русского, переяславского, и сошлись на битву 2февраля. Всеволода победили, и княжество его переяславское взяли. Это было первое жестокое поражение их тех, которые русские княжества от половцев долго получали.

Вторглись второй раз эти немилосердные половцы в землю русскую, против них выступили три князя: Заслав84 киевский, Святослав черниговский и Всеволод переяславский. У реки Ольхи вскоре мужественно сошлись. Победу половцы одержали. Они, одержав эту победу, вдоль и поперек в земли русские отряды разослали, села и городки огнем и мечом разоряя.

А когда на черниговское княжество мощью обрушились, князь Святослав, не испугавшись первого и второго поражения, не имея даже 3000 мужей в своем войске, вгоду от Рождества Христова 1059, 1 ноября под Сновским урочищем85 , где сейчас город Сновский, на них ударил. И там большое войско языческое русаки победили, ибо 12 тысяч половцев убили и князя их Се- кала. Также главнейших гетманов и рыцарство взяли в плен и за разбои все, что они совершили после двух их побед в землях русских, отомстили им русаки со[z] Святославом, князем своим.

О внутренних войнах русских князей и убийстве Бориса и Заслава киевских

Потом через нескольколет, когда князь Заслав в Киеве при помощи Болеслава Смелого, короля польского, правил, началась распря между ними, с одной стороны, и Святославом и Всеволодом, князьями, с другой, [50v] из-за их границ и разделе добычи, у половцев отбитой. Заслав, монарх киевский, считая нерушимой преданность своего рыцарства, уехал из Киева86 с женой и с сыновьями в Польшу второй раз, к королю Болеславу Смелому, брату своему двоюродному по тетке. 22 марта, Святослав и Всеволод, въехав в столицу, княжество Заслава добыли. Когда вскоре после этого, 21 декабря 1072, Святослав умер и был похоронен в Чернигове, в костеле святого Спаса, сразу же Всеволод, брат его, после него на княжество киевское вступил. Услышав это, король польский Болеслав Смелый, Заслава, первого монарха киевского, брата двоюродного, с войском до Киева проводил.

И там, под самым городом, со Всеволодом сразился и победил его, и Заслава второй раз на киевский престол посадил. Старший сын Заслава Святополк на княжество новогродское вступил, ибо почти в то же самое время Глеб, Святослава, князя черниговского, сын, был жестоко и зверски убит своими подданными. Владимир, второй сын Заслава, сел на княжество смоленское, а Ярополк, третий сын – на вышегродское, этим порядком земли русские, казалось, успокоились. Но тогда Борис и Олег, другие князья русские, призвав на помощь половцев, начали разорять земли русские. Всеволод, князь черниговский, выступив против них, 25 августа дал им битву на урочище, нареченном Зычце, но, побежденным будучи, удрал, из-за чего столицу свою черниговскую утратил87 .[51] И, будучи очень нищетой стесненным, поехал в Киев с сыном Владимиром к брату своему Заславу, князю киевскому.

Тотчас же собрав войска киевские, с сыном своим Ярополком и Всеволодом черниговским, и сыном его Владимиром пошел тогда на Чернигов, в котором тогда Борис и Олег, князья, веря во власть половцев, сидели. Советовал тогда Борису Олег, говоря: «Не будем начинать войну против четырех князей, братьев наших, ибо они сильнее нас. Лучше у них достойный мир попросим». На что князь Борис в высокомерии ответил: «Не заботься о победе, но с полной надеждой результатов и завершения битвы жди». Так, когда обе стороны сошлись, убит был сразу же князь Борис, сын Чеслава, который мир презирал. Еще Заслав, князь киевский, когда уже после окончания битвы безбоязненно между рыцарством своим пешком проходил, от одного солдата князя Олега, который смешался с войском, получил удар ножом в лопатку, и от полученной раны сразу же умер. С сыном Ярополком в Киев отвезен, в костеле Девы Марии, с большим плачем всех подданных, в гробницей семейной был погребен, в году от Рождества Христова 1076. И был этот князь Заслав высокого роста, большой любитель справедливости, о чем хроника русская и Меховиус, fоl. 52, lib. 2, сap. 21 свидетельствуют.

О распрях русских князей за столицу киевскую и убийстве Ярослава Заславовича, князя луцкого и владимирского, придворным собственным [51v]

Когда Всеволод с помощью убитого вскоре Заслава отобрал Чернигов, дал его старшему сыну Владимиру, а второго сына на княжестве туровском посадил. Сам Всеволод после брата родного, в Заславле убитого, вступил на княжество киевское. Из-за чего другие князья, завистью взволнованные, начали против него войну. Роман, князь русский, желая столицей киевской овладеть, нанял половцев за деньги на помощь и пошел с ними против Всеволода, но у Переяславля, 2 августа, господа русские уместно нашли решение, договорившись. Но половцы взбунтовались, так как без их совета мир заключен был, и убили князя Романа. Выступил против Всеволода Ярополк, сын Заслава киевского, чтобы взять и отобрать наследство родное князя киевского. Когда Всеволод обсуждал это с советом своим, один из совета Всеволода так сказал: «Пошли сына своего Владимира с войском против Ярополка, которого я без битвы поборю, но моим хитрым советом обману». Приехал тогда хитрый советчик русский к Ярополку и говорит: «Не доверяй ни господам своим советным, ни рыцарству своему, ибо тебя хотят выдать Всеволоду, но быстро поезжай в Польшу, как Заслав твой сделал некогда, прося помощи для возврата на престол киевский». Этой речи предательской поверил Ярополк [52] и, оставив мать, жену и сына своего в замке луцком, убежал в Польшу, к королю Болеславу Смелому. Болеслав, не имея возможность лично в Русь проводить из-за распрей, между ним и рыцарством начавшихся, послал с ним солдат польских, при помощи которых замок Луцк получил. Этот замок после отъезда Ярополка в Польшу, Владимир, сын Всеволода, добыл и овладел. Сверх этого Владимир другие замки вернул и еще некоторые вернуть обещал.

Потом Ярополк распустил войско польское. Когда на санях из Владимира в Свиногород ехал, дворянином и любимцем своим, которого было имя Нерадец, во сне был убит. В Киев был отвезен, и в костеле святого Дмитрия был погребен. На этих похоронах были князь Всеволод киевский, и Владимир, и Ростислав сыновья, и митрополит Иван, с боярами и всеми сословиями монархии киевской. Этот Ярополк, как Меховиус пишет, был тихий и покорный, любитель духовных, особенно монахов, которым десятину платил со всех зерновых, стад всякой скотины. Пока жил, регулярно молился, о том господа бога прося, дабы такой смертью умереть, как Глеб и Борис, прадеды его, которые были убиты, и святыми на Руси провозглашены и признаны.

О разорении Польши русскими князьями с Литвой и о поражении их, о чем Длугош, Ваповский, Кадлубек и Меховиус, fоl. 58, lib. 3, сap. 4; Кромер lib. 5

Русские князья Владимир новогродский, Давид и Олег переяславские, Володор пшемысьский и Ярослав Ярополчич, луцкий и владимирский князь, собравшись вчетвером, достигли согласия. Разделенными войсками в Польшу [52v] вторглись, при правлении монарха Владислава Германа, брата Болеслава Смелого, который невесть куда подался, убив брата Станислава. И так дошли русаки аж до реки Вислы и, неслыханный вред людям и скотине огнем и мечом причинив, с большой добычей назад возвращались. И уже вернулись было в русские земли, веселились и радовались счастливой удаче на земле польской, когда их Болеслав Кривоустый, сын Германа, монарха польского, догнал, и в воскресный день ночью, во время первого сна (ибо иначе мощь русаков не мог одолеть), со страшным криком на них ударил, где перепуганных и врасплох захваченных победил и добычу всю отобрал, и с большой славой в Польшу вернулся.

Потом вгоду от Рождества Христова 1082 Василько Ростиславович, князь русский, пшемысльское собрав войско из русаков и половцев, в Польшу вторгся, и некоторые замки, города и деревни пожег, с большой добычей на Русь возвратился.

О поражении русских князей от половцев

В то время, вго ду от Рождества Христова 1083, сильная эпидемия во всех русских государствах свирепствовала, и князь русский Всеволод, сын Ярослава, 13 апреля умер. Был погребен в костеле святой Софии.

Это был большой любитель сирот и убогих. Оставил после себя двух сыновей, Владимира и Ростислава. Владимир старший, князь черниговский, боялся, что Святополк, сын Заслава, князь новгородский, на княжество киевское нападет, поскольку это была столица наследная отца его, [53] и призвал его на княжение добровольно, княжество киевское ему уступив. А когда приехал Святополк в отданное ему на княжение государство в воскресенье Переводное88 , первое после пасхи, в Киев, с большими дарами и благодарностью всеми сословиями был принят. А Владимир Всеволодович вступил на княжество черниговское, а брат его, Ростислав, – на переяславское. Половцы, узнав, что Святополк, сын Заслава, на княжество киевское вступил, отправили к нему послов своих, дабы с ними мир заключил, как и его отец сделал, и дань не задерживал и достаточно платил. Разгадав цель этого надменного и досадного посольства, не мог его Святополк вытерпеть, и этих послов взял в плен и посадил. Узнав об этом, половцы, воспламенившись гневом и спешкой, сразу вторглись в русские государства, разоряя, паля и сжигая. Святополк, видя, что плохо и неправильно поступил, послов из оков выпустил и отослал к половцам. Просил от них мира, но не мог его получить. Послал к Владимиру черниговскому и Ростиславу переяславскому, прося о помощи. Эти князья, собрав войска свои, пришли в Киев, где осудили Святополка за то, что вопреки праву человеческому послам половцев зло причинил. А потом вместе с ним вывели ряды свои военные на реку Стугну, и там долго сомневались, должны ли были выступать против половцев или нет. А когда киевляне все ратовали за войну, говоря, что ни одного перемирия с половцами не потерпят, начали действовать против половцев.

[53v] Святополк с киевлянами – правый фланг, Ростислав с переяславцами – левый, а Владимир с черниговцами середину держали. И 26 мая с половцами, с криком и гулом с обеих сторон страшным, встретились. Святополк со своими, стрелками половецкими побежденный, удрал на замок Отрополь89 вечером, а темной ночью приехал в Киев. Половцы потом на Владимира и Ростислава ударили, которых тоже с войсками разгромили и рассеяли. И князь Ростислав, удирая, утонул в реке Стугне, и она тотчас же его забрала. Его брат Владимир, с малой дружиной переплыв реку, оплакивал на другом берегу, найдя тело его, которое потом в костеле святой Софии в гробе отцовском похоронили. А половцы, одержав победу, одним войском осадили замок Трощ, с другим пошли к Киеву. Против них Святополк выехал, дал им битву, но, побежденный половцами, только с двумя слугами в Киев удрал. И половцы с той второй победой к другому войску своему, под Торцом стоящему, пришли, показывая осажденным русакам пленников и добычу. И слуги побежденного Святополка, будучи не в силах больше защищаться из-за голода и не имея надежды на помощь Святополка, князя своего, отдали замок половцам. Этот замок половцы сожгли, и с большой пользой добычу и пленных русских в свою землю увели, где большинство русаков из-за нагости, холодов и многих лишений погибло и умерло.

И Святополк, князь киевский, из-за поражения своего в силах своих усомнившийся, несвоевременно о неудаче военной печалясь, перемирие с половцами заключил, и для более крепкой дружбы дочку Тугорткана90 , князя половецкого, взял в жены. Но и так не мог наступить мир в государствах русских, ибо Олег, выпросив на то право у половцев, черниговского княжества волости разорял. Костелы, монастыри, городки и села огнем сжигал так долго, что даже князь Владимир должен был ему замок Чернигов, столицу княжества, уступить, а сам ехать на Переяславль. Однако, земли черниговские тем договором не были освобождены от набегов неприятельских, ибо половцы непрестанно волости русские разоряли и, очень много христиан, взяв в неволю бедную, увели.

К тому же саранча многочисленная, в русские стороны невесть откуда прилетела, что все злаки и плоды выела, выгрызла и истребила.

О поражении половцев

Китан и Итлар91 , два князя половецких, собрав войска свои, начали войну против Владимира, князя переяславского, только его одного не было еще государство разрушено. Владимир, послав к половцам, заключил с ними мир на невыгодных и несправедливых условиях, дав им в залог сына своего, Святослава. А потом, по совету рыцарства своего и Славеты, посла Святополка, князя киевского, сперва сына своего Святослава, когда его плохо стерегли, увел, потом Китана и Итлара, князей половецких, со всеми их дворами перебил. И, собрав войско свое, Святополк, князь киевский, и Влади[54v]мир черниговский на кочевья и логова половцев неожиданно напали, их перебили и посекли, поубивали и погромили без счета, а девушек, скот, детей, стада и верблюдов их на Русь с победой привели.

Половцы потом, собрав новое войско, Угров, замок князя Святополка, окружили, добывая его целоелето, и не отвоевали, так как Святополок, послав им дары, их умилостивил.

За половцами пруссы92 и литовцы языческие с ятвягами (как русская история и Кадлубек Винцентий, так и Меховский пишут) на Русь с большими силами вторглись 28 августа вгоду от Рождества Христова 1089. Вширь и вдоль княжества около Луцка, Владимира и Львова выжегши, с большой добычей возвратились. Сразу после этого Маняк93 , князь половецкий, пошел на Киев, и Тогоркан, второй половецкий князь, свекор или тесть Святополка, с сыновьями пришел под Переяславль. Выехав им навстречу, Святополк и Владимир, дали им бой над рекой Трубеж94 , где победили на голову половцев, и Тогорка, князь их, с сыновьями на площади был казнен. Но половцы, не устрашившись этого поражения, собрали новое войско и тайно прокрались, едва Киев с замком не взяв. Увидев, что их надежды не оправдались, также двор княжеский в Берестове сожгли.[55]

О суровых и частых раз за разом внутренних войнах и вредных склоках князей русских

Князья русские, желая предотвратить и оказать сопротивление частым набегам хищных половцев на свои земли, съехались на сейм в Киев95 и, отправив послов к северскому князю Олегу, просили, дабы к ним приехал для обсуждения на общем совете княжеств и земель русских. Он, насмехаясь над послами, сказал им: «Не заставите меня, чтобы я владыкам, монахам, мягкотелых лиц приказаниям подчинился и голову свою преклонил». Этим ответом, данным послам их, обиженные, князья Святополк и Владимир сперва против Олега, а не половцев войну повели и взяли в плен его в Стародубе96 , штурмуя 32дня его замок. Потом Олег, голодом принужденный, выпросил у них мира, жертвенный крест несколько раз целуя97 , и под присягой приказ их исполнить обязался, чего никоим образом не исполнил, ибо когда от осады освободился, переступив присягу, на княжество Моромос98 или Моромон напал. И по той причине провел битву [z] Изяславом, сыном Владимира, князя переяславского (не киевского, как Меховиус, fоl. 62, пишет, ибо в то время Святополк был киевским князем). Убив Изяслава, взял замок Моромог и ростовское княжество мощью покорил.

Потом Мстислав, родной брат убитого Изяслава, князь новогродский, боясь тиранства Олегового, заявил, что он сам и отец его Владимир с Олегом намеревался объединиться. Но Олег, будучи зажженным [55v] алчностью и желанием захватить под Мстиславом находящееся княжество новогродское, собрал войско и стал лагерем в Турове, послав вперед Изяслава, брата своего, на стражу и на разведку. Когда его перехватил Мстислав, князь новогродский, испугался Олег и отошел с войском в замок Ростов, потом на Моромош, и Мстислав, догоняя его, объединился с ним при посредничестве послов и распустил войско. Услышав об этом, Олег нарушил перемирие, и с войсками своими готовыми пошел на Мстислава, который от него убежал в Киев. Но, собравшись с киевлянами, с половцами и братом Венцеславом, которого отец его Владимир, князь черниговский, ему на помощь послал, встретился с Олегом в большой битве и победил его так, что тот убежал на Моромош. И понимая, что не мог находиться в безопасности в землях русских из-за своих предательских хитростей, удрал в княжество рязанское. А Мстислав, догнав его, ласковыми и медовыми словами, полной надеждой пахнущими, говорил ему: «Срамное это дело для тебя, срамное и для нас, братьев твоих, позор и рыцарям твоим, и чтобы нищим в чужой стране не погибать, возвратись в землю русскую, в отчизну свою». Этими словами Мстислав Олега с его рыцарством из бегства вернул.

Затем князья русские, созвав съезд в Любече99 , [56] заключили мир между собой и общий отпор язычникам половцам дать решили. Но тотчас же, заключив мир, Святополк, князь киевский, с Давидом Григорьевичем сговорились и напали на князя Василько Ростиславовича пшемысльского и подольского, заподозрив его в измене. А когда к ним с миром приехал, взял в плен его Святополк и оба глаза его ослепил, и из-за этой жестокости другие князья: Владимир, Олег и Давид Святославовичи войну против Святополка начали. Испугавшись, он готовил бегство к половцам. Но митрополит и господа первые киевские уговорили покорно этих князей, чтобы помирились со Святополком. И Давид Григорьевич, князь волынский, когда хотел напасть на князя пшемысльского, Василька ослепленного, сам был окружен Володором, князем пшемысльским, братом Василька, который его об этом предупредил. Потом мир выпросил князь Давид, свалив всю вину на Святополка, князя киевского, и этот поклеп напустил на того же Святополка и Володора. В начале весны, князь Василий, ослепленный, с братом своим Володором, князем пшемысльским, в землю волынскую вторглись против Давида Григорьевича и, добыв замок Вшеволда, (Всеволода), подожгли его и людей, в нем найденных, многих побили. Потом пришли под замок Владимир всех людей осажденных пропустили, только двоих: Василька и Лазаря, князей Владимирских, высоко повесили, и густыми стрелами из пращей, луков до смерти расстреляли, ибо говорили, что они также являются причиной ослепления князя Василька.[56v]

Святополк же, князь киевский, желая отомстить Давиду, что на него возлагал вину за ослепление княжича Василька, поехал в Брест, прося у польских солдат, которые в то время держали бресткий замок, помощи. А Давид, неприятель его, как можно быстрее поехал к Владиславу Герману, монарху польскому, отцу Болеслава Кривоустого, прося помощи против Святополка. Их обоих король польский Владислав, приехав на Буг реку, хотел помирить, но, когда этого не смог этого сделать, вернулся в Польшу, ни одному из князей русских помощь не оказав.

Получив возможность, Святополк осадил Давида в замке владимирском. Давид же на седьмой неделе осады удрал второй раз в Польшу, к Владиславу, монарху польскому, и Святополк замок Владимир взял. Повел войско Святополк киевский против Володора и Василька Слепого, князей пшемысльского и подольского. Когда те сразились в битве, то князья Володор и Василько одержали победу над Святополком.

О призвании Коломана, короля венгерского, на помощь Святополку и поражении его, и о взаимных битвах меж князьями русскими и соглашении их

Святополк, князь киевский, будучи побежден Василием Слепым и Володором, братьями, собирал и осматривал новое войско в Киеве, послал также [57] сына Ярослава к Коломану, королю венгерскому, прося его о помощи.

Приехал тогда Коломан с восемью тысяч рыцарей и, став лагерем над рекой, нареченной Вяр, осадил Пшемысль, замок, в котором Володор заперся. Князь Давид видя, что не мог рассчитывать на помощь от поляков, удрал к половцам и встретил по дороге Боняка, князя половцев, с войском готовым, которого против венгров большими подарками привел. И, положив лагерем войско свое недалеко от Пшемысля, один в полночь пошел в лес близкий, для гадания об исходе битвы по обычаю языческому. Там, когда голосом завыл как волк100 , то волки, собравшись, завыли, на этот голос Боняка отзываясь. С таким гаданием прийдя к своим половцам, князь Боняк велел им к битве готовиться, обещая им верную победу, указывая это вытье волчье. И так на следующий день, разделив на трое войско свое, две части доверенных своих в засаде тайно оставил, и сам с третьей частью людей на венгров ударил. И задумав претвориться побежденным и запуганным, начал удирать. Увидев это, венгры подумали, что половцев победили, и за ними погнались. И в то время князь Боняк с двумя частями войска, из засады с криком вырвавшись, на тех венгров ударил, и их, испугавшихся и потревоженных, легко победил [57v] и разгромил, и на поле их 4 тысяч убитых, кроме раненых и взятых в плен, положил. Там же два епископа венгерских были убиты, из которых один носил имя Копанус или Купан, а второй Лаврентий, по нашему господин Вавжек, Вавжинец или Лаурен. Остатки венгерского войска по лесам и горам разным два дня гнали, громя, рубя и хватая. А сам король венгерский Коломан, щитами своих рыцарей защищенный, едва от смерти удрал.

Этой победой князь Давид будучи окрылен, замок владимирский осадил, а Святополк, князь киевский, желая осажденных своих спасти, послал им на помощь Путяту101 , воеводу своего, который тайно в замок проникнув, совершил вылазку и Давида и войско его победил, что от осады удрали. И, положив Василия какого- то на староство владимирское, Путята в Киев вернулся, и с тех пор дом Путяты на Руси издревле мощный, благородный и славный. Князь Давид после того поражения удрал к половцам, вернувшись оттуда на Русь с половецким князем Боняком, добыл замок Луцк находящийся под князем Светошей, Давида вторым сыном потому, что согласно договору и постановлению не пошел с войсками против полков Святополка с Путятой на отпор владимирцам. [58] Потом Давид с Боняком повернули на Владимир, из которого тотчас же Владимир, староста Святополка, удрал. И так Давид еще легче замок получил и овладел Владимиром и Луцком.

В начале весны, когда Святополк киевский вел войска с целью взятия владимирского замка, Давид, усомнившись в преданности рыцарства своего, с женой и со всем имуществом своим бежал к Владиславу, королю польскому, и Святополк согласно своему намерению замок Владимир в третий раз добыл.

Когда потом съехались четыре русских князя: Святополок, Давид Второй, Олег и Володор Мудрый, совет в Вятечах102 имели, где, между собой мир заключив, призвали из Польши Давида изгнанного. Тот жаловался на разбойное нападение на княжество его собственное владимирское. Ответили ему послы доверенные князей, что ему столицу владимирскую вернуть не могут, поскольку часто на русские земли с той стороны с войной приходил. Но чтобы не был насмешкой как изгнанник в чужих народах, уступили ему надзор за имуществом неким и платами. Святополк киевский назначил ему Острог, Дубин, которые сегодня князь Василий Константинович, воевода киевский, из киевских монарших князей, держит, Заслав, из которого князья Заславские, Черторыйские103 , на которые потом права Гедимину уступили. И потом добавил к тому Святополок Дорогобуж, и оттуда известна древность Осурова и Чарторыска, и князей тех [58v] сторон. Владимир, тоже черниговский князь, Давид и Олег, северские князья, уступили ему по сто гривен платы ежегодной. Принял Давид эти условия. В Дорогобуже жил, где вскоре умер.

Конец ознакомительного фрагмента.