Глава 3
Сначала казалось, что жизнь налаживается, будто складывается из кирпичиков крепкий и добротный дом. Даня мог позволить глядеть вокруг себя с небрежным добродушием. У него была работа, которая приносила деньги, и очень неплохие деньги для человека, лишь только закончившего институт, и он погрузился в эту работу с головой, жадно осваивая новые для себя навыки. Ему казалось, что он делает первые шаги по дороге – до того прямой и гладкой, что он может разглядеть её конец. Восторг, в котором он пребывал из-за этого почти постоянно, с лихвой окупал то, что от самой работы он этого удовольствия не получал.
Впрочем, нет. Когда он продал свой первый автомобиль (сам, без чьих-либо подсказок, сумев очаровать немолодую пару, выбиравшую машину в кредит), автосалон неожиданно осветился солнцем, которое ещё за секунду до этого пряталось за облаками. Лучи проникли внутрь помещения через стеклянные стены и зарезвились на лакированных кузовах. Во всяком случае, эти два события остались накрепко связанными в его памяти. Остаток дня он не мог спокойно сидеть на месте и фланировал по салону, жадно выискивая ещё одного клиента. Ему хотелось закрепить успех, хотелось продать всё, что было в поле его зрения, и как можно дороже. Ему хотелось быть лучше всех. Как обычно бывает в таких случаях, первый успех заставил его поверить в собственную уникальность и поглядывать на собственных более опытных коллег с высокомерием. «Может, у меня действительно талант?» – думал он. Коллеги добродушно посмеивались за его спиной.
Эйфория прошла довольно быстро и болезненно. В последующую неделю он не нашёл новых покупателей, хотя старался изо всех сил. Кто-то вежливо его выслушивал, а кто-то сразу отмахивался, обрывая его словами «Да нет, я просто смотрю». Позже он научился отличать потенциальных клиентов от людей, ожидающих из ремонта свою уже давно купленную машину. Первые были всегда строги, подтянуты и внимательны к деталям, в то время как вторые разглядывали автомобили с мечтательным видом и были склонны к поглаживанию кожаной обивки сидений.
Пока же он справлялся с разочарованием как мог. Он скачал из интернета несколько пособий для начинающих менеджеров по продажам и теперь изучал их за рабочим компьютером. Перед зеркалом в туалете он тренировал свою улыбку, а галстук поправлял так часто, что это движение рукой вошло у него в неотторжимую привычку. Это не очень помогало приманивать покупателей, но позволяло чувствовать себя профессионалом.
Через неделю, когда Даня готов был отчаяться, в салон пришли муж с женой и почти сразу согласились купить маленькую машинку ярко-жёлтого цвета. Муж подписывал документы и оглядывался на жену, которая стояла у него за спиной, с победоносным видом скрестив руки на груди. Когда все процедуры закончились, Даня не испытал восторга, он лишь почувствовал удовольствие от проделанной работы. В этот момент он понял, что заманивать клиента не имеет смысла – если уж он решил купить машину, то он её купит – важно лишь поддержать его в этом решении.
Необходимо было менять себя, и непременно к лучшему. Следующим шагом после изучения французского Даня решил заняться покупкой автомобиля – для себя. Было в этом какое-то детское тщеславие, но какой взрослый, если признаться честно, не подвержен такому тщеславию. Вырваться из людского потока троллейбусов и автобусов, ощутить свободу, подчиняющуюся нажатию педали – и почувствовать на себе признательный взгляд Кати.
Этот автомобиль приглянулся ему своей вызывающей невзрачностью. Он стоял у них на стоянке, среди других подержанных автомобилей, и даже среди них казался старым и потрёпанным. Пежо-406, 1997 года выпуска, с пробегом более трёхсот тысяч километров, он мог бы оставаться на стоянке вечно в ожидании покупателя. Хотя он, кажется, никого и не ждал. Он был слишком горд для этого.
Автомобиль поставили рядом с окном Дани, чуть ли не уперев в него багажником. На первом же перекуре Даня подошёл к нему, чтобы заглянуть ему в «лицо». Автомобиль взглянул на него хитро прищуренными фарами. Даня докурил сигарету, ещё минуту подумал и пошёл договариваться о покупке. Машину оформили в кредит, с определённой скидкой, как для сотрудника автоцентра. При этом Даню честно предупредили о том, что состояние у машины плачевное и потребует изрядных затрат, но вся эта информация в Даниной голове смешивалась с восторженным фоновым шумом.
Внешне автомобиль выглядел хуже, чем внутри, но Даня решил ничего не менять, немного из жадности, но основной причиной было уважение к своему новому другу, который хоть и был младше на несколько лет, по степени насыщенности своей жизни опережал Даню. Мелкие сколы краски на капоте и дверях, протёртый руль и сигаретные ожоги на велюровой обивке салона воспринимались не как дефекты, а как часть биографии, как благородные шрамы, которые не следует прятать, а которыми необходимо гордиться.
Дорога на работу и с работы доставляла ему такое удовольствие, будто он в своё время совершил подвиг и теперь пожинает плоды славы и всеобщего уважения. На светофоре он поглядывал на водителей в соседних рядах – оценивают ли, завидуют? В таких случаях он отчаянно косил глаза, всегда готовый изобразить лицо независимого и уверенного в себе человека. То, что его машина была далека от совершенства, его вряд ли смущало. Его распирало от гордости за самого себя, а не за машину. Дане нравилось быть вовлечённым в сам процесс вождения. Он словно бы попал в особую касту, в высшую лигу. Больше он не безликий пешеход, идущий безо всякой цели – дикарь, по сути, не имеющий никакого представления об упорядоченном движении. Теперь он – единица этого движения. Он один из многих, едущих рядами, друг за другом, останавливающихся и трогающихся по сигналу светофора и не забывающих моргнуть аварийкой в качестве благодарности.
Даня с удовольствием разъезжал на машине даже тогда, когда в этом не было острой необходимости. Он с радостью отзывался на все просьбы родственников и друзей. Встретить в аэропорту, помочь довезти что-то громоздкое – Даня был тут как тут и распахивал заднюю дверцу своего Пежо. Теперь вместо прогулок он катал Катю на машине, всегда вызывался встретить её после занятий. Целоваться, сидя в машине, было намного уютнее. Он приезжал даже раньше назначенного времени и в ожидании Кати либо сидел в машине и слушал музыку, либо обходил машину кругом и с озабоченным видом пинал покрышки, проверяя, достаточно ли они накачаны. В обоих случаях он делал слегка демонстративно, тайно восхищаясь самим собой. О, как в такие моменты ему хотелось, чтобы его увидел кто-нибудь из знакомых – желательно, кто-нибудь из бывших девушек. На такие случаи у Дани были заготовлены и отрепетированы фразы «Да, моя», «Да, езжу» и особо убийственная «Извини, мне сейчас некогда». К его сожалению, бывшие девушки и не думали появляться – видимо, занятые более важными делами. Тогда Данила ещё не был знаком с тем законом жизни, согласно которому бывших девушек встречаешь именно тогда, когда, одетый в треники и тапочки на босу ногу, выносишь мусор во двор.
Однако шло время. Лучше всего оно умеет превращать человеческие чувства и ощущения в скуку. Всё проходит через эту мясорубку времени – счастье, ненависть, привязанность, отчаяние, – однако на выходе всегда получается одно и то же – скука. Увлечение становится обязанностью, любимая вещь – безделушкой, яркие воспоминания покрываются серой плёнкой, а каждый автомобиль, свободно летящий по дороге, рано или поздно встанет в пробку.
Скорость передвижения снизилась до минимально возможной, вместо свежего ветра в открытое окно били пары бензина, и даже миловидные девушки в соседних машинах сменились неопрятными мужиками среднего возраста. Машина начала ломаться, бензин продолжал дорожать. В Даниле росло раздражение – и росло до тех пор, пока, в соответствии с законом времени, не сменилось безучастностью, оцепенением. Данилу догнала рутина. Автомобиль, пробки и бензин – всё это стало неотторжимой частью его жизни, которая уже не могла вызывать ни положительных эмоций, ни отрицательных. Только скуку.
От дремоты его пробудил неприятный сигнал – почему-то во всех самолётах звук у него всегда одинаковый, призванный сымитировать звон колокольчика, но при этом совершенно неживой и механический. На табло загорелся сигнал «Пристегните ремни», и стюардессы теперь шли по проходу, материнским взглядом проверяя его исполнение. Даня помотал головой и зевнул в ладонь. Даже салон самолёта, ещё недавно вызывавший такой восторг, теперь казался тоскливо-знакомым. Однако за окном лежали изумрудные луга и пшеничные поля, словно нарезанные кубиками, с зеркальцами озёр и прудов – это не могло не наполнять грудь радостным предчувствием. Остатки сна выветрились из головы, и теперь Даня слушал объявление пилота, которое, несмотря на безучастный тон, подчёркивало торжество момента.
Самолёт действительно приближался к Парижу. Данила смотрел в окно на невыносимо неподвижное крыло самолёта и представлял его граммофонной иглой, высекающей музыку из кружащейся под нею земли. И он напрягал слух, силясь услышать музыку.
Самолёт пошёл на посадку.