О многом и о главном… Сборник рассказов. Груня (Светлана Громова)

I

Тяжелый сегодня день. Утомилась сильно. «Городок», «полоса препятствий», «большой город»… «Большой город» особенно вымотал. Вот, лежу, отхожу, так сказать. Как там, у Шарика из Простоквашино? «…Лапы ноют… Хвост отваливается…» Ой, прошу прощения, Mеine Damen und Herren! (дамы и господа), entschuldigen Sie bitte, (извините пожалуйста), как говорила моя бабушка, я же не представилась! Гербертина Лизи Лотта Люстикхоф фон Артик Кетер Ирке Ли Анне. Длинновато, конечно, но что поделаешь – предки. Но товарищ полковник, Сергей Юрич, мой обожаемый, мне сказал:

– Так, дорогая фрау Гербертина Лизи Лотта, Люстикхоф фон Артик Кетер Ирке Ли Анне, немецкой породы овчарка, мы с тобой кто? Мы с тобой – спецназ.… Причем спецназ ГРУ.…Так или нет? Так… – и посмотрел на меня, улыбаясь. Какая к чертям собачьим (не поняла только, причём тут наши черти?) фрау Листик.…Люстик… тьфу ты, язык сломаешь, короче, Груня ты, ясно излагаю?

– Так точно, – должна была ответить я, но так как иностранным, то есть, человеческим языком, увы, не владею, отвечала по своему: «у-у-ум». Мой ответ товарищ полковник, думаю, понимал правильно. Так что я теперь просто Груня, несмотря на своё высокое благородное происхождение и длиннющую родословную. Впрочем, происхождение – это ерунда, согласитесь. Знавала я собак «дворянской» породы, ну, то есть дворовой, которые фору давали та-А-Аким маститым представителям нашей собачьей братии, с та-А-Акими родословными, что просто нет слов, господа и дамы, чтобы выразить восторг и восхищение! Впрочем, кажется, я отвлеклась…

Обожала (и продолжаю это делать) я своего Сергея Юрича до одурения. Между нами, девочками, говоря, так нельзя. Чувства – чувствами, но не до фанатизма же! Впрочем, не обожать его ну просто совершенно невозможно!! Не понятно моей душе, как это его не обожать!?! Впрочем, вы, люди, вряд ли это поймёте. К сожалению, вы думаете, что у нас, у собак, души нет, и живём мы одними инстинктами. Ну да, разумеется, куда ж от них, от инстинктов то денешься, а только душа – вот она, тут, и ноет… Чего ноет, спросите? А отдал меня мой дорогой товарищ полковник! Отдал!! Вот сюда, вот в эту… как её… школу что ли… Ну, да, спецназ он и есть спецназ… Я же спецназовская собака и должна повышать, так сказать, квалификацию! А то я дура дремучая и не понимаю, что теперь всё будет по-другому. Всё! И самое страшное – будет новый хозяин! Я – на спецподготовке собак-проводников в подмосковном уютном местечке, Купавна называется. Я ещё, как любят говорить наши инструктора, полупроводник, хотя здесь уже пятый месяц. Совсем скоро – выпуск, а не сегодня завтра и встреча с новым хозяином. Боюсь? Ни кота (в вашем смысле: ни черта), но немного тревожно. Как мы с ним (а вдруг с ней?!) сойдёмся характерами, понравлюсь ли я ему, а он мне? Вопросов – куча, ответов – ноль. Товарищ полковник как мне перед отправкой сюда сказал?

– Товарищ Груня, – сказал – задание трудное, а ответственность какая! Я ж тебя, и ты это знаешь, никогда и никому не отдал бы! Но тут дело такое.… Да что говорить.… Сама всё поймешь.… И не подведёшь.… Знаю… Ты ж у меня не умница, а УМНИЩЕ! Уж я на тебя.…Как на самого себя… Короче, рассчитываю… Ты же у меня тоже спецназовец! – и лапу соответственно моменту торжественно пожал.

А между прочим, брать меня сначала не хотели. Причём наотрез. Я-то уже собачью науку проходила, не щенок-сосунок, у меня послужной списочек-то имеется. ОКК (общий курс дрессировки), даже курс ЗКС (защитно-караульной службы) проходили-с. Как некоторые люди говорят: «Плавали – знаем!» И тут и выяснилось, что у собаки-поводыря должна быть на редкость устойчивая психика и полностью отсутствовать агрессия. А я-то проходила… ой, мама дорогая, да чего только я не проходила! А тут на агрессию поставлен полный запрет, а как же «Взять», ну или «Фас»? Я в недоумении так и села: «Ничего себе!» Даже мой товарищ полковник растерялся в первый момент. Я так понимаю, что он не ожидал подобного поворота. А я чё? Да ничё. Сижу себе, по сторонам тихонечко поглядываю, хвостиком ни-ни! Замерла как вкопанная, не собака – статуя! Только ушки на макушке навострила. А Сергей Юрич приказал мне сидеть и ждать, а сам уединился в кабинетике с женщиной, которая нас так сразу и резко хотела отсюда отправить восвояси. Ой, уж и не знаю, чего он там ей говорил, как он её убеждал, впрочем, если честно, большую часть разговора я слышала, конечно, из-за закрытой двери, слух-то у меня отличный. Одним словом, умеет товарищ полковник убеждать. Меня приняли с двумя условиями: первое – я пройду все тесты не только обычные, для всех, но и ещё какие-то специальные. Да пожал-л-ста! Мне это на раз-два, ну, а второе – мой будущий хозяин должен будет подписать какую-то бумагу. Ну, это уже не мои проблемы – это к Сергею Юричу: кто там чего должен подписывать. Моё дело собачье. Тест был до того простой, что я в полном недоумении: и чего огород городить? Пошли мы с дрессировщиком в толпе людей: я не должна проявлять агрессии. А на кота они мне сдались? Ну, походили, походили, я даже ухом не веду. А инструктор радуется. Чудной… Я ж – спецназовец, выдержка ого..го.… Поводили вдоль дорог. Машины разные. И едут которые, и припаркованные. Идём себе обратно на площадку. Вдруг над ухом «Бум!» – из стартового пистолета. Ну, господа инструктора, вы даёте! Детский сад какой-то! Если б умела, лапой бы по лбу постучала. А так… иду себе, иду. Ухом не повела, мордой не покрутила. Естественно, чуть вздрогнула, неожиданно же всё-таки, но самую малость. Выпускают кошку. Ну, кошка, ну, сволочь, ну и что? Абсолютное равнодушие… Меня же учили! Товарищ полковник учил, и ребята-кинологи.… Вздохнула, иду дальше.… Ещё чего придумаете? Нате, здрасте, выбегает какой-то человек, руками машет, кричит, на инструктора чуть ли не наскакивает. Я глазками вправо, влево – инструктор молчит. Ни «Фас» тебе, ни «Голос», ни «Взять», ни жеста, чтобы я поставила на место этого непонятного товарища. Стою, смотрю, ну и дальше чё? Дёрнул за поводок, вперёд значит. Иду вперёд, человек этот кричит, наскакивает. Я повернулась, зубки оскалила, рычать? Зачем? Будет команда и без рычания вот за эту ручку так тихохонько – хряц! Идём дальше. Человек отстал. Инструктор доволен. Потрепал меня по загривку. И вот это тест? Ерунда это, а не тест!… Но они, конечно, молодцы. На последнем этапе всё же заставили меня немного понервничать. Маршрут известен. Идём. Инструктор мне говорит: «Домой!» Домой так домой, поворачиваю. А инструктор направление шлейки задаёт другое. Вот тут я и растерялась. Мысли забегали, сразу сосредоточиться не получается. Говорит «Домой» – значит, это направо, а задаёт поворот влево. Ну и куда мне?

Одна-а-а-ко.… А он улыбается, доволен, что сбил меня с толку, как бы тест не завалить!

«Домой!» – опять команда и дёрг поводок в другую сторону. Была не была! Рассуждаю: сказано же «Домой»! Сказал бы «вправо», а дернул влево, я бы поняла, просто спутал, а тут «Домой», а указывает в другом направлении. Нет уж, домой так домой. Веду. Сердце – бух… бух! Ну, как? Справилась? Инструктор треплет по загривку: даёт понять, какая же я всё-таки умница. Да кто б сомневался! Короче, с тестом я справилась, оправдала так сказать, оказанное Сергеем Юричем высокое доверие. Трудно ли было учиться? Трудно… Но тяжело в учении – легко в бою, как говорил мой Юрич. Ведь основная задача собаки-поводыря, чтобы человек не ударился, нигде не оступился, не споткнулся, не упал. Ведь тут всё наоборот – мы подаём команды человеку: «Опасность!». «Стой». «Идём прямо». Или вот еще команда: «Впереди дорога». А вот эта: «Заходим в автобус». А в автобусе, как положено: давка, и наступают и на лапы, и на хвост, и сумками прямо по морде, и могут не только меня, но и хозяина «облаять». А ты на службе – лаяться в ответ не моги! Вот и стараешься корпусом оттеснить того, кто слишком напирает на хозяина. И сохранять при этом невозмутимость и сосредоточенность – я веду своего человека! А в «большом городе» сколько искушений! То из сумки торчит батон колбасы, то погладить пытаются, то симпатяга какой-нибудь подбежал знакомиться, виляя хвостиком… Одним словом, всякое бывало… Но ведь на то и курсы повышения квалификации. Слышала тут, что поводырь – это самая-самая высокая ступень обучения нас, любимых. Горжусь теперь конечно, не скрою, что уж скромничать. Грешна-с, люблю быть всегда во всем первой! Ох, кошкин хвост не оттуда рос, скоро встреча с новым хозяином. Волнуюсь, аж шерсть дыбом. Как оно будет, а?

Мне, честно говоря, тут нравится. А что? Харч отменный, общество очень даже приличное, мой инструктор Ирина – такая «душка». Ой, вот к ней бы жить пошла! Хорошая она у меня. Мы сразу поладили. Это называется – «любовь с первого взгляда»! Трудно будет расставаться, но я же понимаю, встретимся ещё раз вряд ли. Хотя кто знает, кто знает…

Ой, ладно, уморила наверное вас своей болтовнёй. Извините великодушно. Отбой. Завтра у меня трудный день. Спокойной ночи. А-а-у…

II

Ирочка видит моё волнение, суёт лакомство, пытаясь успокоить. Да я спокойна, как… ну как не знаю кто! Спокойная.… Кажется… Он войдёт.… Вот прямо сейчас и войдёт! Сердце в лапы – бух! У-ф-ф.… И вот он вошёл. Я сижу. Смирно сижу. Только пару раз не удержалась, хлобыстнула хвостом по полу. Иринка сразу гладит меня, гладит.

– Спокойно, Груня, знакомьтесь… Это Игорь Борисович, твой новый хозяин…

Я в растерянности в первый момент! И радостно, и страшно, и ещё кот знает какие чувства, все сразу!

– Да мы знакомы немного, – голос его приятного тембра. Сильный такой, глубокий. Конечно, знакомы. Правда, совсем чуть-чуть. Игорь Борисович – один из друзей моего ненаглядного полковника.

Фу ты, кот облезлый, ну ты, Груня, и дурёха! Вот тебе и ответственное задание, и доверие.… Дошло, наконец? Ну, то-то же.… Ну, кому же мог Сергей Юрич доверить своего драгоценного Борисыча, как не мне? Глупая ты ж, однако, фрау Гербертина Лизи Лота и так далее, не могла сразу догадаться! Свои…

Я подошла к Борисычу, молча сунула ему нос в руку. Его рука была приятной, правда запах табака шибанул, конечно, но мне ли привыкать? Он погладил меня по голове.

– Здравствуй, Грунечка, узнала?

Чего ж не узнать-то, память у меня хорошая, не жалуюсь.

– Ой, как здорово! – обрадовалась Ируся, – Я не знала, что вы знакомы.… Так за Груню переживала, она у нас умница, но первое знакомство всегда для собаки волнение и немного стресс… Правда для нас, инструкторов, наверное, даже больше, чем для них… – она ласково потрепала меня по холке. – Правда, Грунечка?

Да, правда, правда… Я лежу у ног Борисыча, положив голову на лапы. Душа спокойна-а-ая, умиротворённа-а-ая и тихо себе напевает:

III

Жить мы две недели будем с Борисычем в трехкомнатной квартире стандартной планировки: узкий коридор, ванная, туалет, кухня – всё, как будет, видимо, и в действительности. Борисыч будет слушать лекции о жизни собак, потом – совместные тренировки: «городок», «выход в город». У него ещё и спецзадания: накормить меня, любимую, причесать, даже лапы мне помыть – этому тоже он должен научиться. Потом вместе сдаём экзамены. Первый из них с инструктором, второй – самый серьёзный – будем сдавать вместе с Борисычем… Нас приехал навестить Сергей Юрич. Я гордо ворочу морду. Делаю вид, что обижена, хвост, правда, предатель, тут же выдаёт мои настоящие чувства. Ну, вот, чего уж теперь притворяться.… С удовольствием облизала ему всё лицо. Пытается отбиваться от меня.… Ну-ну…

Экзамен мы сдали на отлично и вот мы и дома у Борисыча. Скромненько живёт, надо сказать, мой новый хозяин. Комнаты, правда, большие такие, просторные. А вот мебелишки маловато будет. Да мне то что, мне всё равно, наоборот лучше – простор. Лишний раз не натыкаться. Да и Борисычу так легче. Он, конечно, дома ориентируется отлично. Я ему тут и не помощница, сам прекрасно обходится. Интересно, что ж случилось-то с ним? Когда я его видела, ещё у Сергея Юрича, с ним всё в порядке было. И зрение ого-го-го. Дурачились на отдыхе мужички, стреляли по консервным банкам, что-то вроде соревнования устроили, так он даже товарища полковника «обставил». А теперь вот что-то стряслось… Чёрные очки, белая трость.… Ну и я со своим «камуфляжем»: кожаная шлейка с жесткой дугой и на белом овале красный крест и надпись – «Собака – проводник слепого». Да нет, читать я не умею, просто слышала, что именно это написано.

Живёт Борисыч один. Мне от этого, если честно, лучше. Меньше проблем. А вот как ему, не знаю. У моего полковника и жена, и доченька Любаня имеется, правда, она уже взрослая, живёт отдельно, к нам иногда приезжала со своим мужем. Муж мне решительно не нравился, и я всегда уходила на балкон, когда они у нас гостили. Чем не нравился? Да кот его знает. Не нравился и всё.

Жизнь наша с Борисычем пока особым разнообразием не отличается. Маршруты: «аптека», «магазин», «почта», «сквер». Подать могу всё: трость, поводок, ключи, газету, ботинки, ну, ещё шнурки могу развязать… Мы друг к другу быстро привязались. Он классный у меня! Конечно, я люблю своего товарища полковника, но Борисыч… он… он.… Ну, не знаю… Слов нет…

У Борисыча, оказывается, тоже есть жена. Вернее сказать, была. Потому что пришла и ушла. Лучше бы вообще не приходила. История такая нехорошая вышла. До сих пор вспоминать тошно…

По человеческим меркам она, наверное, красавица. А по мне так ничего особенного. Позвонила. У нас как всегда не заперто. (Борисычу, по-моему, до лампочки: заперто у нас или нет, а меня это немного напрягает). Вошла. Ну, тут, естественно, я. Выхожу из спальни посмотреть, кого это к нам принесло. Она застыла, конечно. Ойкнула.

– Кто там, Груня?

– Женщина… – отвечаю довольно нелюбезно, по-своему, конечно, на что она ойкает ещё громче. Он, наверное, узнал её по голосу.

– Груня, место… Лариса, это ты? – вышел из кухни Борисыч.

Я поплелась на место. Вот так всегда, как что-то интересное, вали, значит, отсюда.… Ну, люди.… Ведь к нам женщины не каждый день захаживают. Бессовестный ты всё-таки, Борисыч… – так проворчала я и ушла к себе.

Таким образом, начало разговора я не слышала. Я поняла, что что-то не так по голосам, которые становились всё громче и громче. Они о чём-то спорили. Женский голос всё чаще срывался на крик. «Это уже совсем не порядок…» – подумала я. Пробудилось вдруг какое-то нехорошее предчувствие. Я быстренько потопала в зал, где они разговаривали. Фу-у.…Чуть не задохнулась… Кот облезлый! Не продохнуть! Аж глаза заслезились, как накурено! Вот это да! Борисыч в комнате никогда не курил, щадя моё тонкое обоняние, а тут – нате вам… Я вышла в коридор, здесь всё же полегче, легла у двери, отсюда и зал хорошо просматривается и свежим воздухом немного тянет с площадки. Уши навострила: только ещё скандала мне не хватало!

– Это всё ты! Ты виноват… – громко воскликнула Лариса. – Никто, кроме тебя!

Я вытянула шею, чтобы получше видеть Борисыча, немного мешал дверной косяк. Он сидел в кресле, курил. По его движениям я понимала, что он сильно нервничает.

– В чём же я по-твоему виноват, в том, что старался воспитывать Димку так, чтобы он вырос настоящим человеком? – на скулах Борисыча ходили желваки.

– Старался воспитывать? – Лицо у Ларисы бледное, заплаканное. – Воспитал?! – опять воскликнула она. – Это ты убил его, слышишь?! Ты убил нашего сына!

– Думай, что говоришь! – сорвался на крик и Борисыч, швыряя недокуренную сигарету в уже порядком набитую пепельницу. Промахнулся.

Лариса подошла к столу, затушила окурок Борисыча. Я уже лежать не в состоянии. Встала в проёме двери. Наблюдаю. Скверно. Всё скверно. Не нравятся их лица. Не нравится висящая в воздухе напряженность. Тяжело дышать. Сказала об этом Борисычу негромко. Он повернулся на мой голос.

– Груня, спокойно, место…

Я вздохнула, какое к котам блохастым место!? Стою, молча наблюдаю…

– Что думать? – опять кричит женщина. – Да если бы не ты, если бы не ты!! Он… он дипломатом бы стал, он… в МГИМО поступил бы, а не в это твоё Воздушно-десантное! Ты! Это ты со своей армией проклятой… Тебе безразличны были мои мольбы и слёзы, когда я просила, умоляла, сделать что-нибудь, чтобы он послушал меня, отдал документы в МГИМО или МГУ.… Ведь и справку можно было сделать, что не годен по здоровью, и просто договориться, чтобы его документы под каким-то предлогом не взяли! Да мало ли что мог ты сделать! Ты, с твоими связями, с твоими друзьями!! Ты же всё мог, но не стал!! – она кричала всё громче, что я даже помотала головой, так её голос резал слух.

– А ты сказал, что никогда не будешь покупать никакие справки для сына, и не будешь отговаривать его от поступления в военное училище! Помнишь, помнишь, как ты говорил?!

– Помню… – ответил Борисыч, – И ты ещё называла меня старым, контуженным на всю голову, солдафоном и палачом…

– Если струсим – совесть спросит… Ты так ему говорил! – кричала Лариса. – Нам нельзя, сынок, без защиты нашу Родину оставлять! Ну, и чего ты добился?! Защитник Родины… – она без сил почти упала в кресло. – Теперь на стене портрет в траурной рамке… Ты этого хотел?!

На Борисыча было страшно глянуть, так он был бледен. Он молчал. Сидел в своём кресле и молчал. Я почувствовала вдруг, что меня колотит нервная дрожь.

– Молчишь? – Лариса поднялась. – Ненавижу.… Ненавижу тебя, слышишь! Лучше бы тебя убили в проклятом Афганистане, тогда, или в Чечне или где ты там ещё был… Лучше бы тебя убили, слышишь, может тогда Димка был бы жив…

– Он не мог поступить по-другому… – сказал Борисыч глухо. – Он товарищей своих спасал…

– Товарищей? – Лариса сделала шаг к Борисычу. Я напряглась. Негромко рыкнула, совсем тихо, чтоб её не напугать, но предупредить: «Не стоит делать резких движений». Я сейчас не поводырь, «не при исполнении», могу и осерчать, нечего руками хозяина трогать.

– Товарищей? – повторила она. – И где его товарищи? А твои где? Ты же тоже спасал кого-то, глаза вот потерял, и где твои товарищи? Что-то не вижу… Псину вот вижу, а друзей нет.… И Родина твоя хорошо тебя отблагодарила? Ах, да, медальку на грудь повесила.… Забыла…

– Кого-то? – Борисыча аж затрясло. – Кто-то – это ребята мои из группы! Слышишь ты! Ребята ж мои.…А даже если и не ребята.… А когда там парни на гранаты ложились, детишек и женщин своими телами прикрывали, тоже как ты выразилась, «кого-то» защищали!!! Уйди! Уйди, пожалуйста… – голос Борисыча звенел от напряжения.

– Я-то уйду.…А вот ты – останешься.… Со своей совестью останешься. Что ты ей скажешь? – Лариса шагнула к двери. – Я мог уберечь сына, но не стал этого делать?.. Завтра привезут надгробие… – голос ее дрожал, губы тоже. – Если посмеешь – приходи… Сорок дней скоро…

И она ушла. Дверь хлопнула. Я растеряно стою в коридоре. Борисыч со всего размаху и со всей силы кулаком долбанул по столику. Разлетелось всё, что на нём было к котам блохастым… Я, стараясь не производить лишнего шума, подошла к нему. Его трясёт всего. Колбасит здорово. Опять за сигарету. Мне тяжело, очень тяжело дышать, но я положила морду ему на колени. Вздохнула. Держись, Борисыч…

Он держался. Сколько мог. Вечером мы погуляли даже в нашем сквере. Но потом он не спал всю ночь. Сидел на кухне и пил. Я то и дело подходила к нему, звала, он махал на меня рукой, отсылал на место. Одна бутылка опустела, потом вторая…

…Утром он даже не повёл меня на прогулку. Я изнемогала. Долго и настойчиво теребила его, то за одну руку, то за вторую, то носом пыталась сдвинуть его с места. Он сидел за столом, уронив голову на руки.

– Отвали, Груня, – голос его был хриплым.

Стойкий спиртной запах жёг мне ноздри и уже комом стоял в горле. Я мотала отяжелевшей от неприятного запаха башкой и всё «бодала» его и «бодала». Пошли, вставай! Ну, давай же! – я и бурчала, и рычала, потом уже просто сорвалась на крик: «Да ты обалдел, что ли вконец, у меня сейчас мочевой пузырь лопнет!» – он приподнял голову от стола.

– Иди, сама иди, гуляй… – и вновь уронил голову на руки.

Я тяжело вздохнула, вот ещё напасть. Только этого мне не хватало! Но естественное желание поджимало, думать пока что не могла, помчалась стремглав вниз, чуть соседку с ног не сбила.

– Ужас какой! – она отпрянула к стене. – Совсем уже! Бессовестные!

О-о-ох.… Какое облегчение… У-у-ух.… Ну, вот, теперь можно и мозгами пошевелить. Чего делать-то с Борисычем? По-моему, мужик «съехал с катушек»… Ну ладно, в панику бросаться не будем, посмотрим.… Со всяким может случиться…

…Бутылки не кончались. Кот блохастый! У него что тут склад или магазин? Не, надо что-то делать. К исходу третьего дня, я поняла, что если что-то не изменить, придёт нам полный каюк. Хозяин лапы откинет с перепоя, а я с голода и от удушья: перегари-и-ище-е-е! Догрызу вот последние крохи «Педигрипала» – редкая гадость, между прочим, и буду чего-то придумывать. А что тут придумывать, надо к Сергею Юричу за помощью! Мне одной не справиться. Дом его найду и с закрытыми глазами. Хотела побыстрее, автобусом. Зашла, как путёвая, забыла совсем, что без шлейки, да и хозяина при мне нет, короче, как все раскричались… Вышла. Ну, кот с вами, дойду… Лапы конечно, не казённые, но на неприятности не буду нарываться. Есть одна хорошая новость: наподдала соседскому Джиму, так кажется, его зовут. Ох! Как он любил меня достать, когда я на службе! То пытается задираться, то облает по-всякому, ни с того, ни с сего, то под хвост норовит нос свой сунуть! Убила бы, зар-р-разу! Но ведь нельзя было на поводке-то, при исполнении.…А эта сволочь тоже это прекрасно понимает, вот и нарывается, знает, что не могу отпор дать. Ну, сегодня оторвалась по полной! Долго будет помнить!

Ну, вот и дошла. Устала, конечно, язык на плечо. Далековато, Сергей Юрич, далековато живете… Ладно, сейчас дух переведу и раз-два, раз-два, махом на четвёртый этаж, только бы дома был, да, ещё подъезд с кодовым замком. Придётся ждать, пока кто-нибудь не выйдет или не войдёт. Ну и так скромненько, по стеночке, по стеночке, а то крика будет, света белого не взвидишь! Но мне повезло, первый кто вышел из подъезда, был Любашин муж. Уж я к нему и кинулась! Ни за что бы не поверила, что когда-нибудь буду ему так рада! Он, конечно, оторопел и, кажется, испугался, хотя может мне это показалось. Бегаю вокруг, ошалевшая от удачи, кричу ему (в смысле гавкаю):

– Ты это, ты давай, ты товарищу полковнику звони…

Он смотрит на меня со страхом, не понимает… Господи, ну откуда вы такие бестолковые-то? Тычу носом ему в карман. – Да вот же, телефон же, бери… Звони… Ой, бестолочь… Дошло, наконец-то! Достал «трубу», звонит…

Уселась, успокоившись. Притомилась, однако… Сергей Юрич через мгновение уже внизу. Вот что значит – настоящий полковник!

– Что!? – кричит мне на ходу. – Что стряслось? Где Игорь?! Ты почему здесь?!

– Ты чего орешь? – опешила я, потом сорвалась на крик, ну на лай по-вашему. – Давай, быстрее, одевайся.… А, да ты уже одетый, так бегом же, за мной!! – и я рванула к остановке. По дороге всё пытаюсь ему объяснить, аж охрипла.

Со стороны это, наверное, выглядело смешно: бежит здоровый мужик, наспех застёгивая лёгкую курточку, еле поспевая за истошно лающей, до хрипоты, собакой. М-да-а… Обстоятельства-с…

IV

Рассказать, что такое собачье блаженство? Ладно, расскажу.… Это вот как сейчас у меня. Мы у Сергея Юрича, за городом, на даче. Дача – о-го-го! Красоти-и-ища! Мой Борисыч молодцом! Мы тут отдыхаем сейчас. Друзья съехались. Шашлык-машлык, то-сё… Костерок… Тьфу, правда не люблю, вонючий! А в остальном… Das ist Herrlich! (это прекрасно!). Das ist Grossartig! (это великолепно!). Бегаю себе, сколько хочу, я сейчас не работаю, правда, по привычке за Борисычем, конечно, приглядываю. Тут и женщины. Жены, подруги… Нашей нет… Да и хорошо, нечего ей тут делать, мне прошлого раза через край хватило. Борисыч тогда еле оклемался, если бы не товарищ полковник, неизвестно, чем бы это всё закончилось.… Сейчас Борисыча как подменили – угрюмость исчезла, разговорчивый, смеётся… Правда, невозможно увидеть блеска глаз. Всё те же чёрные стёкла очков.… Ну, не буду о грустном сегодня… Я его таким счастливым ещё не видела, с тех пор, как у него работаю. Мы сейчас с ним – «не разлей вода». Прости, товарищ полковник, я тебя, конечно, тоже люблю, но Борисыч… Ладно, не будем об этом. Ничего, Борисыч, я умная девочка, правильно ты говоришь всегда, я тебя ещё и женю. Не хорошо такому…. Такому мужчине… и без жены. Не порядок. Собака – это хорошо, я многое могу: и поговорю, и посочувствую, и выслушаю, но я всё же не человек.… Присмотрела я тут у нас в парке одну очень даже симпатичную даму. Приятную во всех отношениях, и духами не злоупотребляет, то есть, мне тоже приятно с ней общаться. Она ко мне очень не равнодушна, ну, я этим, естественно, пользуюсь, для твоего же блага, Борисыч! Жаль ты не видишь, как она на тебя смотрит! Ну, я не буду торопить события-то, но очень мне нравится, как она на тебя смотрит! Я уже знаю, где она работает, как-нибудь свожу и тебя. Думаю, ей будет приятно. Тебе-то? Ха! А тебе ещё приятнее. Разве я не права? Ой, здорово-то как поваляться на травке! Вот мужики гитары взяли. Петь значит будут! Ох, и люблю же я, когда они поют! Иногда даже подпеваю! Побегу поближе!

– Чего споём? – кричу (ну, то есть лаю) издалека. – Давайте эту, мою любимую… Мой Борисыч знатно поёт! И ещё один из его друзей тоже. Ой, тише! Дайте послушать!..

Лежу, уткнувшись мордой в лапы. Смотрю на них издалека: ближе лечь дым костра мешает. Смотрю и понимаю: как же я их люблю! Борисыч, как я счастлива, что ты у меня есть! Вот это и есть собачье блаженство! Умиротворение такое в душе!… Так, стоп, это ещё что за звуки!? Вот всегда так – служба днём и ночью… Хотя я теперь совсем не охранная собака, я – проводник, а сегодня у меня вообще – выходной! Ну, нет, всё же пойду, посмотрю, всё ли в округе в порядке. Ну, кто, если не я?!

V

Я люблю вечерние прогулки. Идём спокойно. Только Борисыч угрюмый и неразговорчивый. Конечно, есть с чего.… У него сегодня тяжелый день был. С утра ездили на кладбище. Заехали ребята, погрузились мы в машину. Все молчаливы, так и ехали всю дорогу, не проронив ни слова. Я попыталась было как-то их расшевелить, дать повод разговор начать, хотя это и не в моих правилах, ведь сегодня я на работе, а на работе я не отвлекаюсь, но уж больно Борисыч был угрюм и немного бледен. Хотела его приободрить, но на меня повернулся Сергей Юрич.

– Груня, «молча»!

Я затихла, хотя, товарищ полковник, ты уже мне не хозяин, и твои команды я имею полное право игнорировать. Ну, ладно уж, вижу, что вы «не в духах». Помолчу. Народу было много. Меня сначала хотели оставить в машине. Сергей Юрич взял Борисыча под руку, но Борисыч сказал: «Не надо, мы с Груней…» Я повернулась на Сергея Юрича, мой вид ему говорил: «Ну, что, не вышло, товарищ полковник, меня в машине запереть? Ещё чего!» Но Сергей Юрич был серьёзен, озабочен и на меня внимания не обратил. Ну, ладно. Так. Работать, значит, работать. Сбруя, ты где? – с беспокойством кручу головой, – Так идти?! Ну, вы даёте сегодня, как же без снаряжения?

Борисыч напряжён, я это вижу. Ладно, без снаряжения, так без снаряжения. Отработаю. А-а-а, опомнились… Сергей Юрич застёгивает шлейку. Поворчала для проформы. Ну, вот, совсем другое дело.… Идём, Борисыч…

И Лариса здесь. Подходит к нам.

– Здравствуй, Игорь, – сегодня она достаточно спокойна. Протягивает руку. Я сейчас – поводырь, меня это совершенно не волнует. Хоть две. Вперёд! Борисыч даёт знак остановиться. Останавливаюсь. Пусть говорят, раз им это нужно. Сижу. Спокойно жду сигнала вновь начать движение.

– Игорь, прости меня.… Прости, пожалуйста… – Лариса готова заплакать, я это слышу по её голосу.

– Это ты прости… – Борисыч сдержан. – Прости за всё. Если сможешь.… Идём.

Она берёт его под руку. Мне это здорово мешает в работе, но я умело скрываю недовольство. Что поделаешь? Вперёд… Осторожно… Прямо…

Говорят много. Я не прислушиваюсь. Лариса тихо плачет. Борисыч стоит рядом с ней, вот обнял её за плечи. Она плачет сильнее, постепенно плач переходит в рыдания. Борисыч держится. Молодец. Сижу. Молчу. Наблюдаю. Будет салют. Я это знаю. Так положено. Я уже однажды была в таком месте, когда ещё моим хозяином был Сергей Юрич. Бабахнуло. Ещё.. Ещё.… Только уши чуть прижимаю.… А так – сижу. Молчу. Жду указаний.…Извините, опять злоупотребила вашим вниманием, но грустно мне от этих воспоминаний, и Борисычу вижу, что грустно…

…Идём с ним к дому, поворачиваю. Наконец, он отвлёкся от своих мыслей.

– Грунь, давай ещё погуляем, не хочу идти домой, давай, к скамейке…

К скамейке, так к скамейке. Вздыхаю, разворачиваюсь. Поздний вечер. Людей почти нет. Идём. Воздухом дышим. Всё бы хорошо, если бы не настроение. Ну, ничего, не впервой! Где наша не пропадала! Вот – поворот к аптеке, вот – гастроном, вот – светофор.… Сейчас на ту сторону и уже в парке, а там и до нашей скамейки рукой, вернее, лапой подать.

Ощущение опасности пришло быстрее, чем я поняла, что уже вижу эту опасность. Машина шла неровно, рывками. У меня светоотражающая шлейка, её ночью хорошо видно, у Борисыча такая же трость. Я остановилась. Надо пропустить машину, не нравится мне, как она идёт. Обычно человек решает, когда идти, но под колёса я, конечно, хозяина не пущу! Я не знаю, откуда пришло это ясное понимание: машина заденет нас. Она не просто нас заденет, она нас снесёт! Рвануть вперёд – я успею. А Борисыч? Стоять, как вкопанная? Он должен объехать, но я понимаю, что не объедет – этот не объедет. Почему? Не знаю, но понимаю, что так и будет! И что это – конец? Борисычу конец? И мне? БОРИСЫЧУ? Я не знаю, что это было и как это произошло, не знаю, не спрашивайте, всё равно не отвечу. Я резко дернулась всем телом, я всё-таки тушка-то с хорошим весом, я не просто сбила Борисыча с ног, я его оттолкнула. Оттолкнула насколько смогла…

Удар был очень сильный. Резкая боль не дала мне сдержать отчаянного визга. Я лежала на холодном асфальте и тихо скулила, но умерла я не сразу, я ещё успела заметить, что Борисыча не задело.

Он просто упал, ушибся, наверное, но это всё ничего. Это – нормально. А я? Я не боюсь. Ты то, Борисыч, должен знать, испугаться просто не успеешь. А если и успеешь, то есть такое понятие: ДОЛГ. Мне ли тебе говорить? Я должна была… Борисыч, должна…

Я уже иду по аллейке, туда, к свету, но обернулась ненадолго. Вижу, как с трудом поднялся Борисыч, как тискает, тискает моё тело, пытаясь поднять, как руки его перепачкались в моей крови. Он прижимает, прижимает меня к себе.… Ой, он, кажется, плачет… Я, наверное, сейчас тоже заплачу… Борисыч, миленький, мне так хочется положить тебе свои лапы на плечи и облизать горячим языком твоё лицо! Я знаю, на вкус слёзы солёные… Борисыч, не плачь, мужчины не плачут… Ты жив – это главное! Ich liebe dich! (Я люблю тебя!).… А за меня не волнуйся, все собаки обязательно попадают в свой рай…