Подпруга
1956г. 4-й класс Сосново-солонецкой начальной (маленькой) школы с учительницей Александрой Александровной Котельниковой.
Девчонки любят гонять битку из коробочки, в которой когда-то была вакса, а теперь насыпан песок, по классикам, нарисованным на земле острой палочкой. Такая увлекательная спортивная игра: и прыгаешь, и думаешь, и болтаешь с подружкой. И всё это делаешь одновременно. Как это потом пригодится в жизни каждой замужней женщине! Чтобы быть женой и матерью, надо уметь именно одновременно стирать, варить и штопать, учить, ласкать, зарабатывать деньги, быть сильной, красивой, весёлой и умной.
Так вот в одной русской деревне две девчонки играли пока ещё в классики, не подозревая о том, что они учатся быть жёнами и матерями.
Благоухала ранняя осень на дворе, посвистывали резвые пичужки вокруг девчонок, свежий тёплый ветерок трепал их небрежно причесанные волосы и подружки были счастливы тем простым и надёжным счастьем, которое бывает только в детстве.
– Том, а Том, ты уроки выучила?
– Не-а, родители ещё не скоро придут с работы, ещё успею…
И подружки четвёртого класса Тома и Нина продолжали самозабвенно «резаться» в классики. Потому что не было в их жизни ни компьютерных стрелялок, ни кукол «Барби» с платьицами, домиками, друзьями и кроватками, ни мультиков про лошариков и лунтиков. Ничего этого тогда, в 1956 году в российской деревне не было. Не было даже дяди Фёдора, кота Матроскина и почтальона Печкина в Простоквашино. Боже мой! Какая была древность всего пятьдесят пять лет назад в российской деревне. Впрочем, более полувека – это не такой уж маленький срок для эволюции общества, чтобы его не брать в расчет.
Справедливости ради надо сказать, что не такая уж пещерная была жизнь у девчонок, которые играли в классики. Совсем недавно отец Томы купил телевизор «Рубин» с большим экраном, а не такой, как у учителей на первом этаже дома, совмещённый с радиоприёмником и малюсеньким экраном «Рекорд». Жаль только, что вещание по телевидению было только вечером и смотреть передачи собирались все соседи в одну маленькую комнату, которая называлась «холодной». Печка топилась из коридора и вся находилась в детской, а на комнату с телевизором оставалась лишь одна стенка от печки, которая не могла прогреть угловую комнату с двумя окнами.
Всё равно это было некоторое подобие клуба любителей кино. Люди кутались в платки и шали, но приносили с собой не только детей, игравших на полу под ногами, но и вышивание, чтобы «не сидеть без дела». В моде тогда было искусство вышивать «крестиком» подушки, которые сейчас называются диванными, а тогда звались думками. Видно, когда на них ложились, думалось лучше от вышитого узора. И всякая, уважающая себя девчонка, а затем девушка, невеста, женщина и жена должна была уметь вышивать не только крестиком думки, но и скатерти гладью, подзорники с кружевами шитьём. Это теперь много всякой техники для вышивания, а тогда в деревне всё делалось руками одними и теми же: и дрова рубить и строчку шить. Ювелирная это была работа, а электричество не всегда было без перебоев. Бывало и уроки учили при керосиновой лампе.
Девчонки больше всего не любили, когда их родители заставляли чистить стекло для лампы старыми газетами. Сажа была такая жирная и чёрная, что её потом приходилось долго отмывать от рук хозяйственным мылом и щёткой. Да и стекло должно было сиять чистотой, а не просто было этого добиться. Официальная версия, конечно, гласила, что у родителей рука не помещалась в стекло, но дети-то знали, что взрослым просто не хочется чистить стёкла, вот они и решили так приучать детей к труду.
Ну и спасибо им за это, иначе бы мы не выжили, если бы они нас не научили трудиться. А трудиться в деревенской жизни приходилось всей семье «от мала до велика». Кто поменьше – мыл посуду и полы, кто постарше – таскал дрова, ещё постарше – рубил дрова, ходил за скотом, а то и пасли по очереди стадо, когда не было пастуха нанятого на лето. Домашний труд не считался воспитанием, он был потребностью и необходимостью. Родители даже не думали, что утром школьница не заведёт младшую сестрёнку в детский сад, а вечером не приведёт её оттуда домой. Это даже не обсуждалось и не поощрялось. Если старшие собирались погулять с ровесниками, то обязательно надо было взять с собой и маленькую, иначе не пойдёшь.
Вот поэтому и скакали две девчонки на улице, пока родители были на работе. Хотелось набегаться, наиграться на свободе, почувствовать независимость и радость общения; помечтать о том, чего не было в деревне, но о чем читали в книжках, проглатывая их за два дня. В библиотеке уже не осталось новых приключений и военных рассказов, так что читали по второму разу, спорили о героях, пересказывали друг другу прочитанное и расспрашивали о том, что пишут в журналах и газетах.
– А я вчера у сестры в «Юности» нашла узор новый для думки, только она мне не даёт переснять, говорит, испорчу библиотечный журнал, – жалуется Нина подруге.
– Ты возьми и спрячь журнал, когда сестра будет в школе, а скажи, что не знаешь, где он, потом вместе переснимем узор и положим на место, словно журнал нашелся, – советует подружка.
– Да, тогда мне от мамы попадёт, если сестра нажалуется, – возражает Нина.
– Не бойся, сестра сразу не заметит, мы с тобой быстро сделаем через копировку, – настаивает Тома, продолжая свою партию на классиках.
Так проходит час или два в играх и разговорах, когда подружки, не замечая времени, проводили во дворе свой досуг и обсуждали свои незамысловатые планы на завтра и послезавтра. И планы эти опять были связаны со школой, библиотекой, домашними обязанностями, которые повторялись изо дня в день. А девчонкам хотелось чего-то нового, интересного, не такого, что было вчера и позавчера, а необыкновенно интересного и увлекательного; такого, чтобы граничило с приключением, захватывало сердце, увлекало мечтой и волновало душу. Хотелось девчонкам праздника в жизни, желательно часто.
Девочки пребывали в том прекрасном возрасте, когда ещё взрослые мысли не тревожили их белокурые и каштановые головки, украшенные незатейливыми косичками и бантиками. Когда ещё не замечаешь вокруг себя ни шелеста листьев, ни дурманящего запаха душистого горошка в палисаднике, ни восхода и заката солнца. Это всё ещё будет у них впереди, когда придёт время взрослеть, становиться серьёзными, принимать важные решения и ответственность не только за себя, но и за других людей. А пока ничто ещё не тревожило детские сердечки, кроме уроков и игры.
– Представляешь, Томка, я вчера видела, как встречали новую учительницу, она будет учить нас по русскому и литературе в пятом классе, такая красивая и кудрявая, ну прямо как артистка на фотокарточке, – рассказывает Нина, и при этом изображает новую учительницу в движении с чемоданчиком в руках и книжкой в руке.
– Ну, уж и артистка, скажешь тоже, – не верит подружке Тома, – наверно ты всё привираешь, сама не видела, а говоришь…
– Да? Не видела! Можешь спросить у Райки, она тоже была вчера около школы и видела учительницу, когда та пришла прямо с автобуса в школу с чемоданом, – настаивает Нина.
– А чего это она сразу не отнесла чемодан домой? – не сдается Тома, которой обидно, что не она первая узнала такую важную деревенскую новость, как приезд новой учительницы в школу.
– Потому что ей жить негде, вот почему, – парирует подруге Нина, уже не так активно защищая своё первенство на информацию.
Такой разговор у девчонок идёт неспешно, с перерывами, перескакивая с темы на тему между подсчетом очков, напрыганых в классики. Завтра в школе они будут рассказывать подружкам о победах и поражениях, кто играл честно, а кто старался схитрить, кому везло в игре, а кому – не очень. И этот миг тоже будет продолжением их маленькой пока ещё жизни, как сказал поэт «именно он называется – жизнь».
И завтра же в школе они встретятся с новой учительницей похожей на артистку. Рассмотрят всё до мелочей в своей новой наставнице: и аккуратную кудрявую прическу, и лёгкую, будто в полёте походку, и каждую аккуратно проглаженную складочку на платье, и смелый, красивый разлёт чёрных бровей, и выражение голубых, с искоркой лучистых глаз.
Не только девчонки, но и мальчишки тоже будут придирчиво разглядывать новенькую учительницу, только ненароком, исподтишка, как будто им это вовсе и не интересно. В самом деле, зачем им интересоваться новенькой, если до женихов они ещё не выросли, а для дружбы куда надёжнее учитель труда, бывший морской офицер, красавец и умница Семёнов Юрий Маркович. Он и про корабли расскажет, пока на уроке строгают и пилят мальчишки, и мазурку научит танцевать после уроков, если хорошенько попросить его об этом, и в поход пойдёт вместе с учителем физкультуры. В общем, любили трудовика мальчишки, и никаких новеньких учительниц им не надо было, но исподволь всё равно, приглядывались к ней, как и девчонки.
Тамара Ивановна, так звали новенькую учительницу, только окончила педагогический институт в Куйбышеве и была полна энергии, желания и планов сеять «разумное, доброе, вечное» на ниве изучения русского языка и литературы провинциального просвещения социалистической России. Она была молода, хороша собой, стройна, энергична, хорошо воспитана, прекрасно образованна, имела хорошие рекомендации и поэтому нисколько не сомневалась в том, что оправдает надежды своих педагогов, которые не заслали её по направлению на остров Сахалин, а пристроили недалеко, за Волгой, куда летом добраться было на пароме очень легко. Ну, а зимой и того лучше: час на лыжах до Волги и столько же – через Волгу и ты уже дома у мамы. И всего-то три года, а потом родной город снова примет в свои объятья уже готового специалиста.
Весёлая и улыбчивая Тамара Ивановна встречала учеников у входа, принимала их как неотъемлемую часть своей жизни, не особенно задумываясь об их внутреннем содержании по её предмету. Это такое состояние педагога, когда он думает только о том, чтобы всё, чему он научился в институте, рассказать детям. И главная мысль в это время – выглядеть так, чтобы тебя полюбили, но не просто за ум и знания, а чтобы были от тебя в восхищении.
Людская молва быстро расходится в маленькой деревушке, где шумят вечером берёзы, вспоминая по ночам кортеж Екатерины Второй, по пути которой были когда-то посажены; где дымят по субботам бани во всех частях её; где вывешивается афиша о новом кино около магазина, потому что там все покупают хлеб и обязательно её увидят. Около клуба тоже вывешивают, но кто же туда пойдёт её смотреть, если клуб в старом купеческом доме и стоит на отшибе?! Тонкости эти деревенской жизни станут известны молодой учительнице много позже. А сейчас она улыбается и ничего о них не знает.
Зато ученики знают об учительнице почти всё, что о ней знает директор школы. Тесен мир, а слово в этом мире – главное достояние.
Подружки Тома и Нина знали о новой учительнице конечно больше всех, потому, что они ещё вчера обсуждали учительницу, да и сами много придумали. Уж фантазии им было не занимать. И что это за подружки, если не похвалятся друг перед другом выдумками и небылицами, не перескажут на свой манер услышанное от родителей, старших братьев и сестёр, не добавят от себя какую-нибудь фишку? Главное в этом процессе – не зайти слишком далеко, чтобы слушатели не махнули на них рукой.
– Да ну тебя! – врёшь ты всё, не охота даже слушать.
– А вот и нет, а вот и нет, спроси хоть у кого, это правда.
Так примерно шло общение у Томы с Ниной со сверстниками, когда они были ещё не обременены взрослыми рассуждениями о жизни, не умели хитрить перед другими людьми и использовать общение для своей пользы и выгоды.
Школа с утра наполнялась учениками, младшие приходили весёлыми и беззаботными, тогда как старшие уже были серьёзны и неторопливы. Деревенская жизнь тесно обступала со всех сторон каждого человека независимо от возраста, звания, положения в обществе и материального достатка. Разве могла предположить девочка Тома из четвёртого класса, что через много лет, когда она уже будет женой и матерью двоих детей, ей будет сниться сон о том, что свиньи не накормлены, а корова не пришла из стада? И об этом тоже думали ученики старших классов, когда отправлялись по утрам в школу.
Это было время, когда не каждый ученик мог мечтать об учебе в институте или даже техникуме. Многие очень одарённые дети после школы поступали в ФЗУ (фабрично-заводское училище), чтобы получить рабочую профессию и так зарабатывать себе на жизнь, да ещё помогать родителям, чтобы кормить младших братьев и сестёр, которых было «семеро по лавкам».
Но это будет потом, а сейчас все и младшие и старшие торопятся в школу, чтобы занять свои места за изрезанными, исчерченными их детскими руками партами.
– Райка-а, – кричит Тома однокласснице, – подожди, что скажу, а то Нинка первая будет…
Не каждый поймёт смысл этой детской фразы, но новенькая учительница уже была на практике в городской школе и сама ещё недавно училась в четвёртом классе, поэтому ей ясен тайный смысл происходящего между младшими разговора. «Это обо мне хотят посплетничать девчонки, ну что ж, и такая быстрая известность придаёт славы учителю»
Тамара Ивановна провожает девчонок взглядом, которые после невнятного «здасьте» побежали дальше в свой класс. Эти придут к ней только на следующий год. Но она знает, что именно девчонки, и именно пятого класса будут ей здесь опорой и поддержкой в её нелёгком, но благородном труде. А сегодня подружки вернулись после летних каникул к своей первой пока ещё, старенькой и доброй учительнице Котельниковой Александре Александровне. Она невысокого роста, худенькая, строгая, всегда в одной и той же длинной вязаной кофте цвета «беж» с пояском, какое бы на ней не было платье. Александра Александровна только по праздникам позволяла себе нарядный, пробитый «ришелье» воротничок или белую блузку, но сверху, как теперь называют «кардиган», обязательно цвета «беж» с пояском. Муж её тоже работал в школе учителем черчения и был охотник до женщин, как гласила деревенская молва, но в начальной школе это не обсуждалось.
И вот, наконец звенит звонок в руках нашей «технички», как называли тогда уборщиц в школе, а теперь и того смешнее – «клининг-оператор». Из кабинета директора появляется величественная, очень полная и на тонюсеньких каблучках Клавдия Ивановна Ушакова. Девчонки завидовали по-хорошему директрисе, потому, что это было красиво и непонятно, как такой тоненький каблучок не ломается под такой полной женщиной. Такие каблучки были только у двух женщин в деревне: директора школы и жены главврача. Даже у жены первого секретаря райкома Ткаченко Ивана Фомича не было туфель с такими модными каблучками. Но секретарь райкома из идейных соображений не разрешал жене модничать. Она была женщиной красивой не только лицом, но и внутренним содержанием души. Поэтому Таисия Кузьминична не обижалась на своего мужа, а всячески поддерживала во всех его начинаниях касающихся его государственной службы. Девочка Тома даже не могла догадываться в четвёртом классе, какую важную роль сыграет эта благородная женщина в её дальнейшей судьбе, и помощь для девочки этой женщины оказалась бесценной.
А случилась эта помощь тогда, когда девочка Тома после седьмого класса переехала с родителями в большое село, и надо было продолжать учёбу в новой незнакомой школе. Таисия Кузьминична тогда уже работала в этой же школе библиотекарем. Собственно никто её не просил участвовать в судьбе Томочки, но она без всякой просьбы определила девочку в сильный класс «А», где были объединены ученики районного центра, хотя класс не принимал «приезжих» и Тому сначала записали в класс «Б», как приезжую, который объединял, а вернее сказать разъединял учеников из разных деревень.
Все мы знаем, как не хочет любое сообщество людей впускать в свой обособленный круг новых людей. Обязательно требуется человек, который введёт тебя в этот новый круг людей, представит тебя, и от этого человека, от этого представления может круто измениться твоя жизнь. Так и получилось с девочкой Томой в самом хорошем смысле произошедшего события.
А пока до описанных событий ещё далеко и девчонки Тома, Рая, Нина, Мила и ещё двадцать человек сидят за партами в школе, слушают свою учительницу и никак не могут дождаться звонка на перемену, чтобы, наконец, обсудить все деревенские новости и главную из них – приход в школу новой учительницы. Такой непохожей на всех учителей, такой красивой и молодой, что девчонки сразу прониклись симпатией к ней, и каждая девчонка захотела быстрее подружиться с учительницей и быть похожей на неё.
Вот звенит уже звонок, это кончился урок, но коридоры школы не затихают, а наполняются гомоном младших учеников, беготнёй, шумом летающих шапок, разорванных книжек, расстёгнутых портфелей. Педагоги собираются в учительской, чтобы дать детям наслаждение этой мнимой свободой общения, которой они лишены на уроках под строгими глазами учителя, под непреодолимым напряжением поурочных планов, оценок, требований и разочарований, из которых состоит учебный процесс.
– Идите сюда, идите ко мне, – громко объявляет подружкам Тома, – я вам всё расскажу про новенькую.
– Вот и не ты, вот и не ты первая её увидела, – перебивает подружку Нина, стараясь завоевать пальму первенства среди подружек, на что мало реагируют слушатели, потому что им всё равно от кого узнать новость.
– А я тоже знаю, где она живёт, она у Светкиной тётки поселилась, которая рядом с интернатом живёт, так ей ближе всего на работу ходить, – добавляет Тома, и этим сразу собирает вокруг себя не только девчонок, но и большую группу любопытных мальчишек.
Дальше начинается наперебой рассказ подружек о том, как новенькая учительница прямо с автобуса с чемоданчиком и книжками пришла в школу, как её встретила директор, о чём они говорили, как новенькая будет вести в школе танцевальный кружок и как она хорошо всегда причёсана, хотя видят её девчонки только второй раз.
– А я тоже видела новенькую, – добавляет Рая, – она в магазин приходила за хлебом…, – и немного подумав, – ведь надо же ей что-то кушать.
Так вот по-философски, даже как-то по взрослому, по деревенски рассуждают девчонки и мальчишки четвёртого класса, умудрённые опытом своей ещё только начинающейся, но уже приспособившейся к местным условиям жизни. В самом деле, разве в городской школе заметили бы учительницу, покупающую хлеб где-то на другом конце города от школы? В лучшем случае, сказали бы: – «видел в булочной», – и всё.
Каждый из этих девчонок и мальчишек не раз стоял в очереди к хлебной машине по часу или больше. Хлеб продавали строго по весу, и если буханка весила меньше положенного по норме килограмма, покупатель получал «довесок». Родители были на работе и в очередях за хлебом были дети и старики. Каждому ребёнку хотелось на обратном пути домой съесть этот хрустящий корочкой хлебный «довесок», а отламывать от буханки не полагалось, хлеб дома ждала вся семья. Хитрили, конечно, дети перед родителями, но не от сытости, а от детской потребности, ещё не осознанной, получить за свой труд какое-то вознаграждение.
– И я знаю новую учительницу, – вступает в разговор рыжеволосый с конопушками на носу Славик, – мой отец рассказывал, что ехал вместе с ней из города на автобусе, а она ему рассказывала про себя.
– Ну и что? Ты же сам с ней не говорил, значит, не знаешь, – выступает на сцену новый собеседник, которому не досталось удачи что-либо знать о новенькой учительнице Тамаре Ивановне, но очень бы хотелось что-то рассказать друзьям.
– А вот и знаю, – не сдаётся Славик, – она говорила, что её бабушка живёт в Берёзовом Солонце, вот поэтому она здесь будет отрабатывать после института!
Ну, уж этих сведений не было об учительнице даже у всё на свете знающих Томы, Нины и Раиски, как их называли одноклассники.
В самом деле, недалеко, всего за четыре, с небольшим, километра от Соснового Солонца была ещё одна деревенька, которая называлась Берёзовый Солонец. Её населяли преимущественно чуваши и мордва, истинные аборигены среднего Поволжья, про которых замороченные иностранные переводчики обычно говорили, что это «те же русские, только с Поволжья». На самом деле эти народности имели свой язык, свою письменность, свою литературу и богатейшую историю происхождения и заселения приволжских степей ещё до нашествия татаро-монгольского ига на древнюю Русь.
Бабушка Тамары Ивановны тоже принадлежала к этому малочисленному, но очень уважающему себя народу и никак не хотела переезжать в цивилизованный город Куйбышев к сыну из своей маленькой, погрязшей в распутице, бездорожье и невежестве деревеньки, в которой не было даже начальной школы. Все дети, достигнув семи или восьмилетнего возраста, ходили пешком учиться за четыре километра, а когда выпадал снег, то вставали на лыжи, вместе со взрослыми, и никто никогда даже не мечтал о школьном автобусе. Да автобус всё равно застрял бы в грязи, потому что дорога была грунтовая и в распутицу всегда представляла собой две глубокие колеи. Прямо как у Высоцкого «колея это только моя, выбирайтесь своей колеёй…». Бабушке было тогда уже восемьдесят пять лет. На здоровье она ещё не жаловалась, жила одна, а, значит, сажала картошку, полола, окучивала, собирала урожай не только с картофельного поля, но и с огорода, где были у неё и лунки с огурцами и морковка и горох, как поётся в известной детской песенке про овощной суп.
Живности не держала старушка никакой, кроме курочек, да громогласного разбойника петуха, который и будил её по утрам вместе со стадом. Бабушка Параскева, как звали её в деревне и сама просыпалась раньше своего горластого петуха, но добросовестно лежала в постели, пока не запоёт своё «ку-ка-ре-ку!» утренний глашатай деревенской жизни. А детям, которые навещали Параскеву или внукам она обычно говорила:
– Спать то я не хочу, а лежать то надо….
Вот и Тамара Ивановна выбирала между своей работой в школе денёк, чтобы навестить свою старую бабушку. Чаще всего это было вместе с детьми, школьниками, которые после лекции в клубе, который лучше бы назвать избой читальней, чем клубом, развлекали колхозников песнями, танцами и стихами известных русских поэтов. Но это будет позже, а сейчас внучка-учительница Тамара Ивановна, как её величают в школе, только приступает к своим обязанностям и как-то опасается пока ещё и учителей и учеников тоже, но виду не подаёт, не годится это учителю с высшим образованием. Ведь не зря же её учили психологии общения, социальной науке вхождения в коллектив, взаимоотношениям с родителями. Всё это хорошо знала Тамара Ивановна теоретически, а как оно будет в настоящей работе, она ещё только могла предположить или нафантазировать.
– Нина, а ты Светку не видела сегодня? – Уточняют у подружки девочки, – она вроде в классе сидит, давай её спросим про квартирантку, – продолжают разговор ученицы, но тут их беседу прерывает звонок на урок, и все с сожалением о недосказанном расходятся по своим классным комнатам.
Конец ознакомительного фрагмента.