О египетских мистериях. Ямвлих. О египетских мистериях (Ямвлих Халкидский, 2003)

Следует знать, что философ Прокл, комментируя Эннеады великого Плотина, говорит, что автор ответа на это письмо Порфирия – это божественный Ямвлих и что соответственно теме он представляется неким египтянином Абаммоном. Во всяком случае, чеканный и афористичный стиль, изложение мыслей, изящество и вдохновение подтверждают свидетельство Прокла.

Ответ учителя Абаммона на письмо Порфирия Анебону и разрешение содержащихся в нем трудностей.

Глава I

1. Бог, повелевающий красноречием, Гермес⁷, с давнего времени считается абсолютно у всех жрецов общим. Этот бог, единственный покровитель истинного знания о богах, во всем один и тот же. Это ему наши предки приписывали открытия собственной мудрости, подписывая именем Гермеса все свои сочинения.⁸ И если мы посильно получаем от этого бога причитающуюся нам частицу, то и ты справедливо предлагаешь вопросы теологии на разрешение жрецам, с радостью их принимающим, и я, не без основания сочтя письмо, посланное моему ученику Анебону, адресованным мне самому, отвечу тебе правду о том, что ты спрашиваешь. Ибо не подобает, чтобы Пифагор, Платон, Демокрит, Эвдокс и многие другие древние эллины нашли надлежащее поучение в священных текстах своего времени, а ты, наш современник, придерживающийся одинакового с ними образа мыслей, не получил бы наставлений от ныне живущих учителей, которых называют наставниками всех. С этой мыслью я приступаю к этому труду, а ты, если хочешь, считай, что тебе отвечает именно тот, кому ты написал. Если же тебе так покажется лучше, то можешь считать, что с тобой в этой книге веду беседу я или какой-то другой египетский пророк, это безразлично. А еще лучше, я думаю, тебе оставить без внимания собеседника, хорош он или плох, и, усердно напрягая рассудок, думать о том, говорится ли истина или ложь.

Сначала рассмотрим стоящие перед нами вопросы: сколько их и каковы они. Мы исследуем, из каких божественных учений происходят спорные вопросы, и сообщим, c помощью каких наук они доступны изложению.

Итак, одни вопросы имеют целью разделение ошибочно смешанного, другие относятся к причине, по которой все существует и мыслится именно таким образом, третьи обращают познание и к тому, и к другому, представляя некое противоречие. Некоторые вопросы требуют от нас полного изложения мистического знания, поскольку они берутся из многих областей и из разных наук.

Одни вопросы происходят от наблюдений халдейских мудрецов, другие представляют возражения учению египетских пророков, некоторые, следуя учениям философов, ставят проблемы сообразно с ними. Некоторые проблемы из-за изложения недостойных внимания мнений вызывают ненужный спор, а иные исходят из распространенных воззрений. Все эти проблемы (каждая в своем роде) представляют разные аспекты и по-разному соотносятся друг с другом, и по всем этим причинам они нуждаются в некоем рассуждении, которое бы упорядочило их подобающим образом.

2. Итак, мы правдиво изложим тебе наше мнение о старинных преданиях ассирийцев и ясно раскроем тебе наши собственные взгляды, одни соотнося со знанием, происходящим от бесчисленных древних сочинений, а другие соотнося со знанием, благодаря которому позднее древние собрали в определенное число книг свод наук о божественном.

Если же ты предложишь некий философский вопрос, мы ответим тебе на него в соответствии с древними столбами Гермеса, которые в прежние времена Платон и Пифагор прочли, чтобы составить собственную философию⁹, и мы кротко и благожелательно рассмотрим вопросы иного рода или вопросы, содержащие в себе противоречия, свидетельствующие о некой злонамеренности, либо мы покажем их бессмысленность. Мы постараемся говорить очень понятно и ясно о том, что происходит в соответствии с общепринятыми представлениями, а в том, что не требует практических действий, мы ограничимся рассуждениями, и мы проясним то, что исполнено умственного созерцания. Мы сможем разъяснить заслуживающие внимания моменты теоретических рассуждений, из которых ты и тебе подобные смогут достичь сознанием сущности вещей. То, что доступно познанию посредством рассуждений, мы изложим полностью, не упустив ничего. Мы всему дадим разумное и подобающее объяснение, и на теологические вопросы мы будем отвечать теологически, на теургические – теургически, а философские вопросы мы будем исследовать вместе с тобой философски. Те вопросы, которые касаются первопричин, мы осветим, следуя порядку первоначал, а все то, что сказано относительно обычаев и намерений, мы обсудим должным образом как вопросы морали, и так же все остальное мы изложим соответственно предмету. Но давай, наконец, обратимся к твоим вопросам.

3. Итак, прежде всего ты говоришь, что допускаешь существование богов. Так говорить неправильно. Наша природа изначально обладает врожденным знанием о богах, которое превосходит всякое рассуждение или выбор и первично по отношению к рассуждению и доказательству. Это знание изначально проистекает от собственной причины и существует одновременно с основополагающим стремлением души к благу.

По правде говоря, соприкосновение с божественным не является познанием. Познание отделено от своего объекта, являясь чужеродным ему. По сравнению с познанием, направленным как иное на иное, единая по своей природе связь с богами является естественной. Значит, не следует соглашаться с тем, что можно признавать или не признавать ее или считать ее вызывающей сомнения, – ведь она существует всегда в акте единения. И бессмысленно исследовать ее, словно мы способны ее судить или отличать. Скорее, мы сами охвачены этой связью, она заполняет нас, и само наше существование состоит в обращении к богам.

То же самое рассуждение у меня для тебя и о высших родах, следующих за богами, то есть о демонах, героях и чистых душах. Именно в отношении них всегда следует мыслить единственное четкое определение сущности, отвергая неопределенность и непостоянство человеческого жребия, и избегать, взвешивая аргументы, перевеса в какую-либо сторону. Это чуждо началам разума и жизни и, скорее, относится к второстепенному и всему тому, чему свойственны возможность и противоречивость, характерные для становления. Только так это следует понимать.

Итак, пусть вечным спутникам богов соответствует наше врожденное представление о них. Как сами они всегда неизменно обладают бытием, так и человеческая душа пусть соприкасается так же с ними в познании, ни в коем случае не исследуя при помощи предположения, мнения или рассуждения, которые имеют начало во времени, ту сущность, которая выше этого всего. Эта сущность откроется людям в чистых и безукоризненных мыслях, извечно воспринятых душой от богов. Ты же, похоже, полагаешь, будто одно и то же – знание божественного и всего прочего и что противопоставление образует элемент силлогизма, как это обыкновенно бывает в диалектике. В действительности это совсем не так. Познание божественного совершенно отлично, не имеет отношения ни к какой антитезе и не состоит ни в сиюминутном, ни в будущем действии, оно извечно существует в душе в одной и той же форме.

Вот что я говорю тебе о первоначале в нас, от которого следует отправляться тем, кто что-либо говорит или слушает относительно превосходящих нас родов.

4. Что же касается тех особенностей, о которых ты спрашиваешь, которые имеются у каждого из высших родов и которые различают их между собой, то если ты понимаешь их как видообразующие различия, приносящие дополнительное разделение в пределах одного и того же рода, например в отношении живых существ – разумность и неразумие, то мы ни в коем случае не допускаем этого применительно к тому, что не имеет ни общности сущности, ни общего внутреннего членения и не представляет синтеза неопределенного общего элемента и определяющего своеобразного элемента. Если же, как и применительно к первичным и вторичным родам, которые изменяются соответственно всей своей сущности и всему своему роду, ты подразумеваешь под своеобразием простое состояние, определяемое самим собой, то такое представление об особенностях имеет смысл. Совершенно трансцендентные особенности вечных существ будут обособленными и простыми. Вопрос поставлен неправильно. Нужно спрашивать, каковы особенности сперва соответственно сущности, затем – соответственно возможности и, наконец, – соответственно действительности. В том же, как ты поставил вопрос об особенностях, ты говоришь только об особенностях в действительности. Следовательно, ты ищешь различие между ними только в последнем, а первое и наиболее ценное в них, начала их различия, ты оставляешь без внимания.

Сюда же относится и вопрос о движениях действия и претерпевания, который никак не связан с различением видов высших родов. Ни в одном из высших родов не присутствует противоположности действия и страдания, и их проявления представляются свободными, неизменными и не соотнесенными со своей противоположностью. Потому мы не предполагаем в них таких движений, происходящих от действующего и претерпевающего. И даже применительно к душе мы не допускаем самопроизвольного движения, проистекающего от движущегося и движимого, но предполагаем, что это движение является простым, сущностным, не имеющим отношения к чему-либо другому и что применительно к нему не мыслимо ни воздействие на само себя, ни претерпевание от самого себя. Так разве можно применительно к более высоким, чем душа, родам допустить определение их своеобразия на основе активного или пассивного движения?

Далее, и выражение «или их акциденций» употребляется без связи с ними. Для составного, пребывающего вместе с иным или в ином, входящего в иные рода, одни качества мыслятся как главные, а другие – как второстепенные и одни – как сущностные, а другие – как извне приобретенные сущностью. Из этого образуется сочетание, в которое привносятся несовместимость и разобщенность. Применительно же к высшим родам все мыслится существующим, и все существует как сущностное, все существует отдельно само по себе, и не от иного и не в ином. Поскольку применительно к высшим родам нет акциденций, то ими не определяется их своеобразие.

В конце вопроса ты смешиваешь различие по природе. Вопрос состоит в том, как познавать сущности на основании их действий, природных движений и акциденций. В действительности же все совсем наоборот. Если бы действия и движения были основаниями сущностей, то они бы и определяли их различие, а если сущности производят действия, то сущности, будучи первоначально разделенными, предоставляют и движениям, действиям и акциденциям существовать раздельно. Так что и здесь в исследовании этого своеобразия все обстоит наоборот.

Вообще, считаешь ли ты, что существует один род богов и один род демонов, героев и самих по себе бестелесных душ, или ты считаешь, что их множество? Если ты понимаешь их в единстве, то спутано все построение теологической науки, но если, как можно понять, они представляют отдельные роды, и если для них нет общего сущностного определения, и высшие роды отделены от низших, то невозможно найти их общие границы. Если только это возможно, то этим уничтожается своеобразие родов. Таким путем невозможно найти искомое. Но если допустить аналогичное соответствие применительно к исследуемым родам, например применительно ко многим родам богов, затем – к родам демонов и героев и, наконец, – душ, то можно определить их своеобразие.

Итак, будем считать, что мы дали правильное обоснование этого вопроса, изложили, каковы его рамки и то, как он не может и как может быть поставлен.

5. Перейдем теперь к ответу на твои вопросы.

Так вот, есть благо как за пределами сущности, так и в соответствии с сущностью. Я имею в виду ту сущность, старейшую и самую почитаемую, которая сама по себе бестелесна, это исключительная особенность богов, которая во всех родах, образуемых богами, сохраняет их собственное разделение и порядок, неотторжима от него и, тем не менее, во всем точно так же остается одной и той же.

Что касается душ, как тех, которые повелевают телами¹⁰ и руководят их управлением, так и человеческих душ, которые до рождения были вечно установлены соответственно своей сущности, то сущность блага уже не присутствует в них, так же как и причина блага, предшествующая даже сущности. Однако они удерживают при себе некую часть блага. Вот так же и мы созерцаем их причастность красоте и добродетели, значительно превосходящую ту, что мы признаем у людей. Эта причастность в составном двусмысленна и чужеродна, в душах же она неизменна и непреходяща, она и сама не может измениться, и не может быть похищена другими.

Поскольку таковы первый и последний в божественных родах, представь себе между ними два средних рода, которые выше ранга душ. Один род, который принадлежит героям, силой и доблестью, красотой и величием и всеми душевными благами совершенно превосходит ранг душ, но, тем не менее, тесно примыкает к нему по причине общего характера жизни. Другой род, примыкающий к богам, – это род демонов, который значительно ниже, чем род богов, и следует за ним, поскольку не обладает первичным действием, но служит доброй воле богов. Он реализует их невидимое благо, уподобляется ему и создает по его образу творения, он облекает в речь неизреченное и в образы невидимое. То в богах, что превосходит разумение, он сводит к ясным словам, он обладает причастностью красоте, которую независтливо передает следующим за собой родам.

Итак, эти средние роды образуют связующее звено между богами и душами, делают их связь нерасторжимой, они связывают воедино эту непрерывность сверху донизу и делают неразрывной общность всех родов, они обладают лучшим соединением и пропорциональной связью всех частей, они также производят движение вниз – от лучшего к худшему и вверх – от менее совершенного к высшему, они вносят порядок и меру в участие, нисходящее от высших родов, в восприятие этого участия низшими родами, они делают все любезным и подходящим для всего, потому что получают причины всего от богов.

Так вот, не считай, что это разделение присуще возможностям, действиям или сущности, и рассматривай не что-либо одно из них в отдельности, но только все их вместе, и ты получишь ответ на вопрос о своеобразии богов, демонов, героев и душ.

С другой стороны, следует приписать богам всякое завершение в любых его формах, внутреннюю устойчивость, причинность неделимых сущностей, неподвижность, мыслимую как причину всякого движения, превосходство над всеми существами, отсутствие чего бы то ни было общего с ними, так же как и понятие о несмешанном и раздельном, мыслимое одновременно в бытии, в возможности и в действительности, и все подобное. Но то, что уже разделено на множество, а также способность предоставить самого себя иному, получение от иного границы, и в разделениях множественных вещей способность осуществить это участие в первичном жизнесозидающем движении, общность со всем существующим и становящимся, восприятие от всего смешения, и участие во всем, распространение этих особенностей на все свои возможности, сущности и действия – мы будем правы, если припишем все это как врожденные качества душам.

6. Что мы скажем относительно средних родов? Я думаю, что после изложенного выше с ними все для всех ясно. Они здесь заполняют нерасторжимую связь предельных состояний. Впрочем, это нужно изложить подробно. Так вот, я утверждаю, что племя демонов является множественным в единстве и несмешанно-смешанным, что оно включает, согласно идее лучшего, все прочие, менее совершенные существа. А племя героев, как я полагаю, дает пример разделения, множества, движения, смешения и тому подобного, но оно воспринимает помещенное выше и как бы скрытое внутри лучшее, то есть единство, чистоту, устойчивость, неделимое тождество и превосходство над остальными. Поскольку и тот и другой род примыкает к соответствующему предельному состоянию: один – к высшему, другой – к низшему, то, естественно, в силу неразрывности связи, то, что берет начало от лучшего, движется к худшему, а первоначально соприкасающееся с последним некоторым образом образует общность также и с превосходящим. Впрочем, из этого можно увидеть неразрывную связь первых и последних родов, проявляемую в неискаженном виде в равной мере и в бытии, и в возможности, и в действии. Итак, после того как мы двумя способами правильно разделили эти четыре рода, то в остальном, ради краткости и поскольку отныне представление о средних родах ясно, мы считаем достаточным показать только особенности крайних родов, а особенности промежуточных родов как понятные на основании изложенного мы оставим без внимания, выбрав для определения самый краткий путь.

7. Один род – высший, превосходный и совершенный, а другой – низший, отстающий и менее совершенный. Один может все вместе, немедленно и единообразно, а другой не может совершить всего совокупно, сразу и неделимым образом. Один, не терпя убытка, порождает все и управляет всем, а другой по природе склонен к подчинению и обращению к возникающему и управляемому. Один, главенствующий и причинный, предшествует всему, а другой, зависимый от причины – воли богов, вечно сосуществует с ним. Один род в один момент постигает границы всех действий и сущностей, а другой род переходит от одного к другому и от несовершенства продвигается к совершенству. Далее, одному присуще высшее и непостижимое, превосходящее всякую меру и лишенное формы в том смысле, что не определяется ни одной формой, а другой управляем моментом, состоянием и склонностью, ограничен стремлением к худшему и близостью с второстепенным, и последнее – он описывается по разнообразным мерам, исходящим от него. Итак, ум, повелитель и царь живых существ, и искусство, созидающее мир, присутствуют у богов неизменно и постоянно, совершенно, независимо и самодостаточно, сообразно одной деятельности, пребывающей в себе в чистоте, а душа причастна уму индивидуальному и многообразному, обращенному к управлению миром, и она заботится о неодушевленных существах, приобретая то одну, то другую форму.

По тем же причинам сам порядок и сама красота присутствуют у высших существ, или, если такое выражение покажется более удачным, их причина существует вместе с ними, а душе свойственно всегда участвовать в разумном порядке и божественной красоте. Высшие существа всецело, соответственно своей сущности, обладают мерой всего, или причиной измеримости мира, а душа ограничивается божественным пределом и участвует в нем как нечто разделенное. Логично считать, что первым для управления всем существующим довольно движущей силы и власти, а вторая обладает определенными пределами, в рамках которых она может повелевать.

Поскольку особенности двух предельных родов таковы, то не может быть затруднений, как мы только что говорили, и в том, чтобы представить также и особенности промежуточных родов демонов и героев, которые близки либо к одному, либо к другому крайнему роду, имеют сходство с обоими и отстоят от них, находясь посередине между ними, образуя стройную общность и сами вплетаясь в нее в соответствующей мере. Так следует представлять особенности первых божественных родов.

8. Мы, однако, не одобряем твоего предложения об их различении, согласно которому причиной исследуемого здесь различия является принадлежность этих родов различным телам, например богов – эфирным телам, демонов – воздушным, душ – земным. Эта принадлежность, как принадлежность Сократа к своей филе, когда она председательствовала в Совете¹¹, есть неправильное основание божественных родов, которые сами по себе совершенно независимы и свободны. Считать тела способными определять собственные первопричины приводит к большой странности, ибо причины служат телам и помогают им в мире становления. Кроме того, роды высших существ не присутствуют в телах, но повелевают ими извне и, следовательно, не изменяются вместе с ними. Далее, они передают телам все то благо, которое те в состоянии воспринять, а сами от тел ничего не получают, так что они не могли бы получить от них и никаких особенностей. Если бы они были телесными – как свойство тел, или как виды, погруженные в материю, или как-то иначе, то они могли бы изменяться вместе с изменениями тел. Но раз они существуют несмешанно и отдельно от тел, предшествуя телам, то какое может быть в них разумное различение, происходящее от тел?

Кроме того, это рассуждение ставит тела выше божественных родов, если они предоставляют место для высших причин и сообщают им особенности соответственно сущности. Но если бы кто-либо связал управляющее с управляемым в их жребиях, то ясно, что он отдал бы господство высшим существам. Поскольку высшие существа таковы, то они и выбирают такой жребий и придают ему тот или иной вид, не ассимилируя его природе воспринимающего жребий существа.

Применительно к отдельным существам – я имею в виду отдельную душу – с этим следует согласиться. Какую жизнь выбрала душа прежде, чем войти в человеческое тело, какой взяла себе облик, такое связанное с ней душа имеет и органическое тело, и сходную с этим сопутствующую природу, которая воспринимает более совершенную жизнь души. Что же касается высших существ и тех, которые объемлют начало как целое, то низшие существа произведены высшими, тела – бестелесными существами, а творимое – творящим, и всех их направляет то, частью чего они являются. Так и круговые движения небесных существ, ставшие частью небесных вращений эфирной души, вечно существуют в ней, и души миров восходят к собственному уму, объемлются им в совершенстве и зарождаются в нем изначально. И ум индивидуальный, точно так же как и всеобщий, считается находящимся среди высших родов. Таким образом, поскольку вторичное всегда обращается к первичному и лучшее как образец руководит худшим, то сущность и вид приходят к худшим от лучших и последующее сперва возникает в лучшем, так что от него исходят к худшему порядок, мера и индивидуальность, но не наоборот, не от низшего перетекают особенности к высшему.

Итак, этим доказана ошибочность такого различения, опирающегося на тела. Лучше было бы вовсе не выдвигать такого предположения или, если таково твое мнение, не считать эту ложь достойной обсуждения. Изобилия доводов здесь нет, и напрасно изнурять себя, если, предположив ложное, пытаться опровергнуть его как противоположное истине. Как может сама по себе бестелесная сущность различаться соответственно определенным телам, когда она не имеет ничего общего с причастными ей телами? Как, присутствуя в телах непространственным образом, она различается на основании телесных положений? Как бестелесная сущность, свободная от частных ограничений подчиненного ей, может в своей индивидуальности быть зависимой от частей мира? Что может помешать богам проникать повсюду? И что может удерживать их силу внутри небесного свода? Это было бы действием более сильной причины, заключающей и ограничивающей их в определенных областях. Сущее¹², само по себе бестелесное, пребывает повсюду, где оно осуществляет свою волю, а если божественное и все превосходящее подчиняется совершенству мира в целом и входит в него как часть, то тем самым оно ущемляется телесным величием. Я же, со своей стороны, не понимаю, как сотворены и разграничены телесные сущности, если никакое божественное творение и никакая причастность божественным образам не простираются через весь мир в целом.

Эта точка зрения совершенно уничтожает священное служение и теургическое общение богов с людьми, поскольку она отрицает присутствие на земле высших существ. Это значит только то, что божественное удалено от земного, что боги не вмешиваются в дела людей и что то место, где живут люди, не населено ими. Согласно этому рассуждению, также и мы, жрецы, ничему не научились от богов, и ты напрасно спрашиваешь нас как знающих нечто большее, поскольку мы ничем не отличаемся от остальных людей.

Но все это неправильно. Боги не заключены в определенных частях мира, и земные существа не лишены их. Напротив, высшие существа в мире, поскольку они ничему не подвластны, содержат в себе все. И поскольку земные существа, обладающие бытием в божественной полноте бытия, становятся способными принять божественное участие, то они сразу обретают в своей собственной сущности богов, обладающих бытием раньше нее.

Итак, все это разделение ложно, попытка найти особенности противна разуму, и допущением, что боги находятся в некоем месте, невозможно постичь всю их сущность и силу. Этими аргументами мы это установили. Поэтому лучше опустить рассмотрение твоих возражений против такого разделения высших существ, так как они фактически не противоречат истинным представлениям. Но поскольку следует прежде всего стремиться к рассуждению и к божественной науке, а не обращаться к человеку, то мы по этой причине ведем этот праздный спор как вступление к некоему разумному теологическому рассуждению.

9. Я полагаю, что ты задаешь не этот вопрос: если боги обитают только на небе, то почему среди теургических заклинаний есть обращенные и к земным, и к подземным богам? Такая постановка вопроса, а именно то, что боги обитают только на небе, в принципе неверна, поскольку все полно богов. Твой вопрос таков: почему некоторые из них, имеющие свои уделом те или иные места, называются водными и воздушными, как они получили определенную часть тела, хотя обладают безграничной, неделимой и непостижимой силой, и как будет существовать их единство, если они разобщены отдельными положениями частей и различаются местоположением и подчиненными им телами?

На все эти и другие бесчисленные вопросы такого рода есть один прекрасный ответ, а именно созерцание, как происходит наделение божественным жребием. Если это связано с получением в удел некоторых частей мира, например неба или земли, священных городов или местностей, святынь или статуй, то извне озаряет все это, подобно тому как Солнце освещает все извне своими лучами. И как свет окружает предметы, так и сила богов извне объемлет подчиненное ей. Как свет несмешанно присутствует в воздухе (это ясно из того, что свет никогда не остается в воздухе, после того как источник света ушел, хотя сохраняется тепло, когда его источника уже нет), так и свет богов сияет по отдельности и, устойчиво покоясь, пронизывает все существующее. Видимый свет, однако, является единым целым и весь повсюду одинаков, так что невозможно отсечь от него какую-либо часть, или ограничить ее, или отделить свет от источника.

И таким же образом весь мир, который делим, размещается близ единого и неделимого света богов. Этот свет повсюду совершенно один и тот же, он безраздельно присутствует во всем, что способно быть ему причастным, наполняет все совершенной силой, обладая, как причина, беспредельным превосходством, он представляет завершение всех вещей, он повсюду един в самом себе и связывает завершения с началами. Подражая ему, вращается все небо и весь мир, они едины в самих себе, направляют стихии в их круговороте, удерживают все существующее друг в друге и движущееся друг к другу, определяют равными мерами даже самые отдаленные предметы, связывают, как землю с небом, завершения с началами и создают единую связь и согласие всего со всем.

Видя такой ясный образ богов, понимаемый как единый, не устыдится ли тот, кто имеет иное мнение о богах – его причинах и кто приписывает им прерывность, членение и телесные ограничения? Я, со своей стороны, думаю, что каждый находится в подобном положении: если нет никакого соотношения, никакого образа соответствия, ни общности сущности, ни сочетания возможности или действия ведущего с ведомым, то такое существо, если так можно сказать, оказывается в небытии, поскольку ни пространственная протяженность, ни пространственный охват, ни разделение на части, ни что-либо подобное не проявится перед богами. Применительно к родственному по сущности и возможности или применительно к представителям одного вида или рода можно мыслить некий охват или господство. Но в самом деле, какой можно мыслить взаимный переход, повсеместное проникновение, частное ограничение, пространственный охват или что-либо подобное в отношении того, что совершенно трансцендентно? Я полагаю, что все это возможно в случае причастности богам, поскольку одни причастны богам в эфире, другие – в воздухе, третьи – в воде. В свете этого, теургия использует связи и заклинания в соответствии с этим разделением и этой близостью.

10. Теперь достаточно сказано о размещении высших родов в мире. Затем ты опять вводишь новое разделение. Ты разделяешь высшие сущности на основании различия подверженного страстям и бесстрастного. Я же не принимаю такого разделения, ибо ни один из высших родов не подвержен страстям и не бесстрастен, будучи противоположным подверженному страстям или способным испытывать страсти, но по причине добродетели или какого-либо другого совершенного состояния освободившимся от них. И поскольку они совершенно отделены от противопоставления страдания и его отсутствия, поскольку они вообще не воспринимают страдание, поскольку по своей сущности они обладают неколебимой твердостью, то по всем этим причинам я предполагаю во всех них бесстрастность и неизменность.

Взгляни, если хочешь, на последнее из божеств, на чистую от тел душу. Нуждается ли она в рождении или в возвращении к собственной природе, которым свойственно наслаждение¹³, когда она сверхприродна и живет нерожденной жизнью? Подвержена ли она скорби, которая ведет к погибели или разрушает гармонию тела, когда она пребывает вне всякого тела и вне делимой природы, связанной с телом, и совершенно отстранена от природы, переходящей в тело из душевной гармонии? Она также не нуждается в ощущениях, управляющих чувством, не содержится полностью в теле и, не будучи никоим образом связанной, не нуждается в том, чтобы телесными орудиями воспринимать какие-либо иные тела, расположенные вне ее. Будучи совершенно неделимой, пребывая в одном и том же виде, являясь сама по себе бестелесной и не имея никакого общения с телом, подверженным рождению и страданию, она ничего не могла бы испытывать при разделении и при изменении и совершенно не могла бы обладать ничем подверженным изменению или страданию.

Но даже когда она пришла в тело, то не страдает ни она сама, ни понятия, которые она сообщает ему, ибо они также являются простыми и однородными формами, не подверженными никакому смущению и не выходящими за свои пределы. Стало быть, причиной страдания для составного существа отныне становится душа, и, разумеется, причина не то же, что результат. Итак, в то время как составные живые существа рождаются и умирают, душа, будучи их первой производящей причиной, сама по себе не подвержена рождению и нетленна. Также в то время как причастное душе страдает и имеет жизнь и бытие не абсолютно, но переплетаясь с безграничностью и отличностью материи, сама по себе душа невозмутима, ибо она по своей сущности выше страдания. И нельзя сказать, что по некой воле, склоняющейся то в одну, то в другую сторону, она обретает подверженность страстям или что посредством состояния или силы она также получает неизменность.

Поскольку применительно к последнему из высших роду, душе, мы показали невозможность причастности страданию, зачем нужно приписывать его демонам и героям, которые вечны и являются постоянными спутниками богов, которые в той же форме сохраняют образ божественного руководства, которые постоянно держатся божественного порядка и никогда его не покидают? Мы, конечно, знаем, что страсть беспорядочна, порочна и непостоянна, ни в коей мере не принадлежит самой себе и привязана к тому, что ее возбуждает и чему она рабски служит в мире творения. Это подходит скорее иному роду, а не к вечному, связанному с богами, который совершает круговорот вместе с ними. Следовательно, и демоны, и все подобные высшие роды бесстрастны.

11. Итак, почему же многое в священнодействиях совершается в отношении их так, словно они подвержены страстям? Я, со своей стороны, утверждаю, что и это говорится от незнания жреческого посвящения в таинства. Из обычных священнодействий одни имеют неизреченную и сверхразумную причину, другие извечно посвящаются высшим существам как символы, третьи сохраняют другой образ подобно тому, как производящая природа чеканит видимые формы невидимых понятий, четвертые возносятся ради почести или нацелены на какое-либо уподобление или родство. Одни священнодействия полезны для нас самих: они каким-то образом очищают и разрешают наши человеческие страсти или отвращают какое-либо другое угрожающее нам бедствие. Итак, невозможно больше соглашаться с тем, что некая частица священного обряда обращена к объектам культа – богам или демонам – как к подверженным страстям, ибо сама по себе вечная и бестелесная сущность не воспринимает по природе никакого изменения, исходящего от тела.

Но если бы у вечной сущности и была такая потребность, то она не нуждалась бы для такого священнодействия в людях. Она наполнена сама собой, природой мира и всем совершенством окружающей природы, и, если можно так сказать, еще прежде, чем иметь какую-либо потребность, она приобретает самодостаточность благодаря ни в чем не испытывающей ущерба целостности мира и благодаря собственной полноте, а также потому, что все высшие роды исполнены собственных благ.

Вот в целом наше оправдание незапятнанного культа: он внутренне связывает прочих существ с теми, кто выше нас, и обращается как чистый к чистым и как бесстрастный – к бесстрастным. В частности, мы утверждаем, что установка фаллических изображений является символом детородной силы, и считаем эту силу призванной оплодотворить мир. Поэтому большая часть этих изображений освящается весной, когда весь мир получает от богов произведение на свет всего творения. А непристойные речи, я думаю, символизируют лишенность прекрасного в материи и изначальное безобразие того, что впоследствии будет упорядочено, причем эти нуждающиеся в упорядочении существа стремятся к нему тем ревностнее, чем больше осуждают собственную несообразность. Итак, они вновь ищут причины идеальных форм и прекрасного, узнавая непристойное через выражение непристойного. Они отклоняют непристойное действие, но проявляют знание о нем в словах и направляют свое стремление к противоположному.

Это допускает и другое толкование такого же рода. Силы человеческих страстей, пребывающих в нас, сдерживаемые со всех сторон, становятся сильнее. Приведенные в действие на короткое время и в определенных границах, они в должной мере испытывают удовлетворение и насыщаются и поэтому, очищенные, успокаиваются убеждением, а не силой. Именно поэтому, видя в трагедиях и комедиях страсти других, мы упорядочиваем собственные страсти, умеряем и очищаем их. И во время священнодействий, созерцая и выслушивая непристойное, мы освобождаемся от происходящего от него вреда.

Стало быть, подобные действия производятся ради исцеления нашей души, ради умерения пороков, которые прирастают к ней в сотворенном мире, и ради избавления ее от оков и ее освобождения. Именно поэтому Гераклит справедливо назвал их лекарствами, ибо они исцеляют несчастья и избавляют души от бедствий сотворенного мира.¹⁴

12. Но говорят, что заклинания обращены к богам так, как к подверженным страстям, так что не только демоны подвержены страстям, но и боги. На самом деле все обстоит не так, как ты понял. Озарение при заклинаниях исходит от самого себя и по доброй воле. Далекое от тяготения вниз, оно продвигается через божественную деятельность и совершенство, делаясь ясным, и это движение настолько превозносит его над самопроизвольным движением, насколько божественное стремление к благу превосходит область проявления свободы воли – жизнь. Итак, благодаря этой воле боги, будучи милостивыми и благосклонными, в изобилии изливают свет на теургов, призывая к себе их души, сообщая им единение с собой и приучая их, пусть даже пребывающих в телах, отделяться от тел и обращаться к своему вечному умопостигаемому началу.

Из этих фактов ясно, что то, о чем мы сейчас говорим, есть спасение души. Созерцая блаженные зрелища, душа обретает иную жизнь и осуществляет другую деятельность, и кажется, что это уже не человек, и так это и есть на самом деле. Часто, отбросив собственную жизнь, она получает взамен, как вершину блаженства, деятельность богов. Итак, если восхождение, обретаемое путем заклинаний, дает жрецам очищение от страстей, избавление от рожденного мира и единение с божественным началом, то неужели кто-нибудь припишет ему подверженность страстям? Нельзя сказать, что такое заклинание низводит бесстрастных и чистых богов к страстному и нечистому, – напротив, оно делает нас, рожденных в смене поколений, подверженными страстям, чистыми и неизменными.

Но заклинания не связывают жрецов с богами посредством страсти. Они приобщают к нерасторжимой связи при помощи связующей все божественной дружбы. Они не склоняют божественный ум к людям, как прямо свидетельствует имя (по крайней мере, так представляется)¹⁵, но в соответствии с самой истиной, так, как она хочет их научить, они делают человеческий дух способным к восприятию богов, возводят его к богам и стройным убеждением связывают его с ними. Вот почему священные имена богов и остальные божественные знаки, открывая восхождение к богам, могут открывать контакт с ними.

13. Так же и способы умилостивления гнева будут понятны, если мы научимся понимать гнев богов. Гнев богов – это не древняя и устойчивая злоба, как полагают некоторые, а отказ от благодетельной заботы богов. Мы сами отворачиваемся от нее, словно закрываясь в полдень от света, и тем самым навлекаем на себя тьму и лишаем себя превосходного дара богов. Итак, умилостивление может обратить нас к общению с богами, преобразовать в общение божественную заботу, в которой нам было отказано, и как следует связать между собой то, в чем участвуют, и то, что участвует. Итак, умилостивление далеко от того, чтобы осуществляться посредством страсти, так что и нас освобождает от страстного и беспорядочного отпадения от богов.

Что касается очистительных жертв, то они исцеляют присутствующее на земле зло и способствуют тому, чтобы нас не коснулась никакая превратность судьбы или страсть. Итак, осуществляется ли такая очистительная жертва с помощью богов или с помощью демонов, она призывает их как помощников, защитников и спасителей и через их посредство отвращает всякую пагубу, исходящую от страстей. Но невозможно, чтобы те, кто противостоит бедствиям рожденного мира и природы, препятствовали им посредством страстей. И если кто-то полагает, что отказ от заступничества сразу приносит вред, то воздействие на высшие существа очистительной жертвой, которое вновь взывает к их благосклонной заботе и отвращает лишение ее, будет совершено чистым и прочным.

14. Далее, так называемые божественные судьбы и есть в целом божественные судьбы, и совершаются так, как подобает богам. Следовательно, этим состоянием, повсюду единым и никоим образом не различным, они обладают не извне и не посредством силы, но так же, как обречено быть полезным благо. Поэтому такая судьба связана с благим волеизъявлением и свойственна любви. По присущему богам порядку она обладает тождественностью и неизменностью, и, поскольку она одинаково и в равной мере охватывается единым пределом, она пребывает в его рамках и никогда не выходит за них. Так вот, по всем этим причинам происходит противоположное твоим выводам. Божественное оказывается непреклонным, бесстрастным и непринуждаемым, если силы теургии, которые мы показали, действительно таковы.

15. После этого ты переходишь к другому различию между богами и демонами. Ты говоришь, что боги – это чистые умы, предлагая это мнение в качестве гипотезы или представляя его как чужое, и ты утверждаешь, что демоны, будучи одушевленными, причастны уму. То, что таково мнение большинства философов, не тайна для меня, но я считаю, что я не должен скрыть от тебя то, что представляется истиной. Все подобные представления перепутаны и относятся вместо демонов к душам (ведь именно они участвуют в уме), и с богов эти представления низведены к нематериальному в акте уму, который на самом деле боги абсолютно превосходят. Так зачем приписывать им те особенности, которые им совершенно чужды? Итак, сказано достаточно, чтобы напомнить о различии (иначе это не относится к делу). Что касается твоих затруднений в этом разделении, то пусть они получат надлежащее рассмотрение, поскольку связаны с жреческим служением.

Сказав, что чистые умы непреклонны и не смешиваемы с чувственным, ты еще больше сомневаешься, стоит ли им молиться. Я же, со своей стороны, полагаю, что не следует молиться никому другому. Ведь в молитвах явственно пробуждается в нас божественное, разумное и единое, или, если хочешь так называть его, умопостигаемое. Пробудившись же, оно в высшей степени стремится к подобному и соединяется с самосовершенством. Если же тебе кажется невероятным, что бестелесное слышит голос, и что то, что мы произносим в молитвах, может нуждаться в чувстве, а именно в слухе, то, значит, ты намеренно забываешь о том, что первопричины превосходно знают и в изобилии содержат в себе все то, что подвластно им. В своей совокупности они, надо думать, вмещают в себя все множество существ. Стало быть, боги воспринимают молитвы не посредством сил или органов, – они содержат в самих себе реализацию благ, о которых просит молитва, и в особенности молитва тех, кто посредством священного богослужения обладает местом среди богов и соединен с ними. В этот момент само божественное прямо соприкасается с самим собой, и оно участвует в мыслях, заключенных в молитвах, не так, как если бы человек обратился к человеку.

Но мольбы, как ты говоришь, не подходят для того, чтобы быть обращенными к чистоте ума. Это не так. По той причине, что мы уступаем богам в силе, чистоте и во всех других отношениях, самое лучшее – это умолять их настоятельно. Сознание нашего ничтожества, возникающее, если сравнивать нас с богами, естественно заставляет нас обращаться к мольбам. От мольбы мы постепенно возвышаемся к ее адресату, благодаря тесному общению обретаем сходство с ним и, восходя от несовершенства, незаметно получаем божественное совершенство.

Если принять во внимание, как жреческие моления от самих богов возвращаются к людям, и увидеть, что они являются знамениями самих богов и понятны только богам и что в некотором роде они и сами обладают той же силой, что и боги, то разве можно по справедливости предполагать, что такая мольба доступна чувствам, а не божественна и умопостигаема? И может ли в ней присутствовать страсть, когда даже добродетельному человеку нелегко очиститься для мольбы?

Но подношения, говоришь ты, приносятся им как обладающим чувством и душой. Это так, если они составлены только телесными и составными силами или предназначены, чтобы служить только орудиями. Но поскольку подносимое причастно бестелесным образам и более простым причинам и мерам, то его уместность видна из одного этого, и если присутствует близкое или дальнее родство или сходство, то даже его достаточно для того контакта, о котором мы сейчас говорим. Нет ничего такого, что соприкасалось бы с богами даже на мгновение, в чем боги тотчас не присутствовали бы и с чем бы не соединялись. Следовательно, связь с ними, создаваемая, насколько это возможно, подношениями, осуществляется не как с существами, обладающими чувством или душой, но в соответствии с самими божественными образами, и это связь с самими богами. Таким образом, что касается также и этого разделения, то мы ответили достаточно.

16. В твоем письме к этому разделению примыкает разделение, разграничивающее богов и демонов на основании обладания телом и бестелесностью. Оно значительно более общее, чем предыдущее, и настолько далеко от того, чтобы указывать особенности их сущности, что невозможно предположить в отношении их даже каких-либо акциденций. Исходя из этого невозможно понять, являются ли они живыми существами или нет и лишены ли они жизни или вовсе не нуждаются в ней. Кроме того, нелегко догадаться и о том, каким образом произносятся сами эти имена – в совокупности или соответственно различиям. Если в совокупности, то странно, что к одному и тому же роду принадлежит бестелесное (линия, время и бог) и, с другой стороны, – демоны (огонь и вода), а если соответственно различиям, то показываешь ли ты богов более высокими, чем их знамения, когда говоришь про бестелесное? Или когда ты говоришь про тело, то кому не ясно, что речь идет скорее о земле, чем о демонах?¹⁶ Не было уточнено и то, имеют ли они тела, или ездят верхом на телах, или пользуются ими, или содержат в себе их, или являются лишь тем же, что и тело. Но, пожалуй, не нужно слишком углубляться в это противопоставление. Ведь ты не выдвигаешь его как собственное мнение и заявляешь, что это чужая точка зрения.

17. Перейдем от этой точки зрения к твоим трудностям в возражениях против следующего мнения. Как, по твоему представлению, Солнце, Луна и видимые небесные тела будут богами, если боги только бестелесны?¹⁷ Мы подтверждаем, что они не объемлются телами, они сами включают в себя тела божественными жизнями и божественными действиями. Они также не обращены к телу, но обладают телом, обращенным к божественной причине, и тело не препятствует их умственному и бестелесному совершенствованию и не создает для их совершенствования проблемы. И поэтому оно не нуждается в особом попечении, но по самой природе и по собственному побуждению сопутствует бестелесному, не испытывая нужды в самостоятельном руководстве, и целиком увлекает само себя в восхождении богов к единому.

Обратим внимание и на то, что небесное тело обладает значительным родством с бестелесной сущностью богов. В то время как она едина – оно простое, она не имеет частей – оно неделимо, она неизменна – оно точно так же не подвержено изменениям. И если кто-либо считает действия богов единообразными, то и небесное тело имеет единое круговое движение. Оно подражает также их тождественности вечным движением, которое основано на одних и тех же законах, совершается одинаково и с одной целью, по одному принципу и в одном порядке, и подражает божественной жизни своей жизнью, родственной жизни эфирных тел. Поэтому тело небесных светил не представляет смесь противоположных и различных элементов, как составлено наше тело, и душа не соединена с телом так, чтобы из двух существ стало одно, напротив – небесная жизнь богов повсюду едина и одинакова, во всем единообразна и непроизводна. Высшие в них вечно одинаково возвышаются, низшие зависят от власти высших и никогда не присваивают ее себе, и целое направлено к единому общему порядку и единому вкладу¹⁸, и все некоторым образом бестелесно и повсюду все – это боги, потому что божественный вид, который царит в них во всем, утверждает повсюду одинаковую, целую и единую сущность.

18. Итак, видимые небесные тела все являются богами и некоторым образом бестелесны. Твой следующий вопрос представляет затруднение, почему одни из них творят благо, а другие – зло. Это мнение заимствовано у составителей гороскопов, но совершенно неверно по существу. Все они являются благими и равным образом причинами блага, и, созерцая единое благо, они обращаются, как единый вид, только к красоте и благу. Но и сами подчиненные им тела обладают безграничными силами, и одни из этих сил устойчиво находятся в самих божественных телах, а другие переходят от них на природу в мире и на сам мир, упорядоченно нисходя через весь сотворенный мир и беспрепятственно достигая отдельного.

Что касается сил, пребывающих на небе в божественных телах, то никто бы не стал оспаривать, что все они одинаковы. Остается рассказать о силах, посылаемых сюда и внедряющихся в сотворенный мир. Итак, ради спасения мира они равным образом распространяются по нему и по одним законам связывают весь сотворенный мир. Они бесстрастны и неизменны, хотя нисходят к изменчивому и претерпевающему. Однако сотворенный мир многообразен и состоит из различных элементов, поэтому из-за собственной противоречивости и дробности он воспринимает то, что есть в них единого и неразличимого, с сопротивлением и не полностью, со страстью вмещает бесстрастное и вообще причастен этому по своей природе, а не по силе богов. И как возникающее участвует в живом существе соответственно становлению, а тело в бестелесном – соответственно телесности, также иногда физические и материальные тела, участвующие в сотворенном мире, причастны нематериальным, стоящим выше природы и становления, эфирным телам беспорядочно и хаотично. Поэтому неразумны те, кто приписывает умопостигаемым образам цвет, форму и поверхность на том основании, что таково причастное этим качествам, а также те, кто приписывает небесным телам испорченность на том основании, что причастное им иногда рождается дурным. Это вовсе не было бы участием, если бы его стороны не обладали неким различием. Если такое отношение включает причастное существо как бы в иную и отличную природу, то именно эта чужеродность в земных делах составляет зло и беспорядок.

Итак, причиной всякой чужеродности во вторичном оказывается сопричастность¹⁹ и смешение материального с нематериальными эманациями, а также то обстоятельство, что одно и то же по-разному дается свыше и воспринимается здесь. Так, например, эманация Крона является основополагающей, а Ареса – движущей, но в материальных вещах воспринимающая сторона, подверженная страстям и участвующая в сотворенном мире, воспринимает одну эманацию как замерзание и холодность, а другую – как чрезмерный жар. Разве пагубное и несоразмерное происходит не от того, что чужеродность, материальность и подверженность страстям воспринимающей стороны уводит ее в сторону? И поскольку материальные и земные места из-за их слабости не получают несмешанную силу и наичистейшую жизнь эфирных существ, то они переносят свое собственное пассивное состояние на первопричины. Точно так же больной человек, неспособный выносить животворящее тепло Солнца, из-за собственных страданий осмеливается лживо упрекать его в том, будто оно совершенно бесполезно для здоровья и жизни.

То же могло случиться в гармонии и слиянии мира, так что одно и то же для всего мира было бы спасительным благодаря совершенству наличествующего и того, в чем оно заключено, а для отдельного – пагубным из-за индивидуальной несоразмерности²⁰. Так же и в движении мирового круговращения отдельные круговращения сохраняют мир в целом, но одна часть может притеснять другую, что мы ясно видим в танце.

Повторюсь: состояние погибели и изменения свойственно отдельному, и не следует приписывать его всеобщим первопричинам как наличествующее в них или как снизошедшее от них к здешним вещам. Все это доказывает, что ни сами небесные боги, ни их дары не являются пагубными.

19. Ответим теперь и на такой вопрос: что связывает с бестелесными богами обладающих телом на небесах. На основании ранее сказанного ясно также и это. Если они царят в небесных сферах как бестелесные, умопостигаемые и объединенные друг с другом, то они имеют свои начала в умопостигаемом и, мысля свои собственные божественные образы, они управляют всеми небесами единым беспредельным актом. И если они, находясь в небе обособленно, направляют вечные круговращения одной только своей волей, то и сами они не смешаны с чувственным восприятием и ведут жизнь умопостигаемых богов.

Пожалуй, можно своеобразно изложить настоящий ответ еще примерно так. Как я говорю, на основе умопостигаемых божественных образцов и вокруг них возникают видимые изваяния богов²¹, и, возникнув, они целиком заключаются в богах, и образ, которым они обладают, произведенный богами, восходит к этим образцам. Оставаясь теми же под разными углами зрения, они составляют другой мировой порядок, и здешнее связано с небесным одной связью, и умопостигаемые божественные образы, имеющиеся в видимых телах богов, предшествуя им, существуют отдельно от них. А их умопостигаемые образцы, несмешанные и наднебесные, по своему вечному превосходству пребывают сами в себе, все вместе с Единым.

Итак, их общая связь в умственных действиях нерасторжима. И так происходит и в общей причастности образам, поскольку ничто не разделяет их и нет ничего между ними. Но и сама нематериальная и бестелесная сущность, не будучи отделенной ни местоположением, ни подчиненными ей предметами и не будучи разграниченной расчленением частей, немедленно собирается и срастается в тождество, а исхождение от Единого, восхождение всех существ к Единому и полная власть Единого образуют связь богов в мире с тем, что предшествует им как умопостигаемое.

Кроме того, и обращение мыслью вторичных богов к первичным, и дарование от первичных богов вторичным такой же сущности и силы укрепляет их неразделимую связь. Что же касается различных сущностей, таких как душа и тело, и чужеродных явлений, например образов, запечатленных в материи или обособленных каким-либо другим способом, то достигнутое тесное единство происходит от высших существ и отвергается в определенные периоды времени. И чем более мы поднимаемся ввысь, к тождественности первичным существам по образу и сущности, и возвышаемся от частных существ к всеобщим, тем более мы обретаем вечное единение и созерцаем его как первенствующее, властвующее и содержащее вокруг себя и в себе чужеродность и множество. Что касается богов, то их порядок заключается в единстве их всех, и первые и вторые их роды, как и то, что возникает вокруг них во множестве, все вместе составляют единое целое, и целостность в них есть единство: и начало, и середина, и конец сосуществуют сообразно самому Единому²², так что в отношении них не стоит искать, откуда у них всех появилось единство. То, чем может быть в них бытие, это то, что составляет их единство. Второстепенные боги на тех же основаниях пребывают в единстве первых богов, а первые боги предоставляет исходящее от них единство вторым, и все связаны друг с другом нерасторжимой связью²³.

Именно по этой причине совершенно бестелесные боги и образуют единство с чувственно воспринимаемыми богами, обладающими телами. Видимые боги пребывают вне тел и потому находятся в умопостигаемом, а умопостигаемые боги благодаря своему беспредельному единству включают в себя видимых богов, и те и другие держатся соответственно общему единству, одному акту и одинаково. Это отличие причины и упорядоченности богов, вот почему сверху до самого низа божественного порядка простирается то же самое всеобщее единство. Стоит ли это оспаривать? Напротив, было бы удивительно, если бы это было не так.

Теперь сказано достаточно относительно связи богов, считающихся чувственно-воспринимаемыми, с умопостигаемыми богами.

20. После этого ты вновь повторяешь те же вопросы, в качестве ответа на которые для разрешения твоих затруднений достаточно только что сказанного. Но поскольку нужно, как говорят, много раз повторять и исследовать прекрасное²⁴, то и мы не пренебрежем этими вопросами под тем предлогом, будто уже получили достаточный ответ, но, многократно обсуждая их, мы, возможно, получим таким образом некий совершенный и важный для науки результат. В самом деле, ты задаешься вопросом, что отличает демонов от видимых и невидимых богов, когда демоны невидимы, а видимые боги объединены с невидимыми. Так вот, я показываю различие видимых богов и демонов, исходя сначала именно из этого. Поскольку видимые боги объединены с умопостигаемыми богами и обладают общей с ними формой, то демоны по своей сущности очень отличаются от них и лишь едва уподобляются им посредством сходства, и поэтому демоны отделены от видимых богов. А от невидимых богов они отличаются именно этим – невидимостью. Демоны недоступны взору и всякому ощущению²⁵, а боги выше причины познания и мышления, связанного с материей, и поскольку они на этом основании непознаваемы и невидимы, то слово «невидимы» имеет применительно к ним совершенно иной смысл по сравнению с демонами. Так что же, будучи невидимыми, они стоят выше видимых богов лишь потому, что невидимы? Конечно, нет. Божественное, где бы оно ни находилось и какой бы жребий ни получало, обладает одной и той же силой и властью над всем подчиненным ему. Следовательно, даже если оно видимо, то одинаково повелевает невидимыми демонами, и даже если оно находится на земле, то царствует над воздушными демонами, ибо ни воспринимающая сторона, ни часть мира ничего не меняют во власти богов. Вся сущность богов пребывает повсюду одной и той же, неделимой и неизменной, и все низшее одинаково почитает ее в природном порядке.

Исходя из той же предпосылки, если идти дальше, то мы обнаруживаем и другое их различие. Видимые и невидимые боги охватывают в себе управление всем существующим на всем небе и во всем мире соответственно всем невидимым силам мира. Те же, кому выпало на долю демоническое господство, обладают отдельными частями мира и управляют ими, а сами имеют форму сущности и силы частично. Кроме того, они в определенной мере связаны с управляемым ими и неотделимы от него, в то время как боги, даже если и входят в тела, все же совершенно отделены от них. Следовательно, забота о теле не вредит низшим существам, которым оно служит, ибо высшие существа контролируют тело, оно обращено к ним и никак им не препятствует. Но то обстоятельство, что демоны принадлежат производящей природе и делятся в соответствии с ее функциями, обрекает их на худшую участь. В целом божественное ведет и возглавляет порядок живых существ, а демоническое выполняет служебную роль и ревностно воспринимает все указания богов, обладая свободой действий для исполнения того, о чем боги мыслят, чего желают и что предписывают. Поэтому боги избавлены от сил, склоняющихся к сотворенной природе, а демоны не вполне чисты от них. Итак, вот что мы установили по этому вопросу и полагаем, что благодаря и тому, и другому рассмотрению, как прежнему, так и настоящему, он стал более понятным.

21. А что касается того разделения, которое ты предпринимаешь, – на подверженных страстям и бесстрастных, то, пожалуй, по указанным нами ранее причинам его рассмотрение можно пропустить, ибо оно не подходит ни к одному из двух высших родов. Поэтому не стоит его опровергать, ибо это доказано на основании действий, совершенных в отношении богов как подверженных страстям. Действительно, какой священный обряд и какое происходящее по жреческим законам богослужение выполняются посредством страсти или производят удовлетворение страстей? Разве культ изначально не установлен разумно и в соответствии с предписаниями богов? Культ воспроизводит как умопостигаемый, так и небесный порядок богов. Он включает вечные меры существующего и удивительные знаки, посланные сюда демиургом и отцом всего, с помощью которых невыразимое изрекается в мистических символах, не имеющее образа хранится в образах, превышающее всякое изображение запечатлевается в изображениях, и все свершается по одной божественной причине, которая так далека от страстей, что даже разум не способен постичь ее.

Пожалуй, также и поэтому понятия уклоняются в сторону страстей. Люди, будучи неспособны познать богов рассудком, но полагая это возможным, целиком обращаются к собственным человеческим страстям и на основании своего состояния заключают о божественном. Но они вдвойне ошибаются: потому что отпадают от божественного и потому что, не достигнув его, они низводят его к человеческим страстям. Следовало все то, что равным образом совершается как в отношении богов, так и в отношении людей, например коленопреклонения, падение ниц, дарения и подношения первых плодов, не понимать одинаково в обоих случаях, но, напротив, соответственно превосходству более почитаемого рассматривать их отдельно, и одно превозносить как божественное, а другое как человеческое считать ничтожным, и исполнение одного объяснять страстью как для производящих действие, так и для тех, в отношении кого оно производится (ибо это касается людей, облеченных в плоть), а в отношении другого, совершающегося через неизменное изумление, священное состояние, интеллектуальную радость и твердое умонастроение, его исполнение особенно почитать, ибо его исполнение относят на счет богов.

Конец ознакомительного фрагмента.